ость его и друг Агигульф, сын Рагнариса, направляются.
   Дядька-раб спросил, куда это Валамир направляется с другом своим Аги-
гульфом, сыном Рагнариса. Мол, вдруг надобность  объявится  хозяина  ис-
кать, если хозяин домой не придет. Вдруг придется хозяина пьяного на се-
бе нести. Или подерется с кем-нибудь хозяин неудачно - хотя  бы  даже  с
Агигульфом, сыном Рагнариса, другом своим? Надо же ему, дядьке  верному,
знать, под каким плетнем хозяина искать нынче вечером, а  то  ведь  зима
стоит, замерзнуть можно...
   Валамир объявил, что идут они с  Агигульфом,  благородным  воином,  к
годье Винитару. Хотят поучиться у годьи Винитара мудрости и знанию.
   Дядька валамиров годью Винитара весьма чтил и часто посещал храм Бога
Единого, куда Валамир сам не захаживал и Марде ходить не велел. И  пото-
му, услыхав такую новость, только рот разинул и замолчал.
   Дядька валамиров в новую веру крестился две  зимы  назад,  по  осени,
когда хозяин его Валамир в походе был. Дядька и Валамира к тому же скло-
нить пытался, но Валамир наотрез отказался отеческих богов  оставить.  И
Марду совращать запретил.
   А тут диво дивное случилось, Валамир сам к годье Винитару направляет-
ся! Дядька сразу шелковый стал, едва под ноги стелиться не  начал.  Гре-
бень из-за пазухи вынул, волосья Валамиру расчесывать принялся.  Валамир
терпел, терпел, потом сказал "хватит" и к выходу пошел. Тогда  валамиров
раб меня по голове погладил - так расчувствовался.
   За Валамиром дядя Агигульф поднялся, следом за дядей Агигульфом и  мы
с Мардой. Марда кувшин несла и сыры.

   Когда мы к годье Винитару вошли, он на лавке сидел и  рубаху  штопал.
Дома у Винитара скудно. Вся красота, какая есть - даже  книга  -  все  в
храме. Винитару того хватает.
   Валамир руку протянул и Марду за шиворот взял. Марда вперед  вышла  и
подала годье дары - пиво и сыр. Вид у нее сразу стал испуганный и дурко-
ватый, хотя на самом деле Марда большая охотница повеселиться, под стать
хозяину своему.
   Винитар про дары строго сказал, что по  закону  Бога  Единого  сейчас
нельзя ему такое вкушать. Рассердится Бог Единый.
   Дядя Агигульф, чтобы Винитару приятное сделать, сказал, что Бог  Еди-
ный ничего не узнает. А ежели у него, Агигульфа, спросит  Бог  Единый  -
как, мол, поедал Винитар сыры или не поедал - то пусть годья Винитар  не
сомневается: он, дядя Агигульф, ни словечком о том не  обмолвится.  Мол,
когда Вотан что-то запрещает делать, то они с Валамиром так и поступают.
И все всегда обходится.
   Годья Винитар спорить не стал; просто сказал - "Нет" и  добавил  еще,
что три седмицы ему осталось такого житья. Я про это знаю, потому что  у
нас Тарасмунд следит, чтобы все соблюдалось по правилам.  Дядя  Агигульф
иногда нас с Гизульфом подкармливает то мясом, то сыром. Мы хоть и боим-
ся, что отец узнает и Богу Единому расскажет, а все равно берем.
   Через три седмицы наступит великий праздник - Пасха. Во  время  Пасхи
воскресает добрый Сын Бога Единого и разрешает  нам  пировать.  А  когда
праздновать Пасху - то годья знает. Но это всегда  бывает  незадолго  до
начала сева.
   Я люблю Пасху, потому что мать наша Гизела всегда вкусно готовит  для
пира. Она говорит, что добрый Сын радуется, когда мы сытно едим.
