Рагнарис там ни разу не бывал.
   Я там тоже никогда еще не бывал. И никто из наших там не бывал. И  из
того села у нас не бывают. Иногда только в  бурге  встречаются,  но  без
приязни.
   В округе, кроме нашего, еще несколько готских сел есть.
   Еще дальше на полночь течет большая река. За той  рекой  другие  люди
живут, и мы о них ничего не знаем.
   Дядя Агигульф говорит, что там же те племена обитают, которые  посто-
янно между собой единоборствуют, а вместо  человечьей  речи  объясняются
рыком - столь свирепы.
   Еще дядя Агигульф рассказывает, что если там, в тех краях, в реку щит
убитого врага бросить, то щит этот к самому бургу  приплывет;  река  эта
сперва с запада на восток петляет, а потом поворачивает на юг. Откуда же
эта река начало берет, никто не искал. Дедушка Рагнарис говорит, что она
из гор вытекает. Но этих гор я не видел.
   Когда с нами еще Ульф жил, он рассказывал, что Теодобад раз  пошел  в
поход на герулов. Прошли из конца в конец всю землю герульскую и вышли к
реке. Остановились на берегу, чтобы  провести  ночь.  Утром  проснулись,
вышли к броду, чтобы переправляться на другую сторону.  И  как  нарочно:
увидели, как по реке вдруг поплыли трупы. Несло их с какого-то поля бра-
ни. Видать, давно уже несло, потому что раздулись безобразно трупы лоша-
дей и людей, так что и не поймешь, кто с кем бился.
   Поглядели на это Теодобад с дружиной, поглядели - и назад  повернули.
По всему видно, примета дурная, хуже не бывает. И даже те, кто верует  в
Бога Единого, с этим не спорили.
   Дядя Агигульф спросил тогда Ульфа: не мог он по оружию  угадать,  что
за люди убитые плыли? Ульф на это сказал, что мечи с топорами не  плава-
ют, стрелы же, которые из трупов торчали, были странные.
   Сперва эта большая река бежит быстро; у бурга она движется  помедлен-
нее. Поначалу думали, что это разные реки, но потом нашелся человек, ко-
торый прошел по всему ее берегу и сказал, что это одна и та же река.

   К бургу от нашего села дорога такая. Нужно переправиться через речку,
что возле села нашего протекает. Обогнуть  холм  с  курганом  Алариха  и
ехать прямо от речки. Сперва холмы потянутся, а вскоре  и  лес.  Хороший
лес. Через лес тропа есть нахоженная; нужно только  по  приметам  знать,
как в лес войти, а дальше не собьешься.
   Тропа выводит к старой дороге. Дорога эта сейчас заросла, но проехать
по ней можно. По дороге на полдень - как раз к бургу выйдешь.

   Если от бурга дальше идти по этой дороге, начинаются равнинные места.
По этим равнинам кочуют аланские роды. Четыре рода всего аланских по со-
седству от нас. Мы этих аланов не опасаемся и они нас не опасаются,  ибо
между нами и аланами уже не первый год вечная дружба. Аларих, отец  тео-
добадов, своими подвигами аланов почти на нет свел. Но потом, как Аларих
пал, вместо него стал Теодобад. Аланские  старейшины,  выждав  время,  в
бург приехали. Тут и дружба между ними и Теодобадом сладилась.
   Обликом аланы на нас похожи, а живут как гунны. Нет у них ни  бургов,
ни сел. Кочуют со своими стадами между нашим бургом и краями вандальски-
ми.

