ьф, за больное место его задели. Нет,  сказал  честно,
воин тот Агигульф, хоть и славен и доблестен, но в вере своей  заблужда-
ется и поклоняется идолищам.
   Тут один из сыновей Сигизвульта (Одвульфу он сразу  не  понравился  -
рожа лисья и говорит вкрадчиво да с подковыркой) сказал: не Гупту ли на-
шего часом этот Агигульф прибил? Гупта-то наш рыжий - и шастает  где  ни
попадя. Мог и в камышах у вас сидеть. Кто ведает, что блаженному  на  ум
взбредет.
   Остальные стали кричать на этого сына Сигизвульта: что ты  несешь?  У
гепидов, мол, наш Гупта. Сами же его туда и провожали.  Твердил  блажен-
ный, что Слово Божье гепидам понес. Воистину, блаженный. Ей-ей,  блажен-
ный. Это же надо, к гепидам пойти со Словом Божьим! Теперь не ранее, чем
через год, вернется, быстрее не втолкует. Благую Весть гепидские  головы
в месяц не пережуют.
   Тут Одвульф переживать стал. Как это - нет в селе Гупты? Как  же  без
Гупты? Он ради Гупты, можно сказать, и вызвался в село то идти.
   На то зятья и сыновья Сигизвульта заухмылялись гнусно - Сигизвульт им
в том препон не ставил - и сказали: вот так-то, без Гупты.
   Тогда Одвульф потребовал: пусть тинг соберут. Сигизвульт отвечал, что
он, Сигизвульт, не против и поговорит со старейшинами, чтобы тинг собра-
ли. Но хочет еще раз от родича своего Одвульфа услышать: как он объяснит
людям, почему их от трудов оторвали, ради какого дела на  тинг  собрали?
Ужели забыл достопочтенный Одвульф, что время страды близится. И кстати,
велико ли хозяйство у славного воина Одвульфа?
   Удивился Одвульф. Разве он только что Сигизвульту все это не  растол-
ковал? Ну, коли все у них в селе такие непонятливые, еще  раз  повторит:
есть у нас воин, Агигульф. Пошел он как-то раз с мальцами рыбу ловить...

   Тут Одвульф рассказ свой оборвал. Посмотрел сперва на Хродомера,  по-
том на Рагнариса. Синяк свой потрогал. Рагнарис и спросил его, презрения
не скрывая: что, сразу тебе синяк этот поставили? Одвульф ответил  нехо-
тя, что синяк ему поставили не сразу. Добавил, что зятья  у  Сигизвульта
какие-то бешеные, не пожалел Сигизвульт дочерей своих,  когда  замуж  их
выдавал. Небось, в кровопотеках все ходят и с волосьями вырванными.

   Сигизвульт заявил, что тинг собирать не будут. Трудно будет  Одвульфу
объяснить людям, почему он, Одвульф, в самый канун страды по округе шля-
ется. За скамара же примут. Нечего его, Сигизвульта, родством таким  пе-
ред всем селом позорить. Так что лучше ему, Одвульфу,  сейчас  пойти  на
сеновал спать, а наутро Сигизвульт его к старейшинам отведет.
   Наутро отвел Сигизвульт Одвульфа к старейшинам.

   Дедушка Рагнарис перебил рассказ Одвульфа и спросил, как старейшин  в
том селе зовут. Одвульф ответил: самого старого зовут Валия - седой  как
лунь. А второго - Бракила.
   И опять переглянулись дедушка Рагнарис и Хродомер. Знакомы  им  были,
видать, эти Валия с Бракилой.

   Сигизвульт старейшинам сказал, отводя глаза, будто украл что-то: дес-
кать, родич к нему из ТОГО села приехал. Про  этого  родича  он,  Сигиз-
вульт, прежде никогда не слыхивал, но сочлись родством и вышло так,  что
действительно они родня. Потому ночевал Одвульф  под  его,  Сигизвульта,
кровом, а теперь с новостью своей к старейшинам пришел.
   Одвульф с того начал, что меч чужака старейшинам показал.
