.
   Валамир объяснять начал, что место это дивное. Всю рощу с этого места
слыхать, где что происходит. Лист с дерева  не  упадет,  чтобы  Валамир,
здесь сидя, того не услыхал. Вам-то с непривычки, может быть, и не слыш-
но, а вот у него, Валамира, даже голова  болит,  звуками  переполненная.
Желуди падают - стучат. Мыши-полевки с того края рощи оглушительно скре-
бутся. Совсем одолели, проклятые. А уж как кабаны возиться начнут -  так
и вовсе спасу нет, хоть беги. Уши разрываются. Вот такое уж тут место.
   Я, валамиров лепет слушая, одновременно за Ульфом следил. Ульф  вдруг
на дедушку Рагнариса походить начал. Багровой краской налился, как закат
в ветреный вечер. Подбородком затряс, совсем как дедушка. И вдруг  заре-
вел натужно:
   - Убью!..
   Валамир на полуслове речь свою оборвал и отступил от  Ульфа  на  шаг.
Ульф помолчал и уже спокойным, тихим даже голосом заговорил:
   - Гнездовье это оставить. В село со мной пойдешь. Так старейшины  ве-
лели.
   Пока Валамир понуро коня седлал, я спросил Ульфа тихонько:
   - А старейшины ничего не велели.
   Ульф поглядел на меня и сказал:
   - А не велели - так велят.

   Жатва в этом году была торопливая.  С  оглядкой  работали,  с  беспо-
койством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей боится.
В этом году еще то в сторону Долгой Гряды поглядит, то в сторону реки.
   После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру отпра-
вился.
   А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и о  Ве-
лемуде спросил. К ним мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а за  дя-
дей Агигульфом и я сунулся послушать.
   Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и  не  ре-
шался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.

   РАССКАЗ АРЕГУНДЫ

   Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под  земли  выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
   Арегунда в то время в доме у Велемуда была  -  отец  послал  сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
   На улице вдруг крики раздались, топот конский.  Велемуд  как  услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда,  за  ним  следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков сра-
зил, кто в его двор ворвался.
   У Велемуда во дворе большой дуб рос; Велемуд спиной к дубу  прижался,
потому что сразу несколько чужаков на него набросились. И еще троих  по-
ложил Велемуд, ибо снизошла не него священная ярость.
   Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками.  И,  подобно
медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться  Велемуду  не  пришлось,
потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу пригвоздил. Так и
умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что все вандалы - лю-
бимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
   И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь,  кровью  изо  рта  истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
   Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так,  как  хо-
тел.
   Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась  и  бой  затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
   В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От чу-
жаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
   Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Филимера увидела. Бежал с
криком Филимер, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогати-
ну свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схвати-
ла его за руку и прочь потащила, потому что над крышей  дома  велемудова
уже дымок появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чу-
жаки же еще на двор не вышли, поджигали дом.
   Когда Арегунда со Филимером уходила спешно, Велемуд еще жив был.
   Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где  Ульф  их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
   Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их  немного
было. И Визимар тогда же пришел.
   Они с Визимаром и еще одним человеком по другим лесным убежищам ходи-
ли, своих искали, но только двоих нашли. В одном из убежищ еще труп  ле-
жал, от ран умер тот человек, Эохар его звали. С него  она  пояс  взяла,
шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и  все  прежде  других
успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно оно было,  воору-
житься успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до убежища добрался.
   Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли  оттуда,  потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
   Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие  из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец  и  вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило  -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пыла-
ет. И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
   Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
   Вот что рассказала Арегунда-вандалка.

