плачут и их зовут.
   И спросил Сьюки:
   - А что, условия, на каких под Теодобада пойдем, - тоже с конями  об-
суждать будем? Или с детьми малыми?
   Дядя Агигульф ответил с достоинством, что столь важные вопросы Теодо-
бад сам обсуждает, никому не доверяя.
   А Валамир сидел и кивал.

   Дядя Агигульф, нам все это рассказывая, поведал, что более всего  бо-
ялся, как бы скудоумный Валамир рта не раскрыл. Оттого и  пришлось  ему,
Агигульфу, языком молоть, как Ильдихо.

   Долго еще расписывал дядя Агигульф старейшинам гепидским, как их Тео-
добад в бурге принимать будет. На том порешили, что гепиды  думать  ста-
нут, а через несколько дней в селе тинг соберут и ответ посланцам теодо-
бадовым дадут. За это время и к другим родам наведаются, в другие  села,
и оттуда ответ принесут.

   Тут дедушка Рагнарис спросил:
   - А задержались-то вы с Валамиром почему?
   Дядя Агигульф сперва не хотел говорить, а после сознался. На  свадьбу
они попали ненароком. От приглашения особенно не отбивались, да и невеж-
ливо это, ведь посланцами от Теодобада приехали.  Так  они  с  Валамиром
рассудили.
   Дедушка Рагнарис осведомился: так ли они с  Валамиром  безобразничали
на гепидской свадьбе, как обычно безобразничают,  когда  бражничают.  На
что дядя Агигульф ответил, что хуже. Потом спохватился и пояснил:
   - Не мы хуже, а гепиды хуже. Гепидское бражничанье -  скотство  одно.
Ни в чем гепид удержу не знает. А мы с Валамиром старались не отставать,
не посрамить чести села нашего.
   Дедушка Рагнарис спросил подозрительно:
   - Убили кого-то, что ли?
   Но дядя Агигульф клялся, что смертоубийства не было.
   Дедушка засопел и велел рассказывать все, как было. Дядя  Агигульф  и
рассказал.
   Гепиды дядю Агигульфа с Валамиром дразнили и все кричали,  что  готы,
мол, веселиться не умеют: у готов, мол, свадьба от  стравы  погребальной
не отличается. Одна только радость, что живот набить, покуда кожа вокруг
пупка не лопнет. Особенно же Сьюки, старый хрыч, старался.
   - Да и историю с исходом из Скандзы этот гепидский дед иначе сказыва-
ет, - обиженно добавил дядя Агигульф.
   Когда невеста с женихом удалились, всем прочим гостям без них  скучно
стало. Тут-то дядя Агигульф с Валамиром себя и показали.  Позвали  девку
из рабынь, велели тряпок и соломы принести. Та притащила, стоит и глядит
- что воины удумали. Не снасильничать ли ее хотят на соломе.
   Но не таковы богатыри готские, чтобы гепидскую замарашку прилюдно на-
силовать. Иное на уме у них было, лучше.
   Из тряпок и соломы куклу свернули,  титьки  ей  сделали  побогаче,  а
сверху голову мертвую насадили. И оженили Агигульфа на бабе  этой  соло-
менной, а Валамир жрецом был.
   Сьюки, хрыча старого, гепиды дразнили: кричали ему, чтобы он домой  к
себе сходил, зерна принес - молодых осыпать. Сьюки же уходить не хотел и
зерна жадничал. Но тут Валамир-умница нашелся.  Сказал  старику  голосом
медоточивым: мол, негоже Сьюки жадничать, ибо  боги  явственно  показали
ему, Сьюки, свое благоволение. Ниспослали  Скалье,  сыну  его  младшему,
священную ярость. Стало быть, он, Сьюки, есть любимец Вотана.
   Тут Агигульф приревновал и заревел, что он, Агигульф, любимец  богов,
а стало быть, и Вотана, - он, Агигульф, а не какой-то там Сьюки.