   Во время Пасхи мы выходим из храма и многие ищут, нет  ли  поблизости
Сына. Если он приходит на землю, то мог бы и к нам прийти. Но еще ни ра-
зу на моей памяти никто его не находил.
   Годья Винитар нам обрадовался, когда мы пришли. Рубаху надел,  достал
горшок с просяной кашей. И сели мы за стол. Дядя  Агигульф  с  Валамиром
сами все пиво выпили за разговором.
   Валамир, чтобы годье сделать приятное, велел Марде рубашку винитарову
заштопать.
   Винитар рубаху снял и Марде отдал. Марда за дело  принялась.  Валамир
ей тоже пива налил, чтобы от обиды не плакала.
   Я смотрел на годью Винитара, пока он без рубашки сидел. Хоть  и  стар
годья годами, а все же на диво могуч и ладно сложен.  Я  думаю,  он  мне
двумя пальцами шею переломить может.
   Дядя Агигульф и Валамир решили у годьи все повыспросить про тын и для
того издалека речь завели. Поговорили о том, о сем. О севе  предстоящем.
О том, что из бурга слышно.
   Валамир про злокозненность герулов сказал.  Мол,  усилили  злокознен-
ность герулы.
   Дядя Агигульф подтвердил. И до него подобное доходило.
   Стало быть, продолжал Валамир, искусно разговор к нужному руслу  под-
водя, так ли, иначе ли, а тын возводить придется.
   Опять-таки, и гепиды злокозненность усилили, заметил дядя Агигульф.
   А Валамир подтвердил. Слышал он, Валамир, что в старом  селе,  откуда
Хродомер с Рагнарисом вышли, тын подправляют.
   Марда, хозяину приятное сделать желая,  тоже  вякнула:  мол,  слыхала
она, Марда... Но Валамир ей молчать велел.
   Дядя Агигульф заметил, что старейшины в селе  исполнены  мудрости.  И
столь велика мудрость одного и мудрость другого, что не вместиться им  в
одном селе. Одна мудрость велит ставить тын на холме, где курган  Алари-
ха. Другая же мудрость, с первой несовместная, велит в  ином  месте  тын
ставить - на хродомеровом подворье.
   А вот говорят по селу, подхватил Валамир, что еще большая мудрость  в
книге у годьи Винитара заключена. (И с тем большой глоток пива  отпил  -
волновался Валамир). Будто толкует та книга о тынах с таким знанием дела
и с такой мудростью, что превосходят они знание и мудрость обоих старей-
шин.
   Годья Винитар слушал, кашу просяную ел и помалкивал. Меня он тоже ка-
шей угостил. Я при годье не решался сыра попробовать.
   И сказал наконец годья Винитар, что есть в его книге история про тын.
И продолжал кашу есть и молчать. А сам слушает: что еще Агигульф с Вала-
миром скажут?
   Дядя Агигульф решился наконец и попросил годью Винитара  историю  про
тын еще раз рассказать.
   Годья Винитар охотно историю про Нехемью повел. Только  не  по  книге
пел, а на память. Он любит, когда к нему приходят и что-нибудь спрашива-
ют из книги.
   Дядя Агигульф и Валамир слушали годью, рот приоткрыв. Так внимательно
слушали, что про пиво позабыли. И Марда иголку опустила, руки сложила  -
слушала. Я глядел на них, как они рядком сидят и с годьи глаз не сводят,
и понял вдруг, что имел в виду годья Винитар, когда говорил, будто у Бо-
га Единого не будет ни раба, ни свободного. Ничем сейчас воины  Агигульф
с Валамиром с замарашкой Мардой не разнились.
   А когда годья историю закончил, они словно проснулись ото сна. Побла-
годарили. Посидели, пиво допили. Поговорили о разном. Марда  штопку  за-
кончила. Я вторую миску каши выхлебал.
   Дядя Агигульф спросил у годьи, трудно ли  в  книге  разбирать  песнь.
Годья вздохнул и признался, что науку воинскую куда легче одолеть было.