   Тут наши старейшины, Хродомер и Рагнарис,  вздохнули  с  облегчением.
Хродомер спросил Одвульфа: сам, мол, додумался с меча разговор начинать?
Одвульф ответил: нет, это Сигизвульт присоветовал.
   Рагнарис тогда сказал Хродомеру:
   - Помню этого Сигизвульта, смышленый был сопляк. Ничего  удивительно-
го, что в доброго мужа вырос. И отец его, Мунд, глупцом не был.
   Услышав имя Мунда, Хродомер закивал. Помнил он Мунда.  А  Сигизвульта
не помнил, он еще до рождения Сигизвульта из села того ушел.
   И рявкнул на Одвульфа: ну, что замолчал? Рассказывай!
   Одвульф продолжал.
   Поглядели старейшины на меч и спросили, где добыл  диковину.  Бракила
же добавил, что у сына его Арбра такой меч был. Дескать,  у  герульского
богатыря Оггара взял, а где Оггар его добыл - то ныне неведомо. И  спро-
сить Арбра нельзя, потому как умер Арбр много лет назад.
   Дедушка Рагнарис тут уронил тяжко:
   - Еще как умер.
   Я так и обмер: неужто про того самого Арбра речь ведут?
   Но больше об Арбре речи не было, а снова вернулись  к  мечу.  Одвульф
старейшинам того села рассказал всю историю. Старейшины слушали его вни-
мательно. Бракила только переспросил, чей сын этот Агигульф, который чу-
жака убил, а после того, как Одвульф ответил: Рагнариса, невзлюбил сразу
и Агигульфа, и Одвульфа.
   Ничего, правда, не сказал, но по всему видно было,  что  не  люб  ему
посланник.
   Тут Одвульф потупился и  сказал  Хродомеру  и  Рагнарису,  что  потом
только понял, за что так невзлюбил его Бракила.
   Хродомер с Рагнарисом долго молчали. А после Рагнарис как заревет:
   - Ты что, мол, сучья кость, эту историю и старейшинам так же  расска-
зывал, как Сигизвульту?
   Одвульф подтвердил: да, слово в слово.
   Хродомер только рукой махнул. Сказал Одвульфу:
   - Опозорил ты нас перед Валией и Бракилой.
   Одвульф удивился и сказал Хродомеру:
   - Сигизвульт мне то же самое говорил.
   Дедушка Рагнарис по столу хлопнул и велел кратко говорить: какой  от-
вет тамошние старейшины дали.
   Одвульф отвечал, что старейшины того села так велели передать старей-
шинам нашего села: никогда, мол, толку не было ни от  Хродомера,  ни  от
Рагнариса; так чего ждать от села, где их старейшинами посадили? Если уж
Хродомер с Рагнарисом там за лучших и мудрейших почитаются, то что гово-
рить об остальных? Рагнарис в кости проиграл младшую сестру, в последний
только момент узнали и еле спасли от позора.
   Хродомер же только и горазд был, что отцовских служанок портить,  уб-
людков им делать. И каких сынов они воспитать могли, коли их самих  отцы
из дома за недостойное поведение выгнали?
   Валия же добавил: таких вот и воспитали: один, славный воин, в  камы-
шах людей безвинных истребляет и грабит; другой же, славнейший, за долги
в рабстве мыкается...

   Мы с Гизульфом поняли: ежели сейчас дедушка Рагнарис вспомнит, что мы
все это слушаем, - непременно изгонит. И тогда уж не выведать  нам,  как
там дальше у Одвульфа сложилось. Потому  сделались  как  бы  невидимыми,
точно две мыши. Я даже старался пореже дышать.
   Но, по счастью, дедушке Рагнарису с Хродомером не до  нас  было,  ибо
набросился вдруг дедушка Рагнарис на Одвульфа. Я подивился: сколько силы
в дедушке! Так стремительно кинулся, что и не успели заметить,  как  Од-
вульф уже посинел и глаза у него выкатываются из орбит.