   Тут дядя Агигульф, наконец, в себя пришел и к деве воинственной подс-
тупился. Голову засоленную, что на поясе носил, показал ей, прямо в лицо
сунул, и спросил, не такие ли нападали?
   Та насмешливо фыркнула и сказала, что те, что нападали, посвежее  бы-
ли. Но подтвердила: похоже.
   Тарасмунд брата потеснил немного и, не чинясь, спросил эту  Арегунду,
почему она как мужчина ходит. Или у вандалов то принято,  чтобы  бабы  о
главном своем деле забывали - детей носить?
   Арегунда покраснела, но не рассердилась. Я удивился  своему  отцу.  У
Тарасмунда всегда получается запросто о таких вещах говорить, за которые
иному бы голову раскроили.
   Та девица Арегунда сказала, что в семье у отца ее, Гундериха,  рожда-
лись одни девки. По хозяйству один надрывался, потому что мать все время
беременной была, а последними родами и вовсе померла. Оттого и жили бед-
нее прочих.
   Арегунде же было обидно. Среди сестер она статью  выдавалась;  вот  и
решила за сына отцу своему побыть. Арегунда сказала, что не хочет  жить,
как жила ее мать, и умереть, как мать умерла. И жить как сестры ее,  ко-
торых по прочим селам кое-как замуж рассовали, будто пшеницу  прошлогод-
нюю.
   Тот брат Велемуда, который к Лиутару в дружину потом ушел, смеха ради
обучил ее кое-чему из ратного искусства. А как тот в бург ушел, к  Визи-
мару повадилась и рубилась с ним на мечах, пока в глазах не темнело. Ви-
зимар ей дальним родичем приходится.
   Добавила Арегунда, что кроме Визимара и Велемуда дружбы ни с  кем  не
водила - а Велемуд ее привечал больше ради своего брата. Арегунда же  на
Велемуда часто умилялась, балаболкой его считая. И многие в  селе  таким
его считали. Но не то, как жил человек, важно, - то важно, как он  умер.
Сказала так Арегунда и замолчала.
   Тарасмунд все так же спокойно спросил ее, а к ней-то самой как в селе
вандальском относились?
   Арегунда покраснела и сказала дерзко, что придурковатой  ее  считали,
особенно же отец Велемуда - Вильзис. Вильзис и Велемуду постоянно пенял:
мало того, что с готами связался (подожди, мол, они еще портки последние
с тебя снимут, такой уж они народ!), так еще и придурковатую эту у  себя
привечает. При Арегунде пенял, не стесняясь, - видимо, думал,  раз  при-
дурковата, так и речи человеческой не разбирает. А может,  и  не  думал.
Вильзис - прямой человек был, говорил, как мечом рубил:  размахнется  да
ударит, а после глядит - чего получилось.
   Как умер Вильзис, Арегунда не знает, но думает, что геройски, ибо  от
дома Вильзиса большой шум шел. И нескоро тот дом  загорелся  -  один  из
последних занялся.
   Я на дядю Агигульфа поглядел и увидел, что эта вандалка Арегунда  на-
шему дяде Агигульфу очень не по душе пришлась. Я не понял, почему.

   Пока Арегунда-вандалка рассказывала, дед у Хродомера на подворье был.
И Ульф был там же, как мы потом узнали.
   Когда дед вернулся, то шипел, как гусь рассерженный, -  злобился.  Из
дедовых речей мы поняли, что Ульф со старейшинами разговаривал  непозво-
лительно кратко и дерзко. Только и сказал:
   - На кургане дозор разумно поставлен. Пусть остается. В роще  же  де-
лать нечего. Без толку там сидеть. Вместо того конные разъезды пусть се-
ло оберегают.
   И имена назвал, кому в разъездах быть: он сам,  Ульф,  Гизарна,  Аги-
гульф и Валамир. Это - на время жатвы.
   Когда кончится страда, пусть и другие воины ходят. Ульф им о том  сам
скажет.
   Тут дедушка закричал, что нет на то его отцовского дозволения -  Аги-
гульфа от жатвы отрывать. На то Ульф сказал: пусть Хродомер раба на вре-
мя даст из своих. Хродомер было возмутился, а Ульф, его  не  слушая,  об
ином речь завел.
   Сразу после страды тын ставить надо. Ставить тын на  косогоре  будем.
Обнесем хродомерово подворье тыном. И весь сказ.
   Дед страшно разъярился. Назвал Ульфа скамаром. Для  того,  небось,  в
родное село и явился, чтобы и прочих по миру  пустить.  Давно  уж  Ульфа
злоба неизреченная гложет.
   Хродомер же, напротив, сильно подобрел вдруг, с Ульфом во многом сог-
ласился, а деду раба на время жатвы настойчиво предлагать стал -  Скаду-
са.
   Что дальше у Хродомера говорилось и делалось - я не очень понял.  По-
хоже, Ульф ушел, а дедушка наш с Хродомером еще долго ругались. Все оби-
ды друг другу помянули. Кончилось тем, что дедушка выторговал у Хродоме-
ра нам в помощь Хорна.

