а веревочке, выкрашенный до половины красным. Мы
сразу узнали его. Наш дядя Агигульф много амулетов на  шее  носит.  Этот
клык тоже его амулет был.
   Дядя Агигульф голыми руками вырвал его из пасти волка-людоеда,  кото-
рый в полнолуние оборачивается воином  невиданной  силищи,  и  макнул  в
волчье сердце, когда разорвал людоеду грудь. Все это дядя Агигульф  сде-
лал голыми руками. Так он нам рассказывал.
   А волк этот оборотень среди гепидов дальних жил. А те и не  понимали,
что оборотень среди них живет - на то они и гепиды. Так бы  и  мучились,
если бы дядя Агигульф случайно с Теодобадом на них в поход не пошел. По-
ходя и оборотня извели. Гепиды потом благодарили - те, которые живы  ос-
тались.
   Как увидели мы с Гизульфом этот клык, так и онемели. Сразу многое нам
внятно стало. И разговор тот между дядей Агигульфом и Валамиром (как это
нам раньше в голову не пришло, что не стал бы дядя Агигульф  громогласно
признаваться в своей трусости! Да и когда это трусил дядя Агигульф, если
большие отряды при одном его имени разбегаются?) И копье, которое у  Ва-
ламира как раз в новолуние расшаталось. И вороны,  что  вдруг  с  дерева
взлетели (камнем, видать, в них бросили). И волчья тень, и фигура с  по-
сохом - небось, Ода-пастуха с Айно подрядили,  бражку  угрюмому  пастуху
выставили, чтобы пакость сотворить им помог.
   Вспомнил я, как обмочился, и снизошла на меня священная ярость.  Вых-
ватил я клык из рук Гизульфа и полетел к дому, как камень, выпущенный из
пращи.
   И Гизульф за мной следом побежал. Только я тогда ничего  вокруг  себя
не замечал.
   Ворвались мы во двор, там дядя Агигульф сидит. И такой  он  довольный
сидел, сытый после обеда, на солнце сомлевший, что  мы  с  Гизульфом  от
злобы затряслись. Испустили боевой клич и набросились  на  него  с  двух
сторон. Я дядю Агигульфа клыком заесть пытался. А Гизульф,  оседлав,  по
голове его кулаками молотил.
   Дядя Агигульф поначалу на землю пал и заскулил прежалобно, стал о по-
щаде просить. Мы с Гизульфом только рычали звероподобно.
   Тогда дядя Агигульф вдруг скулить перестал, взревел, и полетели мы  с
Гизульфом в разные стороны: я в стену  конюшни  врезался,  а  Гизульф  в
ульфов дом. Лежим и на дядю Агигульфа с ужасом смотрим.
   А тот расходиться начал. Руки растопырил, по двору с рыком начал  хо-
дить, глаза вытаращив. Палка валялась под ногами - схватил,  грызть  на-
чал. Потом об колено сломал.
   Сообразил тут я, что зубом оборотня грыз дядю Агигульфа. Чуть  второй
раз со страху не обмочился. А ну как в волка дядя Агигульф  превратится!
Не простит ведь мне дедушка Рагнарис.
   С дядей Агигульфом все страшнее становится. Встал на четвереньки, да-
вай руками-лапами землю рыть и бросать, точно пес. Голову к солнцу  под-
нял, взвыл... и вдруг сел на землю и лицо у него глупое стало.
   А из нашего дома как раз вышли дедушка Рагнарис, Хродомер и отец  наш
Тарасмунд. Стоят у входа и на дядю Агигульфа смотрят.
   У Хродомера лицо хитрое, улыбочка блуждает. И глядит так,  будто  за-
помнить все хочет получше, чтобы потом  рассказывать.  Дедушка  Рагнарис
багровый стал. И отец покраснел, глаза отводит - стыдно ему за брата.