   И опять годья Винитар понял, что дядя Агигульф куда-то клонит. И стал
ждать - что еще его спросят?
   Тогда Валамир речь завел о том сражении, где наши готы ревом рогов  и
криками воинскими обрушили вражеский тын. (Об этом рассказе  винитаровом
тоже все село толковало.) Каков тын тот был? Не был ли хлипким? Как,  на
его взгляд, достоин ли враг был тогда у готов, либо же труслив и  слабо-
силен?
   Годья Винитар отвечал, что крепок был тын и враг был силен.
   Валамир спросил тогда - а что, шрам, который у годьи на  лбу,  был  в
том сражении получен?
   Годья ухмыльнулся и от ответа ушел. Сказал вместо этого, что хотел бы
видеть Валамира с Агигульфом - коли их так Бог Единый занимает - в  хра-
ме, в числе верных. Валамир с Агигульфом тоже ловко увильнули от прямого
ответа и начали с годьей прощаться. Дела у них  были  срочные  в  другом
месте.
   А у Марды там дела, где дела у Валамира.
   И вышли мы от годьи Винитара. Сперва шли молча, а после дядя Агигульф
сказал:
   - Правду говорит дедушка Рагнарис. Был Винитар отличный воин и посей-
час воинскую науку хорошо понимает. Обидно, что жреческим делом заняться
решил.
   А Валамир сказал, что с одной просяной каши много не навоюешь.  Ослаб
духом Винитар, на пустой каше сидя. Мяса воину требуется, желательно сы-
рого. И Марду по заду хлопнул. А Марда глупо захихикала.

   ПАСХА

   Пасха - самый большой праздник у нас, тех, кто верует в Бога Единого.
Это очень важный праздник, потому что в этот день воскресает добрый  Сын
грозного Бога Единого. И у Бога Единого в этот день хорошее  настроение.
Вот почему мы радуемся.
   В этот день наша мать Гизела умыла лица мне и моим - братьям Гизульфу
и Ахме-дурачку. Она дала нам чистые одежды. Когда стемнело и на небе по-
казались звезды, мы пошли в храм Бога Единого.
   Я всегда хожу в храм с любопытством - что еще расскажет нам годья Ви-
нитар? Он иногда одно и то же рассказывает, но всякий раз  интересно.  И
хоть заранее знаешь, что будет дальше, а все равно  сердце  замирает.  У
меня всегда будто в животе щекочет, когда годья рассказывает, как пришли
женщины к пещере, где мертвый Сын Бога Единого лежал, а Сына-то и нет! А
годья помолчит, помолчит, ожидание накаляя, а после как заревет страшным
и радостным голосом: воскрес, дескать, можно и не искать его  в  пещере!
Так-то вот, люди! И еще захохочет.
   И как только годья захохочет, так в храме все тоже смеяться начинают.
Потому что тут даже Ахме-дурачку  понятно  становится:  и  вправду  ведь
воскрес, коли нет Его в пещере! В прошлом годы мы с Ахмой от  радости  в
пляс пустились и прыгать начали посреди храма. Годья нас  не  останавли-
вал. Сказал только: все бы так ликовали, как эти светлые отроки. И  уми-
лился годья, на нас глядя.
   Уже и Пасха кончилась, а Ахма-дурачок все плясать норовил в храме Бо-
га Единого. Как придет в храм, так сразу пляшет и на годью глядит в ожи-
дании. Но больше никто не умилялся, на скачки его  глядя.  И  постепенно
забыл Ахма-дурачок свои пляски.
   Годья знает все о Боге Едином. Раньше я думал, что наш годья  -  свя-
той. А брат мой Гизульф говорил, что Винитар - он просто богарь. Тогда я
пошел и спросил нашего годью Винитара, правда ли, что он  святой.  Годья
же ответил, что нет, не святой он.
