леваром остерегался Лиутар  на  союз
идти. Сожрет Оган и не подавится.
   Конечно, проще всего было бы с аланами чужаков изгнать.  Давний  союз
был у вандалов с аланами. Надежный. У Лиутара жена аланка. Но аланы  от-
кочевали куда-то. Где они теперь? Ищи ветра в поле.
   Так что лучше Теодобада сейчас никого Лиутару не найти.
   Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха:  вандалам  с  чужаками  не  спра-
виться. Если и одолеет он, Лиутар, чужаков, то очень большой  кровью,  а
этого Лиутар не хотел. Изрушит народ такая победа и не восстановится на-
род, расточится. А на Теодобада чужаки насядут - изведут Теодобада. Ста-
ло быть, и Теодобада такая же дума гложет. Если, конечно, дошла  уже  до
Теодобада недобрая весть о чужаках.
   А если не дошла - донести нужно. Посланец же таков должен быть, чтобы
вера ему была от Теодобада полная. Не Велемуд, который ловок красные ре-
чи говорить и острые углы закруглять. Зол и яростен должен быть вестник,
сам дыханием битв с чужаками опаленный. Не  по  наслышке  о  тех  битвах
знать должен.
   Нет у Лиутара  среди  всех  дружинников  его  лучшего  посланца,  чем
Ульф-гот. Знал Лиутар и  то,  что  в  почете  у  Теодобада  род  ульфов.
Родством же ульфов род со славным вандальским родом Вильзиса связан.
   Так рассуждал Лиутар, сын Эрзариха, вождь.
   А с чужаками расправимся, продолжал Лиутар, - там и до  гепидов  дело
дойдет. Вдвоем с Теодобадом раздавим надменного Огана-Солевара.
   И к Ульфу с тем подступился. Поезжай, мол, Ульф к  Теодобаду,  старые
обиды забудь.
   А Ульф на своем стоит: хочу в село съездить, своих повидать  -  брата
своего Велемуда, сына Вульфилу, жену свою Гото. Так объяснил, что сердце
у него не на месте и сны дурные снятся.
   А сны и вправду дурные снились. Снилось Ульфу, будто он - как Атаульф
нынче (то есть, как я), лет десяти или двенадцати.  Будто  потерял  отец
его Рагнарис нож с красивой костяной рукояткой. Потерял и на Ульфа поду-
мал - что Ульф этот нож взял.
   А Ульф ножа не брал и отрекался от обвинения. Но Рагнарис  и  слушать
не стал, изругал и высек.
   Ульф обиделся на отца своего, ушел далеко из села, в дубовую рощу,  и
там всю ночь просидел. Страшно в роще было, ветер в дубах  разговаривал,
вепри под землей копошились, кто-то звал Ульфа на разные голоса.
   Наутро возвратился Ульф домой. Рагнарис к тому времени пропажу нашел,
но Ульфу ни слова не сказал.
   Седмицу целую потом с Ульфом не разговаривал.
   Когда Ульф про это рассказывал, дедушка Рагнарис нахмурился и сказал,
что не помнит такого случая.
   От этого сна тревога вошла в сердце Ульфа.
   И рассказал он о печали своей Лиутару, сыну Эрзариха. Все, как  есть,
ему поведал: и про отца своего, и про брата старшего Тарасмунда,  и  про
Теодобада. И о том, как ушел от Теодобада и от Тарасмунда.
   А Лиутар Ульфу свои печали излил. И про чужаков, и  про  вандалов,  и
про Теодобада-гота, и про Огана-Солевара. Помощи ульфовой просил.
   Переступил через себя Ульф и согласился к Теодобаду посланцем от ван-
далов ехать. Но прежде в село вандальское, к Велемуду, поехал.

   Поехал, да только села не нашел.
   Не было больше села.
   Где прежде жили, там одно пепелище.
   Ульф много повидал, потому сразу всех хоронить не стал  -  знал,  что
кто-нибудь да спасся. Закрыл сердце на засов и искать отправился.