   И ушел Хродомер. Видно было, что не терпится  ему  своим  рассказать,
что у Рагнариса в доме творится. Едва только скрылся он из виду, дедушка
Рагнарис взревел погромче дяди Агигульфа и палкой дядю Агигульфа вытянул
по спине.
   Дядя Агигульф подхватился и бежать со двора. А дедушка ему вслед пал-
кой швырнул и попал. И кричал, что вечно, мол,  опозорит  его  Агигульф,
подменыш троллев. Только жрать и горазд. Нарочно он перед Хродомером ду-
раком выставлялся, что ли? Опять над родом Рагнариса все село потешаться
будет. И ежели он, Агигульф, так хорошо собакой представляться умеет, то
и быть ему, Агигульфу, собакой - посадят на цепь и пусть гавкает.
   Тут отец наш Тарасмунд спросил нас  с  Гизульфом:  что,  мол,  случи-
лось-то? Мы ему все рассказали.
   Тарасмунд выслушал и засмеялся. Сказал,  что  когда  Агигульф  совсем
мальчишкой был, он кузнеца Визимара страх как боялся. И когда приходил к
нам кузнец, всегда под лавку прятался.

   Вечером дядя Агигульф явился мрачный и с Ильдихо шептаться стал. Про-
сил у нее что-то. Ильдихо же таиться не стала, в полный голос ответила:
   - Не дам тебе меда, и так мало осталось! Зачем это тебе  мед  понадо-
бился?
   Отец наш Тарасмунд рядом был и в разговор вмешался. Дядя  Агигульф  и
сознался, что мед для Валамира нужен - захворал друг его Валамир.
   И добавил:
   - Полночи голый в воде простоял, как тут не простынешь. Все ждал, по-
ка огольцы до кузницы доберутся... А те, видать, тащились нога за ногу.
   Меда Ильдихо так ему и не дала. Но мы с Гизульфом ночью  видели,  как
дядя Агигульф его украл. А он видел, что мы видим, и кулак нам  показал.
Мы на дядю Агигульфа больше не сердились.
   Когда Гизульф женится и у него будут дети, мы обязательно такую поте-
ху для них устроим. Это мы с Гизульфом так решили. Все равно ему придет-
ся брать жену и заводить детей, потому что он старший.  Гизульф  сказал,
что впервые без уныния об этом думает.

   КНЯЗЬ ЧУМА

   Раньше в нашем селе жило много больше народу, чем теперь. В нашем се-
ле было три больших рода - Хродомера (он первый на эту  землю  пришел  и
сел), Рагнариса, дедушки нашего, и Сейи (из того  села,  что  на  восход
солнца от бурга - оно потом сгорело с половиной народа и  старейшинами).
Хродомер этого Сейю знал хорошо и в походы с ним, бывало, ходил. Это еще
в прежние времена было, когда Аларих жив был и лютостью своей  в  страхе
соседние племена держал. Еще когда Ариарих, отец Алариха, жив был.
   После той чумы в нашем селе куда меньше народу осталось. Но  я  почти
не помню, каким наше село до чумы было, потому что был тогда еще  совсем
мал. И Гизульф плохо помнит. Ахма-дурачок, может быть, и хорошо  помнит,
но ничего толком рассказать не может.
   Дядя Агигульф тоже помнит, но дядя Агигульф не любит о  чуме  вспоми-
нать.
   Только один раз он рассказал нам с братом Гизульфом о скамаре.

   Дедушка Рагнарис говорит, что князь Чума,  которому  все  подвластны,
часто облик скамара без роду и племени принимает и бродит так от села  к
селу, от бурга к бургу. И везде, где ни пройдет, семена мора рассеивает.
   Потому и не любят у нас скамаров. Неизвестно, не князь ли Чума в  об-
личии человеческом в село пожаловал - от скамара же не  узнать,  кто  от
родом и где земля его. Да и крадут они, говорит дедушка.