   Годья мне объяснил, что он, Винитар, служит Богу Единому как слуга  -
поэтому его и называют "годья", то есть "богарь". Те же, кто творит  чу-
деса, например, воскрешают мертвых, как блаженный Гупта из соседнего се-
ления, - те святые.
   Я-то хотел попросить Винитара воскресить из мертвых вутью Арбра, что-
бы порадовать дедушку, но Винитар отказался. Сказал, нужно  ждать,  пока
Гупта сам придет. Ибо Гупта тогда придет, когда Бог Единый или  Сын  Его
Гупту приведут. А из людей никому не ведомо, когда Гупта придет.  Может,
и вовсе не придет.
   Храм Бога Единого стоит сразу за домом Агигульфа, но не  нашего  дяди
Агигульфа, а другого. Того Агигульфа, который верует в Бога Единого и  у
которого одноглазая дочь на выданье. Ее зовут Фрумо.
   Я очень хотел есть, потому что перед Пасхой нас почти не кормили. Де-
душка это одобряет. Он говорит, что воинам нужны испытания.
   Бог Единый на людей всегда немного сердит. А когда умирает добрый Сын
Бога Единого, Он особенно к людям придирается и следит, чтобы как следу-
ет люди скорбели по Сыну Его. Чтобы жили впроголодь и смеялись пореже, а
не ржали, аки кони, и не обжирались свининой. И пивом до самых  глаз  не
наливались. И драк бы не чинили, и с замарашкой валамировой по  сеновалу
не валялись. Как наш дядя Агигульф.
   Наша мать Гизела говорит, что это соблазн.
   Дядя Агигульф сует нам с Гизульфом куски, пока наша мать не  видит  и
пока Тарасмунд глядит в другую сторону. И берем мы эти куски. И едим то-
ропливо, от Бога Единого руками закрываясь. Я потом всегда  Сына  прошу,
чтобы не сердился. Я Ему объясняю, что все равно по Нему скучаю,  а  что
мясо ем - то в предвкушении радости. Ведь я  знаю,  что  Он  обязательно
воскреснет.
   А Агигульф-сосед, печаль по умершему Сыну ревностно соблюдая, хотел в
этом году ножом себе лицо изрезать, как аланы делают, по умершим родичам
скорбя. Но Винитар запретил ему так поступать. Сказал, что Сын, воскрес-
нув, огорчится, если обезображенным Агигульфа-соседа увидит. Ибо безмер-
но милосердие Сына.
   Перед Пасхой годья несколько дней все в храме чистил. Мы с  Гизульфом
и наши сестры Сванхильда с Галесвинтой ему во всем помогали.  Галесвинта
веток нарезала и в воду поставила. Теперь на этих ветках показались  зе-
леные листики.
   Когда мы пришли ночью в храм, там было очень красиво.  Горело  больше
дюжины лучин. Годья зажег также медную лампу, которой  очень  дорожил  и
редко зажигал, потому что масло дорого стоит. И плошки с  маслом  зажег.
Все переливалось в золотистом свете.
   Годья долго пел разные песни. Наша мать Гизела годье вторила. Она все
эти песни знает. Получалось очень красиво. Другие тоже подпевали им,  но
не так красиво.
   Агигульф-сосед совсем некрасиво подпевал, он сипел. И слов  почти  не
знал. Но все равно было здорово.
   Потом годья рассказывать начал про женщин, которые к пещере пошли.  Я
понял, что целый год ждал, как годья  эту  историю  рассказывать  будет.
Годья эту историю только на Пасху рассказывает. И у меня сразу защекота-
ло в животе, как всегда бывает, когда я про ту пещеру слушаю.
   И вот годья замолчал посреди истории и стал нас молчанием  томить.  И
так долго томил, что Гизульф не выдержал и крикнул:
   - А там ведь нет никого!
   И захохотал, как годья всегда в этом месте рассказа хохочет.
   Тут все зашумели, засмеялись и стали наперебой кричать:
   - А ведь нет там никого!