   У здешних вандалов обычай был - возле сел потайные места  устраивать.
Велемуд Ульфу кое-какие из этих мест показал,какие сам знал. Говорил Ве-
лемуд: ежели что стрясется, там хоронись с женой  и  ребятишками.  Мест-
ность же возле вандальского села более лесистая, чем у нас, - есть,  где
спрятаться.
   В одном из убежищ и обнаружил Ульф несколько  человек.  Ни  Гото,  ни
Вульфилы, ни Хильдегунды с младенцем, ни Велемуда, ни Вильзиса среди тех
не было. Филимер только был. Тот как Ульфа завидел, так с криком к  нему
побежал.
   Кузнец был - Визимар, девушка эта - Арегунда. И еще несколько, мужчи-
ны и женщины, одна с ребенком. Всего же набралось не более десяти.
   Визимар у них за предводителя был. Визимар Ульфа  хорошо  знал.  Знал
он, что Ульф у Лиутара десятник, и потому начальствовать ему передал.
   Визимар Ульфу сказал, что родни его никого не осталось - всех переби-
ли, кроме ульфова племянника, Филимера.
   Ульф спросил, искали ли в других убежищах. Потому что знал - не  одно
здесь убежище было. Но Ульфу сказали, что искали везде и никого в  живых
нет.
   Но и тогда Ульф не захотел верить. И спросил, видел ли кто,  как  по-
гибли его родичи.
   Та девушка Арегунда сказала, что своими глазами все  видела,  ибо  по
соседству жила.

   Ульф нам сказал, что завтра Арегунда сама обо всем поведает, если нам
слушать охота. Его же, Ульфа, при том не было. Не в ульфовом обычае бре-
хать про то, чего не видел.

   Когда Арегунда Ульфу все рассказала, он больше о родне своей говорить
не стал, а вместо того с Визимаром-кузнецом обсуждать начал,  как  лучше
до бурга лиутарова добраться. Решено было село сожженное обойти и, дале-
ко на закат забрав, через край земель гепидов Огана пройти.
   На том и порешили.
   Как решили, так и пошли. Когда уже недалеко от бурга были, в  полудне
перехода, увидели, что чужаки повсюду. Разлились, как вешние воды.
   Там спор у беглецов вышел: часть оставшихся хотела к бургу дальше ид-
ти; другие, в том числе и Ульф с Визимаром, удерживали их. Коли на  пол-
ночь от бурга чужаки кишат, то что под самым бургом делается?
   Однако не хотели слушать Визимара с Ульфом. Ему, Ульфу, еще и  пеняли
- мол, не тебе, готу, нам указывать, как на нашей земле себя вести.
   И разделились беглецы. Большая часть  к  бургу  пошла.  И  женщины  с
детьми, какие были, тоже к бургу пошли, только Арегунда осталась.
   На Арегунду в их селе как на дурную смотрели - виданое ли дело, чтобы
девка с мужиками равнялась!
   А Визимар-кузнец с Ульфом и Арегунда к бургу не пошли.  Ульф  недаром
всю зиму с этими чужаками воевал. Он-то и предложил на полночь  идти,  к
Теодобаду. Спутникам своим, какие Ульфа послушались, сказал: в мое  село
пойдем, там жить будем. И добавил, что слово заветное у  него  есть  для
готских старейшин.

   Дедушка Рагнарис тут спросил недоверчиво, какую еще хитрость Ульф из-
мыслил и что за слово такое заветное. На то Ульф ответил:
   - Что кузнеца в село привел и что Визимаром кузнеца того зовут.

   Визимар Ульфу не поверил. Все говорил, что к гепидам надо бы идти. Но
Ульф сказал, что у гепидов все будем как скамары безродные, а в  готском
селе он, Ульф, за прочих поручиться может.
   И пошли втроем; мальца же Филимера с собой взяли, ибо  иной  родни  у
Филимера не осталось.