   И что страшнее всего, иной раз в стаи сбиваются, могут пастуха  убить
и стадо угнать, а то и село разорить. Дедушка Рагнарис говорит, что  раз
разорила вот так скамарья стая одно герульское село. А Аларих как раз на
герулов походом собирался. Пришел, а село разорено -  скамары  побывали.
Единственный раз и был за всю жизнь, говорит дедушка, когда мы с герула-
ми бок о бок против одного врага бились.
   Окружили общими силами скамаров этих и многих мечами посекли.  А  кто
остался - тех кого конями разметали себе на потеху, кого по  герульскому
обычаю живьем зарыли. Все холмы вокруг были в красных пятнах да в кишках
скамарьих. Очень зол был Аларих на скамаров, говорит дедушка Рагнарис.
   Когда один скамар в село приходит, часто  на  пропитание  зарабатывая
народ потешает, на руках, как другие на ногах, ходит, побасенки  расска-
зывает, песенки поет, новости разносит. Скамары - слуги Локи, так дедуш-
ка говорит, оттого и веры им нет. И смех у них  недобрый.  Когда  скамар
один - смеется, а как товарищей себе найдет - в глотку готов вцепиться.
   Работу же в селах им давать не любят и в дома не пускают.
   Да и какая вера может быть тому человеку, который  отдельно  от  рода
своего по свету скитается?

   Чума к нам летом пришла, но еще с весны слухи доходили, что  прошелся
князь Чума по становищам аланским, задел и вандальские села.  Но  далеко
от нас это было.
   Но все равно, говорил дядя Агигульф, тревога к нам закралась. Подобно
тому, как смотришь на полыхание зарниц далекой грозы, а на  душе  беспо-
койно делается.
   И Теодобад (молод тогда был, только-только дружину под себя  взял)  в
бурге тревожился. Как дикий зверь взаперти метался и от тревоги этой лю-
товал. Когда человек один теодобадов горячкой захворал, Теодобад ему  из
бурга уйти повелел, а дом его сжег, хоть и роптала на то дружина.  Потом
нашли того человека. Так и помер на дороге, недалеко от бурга. И  не  от
чумы умер, сказывали, а от обычной лихоманки.
   Только все едино - не уберег Теодобад бурга.  И  дружину  не  уберег.
Пришла в бург чума и многие умерли.
   Наше село поначалу старые боги оберегали. Да и добрый Сын Бога Едино-
го им в том пособлял. Так дядя Агигульф рассуждал.
   Но потом, как чума прошла через село наше, годья Винитар немало  поп-
реков наслушался.
   Дедушка Рагнарис и Хродомер пеняли годье Винитару, что  врет  он  все
про этого доброго Сына. Если бы его хваленый Бог Единый такой сильный  и
добрый бог был, разве позволил бы он чуме такое в нашем селе сотворить?
   Вот Вотан и Доннар - они недобрые. Никто и не врет, что они добрые.
   Годья же Винитар ярился и кричал, что Бог Единый попускает такие беды
по грехам нашим многочисленным. И то диво, что не все село от  чумы  вы-
мерло, а лишь часть, ибо истуканы на каждом шагу и идолопоклонство проц-
ветает.
   Тогда-то, во время чумы, и уверовал Одвульф в Бога Единого,  а  после
перед всем селом похвалялся, как Бог Единый с Сыном от напасти его,  Од-
вульфа, уберегли.
   С самим же годьей Винитаром так вышло. Годья за долг свой почитал  по
умирающим ходить, слово Божье им толковать,  чтобы  те  хоть  померли  с
пользой для души своей, коли жили,  как  зверье,  в  идолопоклонстве.  И
гневно с умирающими беседовал.
   Рагнарис же с Хродомером между собою решили, что негоже годье со дво-
ра на двор бродить, чуму на плечах таскать. Предложили ему, коли он  та-
кой истовый, в храме Бога Единого денно и нощно  молитвы  возносить,  но
чтобы из храма ни-ни.