   И годья заревел, всех перекрикивая:
   - Точно, нет там никого!
   И позвал нас искать Сына. Он взял свой крест и устремился  к  выходу.
Мы все пошли за ним. Мы обошли вокруг храма, распевая  песни.  Сейчас  я
уже знаю, что нужно просто вокруг храма ходить - так нужно искать  Сына.
Когда Тарасмунд, наш отец, только уверовал в Бога Единого,  он  в  такую
ночь не стал вокруг храма ходить, а за село устремился. Однако годья Ви-
нитар заметил и вернуться велел. Тарасмунд не хотел возвращаться и гово-
рил годье: мол, искать так искать, а вокруг храма топтаться - что толку.
Но годья сказал, что положено вокруг храма ходить. Так Бог Единый  уста-
новил.
   Потом годья Винитар нас к трапезе позвал. Он заранее приготовил много
мяса, яиц, хлеба и молока. И даже медовуха была  у  него.  Перед  Пасхой
годья всегда сам готовит трапезу, говорит - это для того, чтобы никого в
соблазн не вводить.
   Годья Винитар очень вкусно готовит. Мы очень быстро все съели, что он
приготовил, и по домам пошли, Бога Единого славя и Доброго Сына Его.
   Дедушка, дядя Агигульф и наложница дедушки Ильдихо с нами  не  ходят.
Вот и на этот раз они спали.
   Когда мы шли домой, восходило солнце. Ахма-дурачок кричал во все гор-
ло:
   - А там ведь нет никого! И правда никого там нет!
   И хохотал, годье подражая.
   От этих криков дедушка и дядя Агигульф проснулись и  заругались.  Де-
душка все клял себя за то, что не настоял на своем и не отнес Ахму в ка-
пище.
   Иногда я думаю, что дедушка Рагнарис прав.

   На следующий день у нас в доме был пир. К нам  пришел  Валамир,  друг
дяди Агигульфа. Валамир пришел не потому, что верует в  Бога  Единого  и
радуется тому, что Сын Его воскрес, а просто потому, что был пир.
   С Валамиром пришел Одвульф. Валамир наш родич, а Одвульф родич  Вала-
мира.
   Одвульф был расстроен. Годья выгнал его из храма, потому что  Одвульф
был пьян. Одвульф объяснял годье, что пьян от радости, но годья  рассер-
дился на Одвульфа.
   Одвульф верует в Бога Единого. Одвульф очень хочет стать святым,  как
Гупта из соседнего села. Я тоже хочу, чтобы Одвульф стал святым,  потому
что тогда он сможет воскресить Арбра для дедушки.
   Пойдет Одвульф на охоту - всегда отдаст  половину  добычи  годье.  Он
очень хочет стать святым.
   Одвульф умеет петь многие из песен годьи. Отец мой Тарасмунд  и  мать
Гизела хотели послушать, как Одвульф поет на память из книги Винитара.
   Одвульф спел, как Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков  ро-
дил Иуду и братьев его.
   Тогда дедушка Рагнарис и дядя Агигульф, которые тоже были пьяны, ста-
ли петь, Одвульфа перекрикивая,  родословие  славнейшего  готского  рода
Амалов:
   "Гапт родил Хулмула, Хулмул родил Авгиса, Авгис родил Амала, Амал ро-
дил Гизарну - но не того Гизарну, что из нашего села, а другого..."
   При каждом имени они стучали кружками о стол и громко смеялись.
   Пьяный Одвульф, чье имя и означает "Бешеный Волк", обиделся  за  Бога
Единого. На Одвульфа снизошла священная ярость. С тем он бросился в бит-
ву и сильно помял дядю Агигульфа. Но тут на него насели дед мой Рагнарис
и отец мой Тарасмунд, который хоть и не одобрял агигульфовы выходки,  но
все же любил его братской любовью. Валамир же в битву вмешиваться  осте-
регался, ибо был как родичем Одвульфа, так и нашим родичем.