   Когда Рекила-вождь нас сюда привел, вандалы в этих землях уже были. И
гепиды были. И герулы были.
   Никто не знает, кто первым на эту землю сел,  но  Велемуд  говорит  -
вандалы были первыми.
   Велемуд так рассказывает: Вотан как-то раз шел по  земле  и  в  землю
копье вонзил. Из того копья вотанова дуб вырос могучий, и стало это мес-
то центром мира. Вокруг же центра мирового построилось село вандальское;
и он, Велемуд, в том селении родился.
   Велемуда послушать - все у вандалов лучше, чем у  других.  И  деревья
выше, и дома больше, и девушки иначе устроены. Мол,  девицы  вандальские
таковы, что щит их добродетели только вандальским копьем пробить  можно,
а другие об тот щит копья тупятся и ломаются.
   Услышав это, дядя Агигульф в азарт вошел. Велемуд  же  по  плечу  его
хлопнул и пригласил с собой ехать, жену из вандальского рода ему  подыс-
кать.
   Дядя Агигульф согласился, предложил для  начала  на  сестре  Велемуда
готское копье попробовать. Знал дядя Агигульф  не  понаслышке:  действи-
тельно хороши собой вандальские девицы. Не зря Ариарих из вандалок  жену
себе взял.
   Велемуд, услышав это, сперва надулся, а потом улыбкой просиял  и  вот
что Агигульфу предложил: есть у него, Велемуда,  родич;  у  того  родича
есть еще один родич; хороший, только злющий. Так у того  злющего  родича
есть дочка на выданье. Она бы Агигульфу подошла. Нравом -  вылитый  дядя
Агигульф. И на коне скакать горазда, и копье метать. У вандалов ей труд-
но мужа себе под стать найти - степенны вандалы, никто ее брать не реша-
ется...
   У дяди же Агигульфа от рассказа велемудова слюни по бороде потекли.
   А Велемуд дальше беседу вьет. И Гизульфа, мол, мы оженим,  и  положим
начало новому роду вандалоготов. Вот уж и Филимер...
   Тут дедушка Рагнарис, который при разговоре том был, взревел  раненым
быком и дядю Агигульфа послал за скотиной в хлеву убирать - мол, два дня
как не чищено.
   Велемуд после того несколько дней на Агигульфа хитро поглядывал.

   С аланами вандалы очень хорошо живут, потому что между ними много ро-
дичей, и охотно они берут в жены друг у друга дочерей.

   К югу за вандальскими землями тянутся холмы, и где-то там, за холмами
за долами, как Велемуд говаривает, есть великая река  -  Данубис.  Река,
что мимо нашего бурга течет, в Данубис впадает. Так дядя Агигульф  гово-
рит.

   А на полночь и на восход от нас тянутся земли герулов. Далеко они тя-
нутся. Широко и привольно раскинулось злокозненное и высокомерное  племя
герульское, жиром и богатством истекая. Это  те  самые  герулы,  которые
Ульфу глаз выбили. У нас нет мира с этими герулами.

   Где-то очень далеко на полдень да на закат изнемогает  от  врожденной
свирепости племя лангобардское, откуда наш Лиутпранд родом.
   У них ни с кем дружбы нет, со всеми  воюют,  кто  к  ним  ни  придет.
Только с нашей стороны к ним никто не ходит, так что с кем-то другим они
воюют. У нас про них говорят, что лангобарды страшный народ, никому обид
не прощает.
   Лангобарды - любимцы Фрейи.
   Я только одного лангобарда видел - Лиутпранда, того, что срубил голо-
ву нашему дяде Храмнезинду. Лиутпранда послушать - вовсе  не  изнемогают
лангобарды от свирепости. Напротив. Сидят, киснут, от безделья мхом  по-
росши. Лиутпранд тоже с ними сидел-сидел, а после плюнул и прочь  подал-
ся.
   Только он недолго с нами жил - ушел в поход и не вернулся. А  Ульф  и
дядя Агигульф с ним в тот поход не ходили и потому никто не мог  сказать
нам, куда делся Лиутпранд.