   И отца нашего Тарасмунда на годью натравили. В доброте своей  великой
и нерассуждающей спас Тарасмунд годью от чумы, неукоснительно  следя  за
тем, чтобы завет старейшин выполнялся.
   Как вышел годья из храма, к умирающим идти вознамерившись, так и зас-
тупил ему дорогу Тарасмунд со щитом и мечом. Годья и понять-то толком не
успел, что к чему, а Тарасмунд уже с размаху ударил  его  краем  щита  в
подбородок, едва зубы годье не выбил. Но лучше уж живу быть, хоть и без-
зубу, чем с зубами, да в могиле.
   Тело годьи бесчувственное в храм Бога Единого сволок. Занавес там ви-
сел, алтарную часть отделял; снял Тарасмунд этот занавес  и  ложе  годье
мягкое возле алтаря устроил. Себе же у входа ложе  сделал.  И  никого  в
храм не пускал, а годью из храма не выпускал. Так и принудил годью подле
Бога Единого и Сына Его жить.
   Дядя Агигульф рассказывал, что еду и питье годье и Тарасмунду,  носил
он с шуточками и прибауточками, желая их взбодрить. Тогда он,  Агигульф,
совсем молодой был. Дядя Агигульф и сейчас в Бога Единого не  верует,  а
тогда и вовсе для него ничего святого не было. Так дядя  Агигульф  гово-
рит.
   Отец наш Тарасмунд, которому мы с Гизульфом дядин рассказ  потом  пе-
ресказывали, возразил, что вовсе не было тогда у Агигульфа  ни  шуточек,
ни прибауточек. Мрачным ходил тогда дядя Агигульф, ибо глодал его страх.
   Про самого себя Тарасмунд говорил, что в те дни ярость в нем  бешеная
кипела и был он зверю дикому подобен, ибо от князя Чумы гибло село  наше
и ничего против этого Тарасмунд сделать не мог.
   После годья признавал, что спасли его Хродомер с Рагнарисом от  смер-
ти, но утверждал, что это все Бог Единый с Сыном устроили руками язычни-
ков. Храм же после всего этого заново освящал годья, а за занавес  очень
ругал Тарасмунда.
   С ними потом еще Одвульф в храме жил, но Тарасмунд Одвульфа  презирал
за трусость, ибо Одвульф к Богу Единому потому прибежал, что Бог  Единый
и добрый Сын сильнее князя Чумы и могут князя Чуму побороть. Вот и  пос-
пешил к более сильным переметнуться, чтобы оборонили.

   Пришел же князь Чума в наше село так. Как дед и  рассказывал,  принял
князь Чума облик скамара, только у нас тогда не знали об этом. Ибо  этот
скамар не был похож на прочих, наглых, да грубых, да трусливых.  Был  он
немолод и видно было, что не от лености и гнусности нрава  бродяжничает.
Заметно было, что к работе на земле привычен - повадка выдавала.
   Приютил же его Сейя и думал сделать своим человеком. Скамар же благо-
дарность свою показывал.
   Потом только поняли мы, что так-то и провел нас князь  Чума.  Был  бы
скамар на других похож, мы бы сразу его прогнали, в дом бы не пустили.
   Сорок дней минуло с той поры, как скамар у Сейи поселился, и  умер  у
Сейи раб. Внезапно умер: вот он стоит - и вот  уж  он  пал  на  землю  и
мертв, а лицо черное.
   Прибежали на поле и сказали о том Сейе. И прочие ту весть слышали.
   Тогда-то и хватились скамара.
   А здесь он, скамар. Со всеми на поле был, снопы вязал. Стоял, согнув-
шись; сквозь худую рубаху лопатки торчат, волосы серые от пота слиплись,
а руки знай себе ловко работают.
   Наше поле поблизости было, потому видели все, что со скамаром  случи-
лось.