   Когда я засыпал, Гизульфа еще не было. Он рядом со мной спит, поэтому
я заметил, что его нет. Наутро Гизульф мне сказал, что полночи с  Ульфом
сидел, разговаривал.
   Спрашивал Ульф, как дела в селе шли, покуда его, Ульфа, не было.  Что
с Ахмой приключилось. Как дед - много ли с Арбром  и  Аларихом-курганным
пьет. Про Аргаспа спрашивал. И вообще про всех сельских - что да как.
   Сам же отмалчивался, когда Гизульф его расспрашивать пытался.
   После же сказал - больше себе, чем Гизульфу, - что случись  беда,  не
оборонить это село. Три бабки с клюками это село шутя возьмут.
   Гизульф обидчиво возразил: как же так, мол, ведь  богатырское  у  нас
село. Издревле воинов здесь пестуют. Оттого и любы мы  были  Алариху,  а
ныне Теодобад нас жалует.
   Ульф об этом даже говорить не стал.

   На следующий день поутру Ульф в бург уехал. К полудню следующего  дня
вернулся. Хмурый вернулся. Отцу моему Тарасмунду  сказал,  что  в  бурге
только и разговоров - нашли одного воина убитым. Мунд его звали.  Невда-
леке от бурга нашли. Видно было, что дорого свою жизнь отдал Мунд.
   Я видел, что тревожится Ульф. И еще видел, что отец его не  понимает.
Отец ему молока предложил с дороги выпить. И  Сванхильду  кликнул,  чтоб
молока Ульфу поднесла.
   Ульф кувшин взял, одним махом осушил, после на отца моего  Тарасмунда
поглядел, - странно так поглядел, с сожалением, - головой покачал и  вы-
шел из дома. А отец ему вслед посмотрел, плечами пожал и к  своим  делам
вернулся.
   Ульф - он странный. У нас его никто не понимает. Дедушка Рагнарис го-
ворит, что Ульф - отрезанный ломоть. Раз отлепился от рода и теперь  ни-
как назад не прилепится.
   Пока Ульфа не было, дед ульфов дом берег, никого туда  не  пускал.  А
приехал Ульф - даже жердину с двери не снял. Как не домой приехал.
   Дед спрашивал Ульфа - что он в дом свой не идет. А Ульф  только  лицо
покривил и буркнул:
   - Успеется.

   Главная новость, что Ульф привез, не о Мунде убитом была. Решил  Тео-
добад большой тинг в бурге собрать, со старейшинами всех  сел  посовето-
ваться-потолковать. Ибо ясно стало, что чужаки уже и к нам проникать на-
чинают. Кто Мунда убил, как не они?
   Ульф сказал, что долго  и  уединенно  они  с  Теодобадом  беседовали.
Больше всего спрашивал Теодобад о том, как Лиутар свои земли оборонял. И
о чужаках расспрашивал: каковы из себя, какие у них  повадки  и  обычаи,
как сражаются.
   О ядре племени чужаковом говорили. Вряд ли далеко оно теперь от наше-
го бурга. Наверняка уже на вандальские земли перебралось. Теодобад гово-
рил - хорошо бы их истребить, и женщин, и детей, и скот. Чтоб  неповадно
было соваться.
   А Ульф на то возражал: лучше их захватить, чтобы легче было с чужака-
ми переговоры вести.
   Теодобад рассердился на Ульфа. Какие могут быть с чужаками  перегово-
ры! Они союзника нашего Лиутара истребили, родню твою,  Ульф,  перебили.
Да и языка их мы не знаем. Кто с ними разговаривать будет? Ты, мол,  что
ли?
   Ульф сказал на то Теодобаду:
   - Хотя бы и я.
   Теодобад рукой махнул. До переговоров все равно дело еще не дошло.  И
ядро племени мы еще не захватили. Да и что с Лиутаром - неведомо. Жив  -
так напомнит о себе, посланца пришлет.
   А пока что первая забота у Теодобада - большой тинг созвать. Уже сей-
час видно: и на нас вандальская беда движется.
   Между родами готскими согласия как не было, так и нет. Вот что трево-
жило Теодобада. Спросил Ульфа прямо:
   - Случись такое, что к вашему селу погибель подступит -  как,  пойдут
ваши люди в старое село, откуда старейшины родом, защиты искать? - И  не
дав Ульфу сказать, сам за него ответил. - Костьми лягут, а не пойдут.  И
тына у себя вы так и не поставили. Все геройством  своим  тешитесь,  как
дитя погремушкой.
   И спросил Ульфа:
   - Скажи мне, неужели у вандалов геройства меньше было, чем  у  вас  в
селе?
   - Было, - сказал Ульф.
   Теодобад ладонями себя по коленям хлопнул и так сказал Ульфу:
   - Жду от вас одного из старейшин. Так им  и  передай.  И  еще  скажи,
пусть гордыню свою неуемную усмирят - не время  попусту  петушиться.  Не
для того великий тинг собираю, чтобы пререкания бесконечные слушать.
   Ульф сказал Теодобаду:
   - Хорошо.