   Стол был опрокинут, питье разлито и два кувшина разбито.
   Дурачок Ахма стал на сторону Одвульфа в этой битве.

   На другой день мы бегали смотреть, как Одвульф винится  перед  годьей
Винитаром. Одвульф громко выл и мазал лицо грязью. Годья Винитар  сказал
Одвульфу, что никогда не быть ему святым, как Гупта. Не стать  паршивому
волку пригожей овцой.

   Отец мой Тарасмунд ругался в доме с дядей Агигульфом. Дедушка ушел  к
Хродомеру. Они разругались.
   Ильдихо оплакивала разбитые кувшины и бранила нас с Гизульфом.
   Ахма бормотал себе под нос: "А там и нет никого!" и хихикал  в  кула-
чок. На скуле у Ахмы был синяк.
   Валамир ладил нам новый стол. Дядя Агигульф  давал  Валамиру  советы.
Было интересно.

   НАШ РОДИЧ ОДВУЛЬФ

   Наш родич Одвульф невысокого роста, худощавый, волосом длинен  и  ре-
док, бороденка и того реже, усы вислые, будто мокрые. Ни в какое сравне-
ние не идет он с нашим дядей Агигульфом.  Взором  мутен  Одвульф,  будто
глаза у него оловянные, а веки красные. Мы с Гизульфом все думали -  от-
того, что в храме много плачет, но дедушка Рагнарис сказал как-то:  пом-
ню, мол, Одвульфа еще сопляком. Помню, как при капище, в  мужском  избе,
посвящение в воины получал. Так он и тогда такой же  был,  как  плотвица
снулая.
   Штаны у Одвульфа из домотканой пестряди, на тощем  заду  заплата,  из
мешка вырезанная. Бобылем живет Одвульф, без жены и без рабынь.  Одеждой
разживается у хозяек в селе, норовя наняться к ним на работу. Но Одвульф
работает плохо, потому женщины не любят его на работу нанимать, а спешат
отделаться, сунув какое-нибудь старье. Одвульф за старье благодарит име-
нем Бога Единого, а потом все-таки отслужить рвется. Тогда  ему  попроще
работу дают.
   Вот и за штаны эти отрабатывал Одвульф. Мать наша Гизела как-то подс-
лушала, как сестры наши, Сванхильда с Галесвинтой, между собой  говорят:
"Пойдем, мол, к Одвульфу на двор, на стати любоваться". Подумала  сперва
нехорошее и сама следом пошла, чтобы пресечь грех, если  зарождается.  И
увидела. Одвульф о чем-то с годьей Винитаром беседовал, а в прорехе ста-
ти его, как колокола, раскачивались. И девицы  подсматривают,  хихикают,
краснеют да отворачиваются.
   Сванхильду с Галесвинтой мать наша Гизела прогнала  и  побить  грози-
лась; Одвульфа же долго бранила за неприличие одежды его, а после  вдруг
пожалела. Больно жалостливо объяснял Одвульф, что никто  ему  работы  не
дает. Пошла Гизела к дедушке Рагнарису и сказала ему, что негоже  родичу
нашему без порток щеголять, пусть даже и дальнему.
   За портки эти Одвульф огород наш вскопал. Гизела порты ему загодя вы-
дала, чтобы прорехами своими девиц не смущал. Одвульф же рассказал в от-
вет из Писания, как Иаков подрядился к Лавану стада пасти за дочерей ла-
вановых; так Лаван тоже загодя ему дочек в жены отдал, прежде  отслужен-
ной службы. И заплакал. И мать наша Гизела от умиления прослезилась.
   Про Лавана годья в храме рассказывал, так что для нас с Гизульфом эта
история не новая, потому мы и плакать не стали. Про Лавана годья  каждый
раз рассказывает перед пахотой, когда наделы определяют.
   Словом, заплакали и Одвульф, и мать наша Гизела. Одвульф в голос зап-
лакал, громко, и