сях. Но Агигульф-сосед ее дома держит. В селе гово-
рят, что после того, как они с Ахмой гостей выкликали, повредилась она в
уме окончательно.

   Ни свет ни заря проснулся я от страшного шума и гама - дед в бург со-
бирался. Ильдихо он еще с вечера загонял, а с утра за прочих  домочадцев
взялся. Вздумала было Ильдихо дерзить деду, видя, что тому некогда ее за
волосы оттаскать, но тут Ульф один только взгляд на нее бросил - и  ока-
менела дерзкая наложница, как будто язык проглотила. Боялась Ульфа  так,
что кости у нее размягчались. А Ульф ни разу даже голоса на нее не  под-
нял.
   Дед походя Сванхильду за ухо дернул, раз под руку  подвернулась.  Все
беспокоился, все Тарасмунду поучения оставлял - как без него дела вести.
Говорил отцу нашему Тарасмунду, чтобы спуску никому не давал,  за  всеми
приглядывал. Главное - дядю Агигульфа с собой забирает. С прочими же Та-
расмунд как-нибудь и сам справится.
   Мальцы чтоб без дела не сидели (это он про нас  с  братом  Гизульфом,
понятное дело, говорил). Чтобы к тому времени, как  он,  дед,  вернется,
свинарник вычистили.
   И еще учил Тарасмунда, ежели завидит кого-нибудь в селе без дела шля-
ющимся, пусть найдет тому дело. В том  и  есть  корень  благочиния.  Тем
предки сильны были. Научится Тарасмунд всем дела находить - глядишь, сам
старейшиной станет.
   Ильдихо велел трав набрать (каких - сама знает) и Хродомеру  отнести,
чтобы поясницу полечил. А то хродомеровы бабы не в пример нашим тупые, в
травах не понимают.
   А мать наша Гизела (как обычно она поступает, когда дед расходится) в
хлев ушла. Сказала - козу доить. И Галесвинта  с  ней  уходит  помогать.
Вдвоем они эту козу порой до ночи доят, как всю в подойник не выкачали -
до сих пор не понимаю.
   А Сванхильда к козе не ходит. И оттого ей от деда всякий раз  перепа-
дает. Сванхильду любопытство губит. Лучше пусть уши распухнут,  но  зато
все услышит и увидит. Дедушке не нравится, что у Сванхильды взгляд дерз-
кий.
   Дедушка не раз говорил, что за такие взгляды в старину конями  разме-
тывали. Но им с Хродомером все недосуг Сванхильду разметать. Да и вообще
измельчали люди.
   Отец наш Тарасмунд не любит, когда дедушка такое о  Сванхильде  гово-
рит.
   Мне кажется, дедушка нарочно так говорит, чтобы отца позлить.
   Я думаю, что дедушка хочет в нас древнюю благочинную свирепость и лю-
тость воспитать, чтобы мы были как настоящие древние готы.

   От шума и кутерьмы отец мой Тарасмунд из дома вышел - передохнуть.  Я
рядом был и слышал, как сказал Тарасмунд, не то мне, не то самому себе:
   - Совсем стар стал дед. Раньше легче из дома уезжал.

   Дедушка Рагнарис и дядя Агигульф двумя конями поехали.
   Дедушка с собой много вещей взял. Он взял свой рогатый шлем, свой меч
и щит, Арбром обгрызенный. Щит отдал дяде Агигульфу, чтобы тот нес.
   Дядя Агигульф свой щит брать не хотел. Не любил со щитом  ездить.  Но
Ульф настоял, чтобы он взял щит. Дядя Агигульф злился,  потому  что  ему
пришлось с двумя щитами ехать. А еще он злился, потому что Арегунда, эта
вандалка, пришла из кузницы к нам на двор. Дело у нее  какое-то  было  к
матери нашей Гизеле. Арегунда тоже видела, как дядя Агигульф с двумя щи-
тами на коня взгромождался. Дядя Агигульф был как башня с двумя  ворота-
ми.