   Трудно шли. Несколько раз в стычке побывали. В последней Ульфа стрела
достала - лучники у чужаков хорошие, не в пример нашим. Хорошо еще,  что
только по ребрам чиркнула. Больно, хотя не опасно. Не повезло.
   Тут дедушка хмыкнул. Когда такое было, чтобы везло Ульфу! И то  диво,
что вообще дошли.
   Ульф первым делом в бург, к Теодобаду явился. Через обиду свою перес-
тупил и Теодобаду не дал старое поминать. Сразу о том заговорил, как се-
ло вандальское спалили. Про Лиутара рассказал, про то, как зиму провели.
Не утаил и того, о чем думал: наверняка пал уже бург лиутаров, так что с
полудня никто сейчас Теодобада от чужаков не прикрывает.
   Про чужаков рассказал все, что знал. Каковы в бою, какие  хитрости  в
обыкновении имеют.
   Выслушал его Теодобад, дружину созвал. Дружинники как Ульфа  увидели,
да еще с такими спутниками - с кузнецом-вандалом, с девкой бесноватой  и
с мальцом, который от Ульфа ни на шаг  не  отходил,  -  смеяться  стали,
пальцами показывать.
   Теодобад рявкнул на них, замолчать велел и слушать, что Ульф  скажет.
И попросил Ульфа еще раз все то повторить, что только что ему говорил.
   Ульф повторил.
   Дружинники задумались. Вопросы Ульфу задавать стали. Отвечали попере-
менно то Ульф, то Визимар-кузнец.
   Говорили о том, что старейшин из разных сел в бурге собрать нужно  на
большой тинг. Дозоры выслать на полдень надо. Чужаков  понять  пытались,
думали, как они себя поведут. И так, и так прикидывали - всяко плохо по-
лучается. Неладно еще, что чужаки иного языка, поди догадайся, как у них
мысли текут.
   Земли вандальские они к осени захватили; от урожая зиму  прокормиться
могут. На то и расчет шел. Может быть, эту зиму в бурге лиутаровом  про-
ведут, а на готские земли пока не сунутся. Холода на носу.
   Другие дружинники возражали. А может быть, и дальше пойдут,  на  зиму
глядя. Тыл у них сильный.
   И снова повторялось между дружинниками то, что не раз уже слышал Ульф
от вандалов в бурге. Найти бы ядро племени, отыскать бы, где у них  бабы
с ребятишками остались, туда бы удар нанести и чужаков под корень извес-
ти.
   Сквозняком на Теодобада с полудня потянуло. Прежде-то там вандалы си-
дели. Хоть и не было большой любви между готами и вандалами,  а  все  же
спокойнее было, имея их по соседству. Теперь же с полудня  неведомо  кто
подбирался.
   Тревога глодала и вождя, и дружину его. Те чужаки  прежде  где-то  на
полночь да на восход сидели - от вандалов это Ульф узнал. Там  горы  тя-
нутся. За хребтом, в предгорьях-то, племя это и обреталось. По всему ви-
дать, большое племя было, если даже сейчас столь много их осталось.
   И совсем уж нехорошие мысли в голову лезли.
   Какую же силищу надо было иметь тем, кто это племя  с  земли  согнал!
Стало быть, не только на полудне зараза завелась; далеко на полуночи еще
более сильный враг закопошился. Неведомый враг. Коли тех чужаков согнал,
так и сюда прийти может.
   Ульф сказал Теодобаду, что все не идет у него из памяти  тот  случай,
когда пошли в поход и река им путь перегородила, а  по  реке  той  трупы
плыли от неведомой битвы, бывшей где-то далеко выше по течению.
   И совсем мрачен сделался Теодобад, ибо и его это воспоминание точило.
   И сказал Теодобад - прав Ульф, тинг большой собирать нужно,  обиды  и
распри позабыв.
   С тем Ульф в родное село свое и отбыл и завтра с Хродомером  говорить
намерен. А Теодобаду он обещал, что после снова в бург явится.