   Хродомер и брат мой Гизульф с трудом дедушку от Одвульфа оторвали, не
то убил бы. Одвульф на полу скорчился, за горло обеими руками  держится,
хрипит и слезы роняет. Больно ему.
   Дедушка Рагнарис заревел на весь дом, чтобы Ильдихо пришла  и  молока
принесла с собой - гостя напоить. Ильдихо кринку принесла,  по  сторонам
поглядела.
   - Где гостюшка-то? - спросила.
   Дедушка на Одвульфа показал (Одвульф у его ног корячился): вот.
   Ильдихо молоко на пол возле лица одвульфова поставила и ушла, в мужс-
кую ссору не вмешиваясь.
   Одвульф молоко выпил, долго плевался, кашлял, хрипел, горло тер. Пос-
ле сел и рассказ свой продолжил. Сказал, что недаром  имя  его  означает
"Бешеный Волк". Не успокоился он на том, что старейшины те, Валия с Бра-
килой, высмеяли его и к вести не прислушались. Стал по всему селу правды
искать.
   Ни одного двора не пропустил. Везде историю свою рассказывал. Дети за
ним по всему селу бегали, бабы кормили. В этом селе к блаженным  привык-
ли, потому что у них Гупта есть, а теперь, когда Гупта к  гепидам  ушел,
скучали. В том селе даже дума шла, будто Гупта Одвульфа нарочно прислал,
чтобы не очень по нему, Гупте, скучали.
   Но и так не сыскать ему было  правды.  Слушать-то  его  слушали,  меч
рассматривали, но рассказу не верили, больше потешались.
   Тогда Одвульф на хитрость решился. Вызнав у  змеев  ядовитых,  сигиз-
вультовых зятьев да сынов, все о нраве воина Хиндасвинта, к нему  напра-
вился. Могуч воин Хиндасвинт, волосом буйно зарос. Меж бородой и  косма-
ми, из-под низкого лба, злобно маленькие глазки сверкают,  будто  кровью
налитые. Взыскует воин Хиндасвинт благодати Бога Единого и  Его  Доброго
Сына.
   В том селе Гупта лишь одного Хиндасвинта в правоте своей убедил. Ник-
то больше Сына Доброго не любит. Один только Хиндасвинт Его  любит  и  в
каждом слове, к себе обращенном, обиду увидеть норовит - себе и  Доброму
Сыну.
   Тяжела рука у воина Хиндасвинта. В селе  его  побаиваются,  но  чтут.
Крепко рукой этой хозяйство свое держит.
   Крут нравом Хиндасвинт, но отходчив. Свиреп  Хиндасвинт,  но  сердцем
жалостлив и часто слезами умиления бороду увлажняет, на иную малую тварь
заглядевшись.
   Добр Хиндасвинт.
   К нему-то и воззвал Одвульф. Сулил, что похлопочет у Доброго Сына  за
Хиндасвинта. Мол, ведомы ему, Одвульфу, подходы к Доброму Сыну. И с охо-
той замолвит слово Одвульф Хиндасвинту перед Добрым Сыном, если  Хиндас-
винт сейчас замолвит слово за Одвульфа перед старейшинами.
   И рассказывал, Хиндасвинта распаляя, как поношениях, которые  претер-
пел от звероподобной родни учтивого Сигизвульта.
   И слушал его Хиндасвинт, яростью наливаясь.
   Так добился Одвульф своего. Началась в том селе распря между  могучим
Хиндасвинтом и старейшинами, которые в Бога Единого не веровали. И может
быть, собрали бы в том селе тинг, как Одвульф требовал, если бы  не  Си-
гизвульт.
   Считал Сигизвульт, что родич позорит его. И старейшины, Валия с  Бра-
килой, его подзуживали: позорит, мол, родич тебя, позорит.  Учтивый  Си-
гизвульт не своими руками с ним  расправился,  он  псов  своих  бешеных,
зятьев, с цепи спустил.
   Шел Одвульф с одного двора, где учил (он, кроме  рассказа  о  чужаке,
еще Слову Божьему учить  взялся),  и,  задумавшись,  за  околицу  вышел.