   Дедушка дядю Агигульфа с утра заел, ко всему придирался. Говорил, что
дядя Агигульф своим видом его, дедушку Рагнариса, опозорить хочет. И по-
том перед разными Гибамундами, Рикимерами да Арнульфами выхваляться и на
гуслях с ними тренькать.
   А Ульф - в издевку, что ли? - еще и копье дяде Агигульфу подал. Велел
взять копье. Когда дядя Агигульф с коня к Ульфу  наклонился,  Ульф  тихо
сказал ему (я слышал), чтобы заставил дедушку Рагнариса самому свой  щит
взять. Чужаки как из-под земли выскакивают, негоже деду без  щита  оста-
ваться. Может не успеть.
   Когда дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом за ворота выехали,  мы  все
их провожать вышли. Ульф рядом с Арегундой стоял. И видно было, что он с
этой Арегундой ближе, чем со своими родичами. Оба они что-то знали,  что
нам еще не было открыто.
   Я в первый раз видел, как дед на коне ездит. Дед на коне замечательно
ловко сидел, как молодой. Даже лучше, чем дядя Агигульф.
   Я пошел за ними, чтобы подольше посмотреть, как дедушка едет на коне.
Я подумал, что горжусь своим дедушкой.
   Впереди дед ехал, а за ним дядя Агигульф с копьем и двумя щитами. Они
перешли брод.
   Я видел, как дядя Агигульф, когда к реке спускался,  копьем  в  кусты
нацелил - видать,  снова  там  Двала  спал.  Дядя  Агигульф  его  копьем
кольнул. Раб выскочил, встрепанный. Дядя Агигульф на него и  не  посмот-
рел.
   Я удивился. В прежние времена, такую  шутку  отмочив,  дядя  Агигульф
долго бы еще раба мучил насмешками и хохотом, выть от злости бы его зас-
тавил себе на потеху.
   Потом они с дедушкой брод перешли, на противоположный берег поднялись
и за курганами скрылись.

   К исходу второго дня мы с Гизульфом к кузнице пошли. Гизульфу все по-
говорить с Арегундой не терпелось. Хотел побольше о Велемуде узнать и  о
том, как умер родич наш Велемуд, пригвожденный к дубу.
   Я не хотел идти, потому что боялся эту Арегунду, но  Гизульф  меня  с
собой потащил.
   Мы спустились к реке, потому что Гизульф предложил в кузницу  берегом
идти.
   Солнце уже низко над Долгой Грядой стояло. Большое  было  и  красное.
Одна темная тучка его пересекала, будто шрам.
   Оказалось, что и ходить-то до кузницы не надо было. Арегунда на бере-
гу сидела на камне и на аларихов курган глядела.
   Арегунда ростом с воина, в плечах широкая. Ее за воина можно принять,
если со спины смотреть, покуда руки ее не увидишь. У нее  ладонь  узкая,
пальцы тонкие, нежные. И две косы золотые, длинные, ниже пояса. На  щеке
руна мщения чернеет. Рядом копье лежало. Арегунда с этим копьем, похоже,
и не расстается.
   Мы не знали, как с вандалкой половчее разговор завести.  Остановились
рядом, потоптались. Наконец Гизульф спросил:
   - Чего ты тут сидишь?
   Арегунда ответила, что к Хродомеру ходила, относила ножи, какие Визи-
мар для Оптилы сделал. Медом расплатился Оптила.
   У нее на коленях горшочек с медом стоял. Предложила  нам  угоститься.
Мы палочкой поковыряли, но только чуть-чуть, чтобы ее не рассердить.
   Меда отведав и поблагодарив учтиво, Гизульф к вандалке со своими воп-
росами подступиться решил. Рот уже раскрыл.
   Тут Арегунда вскочила, за копье свое схватившись.
   Из-за кургана незнакомый всадник показался.
   Огромен был тот всадник, даже от брода видать.  Остановился  и  назад
смотреть стал.
   А дозорных на кургане нет... Я это только сейчас понял.
   Следом за всадником и лошадь с телегой показалась, а за  телегой  еще
одна лошадь шла, порожняя.