   СМЕРТЬ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА

   В тот день, когда Ульф в бурге был, к дедушке Рагнарису вечером  Хро-
домер пришел. Объявил, что поясницу у него ломит. У Хродомера  всегда  к
дождю поясницу ломит, так он говорит. Дедушкины боги тоже так говорят.
   Хродомер беспокоился, что дожди начнутся, и потому своих на поле сов-
сем загонял, чтобы до дождей успеть.
   Дедушка Рагнарис тоже беспокоиться стал и наутро всех наших  погонял,
что твоих рабов.
   Дядя Агигульф ворчал, что дедушка Рагнарис всю кровь  из  него,  дяди
Агигульфа, выпил и все потому, видите ли, что у Хродомера  поясницу  ло-
мит. А то, что у него самого, дяди Агигульфа, спину ломит - до этого ни-
кому дела нет, а меньше всего - отцу родному. Ведь воин он, воин, а  тут
все внаклонку да внаклонку, эдак и быстроту движений потерять недолго.
   В нашем селе урожай собрали на два дня быстрее, чем  в  другие  годы.
Так отец мой Тарасмунд говорил.
   А дождя хродомерова так и не было. Наоборот, еще жарче и суше  стало.
Дедушка Рагнарис на это говорил, что мир к упадку клонится и что  прежде
поясницу всегда к дождю ломило.
   Ульф, едва из бурга воротившись, все как есть старейшинам  рассказал.
С тех пор как слепень, зудел, что дедушке с Хродомером в бург ехать  на-
до. Лучше обоим, конечно, но можно и одному кому-то.
   Дедушка говорил, что в такое время селу без старейшин лучше не  оста-
ваться, так что ехать должен кто-то один.
   И всяко выходило так, что ему, Рагнарису, к Теодобаду ехать.  Во-пер-
вых, сподвижник он был Алариха, отца Теодобадова, дружинником  был,  так
что к нему, Рагнарису, Теодобад сыновнее почтение  имеет.  А  во-вторых,
Хродомер и своего-то отстоять никогда не умел. Где уж вразумить ему Тео-
добада? Растеряется Хродомер, и пропало наше село.
   И Хродомеру то же самое сказал дедушка, когда Хродомер к нам  пришел.
И не стал, против обыкновения, спорить  Хродомер.  Молвил  лишь,  что  и
вправду в селе от него, от Хродомера, больше толку. И прочь пошел, крях-
тя, сгорбясь и на палку опираясь. А дедушка  Рагнарис  долго  ему  вслед
смотрел и лицо у него было странное.

   С дедушкой Ульф вызывался в бург ехать, но не дал дед ему  договорить
- оборвал. Сказал, что дядя Агигульф с ним поедет. А  отец  наш,  Тарас-
мунд, с дедушкой согласился: мол, Ульф здесь нужнее. И не  стал  спорить
Ульф - лишь плечами пожал и о другом заговорил.