   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   ОЗЕРО

   РЫБАЛКА

   После того, как брат мой Гизульф на охоте взял кабана  и  съели  того
кабана и брата моего Гизульфа к Марде-замарашке водили, сильно изменился
Гизульф: высокомерен стал и от меня отдалился. А к дяде Агигульфу и  Ва-
ламиру, наоборот, - приблизился.
   Я на то дяде Агигульфу жаловался и выговаривал. Обвинить  его  хотел,
что он дружбу мою с братом порушил. Дядя же  Агигульф  вдруг  опечалился
заметно и сказал, что было и у него в мои годы  такое  огорчение,  когда
старший брат его Тарасмунд, мой отец, взял себе жену  и  от  него,  Аги-
гульфа, отошел.
   И добавил, заметно приободрясь, что зато  впоследствии  брата  своего
старшего Тарасмунда славой превзошел. Ибо сколько он, Агигульф, в походы
ходил - и сколько Тарасмунд, семьей обремененный,  ходил?  Не  сравнить!
Вон и конь в конюшне добрый стоит. А кто коня того добыл и в дом привел?
И уздечка на коне знатная, а кто ее в бою захватил? И седло богатое. Кто
седло достал для коня? Он, дядя Агигульф, добыл все это, сражаясь  неус-
танно.
   Дядя Агигульф любит про коня напоминать.
   Я возразил на то дяде Агигульфу, что зато отец мой  Тарасмунд  Багмса
добыл, а дядя Агигульф только и горазд, что в походах юбки задирать (де-
душка так говорит). Дяде Агигульфу нравится, когда ему про  то  говорят,
что он юбки задирает.
   На то дядя Агигульф ликом просветлел и  сказал,  что  настоящий  воин
всегда в походах юбки задирает. Что до багмсов всяких, то тут всему  ви-
ною агигульфова священная ярость: рвет он багмсов на  части,  удержаться
не может. Оттого и не привел ни одного.
   А наложниц и рабынь всяких он нарочно не берет. Нечего дом наш  рабы-
нями засорять. С нас дедушкиной наложницы хватит, Ильдихо.
   Агигульф недолюбливает Ильдихо. А что ее любить? Наложница, а держит-
ся хозяйкой. Все потому, что дедушкина.