   Вандалка нам сказала, чтобы мы в село бежали, людей полошили. Но мы с
Гизульфом сразу узнали лошадь дяди Агигульфа. И  самого  дядю  Агигульфа
узнали, он на телеге сидел. И на то вандалке указали.
   Сперва мы подумали, что они с дедом телегу в бурге выиграли, и  отос-
лал дед телегу домой, чтобы обратно не проиграть ее ненароком в кости.
   Но вот ближе подъехали, и увидели мы, что на телеге дедушка  Рагнарис
лежит, бороду вверх уставя и дядю Агигульфа яростно ругая  на  чем  свет
стоит.
   Рассмотрели мы дядю Агигульфа и едва узнали его. Как ворон сидел, на-
хохлившись. В первый раз видно было, что с Ульфом они родные братья, ибо
никогда прежде не был дядя Агигульф на Ульфа похож.
   Тут и тот большой всадник подъехал. Приметного на нем была  кольчуга.
Прежде мы про кольчуги только от Ульфа и дяди Агигульфа слышали, а в се-
ле ни у кого кольчуги не было. Кольчуга была как длинная рубаха,  только
из металла, а под мышкой зияла большая дыра. И шлем у того всадника  был
не такой, как у наших воинов, - круглый,  а  шея  кольчужным  воротником
прикрыта.
   Щит он возил круглый, меньше, чем у наших воинов, а умбон как шип.
   Всадник тот дороден был, сложением великан, вроде  тех,  про  которых
дядя Агигульф нам с Гизульфом рассказывал. Чуть не до глаз рыжим волосом
зарос, бородища по кольчуге метет едва не до пупа.
   Завидев Гизульфа, тот великан проревел скорбно:
   - Не узнаешь ли меня, Гизульф?
   Но тут дядя Агигульф на телеге поравнялся с ним и сказал устало  тому
великану:
   - Давай, Лиутпранд, языком с мальцами не мели, не до того.
   А нам сказал, чтобы бежали скорей домой. Тут такое дело...
   Дед на телеге оживился и тоже бранить нас стал, что дармоедствуем.  И
дяде Агигульфу досталось: совсем ума с  Лиутпрандом  лишились,  вставать
ему не дают, надругаться над отцом вздумали...

   Тогда только поняли мы, что рыжебородый великан тот - дядя Лиутпранд.
Удивился я, как раньше его не признал. Ведь это тот  самый  дядя  Лиутп-
ранд, что срубил в бою голову нашему дяде Храмнезинду и через это  роди-
чем нашим стал. Лиутпранд, когда голову дяде Храмнезинду срубил, с дядей
Агигульфом бился. И полюбились они друг другу. И уговорил дядя  Агигульф
Лиутпранда к нам ехать.
   Лиутпранд привез голову Храмнезинда в кожаном  мешке  нашему  дедушке
Рагнарису и уплатил вергельд за убийство Храмнезинда.
   А потом он, наущаемый дядей Агигульфом, пролез между ног у Ильдихо  и
тем самым стал нашему дедушке Рагнарису как бы сыном, а нам - дядей,  по
нашему обычаю. Конечно, Ильдихо - не жена дедушки, а наложница. Но  ведь
и дядя Храмнезинд был рожден от бывшей рабыни Алариха.
   И хотя дядя Лиутпранд не такой близкий дядя, как Агигульф, но мы  его
все равно любили. И когда он пропал, наша сестра Галесвинта плакала.
   Хродомер за то осуждает нашего дедушку Рагнаниса. Хродомер  очень  не
любит Лиутпранда, потому что Лиутпранд, желая подольститься  к  дедушке,
то и дело громко поносит Хродомера. Этому Лиутпранда дядя Агигульф  нау-
чил.
   Дедушка Рагнарис говорит, что не за то Хродомер не любит  Лиутпранда.
А за то, что Лиутпранд на Галесвинту заглядывается, а хродомеровых доче-
рей-перестарок и не смотрит.

   Дядя Лиутпранд прогудел:
   - Беда, Гизульф, беда.