   Валамир и здесь не растерялся. В нашем селе, сказал  он,  Агигульф  -
любимец Вотана, а в гепидском - Сьюки.
   И сошлись на том, что на пиру два любимца Вотана собрались.  Агигульф
со Сьюки обнялись даже.
   Но за зерном Сьюки так и не пошел. Зерно отец жениха принес, ибо пре-
изрядно пива в него влили богатыри гепидские. Он у гепидов  другим  ста-
рейшиной был.
   После уже утро настало. Дядя Агигульф проснулся на сеновале, рядом  с
ним, положив на него мягкую руку, спал кто-то. Не иначе, девка. Погладил
спросонок дядя Агигульф девицу по лицу, а она холодная, как  труп.  И  с
усами.
   Закричал тут Агигульф страшно, подскочил и сон с него долой. Поглядел
- а его с куклой спать уложили, будто обнимает кукла его.
   А вокруг гепиды пьяные регочут - в сене гнезд  себе  понавили,  чтобы
бездельничать удобней им было, - и смотрят  туповато.  Весело  им.  Зубы
скалят, друг с другом переговариваются, в дядю Агигульфа пальцами  коря-
выми тычат.
   Дядя Агигульф гепидский выговор страсть как не любит, ибо говорят ге-
пиды с пришепетыванием. Да и имена у  них  дурацкие.  "Скалья"  означает
"Кирпич" - разве это имя для воина? Разве что для гепида, да и то, когда
рехнется.
   Дядя Агигульф говорит, что когда слышит пришепетывание гепидское, ему
сразу порвать вокруг себя все хочется. Ибо шепчут они, будто манят, буд-
то обаять его хотят. Словно благодушие на него напустить желают.
   Но не поддался дядя Агигульф коварству гепидскому и благодушие напус-
тить на себя не дал. Мстить за обиду свою воспрянул и с самым  мордастым
гепидом схватился. После же и другие гепиды на  дядю  Агигульфа  навали-
лись.
   Дядя Агигульф на хитрость воинскую пошел. Выждал, чтоб побольше гепи-
дов на него навалилось, и вкупе с врагом яростным с сеновала оземь  гря-
нулся. Так и одолел вражью мощь.
   - Из-за свадьбы-то мы с Валамиром в том селе и задержались, -  заклю-
чил дядя Агигульф.
   Тут сестры мои, Галесвинта со Сванхильдой, засмеялись в  голос.  Мать
говорит, что сестрам моим уже замуж пора. Оно и видно - смеялись препро-
тивно, визгливыми голосами, как Ильдихо, когда ее дедушка ущипнет пониже
спины.
   Дедушке Рагнарису этот смех не понравился. Он палкой на них замахнул-
ся и спросил, почему это они над рассказом славного воина потешаются.
   Сванхильда - она посмелее - выкрикнула:
   - А пусть дядя Агигульф рубаху скинет!
   Дядя Агигульф не хотел рубаху снимать, но дедушка принудил. Увидел  и
побагровел. Спросил:
   - Тебя гепиды что, как раба, палками били?
   Дядя Агигульф закричал негодующе, что он бой принял. Объяснял уж!..
   Дедушка Рагнарис сказал:
   - Ты, как я погляжу, не бой, а муки там принял, нам на позорище.
   И побить дядю Агигульфа хотел, но Тарасмунд вмешался и не дал.
   Дядя Агигульф рубаху надел и, на дедушку Рагнариса с опаской погляды-
вая, дальше рассказ повел про подвиги свои да валамировы, у гепидов  со-
вершенные.
   В честь свадьбы учинили в селе молодецкие потехи. С коня в щит  копья
метали. Через широкий овраг на конях прыгали. Боролись...
   В стрельбе из луков с гепидами и не тягались посланцы готские.  Да  и
на борьбу зря с гепидами вышли. Гепид - он падает на тебя,  как  медведь
отожравшийся, и лежит, не вставая, пока не задохнешься. Да еще приемы  у
них какие-то... Одним словом, гепидская борьба.