   После того, как дядя Агигульф видел на озере чужих, а никто больше не
видел, ни один человек, кроме моего брата Гизульфа, Агигульфу верить  не
стал.
   Дядя Агигульф из-за этого со всеми дрался.
   В последний раз дядя Агигульф дрался на хродомеровом подворье, с  Оп-
тилой, сыном Хродомера. Правоту свою доказывал.
   Пока дрались, к нам от Хродомера Скадус-раб прибежал и закричал,  что
дядя Агигульф хлев там проломил. Дедушка Рагнарис пошел туда и дядю Аги-
гульфа домой палкой пригнал.
   После и сам Хродомер к нам явился и требовал, чтобы дядя  Агигульф  у
него хлев восстановил. Развалил, мол, хлев своей глупой дракой.
   Дедушка Рагнарис заставил дядю Агигульфа Хродомеру хлев восстановить,
а заодно и наш починить ему велел. Брат мой Гизульф жалел дядю Агигульфа
и помогал ему. Еще шушукались они о чем-то в сумерках, а мне не  говори-
ли.
   Я обо всем потом узнал. Они хотели на озеро  вдвоем  идти  и  словить
этих чужих, чтобы все село устыдить. Я думаю, дядя Агигульф  хотел  всех
чужих порвать, только одного привести, а Гизульфа с  собой  брал,  чтобы
духов озерных отгонять, дабы они благодушие на дядю Агигульфа  опять  не
напустили.
   Хотели и Валамира с собой взять, но больно уж крепко дядя Агигульф  с
Валамиром в последний раз подрался. Рано,  мол,  еще  к  Валамиру  идти,
пусть у того сперва синяки с лица создут. Да и на дядю  Агигульфа  в  те
дни любо-дорого было смотреть: Валамир ему  так  нос  расквасил,  свеклу
вместо носа сделал. Да еще палка дедова везде погуляла.
   Первые дни после того дядя Агигульф ярился, кричал,  что  всему  селу
красного петуха пустит и к велемудовым вандалам уйдет,  но  потом  душой
отошел. И с Гизульфом шептаться про то стал, что на озеро они тайно пой-
дут. Я однажды подслушал, как они шепчутся.
   Я не хотел, чтобы они на озеро шли. Я боялся, что они привадят  чужих
к нам, покажут им дорогу в наше село. Но еще пуще чужих  боялся  дедушку
Рагнариса, который настрого запретил на озеро ходить.  Страшен  в  гневе
дядя Агигульф, но куда страшнее гнев дедушки Рагнариса,  ибо  Арбр-вутья
за ним стоит и Аларих-курганный, а с ними встречаться никому не  пожела-
ешь.
   Три дня прошло, как шептались дядя Агигульф с Гизульфом; я же глаз  с
них не спускал, ибо не хотел допустить, чтобы на озеро  они  пошли.  Ги-
зульф ночевал рядом со мной, поэтому не мог ночью уйти без того, чтобы я
про то не узнал.
   На четвертую ночь перед рассветом я проснулся, будто подбросило меня.
Хвать - нет рядом Гизульфа. Мы тогда на  сеновале  спали.  Спустился  на
двор, никого не увидел.
   Вдруг кто-то сзади подкрался ко мне, схватил и рот мне  зажал.  Я  от
страха обмер и подумал, что это враги к нам на двор незаметно вошли, от-
биваться начал и мычать, ибо громко завопить не мог.
   Потом перед собой вдруг Гизульфа увидел, брата моего. Брат мой глядел
на меня и подло улыбался. Тогда я понял, что это дядя Агигульф меня дер-
жит. Тут он меня отпустил, наказав только не кричать, и по шее  дал  для
убедительности.
   Но Гизульф сказал, что я непременно пойду и старшим на них  нажалуюсь
и что обезопасить себя от такой беды одним способом можно: взяв  меня  с
собой. Тогда я-де с ними одной виной повязан буду и не стану  язык  свой
распускать. А дядя Агигульф добавил, что ежели стану, то они с Гизульфом
меня конями размечет. Но я не поверил, потому  что  у  нас  только  один
конь, тот самый, про которого дядя Агигульф вспоминать любит. И над  ко-
нем этим дядя трясется.
   Так и вышло, что мы втроем на озеро пошли. Впереди дядя Агигульф  вы-
шагивал, острогу на плече несет. Вторым меня пустили, чтобы не сбежал  и
дедушке Рагнарису про поход этот не донес. (Брат мой  предлагал  связать
меня, но дядя Агигульф сказал: не надо.)  Сзади  Гизульф  шел,  за  мной
приглядывал.