Тут-то и подстерегли его зятья сигизвультовы: накостыляли и прочь от се-
ла погнали. Ибо нет гостеприимства за околицей. Гнали, как гончие зайца.
Всего оборвали. Но "Одвульф" недаром "Бешеный Волк" означает; он без боя
не ушел. И уходя пригрозил, что отомстят за него родичи.
   Тут Хродомер насчет одежды, волнуясь, говорить начал. Как же так, Од-
вульф? Когда одежу справную тебе давали, уговор был, при всех  скреплен-
ный: вернешь в целости и сохранности, ибо не в дар тебе дана, а для  то-
го, чтоб наше село в том селе уважали.
   Ты же всю одежу об зятьев сигизвультовых изорвал и тем бесстыдно пох-
валяешься.
   И все больше распалялся Хродомер. Одежа-то была с Оптилы, лучшая.  Не
хотел Оптила давать, как в воду глядел, да  настоял  он,  Хродомер,  ибо
честь села блюл. Как же теперь он, Хродомер, в глаза сыну своему,  Опти-
ле, посмотрит? Оптила эту одежу потом и  кровью  добывал,  жизнью  своей
рискуя.
   И стенал Хродомер: нагим оставил ты, Одвульф, сына моего, Оптилу! Как
в поход пойдет мой сын, мой воин? А что будет с  ним,  когда  надвинутся
холода? Как нагой встретит зиму? Не дотянет до весны. Ужель не жаль тебе
Оптилу, сына моего?
   Оптила тут же стоял и кивал согласно словам отца своего.
   И плакал Одвульф, и жаль ему было Оптилу. И каялся Одвульф. В рабство
готов был к Оптиле идти за порванную одежу. Отработать долг свой.
   Тут Хродомер быстро смягчился сердцем и споро определил,  что  именно
должен сделать Одвульф у него, Хродомера, на подворье, дабы обездоленно-
го Оптилу от лютой смерти избавить.
   Тут дедушка Рагнарис, вспомнив, про меч кривой спросил с подозрением.
Агигульф, сын его младший, скоро вернется,  нужно  меч  ему  возвратить.
Агигульф непременно про меч спросит, не забывает  такие  вещи  Агигульф.
Неужто и рагнарисова сына обездолил бесстыжий Одвульф?..
   Брат мой Гизульф напрягся: он тоже на этот меч зарился.
   Одвульф же сказал, что меч утратил в бою. Зятья сигизовультовы, звери
в облике человеческом, с  сердцами,  обросшими  шерстью,  меч  отобрали,
пользуясь его беспомощным положением. Ибо не к кому было воззвать в селе
том, злом и враждебном.
   Тут дедушка Рагнарис сперва запричитал  складно,  горькую  долю  Аги-
гульфову оплакивая, ибо жизнь свою оборонить Агигульфу отныне  нечем.  А
потом вдруг страшно рявкнул, чтобы Одвульф вон убирался и хотя бы седми-
цу ему, дедушке Рагнарису, на глаза не показывался.
   А что до кривого меча, то пусть он, Одвульф, сам  Агигульфу  все  это
рассказывает.
   Заплакал тогда Одвульф и прочь побрел, голову свесив. К годье.

   ВОЗВРАЩЕНИЕ ГИЗАРНЫ ИЗ КАПИЩА

   После того, как Одвульф воротился, три дня минуло -  никто  не  ехал.
Дедушка Рагнарис очень ждал дядю Агигульфа, но того все не было. Дед ни-
чего не говорил, только кричал на всех больше прежнего, сына своего Аги-
гульфа заглазно руганью осыпал и меня побил ни за что.
   К полудню четвертого дня Гизарна приехал. Грязью был забрызган и конь
под ним чужой, в мыле весь. Не приехал даже - будто алан, ворвался. Мимо
дома своего проскакал, как мимо чужого, и - прямо к  Хродомеру  на  под-
ворье. Ему вслед кричали: что, мол,  стряслось?  А  он  как  не  слышит.