   Ударил его камень между лопаток. Кто бросил - того никто не  заметил.
И камней-то на поле вроде бы и не было, а ведь нашлось и немало.
   Выпрямился скамар, еще не понимая, и тут ком земли прямо  в  лоб  ему
угодил. Повернулся скамар и побежал.
   Ничем удивления своего не показал. Привык,  чтобы  его  гнали.  Стало
быть, и в самом деле князь Чума это был, раз убегал, вину свою зная.
   Побежал, но тут дорогу ему заступили. Метнулся туда, сюда - везде лю-
ди стоят.
   Скамара быстро окружили со всех сторон - и родичи Сейи, и наша родня,
и родня Хродомера на крик прибежала. И стали скамара бить.
   Первым его Вутерих поверг, сын Сейи, друг отца моего,  Тарасмунда,  -
ловко серпом по лицу ударил (в шею метил, но промахнулся). Тут все нава-
лились, кто рядом был.
   И мы с Гизульфом там были, и Ахма-дурачок, наш брат, - тоже.  Все  мы
там были, все наше село прибежало князя Чуму гнать.
   Когда же отступили от скамара, как волна от берега, то ничего уже  от
скамара и не осталось - одно только месиво темно-красное, я помню. Смот-
рели на это месиво в страхе, ибо князь Чума, даже если убить тело, в ко-
тором он пришел, так просто из села не уходит.
   Гизела заплакала и на руки меня взяла. А я не понял, почему она  пла-
чет, потому что мне весело было скамара гнать. Я думал поначалу, что чу-
ма это здорово, потому что все вместе собрались. И князя Чуму убили. Вот
какие мы сильные, когда все вместе, - никто нам не страшен.
   Рагнарис велел сыновьям своим быстро  хворост  нести,  чтобы  останки
скамара спалить.
   А Сейя людей домой послал, чтобы того умершего раба подальше  отнесли
и сожгли. И когда все побоялись идти и раба того уносить, Сейя одного из
своих рабов по лицу ударил и велел ему: "Ты пойдешь". И я видел, что тот
человек смертельно перепугался, но ослушаться Сейи не посмел.
   Хродомер сказал, чтобы все можжевельник собирали и  жгли  на  дворах,
дома окуривали и сами окуривались. И сказал, чтобы все в селе так  дела-
ли. Хродомеров отец (так Хродомер сказал) говорил, что так делать  надо,
когда чума подступает.
   То поле, где скамара убили, и сейчас брошеное стоит,  потому  что  не
рождается там ничего.
   Дядя Агигульф потом говорил нам с Гизульфом про  это  поле,  страшную
клятву взяв, что не будем так делать. Если в последний день старой  луны
взять оттуда щепотку земли и кому-нибудь в питье подсыпать, тот  человек
начнет чахнуть и сохнуть и через полгода умрет. Только у нас в селе  про
это все знают, потому так и не делает никто. Дядя Агигульф  сказал,  что
если у нас в селе кто-нибудь сохнуть начнет, он нас с Гизульфом, не раз-
бирая, притащит на скамарово поле и эту землю есть заставит.
   У нас в селе это место стараются стороной обходить, плохим считают.
   Когда чума отступила, годья Винитар на этом месте крест поставил.  Но
крест и года не простоял - упал. Сгнил, а ведь из доброго дерева  сделан
был.

   После того, как скамара на том поле убили, еще несколько человек  чу-
мой заболело и умерло - у Сейи, а после у нас и у Хродомера. Младший мой
брат умер (последний ребенок из рожденных Гизелой), его звали как дедуш-
ку - Рагнарис. Гизульф говорит: "Невелика потеря". Но наша  мать  Гизела
так не думает.
   Еще в нашей семье старый раб умер. Он нашему дедушке  Рагнарису  при-
надлежал. По нему дядя Агигульф больше всех  убивался,  потому  что  раб
этот баловал дядю Агигульфа, все его мальчиком считал. А я  его  боялся,
потому что у него лицо все бородой заросло.  Дедушка  Рагнарис  говорил,
что был он даком и что в бурге его перекупил у одного из алариховых вои-
нов.