   Я все думал, что так из плена Ульфа вели, когда наш Ульф первый раз в
рабство угодил, к герулам: впереди враг, позади враг,  между  ними  дядя
Ульф плетется и глаз у него вышибли.
   Гизульф с рогатиной шел; дядя Агигульф ему свою дал. Сам же дядя Аги-
гульф топориком своим "Пью-Кровь" вооружился. А я безоружный.
   Так и шли. Солнце только-только вставало, в селе  еще  спали.  Только
Од-пастух из своей хижины выходил, чтобы идти по  дворам  скотину  соби-
рать. Агигульф ему кулаком погрозил и палец к губам приложил  и  Гизульф
тоже ему кулаком погрозил, а я только улыбнулся прежалостно.
   Поднявшись на Долгую Гряду, дядя Агигульф нарочито крюк сделал и под-
вел нас к кабаньему черепу на шесте. От того самого  кабана  был  череп,
какого Гизульф завалил, жизнь дяде Агигульфу спасая.  Поглядел,  повзды-
хал, огладил череп, клык попробовал пальцем, забормотал под нос:  "Умру,
мол, геройски и кроваво, как-то без меня жить будете, огольцы..."
   После вниз с холма побрел, а мы за ним.
   Когда село за Долгой Грядой скрылось, а солнце уже встало, дядя  Аги-
гульф пришел в хорошее настроение и песню горланить стал. И Гизульф тоже
горланить стал. И так им было хорошо и весело, что я позавидовал и  тоже
хотел было с ними песню эту горланить, как вдруг вспомнил, что я - плен-
ник их и глаз у меня выбит, как у Ульфа; еще больше  закручинился  и  не
стал с ними петь.
   Я даже прикрыл один глаз, пока Агигульф, обернувшись, это не увидел и
не хмыкнул гнусно (на другой день у меня этот глаз действительно заплыл,
но об этом рассказ впереди).
   Мы шли и шли себе лугами да балками, переходили низинки, от незабудок
синие. Так и до дубовой рощи дошли. За дубовой рощей Сырой Лог, где  Ги-
зульф своего кабана завалил. Но мы в сторону взяли и рощу  только  краем
прошли, а к Сырому Логу спускаться не стали.
   Тут дядя Агигульф от пения охрип и сиплым голосом поучать  нас  стал,
как к озеру ловчее выходить. Потому как к озеру подходы почти везде  за-
болочены, однако ж пара тропок есть. Одну тропку он, дядя Агигульф,  как
свои пять пальцев знает.
   Тут в чем вся хитрость? Дуб один надо найти, который немного в сторо-
не от рощи растет. Будто выбежал он из рощи на открытое место и там  его
молния настигла и пополам расколола. Если, не выходя из  рощи,  к  этому
дубу лицом встать, то тропка как раз будет видна в высокой траве. Вот по
этой тропинке и надо идти.
   Пока идешь, почти гибель от мошкары примешь, но надлежит это  претер-
петь. Зато прямо к озеру выйдешь как раз в том месте, где берег сухой  и
в воду небольшим мысом входит. На этом-то мыске в свое время  и  отыска-
лись портки того пропавшего раба-меза.
   Трава тут в человеческий рост растет и не одна только мошкара  в  той
траве таиться может, прибавил дядя Агигульф значительно.  В  траве  этой
всякое таиться может. И потому надлежит идти с оглядкой, смотреть и слу-
шать.
   При этих словах Гизульф взял рогатину наперевес, а я крепко пожалел о
том, что я безоружен. И надеяться мне не на кого. Ибо не могу же я наде-
яться на человека, который родного брата, точно пленника, куда-то против
его воли тащит?
   А еще, добавил дядя Агигульф, под ноги смотреть надобно. Ибо змей тут
видимо-невидимо, а на озере и того больше, одна другой ядовитее.
   С тем и пошли.
   Хоть и напугало меня напутствие дядино (Гизульфа, думаю, оно тоже на-
пугало), однако ж добрались до  мыска  без  приключений.  Из  всех  змей
только ужа один раз видели, да и то когда к озеру уже подходили. Лягушек
прорва была, это да.
   Я про лягушек дяде Агигульфу сказал; он же ответствовал, не  оборачи-
ваясь, что поговаривали, будто в озере царь-лягушка живет о  трех  голо-
вах, размером с быка; она-то, мол, раба-меза и сгубила, из портков  того
выдернув и одним махом заглотив. По его, дяди Агигульфа, мнению,  именно