   И следом за телегой шагом к селу поехал. А мы вперед них побежали.
   Первым навстречу нам Ульф выскочил. За ним Тарасмунд.
   Гизульф, задыхаясь, выпалил:
   - Дед вернулся! Лиутпранд с ним вернулся! Беда!..
   Тут и телега на двор въехала. Отец наш и Ульф подбежали к телеге, где
дедушка лежал.
   Дедушка Рагнарис, не переставая, ругательствами сыпал, будто  бредил,
а дядя Агигульф в это время рассказывал торопливо, деда перебивая  (чего
раньше никогда не делал).
   Дядя Агигульф сказал, что дед, как приехал, сразу к Теодобаду  напра-
вился. С почтением принял его Теодобад. По правую руку от себя посадил в
дружинных хоромах. И только начал было дед говорить, беды наши  и  нужды
перечисляя, как вдруг за грудь схватился и на скамье осел. Губы  у  деда
посинели, глаза бессмысленные сделались. Дядя Агигульф  сказал,  что  он
испугался. Он и до сих пор в страхе.
   Вытащили деда на воздух, перед хоромами, на землю уложили, рубаху  на
нем порвали, чтобы не душила, знахарку кликнули.
   Знахарка сказала, что в дедушке Рагнарисе худая кровь завелась и  что
эта дурная кровь с доброй кровью борется.
   Дядя Агигульф спросил, не выпустить ли из жил дурную кровь?
   Но знахарка сказала, что это никак нельзя сделать, потому что  дурная
кровь с доброй кровью перемешалась. Вся надежда на то, что добрая  кровь
победит.
   И отвар дедушке дала.
   Дедушка Рагнарис отвару выпил, ожил и сказал, что  домой  ему  нужно.
Что Теодобад и без него знает, что делать. что он  к  Теодобаду  Алариха
пришлет, отца его. Знает он, как Алариха-курганного  к  Теодобаду  прис-
лать.
   И хоть немощен был дед, а перечить ему никто не посмел.
   Дядя Агигульф сказал, что, хвала богам, как только в бург  въехали  с
дедом, так сразу Лиутпранда повстречали. Лиутпранд сам  только-только  в
бурге появился и к нам ехать хотел.
   Ну да не до Лиутпранда сейчас всем было.
   Телегу же эту в бурге взяли. У военного нашего вождя Теодобада. Дал и
даже скрипеть не стал. И шкуру оленью дал постелить. Правда, старая шку-
ра, частью облезла.

   Деда на дворе устраивать стали - не в дом  же  его  нести,  где  Ахма
смердит. Прямо на телеге, ибо дядя Агигульф за знахаркой  повторил,  что
трогать деда опасно.
   Дедушка Рагнарис зарычал бессильно, что трогать его и вправду опасно,
что доберется он до всех нас, и до первого - до этого Лиутпранда,  палку
об него пообломает.
   Деда не слушая, навес над телегой делать стали. Ильдихо с  распухшими
глазами и покрасневшим носом мышью шмыгала.
   Тут женщин отстранив, над дедом, простертым в телеге, Ульф навис.
   - Что насчет тына Теодобад сказал? Даст он воинов?
   Дед закряхтел. Видно  было,  что  нехорошо  деду,  задышал  тяжело  -
вот-вот не то помрет, не то вырвет его.
   Тарасмунд сказал Ульфу, чтобы тот отошел. Ульф, не слушая, снова деда
пытать стал:
   - Так даст он воинов, Теодобад-то, или не даст? Что он сказал?
   Тарасмунд снова Ульфу велел от деда отойти. Ульф как заорет на Тарас-
мунда:
   - Он в бург за делом ездил, так пусть говорит, сладилось  ли!  Помрет
сейчас или язык онемеет, так ведь и не узнаем, что там Теодобад надумал.
   - Об отце бы позаботился, - сказал Тарасмунд.
   - А ты о селе бы позаботился! Отец и без тебя помрет. - И снова к де-
душке Рагнарису повернулся: - Говорил с Теодобадом о тыне?