   Все это Ульф рассказал дедушке Рагнарису  и  отцу  моему  Тарасмунду,
будто из мешка вывалил - думайте. И сказал, что спать пойдет, потому что
устал очень, две седмицы почитай с коня не сходил.

   Тут на двор дядя Агигульф явился. Нехотя шел, нога за ногу. На  жатву
как на муку шел. А как ко двору подошел, увидел чужих коней. Встрепенул-
ся дядя Агигульф.
   От дяди Агигульфа пивом вкусно пахло.
   Дедушка Рагнарис проворчал:
   - Приперлось чадо...
   А Ульф на брата меньшого с неприязнью поглядел, будто на чужого.
   Ульф никогда красотой не отличался, а рядом с дядей Агигульфом совсем
заморенным выглядел. Поздоровались братья.  Ульф  на  брата  глядел,  не
вставая, снизу вверх, и молчал. Я первый раз видел, чтобы дядя  Агигульф
так смущался.
   В бороде поскреб, проворчал что-то. На Марду-замарашку всю вину  сва-
лить попытался за то, что так долго на зов родительский  шел.  Нерадивая
девка, медленно плелась. Небось, цветочки собирала. Совсем распустил Ва-
ламир рабыню свою. А уж он-то, Агигульф, как заслышал, что тятенька  зо-
вет, так сразу со всех ног припустил было, быстрее стрелы полетел.
   Да вдруг померещилось ему, будто чужак за  дубами  мелькнул.  Хорошо,
отбежать далеко не успел. Валамиру знак тайный воинский подал, мол, туда
крадись. С обеих сторон супостата обойдем!
   Полдня на брюхе по роще с Валамиром ползали, таились  да  подкрадыва-
лись...
   В общем, померещилось.
   А тут такая радость - Ульф, братец старший, вернулся.
   Спросил неудачного, неужто из похода удачного Ульф  возвратился,  что
трех коней привел?
   Говорит дядя Агигульф, как поет, складно, слово за слово цепляет, ос-
тановиться боится, а сам пританцовывает да на деда  глазом  косит:  как,
сильно сердится тятенька?
   Дедушка Рагнарис велел дяде Агигульфу заткнуться. Добавил, что  прек-
расную вандалку привел к нам в дом Ульф - как раз такую,  о  какой  дядя
Агигульф грезил.
   Дядя Агигульф жадно спросил, где же, где та прекрасная вандалка.
   Дедушка Рагнарис ответил, что спит она на сеновале. Добавил,  ядовито
хмыкнув, что с кузнецом спит и с дитем. И не позволив дяде Агигульфу ни-
чего более добавить, заревел страшно, что  на  рассвете  сам  его,  Аги-
гульфа, на поле погонит и всю жатву с него, Агигульфа, не слезет.
   И о замарашке забыть пора. Породнилась с нами  замарашка-то...  Через
Гизульфа породнилась, кажется.
   Дядя Агигульф пробормотал, что Марда - валамирова рабыня, будто этого
кто-то еще не знал, а после, головой ошеломленно крутя, на  сеновал  су-
нулся - посмотреть. Вылез в полном изумлении. И спросил: а кузнец  -  он
что, тоже с нами породнился?
   Дедушка сказал, что Агигульф сейчас с палкой его породнится, если рот
не закроет.
   Тут Ульф тяжко поднялся и сказал, что спать он пойдет.
   Дедушка разом перестал с Агигульфом ругаться и совсем другим  голосом
Ульфу сказал, что сам завтра с Хродомером поговорит. А он,  Ульф,  пусть
спит, сколько душе угодно. Когда еще выспится.
   Ульф сказал: "Вот и хорошо" и ушел на сеновал к своим вандалам.

   Вечером, как Ульф ушел, дядя Агигульф нас с Гизульфом поймал  и  стал
выспрашивать: что с Ульфом-то на этот раз приключилось? Мы с братом дол-
го дядю Агигульфа мучили. За все разом отомстили: и за  царь-лягушку,  и
за меч-призрак. А после все как есть рассказали.