так все оно и было.
   Я над его словами призадумался, умолк и острословить более не  решал-
ся. А Гизульф только крепче за  рогатину  ухватился  и  лицом  решителен
стал. Видел я, про что он думает, будто вслух мне Гизульф  сказал:  мол,
кабана завалил - теперь бы еще царя-лягушку завалить и на двор к дедушке
Рагнарису притащить, то-то была бы потеха!
   Я, правда, сомневался насчет потехи. На что дедушке Рагнарису громад-
ная дохлая лягушка? Не есть же ее он станет! Нам ее еще и убирать потом.
   Я спросил еще дядю Агигульфа, какого цвета царь-лягушка - не  зеленая
ли? Он же отвечал, что бурая и от нее, кроме  всего  прочего,  бородавки
бывают.
   Я возразил, правда, что от всех лягушек бородавки бывают.
   Он за волосы меня схватил и прошипел, чтобы я язык не распускал,  ибо
места здесь глухие. Мол, у озера он, дядя Агигульф, нам и дедушка Рагна-
рис, и военный вождь Теодобад и сам Доннар-молотобоец и чтобы мы делали,
что он нам велит, а не мололи языками, точно Ильдихо у котлов, когда еду
готовит.
   Мы были уже почти у самой воды и готовились ступить на тот самый мыс,
как вдруг дядя Агигульф страшное лицо сделал и знак нам подал, чтобы на-
зад подались. После наклонился и что-то потащил  из  камыша,  длинное  и
темное, похожее на труп человека с руками, закинутыми за голову.
   Мы с Гизульфом так и обмерли. Но тут разглядели: не труп это  был,  а
лодка-долбленка, от времени черная.
   Я подумал: не может же быть, чтобы дядя Агигульф, таясь, в лесу сидел
и ее месяцами ладил. Не похоже это на нашего дядю Агигульфа. И из  битвы
он ее принести никак не мог. Лодка - не то добро, которое захватывают  в
походах. Не на себе же он ее, в самом деле, из дальних краев приволок?
   Но спрашивать дядю Агигульфа я не решался, ибо про  себя  решил,  что
лодка краденая, а уличать дядю Агигульфа в краже мне по многим  причинам
не хотелось. Хотя бы и у чужих он ее  украл,  что  вообще-то  доблестный
поступок.
   Гизульф смелее меня оказался и дядю спросить отважился, откуда,  мол,
лодка эта?
   Дядя Агигульф сказал, что лодка всегда в камышах была, в точности  на
этом месте. Еще до рождения Гизульфа она в камышах была, чтобы все  наши
ею пользовались. Еще до того, как наше село в  этих  краях  воздвиглось,
она в тех камышах была.
   Неведомо, стало быть, дяде Агигульфу, чья эта лодка  и  почему  здесь
лежит. Лежит и ладно.
   Я тоже в раздумья вдаваться не стал. Гизульф же ухмыльнулся и, к дяде
Агигульфу подольститься желая, заметил, что, небось, лодку-то гепиды ла-
дили. Вон какая основательная лодка. И коли гепиды, от Скандзы  приплыв,
корабль свой дальше на руках по суше несли, то отчего бы им и лодку сюда
не принести? Принесли, спрятали и позабыли, где, по тугоумию своему. Ге-
пиды, одно слово.
   Дядя Агигульф велел Гизульфу, чтобы рогатину мне передал. Мол, они  с
Гизульфом лодку понесут к воде, а я с рогатиной сторожить должен - вдруг
на мыске чужой окажется?
   На мыске чужих не оказалось.
   Спустили лодку на воду. Дядя Агигульф сказал, что лодку  держать  бу-
дет, а нам велел садиться.
   Когда мы с братом в лодку сели, она закачалась. Я выпустил рогатину и
схватился за борта. Я сильно испугался, что лодка перевернется и мы уто-
нем, потому что плавать не умеем. Дядя Агигульф в воду по  грудь  вошел,
поймал рогатину и меня древком по спине вытянул, совсем как дедушка Раг-
нарис его самого, бывало: нечего оружие бросать. Затем он и сам в  лодку
вскочил, ловко, как кот лесной - вот, мол, как надо!
   Весло было одно. Весло в другом месте схоронено было. Его  дядя  Аги-
гульф самолично у нас на дворе делал, я видел и узнал.
   Дядя Агигульф и греб. Я все хотел в воду заглянуть, чтобы увидеть, не
шевелится ли под водой царь-лягушка, но ничего  такого  не  видел.  Дядя
Агигульф мне велел не вертеться, потому что