   В метании же копья Агигульф с Валамиром себя показали. Только вот Ва-
ламир спьяну один раз промахнулся и в козу попал, что некстати подверну-
лась. Валамир как вергельд за козу гепиду-хозяину шейную  гривну  отдал.
Хорошая была гривна, серебряная, с тремя красными камнями. Жалел Валамир
ее отдавать, но ничего не поделаешь. Гепиды козу в стоимость этой гривны
оценили. У них оторва Сьюки старейшиной.
   После же ту козу Валамир на общий стол положил: угощайтесь, гепиды! И
еще больше стали любы посланцы готские в селе гепидском.
   На второй день, стало быть, опять пировали. После в дом  невесты  пе-
решли и пировали там - это было уже на третий день.
   И дядя Агигульф и Валамир все три дня щедро сеяли свое семя среди ра-
бынь гепидских. Валамир в этом даже дядю Агигульфа превзошел,  ибо  дядю
Агигульфа в первый день с куклой спать положили, а Валамира с девкой од-
ной. Валамир ее не помнит.
   Дядя Агигульф прибавил, что гепиды сразу приметили мощь готских  вои-
нов. Не зря рабынь им подкладывали. Хозяйственные  они,  гепиды,  доброе
потомство потом получат.
   Валамир говорит, что село  гепидское  беспрестанно  подвигами  своими
удивлял. Но какие то были подвиги, дядя Агигульф сказать не берется, ибо
сам Валамир всегда  про  подвиги  свои  врет,  а  от  гепидов  много  не
добьешься. Одно дядя Агигульф наверняка знает: пил Валамир на спор - кто
больше выпьет. И также брался с одним щитом  и  палкой  выходить  против
трех огромных гепидских собак. Валамир когда в бурге у Теодобада бывает,
всегда это показывает. А у гепидов он это на спор показывал. Так и грив-
ну, что за козу отдавал, назад отыграл.
   Тут дедушка Рагнарис рассказ дяди Агигульфа оборвал, взревев:
   - Беда надвигается, утробой чую! Идет на село напасть неведомая, а вы
с Валамиром молодечеством перед гепидскими девками хвастаете, семя  сее-
те! Не взойдет ваше семя, если будете время попусту расточать!
   Дядя Агигульф показал, что обиделся. Сказал, что к тому рассказ  свой
и ведет - не попусту время они расточали.

   К гепидам весть пришла из капища. Худая весть, молвить страшно. Разо-
рено и сожжено малое капище, наше, стало быть. И жрец убит. Убил его ка-
кой-то чужак, который готом назвался. Нарочно назвался, чтобы в  заблуж-
дение всех ввести и еще большее зло причинить.
   Тот вестник из капища так рассказывал. Явился к ним в большое  капище
незнакомый воин, назвался готом, и поведал, что  жреца  в  малом  капище
убитым нашел. А что сам он того жреца убил - то позже догадались,  когда
другие злодейства он совершил. Тот воин все до Нуты,  самого  ветхого  и
мудрого из жрецов, домогался. Не хотели его жрецы к Нуте пускать. И пра-
вильно делали, что не хотели. Чуяли беду. Но супостат  настаивал  и  все
стращал страшными бедами, которые-де свершатся, ежели он с Нутой не уви-
дится.
   А Нута - как слабенький огонек лучины. Дунешь посильнее, он и  погас-
нет. Шутка ли, полвека и за готов и за гепидов радел, мир в  племенах  и
между племенами охраняя. Так и случилось - сгубил злыдень Нуту нашего. И
вот как.
   Супостат тот, к Нуте стремясь  и  жрецов  стращая,  все  кричал,  что
уголья с собой привез из сожженного капища готского. Не  иначе,  заговор
какой-то на эти уголья сделан был. Ибо едва возложил на них пальцы Нута,
как дух его расстался с телом и пустился в  дальнее  странствие,  откуда
нет возврата. Такова была злодейская уловка.