   Дядя Агигульф смеяться перестал  и  нахмурился.  Сказал,  что  завтра
вставать спозаранку, и ушел спать.

   Утром, едва только свет забрезжил, все мы проснулись от крика. Кричал
дедушка Рагнарис. В этом ничего удивительного не было, разве что  непри-
вычно громко кричал он - во всяком случае, громче обычного. Но  вот  что
поразительно было: кричал и Ульф. И так орал, что дедушку  перекрикивал.
На каждое дедушкино слово десять своих выпаливал.
   Кричали они на дворе.
   Ночью Ульф плохо спал - видать, разбередил себя воспоминаниями. А мо-
жет, по иной какой причине. Встал еще затемно и на двор вышел,  думал  о
чем-то. Дедушка Рагнарис тоже почти глаз не сомкнул, так встревожили его
вести, принесенные Ульфом и вандалами. Как заметил, что Ульф из дома вы-
шел, так и следом выбрался.
   Видно, хотел наедине расспросить его обо всем. О  чем  они  говорили,
неведомо, а только переругались почти сразу - и в крик.
   Тут уж мы все проснулись. Да и как не проснуться, когда  такие  голо-
систые петухи на все село горланят.
   Ульф орал (и лицо у него подергивалось), что пока Рагнарис с Хродоме-
ром гордость свою тешили и друг перед другом хвосты распускали,  сколько
лет впустую потеряли. Он, Ульф, еще мальчишкой был, когда понимать начал
- давно пора насыпь возводить и тын ставить.
   Дедушка же кричал, что Ульф что мальчишкой, что нынче - одно только и
понимает, как без портков из собственного дома сигать и то в плену, то в
рабстве околачиваться. Больно много пользы роду нашему от  доблести  та-
кой.
   Ульф же оскорбления к сердце не подпускал, ибо совсем об ином  думал.
Подворье хродомерово укреплять нужно, ибо самое большое оно в селе, сто-
ит на возвышенном месте. И колодезь там есть. Вот что нужно делать, а не
старые обиды ворошить, будто прошлогоднюю солому.
   Дед вопил неистово, бородой тряся: не пойти ли, мол, прямо  сейчас  к
Хродомеру, подворье ему укреплять, а заодно и  по  хозяйству  пособлять?
Может, сынок мой Ульф, коли ты такой рачительный, отца своего  отправишь
Хродомеру задницу лопухом после большой нужды вытирать? Так и скажи. Или
для себя эту работу бережешь? Берись! Дело прямо по тебе. Все  равно  на
другое не способен... А так, глядишь, быть тебе правой рукой  Хродомера.
Той, что он у себя в заднице ковыряет, когда задумается.
   И дыхание переведя, Ульфа нападением с неожиданной стороны изумил:
   - Думаешь, не догадываюсь, какие козни строишь? Думаешь, отец не про-
ведает, с какой думкой в родное  село  воротился?  Думаешь,  стар,  мол,
отец, глуп, из ума выжил? Обведу-ка я его, дурака, вокруг пальца!
   Ульф так поразился, что ни слова не сказал. Самому, видать, любопытно
стало: какая такая тайная думка, помимо той, что отец из ума выжил?
   А дедушка Рагнарис надрывался, от натуги приседая:
   - Неужто я не вижу! Истаскался ты, побродяжил, в походах  притомился,
ныне отяжелел, на землю сесть решил. Сесть-то решил, а совести-то  нету.
Тасканьями совести не наживешь, ту, что была - и ту  всю  растрясешь  по
чужим-то людям. Пришел в родимое село, а отец-то старый,  за  благочиние
держится. Ты уж и слово это, поди, забыл. А отец - держится! Держится! -
с торжеством повторил дедушка Рагнарис.
   Ульф молчал.