Только куры из-под копыт разлетаются.
   Уже на подворье хродомеровом коня под  уздцы  схватили.  Гизарна  как
слепой смотрит. Хродомер вышел.
   Гизарна сказал, что беда случилась. Хродомер на то отвечал  спокойно,
что и без того видит, что беда случилась. Велел Гизарне молока поднести,
а пока отдыхает Гизарна, послать за Рагнарисом и другими.
   Дедушка Рагнарис как услышал, что Гизарна весь  грязный  примчался  и
худые вести привез, так и закричал с торжеством: так, мол, и  знал,  что
беда по округе ходит! И отцу нашему Тарасмунду сказал: со мной пойдешь.
   Тарасмунд же отвечал, что ему безразлично, что жрецы языческие  гово-
рят. Ежели идолище деревянное что и наболтало жрецам своим, то ему,  Та-
расмунду, до этого дела нет, ибо он Богу Единому поклоняется.
   На это дедушка Рагнарис сказал, что когда жена его Мидьо Тарасмунда в
чреве своем носила, ее Хродомер сильно напугал. И не хотел - а  напугал.
Медовухи упившись и в веселое расположение придя, зашел на двор к  другу
своему Рагнарису и заорал непотребным голосом. Видать то происшествие не
прошло без последствий. Как послушает рассуждений сына своего  старшего,
так нет-нет, да вспомнит ту историю.
   Отец наш Тарасмунд, обычно всегда спокойный, в тот день с утра  не  в
духе был. Как услышал те слова дедушки Рагнариса, так внезапно озлился.
   - Коли я тебе так нехорош, - сказал он голосом опасным и тихим, - ко-
ли я последыш того испуга матери моей, так что же столь ее,  несчастную,
обаяло, когда она Агигульфа, любимчика твоего, носила?  Птицы,  что  ли,
небесные, что не сеют не жнут, а всякий день сыты бывают?
   На то дедушка Рагнарис отрезал:
   - Хотя бы и так!
   И вышел из дома, палкой стуча. Со двора гизульфов визг донесся -  де-
душка, видать, попутно огрел.
   Отец наш только плечами пожал, но ничего не сказал.
   Прошло время, и тут Скадус-раб от Хродомера прибежал, отца нашего зо-
вет. Кличут, мол, тебя старейшины, Тарасмунд.
   Отец наш говорит:
   - Не пойду. Не о чем мне с идолищами толковать.
   Ушел Скадус. Отец наш насупился, мы к нему даже  подступаться  опаса-
лись. Редко он таким бывает.
   Одвульф к нам заявился. Сказал:
   - У Хродомера на подворье сейчас крик большой стоит, ибо вести Гизар-
на привез нехорошие. Тебя прийти просят. Не об  идолищах  толкуют,  а  о
вражеском нападении.
   Тарасмунд еще больше брови хмурит.
   - О каком еще нападении? Архангел Михаил, что ли, капище сокрушил?
   На то Одвульф сказал:
   - Рать ли небесная, враги ли наши, только от капища уголья одни оста-
лись.
   Тарасмунд спросил Одвульфа, пристало ли о капище языческом столь  ра-
деть?
   У нас в селе Одвульфу не вдруг поверят. Много сочиняет Бешеный  Волк,
в святые рвется. Вот и отец наш Тарасмунд верить ему не спешил.
   Одвульф тогда передал, что у Хродомера говорили. Мол, ты,  Тарасмунд,
местность вокруг капища хорошо знаешь - тебя же в воины там посвящали. И
голова у тебя ясная, так что совет твой был бы очень кстати.
   Тарасмунд спросил, кто так говорит. Одвульф сказал:  так  отец  твой,
Рагнарис, говорит и Хродомер с ним согласен.
   Тарасмунд больше ни слова не сказал, а встал и за Одвульфом пошел. Мы
с братом Гизульфом тоже пошли. Поняли: что-то нешуточное случилось. Отец
же нас гнать от себя не стал. Так вчетвером на  хродомерово  подворье  и
пришли.