   Но и тут не постигли жрецы опасности. Не иначе, морок злодей на  жре-
цов навел. Хотели те пойти за духом Нуты и спросить его  обо  всем,  что
открылось Нуте. Вот тогда-то и обнажил тот изверг гадючью сущность свою,
бежав позорно. Ибо обличил бы его, несомненно, Нута в осквернении малого
капища, убийстве жреца и в других злодейских деяниях.
   Когда же бежал убийца, скрываясь, как тать, то коня увел.
   Мы-то, кто рассказ дяди Агигульфа слушали, давно уже поняли, кто  был
тот "гот-супостат". Но молчали, сдерживали себя. Только отец наш  Тарас-
мунд улыбался, но голову отворачивал в тень, чтобы дядя Агигульф не  за-
метил.
   А дедушка Рагнарис рявкнул:
   - Неужто вы с Валамиром не догадались, козлы непотребные, о  ком  тот
жрец рассказывал как о злодее страшном?
   Дядя Агигульф честно признал, что не догадались. Толковали между  со-
бой они с Валамиром об этом. Много толковали, но так и  не  поняли,  кто
это был.
   Неужто и впрямь Гизарна это был? Давно знают они Гизарну. Не способен
Гизарна такие злодейские поступки совершать.
   Тут дедушка Рагнарис, оборотясь к идолам, вознес к ним горячую мольбу
не посылать сейчас ему, Рагнарису, священной ярости, дабы не обагрил ру-
ки кровью потомства своего бестолкового. И спросил  Агигульфа:  чем  он,
Агигульф, думал? Может быть, той мертвой головой,  что  на  чреслах  его
болтается? Или тем, что у него на чреслах под мертвой головой болтается?
Про Валамира и говорить нечего, ибо ведомо всем - Валамир  шлемом  своим
думает. А когда шлем снимает, так и не думает вовсе.
   Сами же Гизарну в капище провожали, на всю деревню  ржали,  спать  не
давали, Гизарну до слез, небось, довели. Так неужто Гизарна на ум вам не
пришел?
   Дядя Агигульф обиделся. Они с  Валамиром  хорошо  потрудились,  обряд
соблюдая при проводах Гизарны. О Гизарне ведь и радели,  дабы  хорошо  в
капище Гизарне ехалось.
   Когда же в гепидском селе о бедах,  капище  постигших,  рассказывали,
Агигульфу с Валамиром о Гизарне и не подумалось. Не способен Гизарна  на
злодейства такие. Да и о козлах речи не велось.
   Тут дедушка Рагнарис сказал ядовитейше, что доброе, видать,  воинство
взрастили в селе нашем, коли только по козлам друг  друга  и  различают.
Который с козлами - тот Гизарна, а кто сам козел - тот Агигульф.
   И добавил сокрушенно, что при Аларихе, мол, все  иначе  было.  Все  с
умом да с толком делалось. Потому и не рыскали чужаки по округе, что  по
селам настоящие воины жили, а не шуты гороховые. А как сопляк Теодобад в
бурге сел, так и кончилось благолепие. При Аларихе небось на сев глядючи
в походы не хаживали.
   Тут дядя Агигульф омрачился - не любил он про ту посевную вспоминать.
   Сказал: как бы то ни было, а гепидов  весть  обеспокоила.  Не  всякий
день капище разоряют и жрецов убивают. Да и без того чувствовали гепиды,
что беда идет.
   Собрали тинг. Гепиды народ основательный: уж если взялись что-то  де-
лать, так делать будут с толком. И решили гепиды на том тинге, что самое
лучшее будет - всю округу прочесать. Особенно же охотничьи  заимки,  где
чужаки укрываться могут.
   Но для такого дела очень много воинов нужно. Гепиды между собой суди-
ли и рядили и решение приняли с наибольшей быстротой,  на  какую  только
гепиды способны, то есть, на второй день, когда все уже охрипли от  сте-
пенных речей: собрать всех воинов, и из этого гепидского села, от других
сел ближних гепидов, и от дальних гепидов, где сейчас сильный вождь  си-
дит по имени Оган.