   Дед с трудом проскрипел:
   - Да, говорил...
   Тут дядя Агигульф схватил Ульфа за плечо, чтобы отогнать его от дедо-
вой телеги. Ульф, не поворачиваясь, дядю Агигульфа локтем под вздох  по-
разил, а после еще ниже над телегой нагнулся, едва трясти деда не начал.
   - Что он сказал? Даст воинов?
   - Подумает... Сказал, покамест воины ему в бурге нужны...
   Ульф выругался непотребно и прочь пошел.

   А Лиутпранд не знал, куда себя девать. В дом вошел было, да носом по-
тянул и сразу вышел. Никто не радовался ему. Не до Лиутпранда, коли  де-
душка так болен.
   Я никогда прежде не помню, чтобы дедушка болен был. Даже когда  Князь
Чума приходил, дедушку не тронул. Я думал, что дедушка вроде своих богов
- всегда был и всегда будет.
   А тут на Лиутпранда, который ходил вокруг неприкаянный, посмотрел - и
понял вдруг, что действительно беда с дедом. Лиутпранд к нам ехал,  а  в
бург только мимоходом заезжал. Похвастаться хотел  кольчугой  дивной,  о
подвигах своих рассказать, праздник устроить.
   Лиутпранд на колоде сидел, похожий на большого, толстого, унылого фи-
лина. Мне его жалко стало. Я к нему подошел.  Лиутпранд  поднял  голову.
Рад он был тому, что хоть кто-то на него внимание  обратил.  Сказал  мне
дружески:
   - Ну а тебя, желудь, как зовут?
   Я сказал:
   - Атаульф. - И добавил: - Я любимец дедушкин.
   - Ишь ты! - сказал Лиутпранд и в бороде поскреб. - Ты  любимец?  А  я
думал, Агигульф - любимец Рагнариса.
   - Агигульф - любимец богов, - сказал я.
   На самом деле я обиделся на Лиутпранда. Гизульфа он  помнил,  а  меня
забыл. Даже имя мое позабыл.
   Про это я ему, понятное дело, говорить не стал, а спросил, почему  он
назвал меня "желудь". Лиутпранд охотно объяснил, что жизнь так устроена:
сперва ты желудь, потом дубок, после дуб, а там, глядишь,  и  пень...  И
хмыкнул.
   Мне эта шутка не понравилась, потому что какой из  дедушки  Рагнариса
пень? Я сказал Лиутпранду:
   - Сам ты пень.
   И отошел.
   Лиутпранд мне вслед поглядел с недоумением.
   Когда Лиутпранд на колоде сидел, возле него  все  Галесвинта  вилась.
Дюжина дюжин дел у нее сразу сыскались подле колоды. Потом гляжу -  под-
села. Лиутпранд ей что-то рассказывал,  руками  размахивая  и  бородищей
тряся. Галесвинта слушала, перед собой глядела. Нет-нет на телегу дедуш-
кину взглянет. Беспокойно ей было.
   Я вспомнил, что Хродомер про лангобардов говорил.  Хродомер  говорил,
что хамы они все. Хоть он, Хродомер, кроме нашего Лиутпранда других лан-
гобардов не встречал, но доподлинно про них знает. Беседовал  с  людьми,
что в края лангобардские нечаянно забредали.
   Видать, прав Хродомер. Недаром столько лет прожил.
   К деду подошел. Дедушка лежал и в полог, над головой у  него  натяну-
тый, строго глядел. Дядя Агигульф возле телеги  факел  пристроил,  чтобы
светло было деду. Не знаю, заметил ли меня дедушка Рагнарис, потому  что
на меня он не смотрел.
   И вдруг дед отчетливо выговорил:
   - Больно мне.
   Я испугался и отошел.

   Уже стемнело. Звезд на небе не было - затянуло небо, хотя  весь  день
было ясно. Только к вечеру облака появились. По краю неба гуляли  зарни-
цы. Луна то появлялась, то исчезала, а потом и вовсе за облаками  пропа-
ла.
   У меня очень болела голова и дышать было трудно. Я думаю, это оттого,
что я испугался.