   А дедушка продолжал, все больше разъяряясь:
   - Да, отец твой Рагнарис из ума выжил. Но не до конца  выжил.  Не  до
конца! И за благочиние - обеими руками, обеими руками держится! И зубами
держится! А тебе, бессовестному, благочиние - как кол  в  задницу!  Тебе
при благочинии на земле вольготно не раскинуться! Тебе  такого  тестюшку
подавай, у которого о благочинии и думать забыли! А еще лучше - чтоб  из
ума выжил, не так, как отец, - а полностью. Тут ты угадал, Ульф. Тут  ты
попал, куда метил. Правильно целил, правильно попал. Молодец, Ульф.  Мо-
лодец!
   Ульф аж рот раскрыл. Любопытство глодало его так,  что  он  обижаться
забыл. Слушал, млел от ожидания - что такого дед Рагнарис измыслил?
   - Вижу, на кого глаз положил. Вижу, кого  прибрать  хочешь.  Брустьо,
грудастая бесстыдница, титьками долгими тебя захомутала! Хродомер нароч-
но ее к тебе подсылает. Он-то полностью из ума выжил, а о благочинии ес-
ли и ведал что когда-то, так давно  все  перезабыл.  В  колодце  утопил.
Тьфу!
   При мысли о колодце дед затрясся и плюнул несколько раз. Ульф онемел.
А дедушка продолжал наседать, наскакивая на Ульфа по-петушиному:
   - Да, да! Не вороти нос-то! Знаю, что на уме у тебя, бесстыжего!  Хо-
чешь Брустьо взять в жены, Хродомеру зятьком сделаться!  Небось,  второй
колодец у него на подворье выкопаете, глубже первого. Ну, иди, сватайся,
Хродомер только того и ждет.
   Ульф наконец опомнился и опять о своем заговорил. Лицо свое к  отцову
лицу приблизил, едва носом его в нос не клюнул, и заорал:
   - Нужен тын селу, говори?
   Рагнарис лица не отводя, в ответ рявкнул:
   - Нужен!
   - Тридцать зим уже с Хродомером вы спорите, где тын ставить! - кричал
Ульф. - Толку-то!.. Пока спорите, глядишь, чужаки свой тын тут поставят,
а сверху ваши с Хродомером головы насадят! То-то раздолье вам будет  меж
собою лаяться! Никто, кроме воронья, мешать не будет.  Разве  что  чужак
какой помочиться подойдет.
   Дедушка Рагнарис заревел, как бык:
   - На Алариховом кургане - вот где тын надо  ставить!  Посередь  холма
тыном обнести и насыпью, насыпью!..
   - На кургане только и хорошо, что пивом до самых глаз  наливаться!  -
закричал Ульф. - Что, когда осаду пережидать будешь, Ильдихо станет тебе
пиво туда таскать?
   - А колодец! Колодец вырыть! - надрывался дед. - Я говорил Хродомеру,
что колодец там вырыть надо!
   - Где колодец-то рыть? На кургане?
   - А хотя бы и на кургане!
   - Покойного Алариха поить?
   - А хотя бы и Алариха, - начал было дед, но осекся.
   Ульф спросил, уже поспокойнее:
   - Зачем на кургане колодец рыть, коли есть уже колодец на  хродомеро-
вом подворье?
   - У Хродомера вода в колодце всем известно,  какая!  Отчего  Хродомер
такой хилый, того и гляди помрет? Все оттого, что воду дурную пьет, а  к
реке ходить ленится. Весь уж на понос с той воды изошел. И бабы  у  него
такие же. Ступить негде, везде дерьмо!
   - А на кургане ты колодец сквозь Алариха копать будешь?
   - Ты меня не учи, сопляк! Я знаю, как копать!
   И руку занес, чтобы Ульфа по лицу ударить. Ульф руку отцову  перехва-
тил.
   - Ты в священную ярость-то не впадай! - зашипел он сквозь зубы. - Од-
ной священной ярости мало, чтоб колодец выкопать.
   - Мы с Хродомером когда село ставили, - запальчиво крикнул дед и руку
свою вы