   А ежели не даст воинов Оган-Солевар - а Оган наверняка не даст, Огану
воины нужны с Лиутаром-вандалом воевать - тогда обидеться, отпасть и под
Теодобада-гота идти: пусть Теодобад людей дает. Благо  посланцы  готские
от Теодобада - вот они и не надо время тратить и посылать к готам  своих
вестников.
   Тут дядя Агигульф добавил с завистью, что гепидам-то проще, ибо нет у
них вражды между селами, как у нас. Дедушка же Рагнарис поглядел на него
презрительно, как на вошь, какую доводится в сединах отловить.  Спросил,
хватило ли ума у них с Валамиром смолчать и не рассказывать гепидам  про
вражду нашу? Дядя Агигульф сказал, что гепиды и так про эту вражду  зна-
ют.
   Такой наказ посланцам теодобадовым дали  гепиды:  передать  как  есть
все, что на тинге решено было. И еще сказали гепиды: с Оганом ли Солева-
ром мы останемся, под Теодобада ли пойдем - того пока  не  знаем.  Пусть
Теодобад не взыщет. А от приглашения в золотой бург мы не  отказываемся.
Вот урожай соберем и по первым холодам в золотой бург двинемся. С волами
пойдем.

   После тинга они с Валамиром сразу из села гепидского уехали; всего же
прожили у гепидов одну седмицу.
   Тут отец наш Тарасмунд спросил дядю Агигульфа, не слыхал ли он там, у
гепидов, что-нибудь о Гупте-святом. Ибо весть пришла, что к ближним  ге-
пидам Гупта отправился, весть о Добром Сыне понес.
   Дядя Агигульф, смутившись заметно, сказал, что да,  слыхал  о  таком.
Будто к тем гепидам отправился Гупта, где вождем Оган-Солевар сидит,  то
есть, к дальним гепидам в бург. Оган тот богам отцовским поклоняется,  а
Бога Единого к себе в бург не пускает. И потому предал Гупту лютой смер-
ти Оган. Так у ближних гепидов говорили.
   Еще сказывали, что так вышло между Оганом-Солеваром и  Гуптой.  Когда
Гупта в бург пришел, весть о Добром Сыне принес, у Огана  как  раз  жена
умерла. Умерла, не оставив детей. Была она из крепкого рода  и  принесла
Огану немалое богатство. Теперь же, поскольку детей она по себе не оста-
вила, все эти богатства от Огана должны к братьям жены отойти, ибо таков
закон.
   Очень Огану-Солевару не хотелось богатства эти терять. Жаден Оган ху-
же Афары. Вот и просил он Гупту, чтобы воскресил тот жену его. И  обещал
Гупте принять веру его, если тот такое чудо совершит.
   Но не смог Гупта воскресить жену оганову. Два дня бился, от трупа уже
смердеть начало. И отступился тогда Гупта.
   А братья жены огановой злорадствовали и обидное Огану говорили.
   И предал тогда Оган Гупту смерти.
   Так в селе гепидском говорили, где дядя Агигульф с Валамиром гостева-
ли. И он, дядя Агигульф, с Оганом в поступке его согласен.
   А еще он, дядя Агигульф, иную думку имеет. Гупта даром что блаженный,
а готом был. И очень Огану не понравилось, что  гот  по  его  солеварням
бродит. За соглядатая он Гупту принял. Боялся Оган, что сперва от  готов
блаженный да кроткий придет, а дорожку проторит  вовсе  не  блаженным  -
свирепым да ухватистым. Небось, теодобадов  человек  этот  Гупта  -  так
Оган, небось, рассуждал сам с собою.
   Таков был рассказ дяди Агигульфа.

   Мой брат Гизульф хвастает, что на следующий год дядя Агигульф возьмет
его к Теодобаду в бург. А потом его посвятят в воины. Но  я  говорю  Ги-
зульфу, что ему все равно придется рано жениться, как нашему отцу Тарас-
мунду. Гизульф - старший: ему придется продолжать наш род, а мне  -  хо-
дить в походы. Как дяде Агигульфу.  Гизульф  злится,  когда  я  ему  это
объясняю.