   Гизарна же отцу нашему рассказ повторил. Как приехал в капище, так  и
обмер. Поначалу даже глазам верить не хотел. По лесу паленым тянуло.  От
пожарища горький запах долго держится. Наш  дядя  Агигульф,  который  не
один дом в своей жизни спалил, говорит: беда так пахнет.
   Дом, где жрец жил, сожженный был. Идолы, кроме Вотана (самого большо-
го), на дом повалены и обуглены. Вокруг Вотана головешки валяются - под-
жечь его пытались и с одного бока почернел Вотан, но  устоял  -  глубоко
вкопан был, на века. Часть добычи воинской, что Вотану от  наших  воинов
привозилась, - вся похищена. Что до жреца, - тело его Гизарна чуть  поо-
даль нашел. Все барсуками и лисами объедено было.
   Запах гари еще сильный стоял. И головешки, когда разрыл  их  Гизарна,
теплые были. Дней за пять до приезда Гизарны сгорело капище, не  раньше.
И многих лошадей следы виднелись. От полуночи пришли и на полночь уходи-
ли супостаты.
   Хродомер с Рагнарисом молчали. Тарасмунд же вопросы Гизарне  задавал:
где тело жреца нашел, цела ли изба мужская, не было ли с полудня следов,
шел ли Гизарна по тем следам - не поворачивали ли те следы потом на пол-
день, в нашу сторону, и много ли лошадей прошло, и крупные  ли  то  были
лошади?
   Гизарна отвечал, что тело жреца невдалеке от капища лежало, в кустах,
- видать, укрыться жрец хотел. Гизарна бы мимо прошел, не заметив,  кабы
трупным духом не пахнуло. Убит был жрец мечом или копьем, не понять, по-
тому что объело его сильно зверье лесное.
   Что до следов, то первым делом стал следы рассматривать Гизарна,  ибо
был в капище с конем и козлами; конь беситься начал, козлы орали. Не хо-
телось Гизарне попусту пропасть, вестей по себе не оставив. Потому пошел
по следам. Козлов же в капище оставил разоренном, привязав их возле  Во-
тана - под его охраной. Долго по следам шел, но они  так  и  уходили  на
полночь.
   После вернулся, козлов забрал и в дальнее, большое, капище  отправил-
ся.
   Разное он, Гизарна, видел, но такого - никогда. Великое  злодеяние  -
на капище посягнуть. Кто бы мог такое совершить?
   На это Хродомер сказал:
   - Понятно, кто. Тот, кто Вотану не поклоняется.
   Тут все на Тарасмунда с Одвульфом посмотрели. Одвульф было ощерился и
в бой хотел кинуться очертя голову, но Тарасмунд его отстранил и, ничуть
не смутясь, сказал:
   - Чужие то были. Вера наша убивать не учит.
   Я слышал это и подивился мудрости отца моего,  который  одним  словом
распрю остановил.
   Гизарна же сказал, что то действительно были чужие, потому что,  если
по шагу судить, кони их мельче наших.
   Долго рядили собравшиеся, кто бы это мог быть. Перебрали все  извест-
ные племена, но так ничего и не решили. Аланы бы такого не сделали, да и
кони у них крупные. Герулы наших богов  тоже  чтут.  Нет,  совсем  чужой
кто-то содеял такое.
   Вот и он, Гизарна, так и не понял, кто это сотворил. Решил в  большое
капище, не медля, отправляться.
   Большое капище оттого так называется, что оно общее у нас с гепидами.
Жрецов там много. Среди них один, Нута, мудростью славится.  Нута  очень
стар. Его редко беспокоить решаются, ибо боятся лишний раз трогать, что-
бы он не умер. Если раздор между гепидами, либо между гепидами и готами,
и разрешить этот раздор нужно, и кровопролитие в том не помогает - тогда
только Нуту беспокоить решаются. Как Нута скажет, так все и будет.
   Против Нуты ни вожди, ни старейшины не идут, ибо устами Нуты сами бо-
ги говорят. Кого прокл