   После жатвы вандал Визимар в кузницу ушел. Мы были рады, что у нас  в
селе новый кузнец появился. Ульф говорит, что этот новый Визимар с нашим
прежним в умении, конечно, не сравнится, но все равно кузнец толковый. А
чего не знает - тому старая кузница научит.
   Дядя Агигульф рад был, что Визимар от нас  ушел.  Он  обоих  вандалов
невзлюбил, но больше Визимара эту Арегунду невзлюбил дядя Агигульф.
   Я думаю, дядя Агигульф боялся, что его на этой Арегунде-вандалке  же-
ниться заставят.
   Когда вандалы в кузницу жить ушли, кузнеца Визимара мы почти не виде-
ли. Он все время работой занят был. А Арегунда по  хозяйству  хлопотала.
То к реке спустится, то возится в запущенном огороде - что она там дела-
ла, уму непостижимо. А то травы какие-то собирала за Долгой Грядой.
   Гизульф говорил (да я и сам видел), что  как  поселилась  Арегунда  в
кузнице, повадилсь туда то Аргасп, то Гизарна, то Валамир. Говорили, что
ради богатырской потехи туда ходят, потому что их всех Арегунда отделала
на славу. Только Аргаспа не отделала, но и тот ничем не похвалялся, кро-
ме синяка на ноге.
   Ульф говорил, что от нее больше толку, чем от иных парней.  Сообрази-
тельная и быстрая. От этих слов дядя Агигульф еще больше дулся.
   Я слышал, как дядя Агигульф говорит Валамиру, что надоело ему дома, в
селе, что в дружину он хочет уйти, в бург. Там и жить.
   Дядя Агигульф радовался, что он в бург с дедушкой едет.

   И вот поутру дедушка всех из дома выгнал и с богами долго  разговари-
вал. После вышел грозный, палкой грозил и говорил, что ужо  он  Теодоба-
ду!..
   Когда дедушка ушел, я к Ахме пошел. Обычно как дедушка с богами гово-
рит, он никого рядом с собой не терпит, но Ахму уже нельзя трогать было,
потому что помирал Ахма. Помирал и никак не мог помереть. Даже Ульф - на
что наметанный глаз у него был на всё, что  касалось  смерти,  -  и  тот
ошибся, когда, вернувшись, три дня земной жизни ему намерил.
   Обычно я старался к Ахме не ходить, потому что смердел Ахма  и  толку
от него уже не было. Да и раньше не было, а сейчас и подавно. А жалеть я
его не очень жалел. Дедушка говорил, что Ахма и без того лишние пять зим
прожил.
   Я знал, что Ахма все слышал из того, что говорилось между дедушкой  и
богами, потому что рядом лежал. Как дед за порог, так я на порог и к Ах-
ме подобрался.
   Совсем плох стал Ахма. Уже и лицо у него изменилось. Теперь я  и  сам
уже видел, что не сегодня-завтра помрет.
   В доме можжевельником курили и полынью, дверь почти все  время  отва-
ленная стояла. Это напоминало время князя Чумы.
   Когда я к Ахме подошел, то мне показалось, что он  уже  помер.  Потом
поглядел и увидел, что дышит он.
   Нога у Ахмы распухла, громадная стала, как бревно, и вся черная. Мать
говорила, что нога у Ахмы уже умерла и что Ахма умирает по  кусочкам.  Я
не верил, что нога может умереть прежде Ахмы. Поглядел, чтобы  никто  не
видел, что я делаю, и ножиком в ногу Ахме потыкал. А Ахме хоть  бы  что,
даже не заметил.
   Ахма сперва от раны мучился и стонал беспрестанно, после вдруг  успо-
коился. Он, наверное, тогда успокоился,  когда  нога  умерла.  А  теперь
опять нет-нет взвоет. Корчится и за живот хватается. У Ахмы теперь живот
умирает.
   Я спросил Ахму, не слышал ли он, как дед с богами разговаривает. Что,
мол, сказали боги-то? Но Ахма меня не слышал. Я решил не тратить времени
и ушел.
   Ульф говорил матери, я слышал, что если бы ногу Ахме вовремя отсекли,
то мог бы выжить Ахма. Только зачем в селе дурачок, да еще одноногий, да
на одноглазой дурочке женатый?
   А Фрумо уже на сно