   Гизульф говорит, что все равно он уже мужчина и может ходить в  похо-
ды. И что его, а не меня дядя Агигульф возьмет осенью в бург; и они пой-
дут с дядей Агигульфом и с Теодобадом в поход.
   У Гизульфа нет своего меча. Меч очень дорог. Гизульф  надеется  полу-
чить чужаков кривой меч.
   Я спрашивал моего брата Гизульфа, кто научит его обращаться с  кривым
мечом. Может быть, Ульф бы и научил, но Ульф у вандалов.  У  отца  моего
Тарасмунда меч прямой и у дяди Агигульфа меч  прямой.  Гизульф  говорит,
если не дядя Агигульф, так у Теодобада в дружине кто-нибудь научит.  На-
шего дядю Ульфа научил ведь кто-то. Нет такого оружия, которым не владел
бы дядя Ульф.
   Когда Одвульф утратил тот кривой меч, больше всех  мой  брат  Гизульф
опечалился. Он с нетерпением ждал дядю  Агигульфа.  Надеялся,  что  дядя
Агигульф-то добудет назад тот кривой меч. И  почти  наверняка  ему,  Ги-
зульфу, подарит.

   Дядя Агигульф и вправду, как наутро  проснулся,  так  сразу  про  меч
вспомнил и спросил: где, мол, тот кривой меч, что с чужака взяли? Дедуш-
ка Рагнарис даже и говорить ничего не стал. Велел прямо к Одвульфу  дур-
коватому идти и с Одвульфом про меч тот разговаривать.  Мол  устал,  он,
Рагнарис, от глупости нашей. Не в его  годы  такое  претерпевать.  Сами,
мол, между собой и разбирайтесь. Негоже старому кобелю вмешиваться, ког-
да молодые кобелята лаются.
   Когда дядя Агигульф широким шагом со двора вышел и к Одвульфу  напра-
вился, мы с братом с ним пошли. Брат мой Гизульф  с  важностью  заметил,
что, может быть, придется Одвульфа от рук дяди нашего спасать. Ибо стра-
шен в гневе дядя Агигульф. И после,  ежели  убережем  дядю  от  смертоу-
бийства, оба они - и Одвульф, и сам дядя Агигульф - будут нам  благодар-
ны.
   Вошел дядя Агигульф к Одвульфу и без лишнего слова потребовал:  отда-
вай, мол, меч - добычу мою законную, с риском для жизни взятую.
   Одвульф тотчас же беситься начал, будто оса его укусила.  Горшок,  из
которого хлебал, оземь швырнул, штаны себе похлебкой  забрызгал.  И  про
псов бешеных, зятьев сигизвультовых, закричал. Дядя Агигульф  за  грудки
его схватил:
   - Не знаю, - говорит, - никакого Сигизвульта. С кем это ты снюхался в
старом селе? Кому мой меч отдал? На ночь с рабыней, небось, сменял?
   Одвульф на то возразил, что поскольку в святые готовиться, то бабы  и
вовсе ему ни к чему.
   Дядя Агигульф как про Бога Единого услышал, так и вовсе озверел. Зак-
ричал еще громче прежнего, что сейчас из дурака-Одвульфа  Одвульфа-муче-
ника делать станет. Пускай, мол, Одвульф ему собственный меч отдает, ко-
ли его, Агигульфа, кривой меч утратил столь позорно, в драке с  какой-то
собачьей сворой.
   Дядя Агигульф все больше распалялся. Никаких сигизвультовых зятьев он
не знает, да и Сигизвульта этого. Небось, Одвульф их с перепугу выдумал,
дабы позор скрыть. Меч-то кривой в том старом селе, поди, мальцы отняли.
   И еще кричал дядя Агигульф, что мало ему за свой кривой меч