   У дома, в темноте почти не видные, отец мой стоял с  дядьями.  Тарас-
мунд говорил, что гроза, видимо, надвигается. Куда деда нести - на сено-
вал или к Ульфу в дом?
   Ульф говорил, что лучше к нему в дом, потому что на сеновале пыльно и
душно. И в дом свой ушел подготовить там все для деда на тот случай, ес-
ли действительно дождь пойдет.
   Я удивился, потому что они мирно между собою  говорили.  Будто  и  не
кричал дядя Ульф на больного деда и не бил дядю Агигульфа локтем,  когда
тот отогнать его пытался.
   Спать мне не хотелось. Гизульф тоже понурый по двору бродил.
   Гизульф вдруг сказал мне, на зарницы глядя:
   - Вандалам, небось, тревожно. Мы-то хоть  все  вместе,  а  их  только
двое. Да и кузница на отшибе.
   Я ответил ему:
   - Вандалы, что с них взять. Они все, небось, такие.
   Но и мне тревожно было.
   Потом я спросил Гизульфа о Лиутпранде - он где? Гизульф  сказал,  что
не знает. Галесвинту встретил, она сказала, что Лиутпранд пошел куда-то.
Галесвинта сама не своя с тех пор, как Лиутпранд приехал.
   Потом Гизульф спросил:
   - А ты знаешь, что он к Галесвинте свататься приехал?
   Я сказал, что не знаю. Спросил, ему-то откуда это известно?
   Он ответил:
   - Мать сказала.- И помолчав, добавил: - А знатная у  него  кольчужка.
Говорит, сам добыл. А что дыра на боку, так  это  Лиутпранд  ее  сделал,
когда с прежнего владельца снимал. Тот  расставаться  с  нею  не  хотел,
пришлось уговаривать.
   - Как уговаривать-то?
   - Фрамеей.
   Я все еще зол был на Лиутпранда, что он имя мое забыл, и потому  ска-
зал, что когда зверя берешь, шкуру лучше не портить. Не от большого  ума
дыру в кольчуге проделал.
   Гизульф за Лиутпранда обиделся и сказал, что и я так бы не добыл,  не
то что целую.
   Чтобы о другом поговорить, я у Гизульфа  насчет  сынка  его  спросил.
Как, мол, Марда - и правда сынка ему родить хочет?
   Гизульф раздраженно сказал, что не знает он ничего и не его это дело.
Дед про то разговор завел - вот пусть с отцом нашим Тарасмундом да с Ва-
ламиром, хозяином замарашкиным, и решают -  становиться  Марде  брюхатой
или нет.
   Про деда упомянув помрачнел совсем Гизульф и замолк.
   Я спросил его, почему он сынка не хочет. Напомнил, как мечтали  мы  о
том, что сынков гизульфовых пугать будем, когда те подрастут.
   Но Гизульф вдруг досадливо сплюнул, как это дядя Агигульф иногда  де-
лает, сказал, что и петух вон тоже у соседа Агигульфа  во  дворе  риксом
стать мечтал. Домечтался.
   Буркнул, что спать хочет. И ушел.

   Гроза ближе стала. По небу гром прокатился. Недаром у Хродомера пояс-
ницу ломило.
   Тут от телеги слабый голос донесся - дед что-то говорил. Ему Ульф от-
ветил. Я и не заметил, когда Ульф успел из своего  дома  к  телеге  вер-
нуться.
   И тотчас же от дома туда отец наш Тарасмунд пошел. А я не видел,  что
отец рядом с нами во дворе стоял, так темно было.
   Голоса стали громче. Теперь уже слышно было, что возле телеги ругают-
ся. Вернее, дедушка моих отца и дядю честил на чем свет стоит. Мне  пос-
покойнее стало. Коли дедушка ругается, значит, все в порядке.
   Но тут дедушкину брань Ульф перебил, грубо и резко, как никогда преж-
де никто не решался. Ульф сказал:
   - Молчи и делай, как говорю! С тебя не убудет, если меч  возьмешь