   Когда князь Чума по всему нашему селу гулял и во  все  двери  стучал,
дедушка Рагнарис усердно богам молился, а дома у нас можжевельник курили
и еще какие-то травы, которых я не помню. Дедушка говорил потом, что это
и отворотило чуму от нашего дома, так что немногие от нее умерли.
   Когда уже чума на убыль пошла, заболел наш дядя Храмнезинд  (которому
потом голову отрубили), но он не умер.
   У Хродомера больше народу умерло. У Хродомера несколько рабов умерло,
а из семьи Хродомера муж Брустьо умер и ее дочка. И еще  жена  Хродомера
умерла, Аталагильда.
   У Валамира после чумы никого родных не осталось. Сам Валамир в походе
был, вернулся на пустое пепелище. Умерли и отец его, Вульфила,  и  мать,
Хиндесвинта, и младший брат Вамба. Только  дядька-раб  остался,  который
самого Валамира еще сосунком помнил. Теперь он Валамира ругает - Валамир
говорит, дядька порой хуже чумы.
   В этот поход Валамир с Гизарной перед самой чумой ушли. Они не с Тео-
добадом пошли, а с Лиутаром, сыном Эрзариха, что в ту пору над вандалами
поднялся и с очень дальними гепидами войну развязал.
   Валамир нам дальней родней приходится, а Сейе - ближней. Род Сейи  во
время чумы весь вымер, никого не осталось, если Валамира не считать.
   Гизарна со своей матерью незадолго до князя Чумы в наше село  пришел.
Гизарна - родич жены Вутериха, сейиного сына. Если бы не скамар, который
всему виною был, то на Гизарну с матерью его бы подумали, что они  князя
Чуму приветили.
   Когда Гизарна вместе с Валамиром из того похода вернулся, матери сво-
ей он уже не увидел, и она не порадовалась подаркам, которые он  привез.
Подарки эти он на ее могиле сжег. После же к нашему дедушке пришел, что-
бы все узнать, как было.
   Дедушка Рагнарис ему и рассказал про скамара и добавил, что  не  будь
скамара, точно бы Гизарну обвинили. Дедушка Рагнарис велел  Ильдихо  на-
кормить Гизарну и на ночь приютил. Наутро же ушел из нашего дома  Гизар-
на.
   У Аргаспа брат умер, Одрих, силищи неимоверной. Первый  силач  был  в
нашем селе, гордость старейшин; сгорел же в один день от черной смерти.
   Теодагаст, младший из племянников Хродомера, разом всех женщин лишил-
ся - и матери, и сестер, и жены, которую недавно взял. Сам же спасся чу-
дом, хотя тоже болен был. Он последним в  своей  семье  заболел.  Жилище
свое сам огню предал и новое построил. И работой этой от безумства спас-
ся.
   Фрумо, дочь Агигульфа-соседа, тоже болела и с тех  пор  придурковатой
сделалась. А кривая была от рождения.
   Жена Агигульфа-соседа умерла, и ребенок, которого она носила, не  ро-
дился. Так дедушка Рагнарис говорит, Агигульфа-соседа временами жалея.
   Был в нашем селе один воин Герменгильд. Пришел он в наше село со сво-
им побратимом-аланом по имени Кархак. Они первые были, кого годья  Вини-
тар поборол и крестил. Они в одном доме жили и вместе умерли. Сейчас они
в небесном бурге по обе стороны от доброго Сына сидят и райскую медовуху
с Ним пьют.
   Умерла мать Ода-пастуха, та аланка, которую Эвервульф, друг Ульфа,  в
село привел.
   Еще умерли Арпила, Эорих,  другой  Эорих,  Гаутемир,  Бавд,  Фрити