Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
музыки заломило в висках, Гальяганте открыл заднюю
дверь. Они вышли в пахнущий карболкой коридор и поднялись по узкой
лестнице. Снова зашелестели деньги, и другой гоблин шагнул в сторону,
пропуская их в дверь. Они вошли.
За дверью оказался вестибюльчик, из которого полукругом расходились
новые двери. Гальяганте вошел в одну из них. Джуиссанте толкнула другую.
Один из эльфов, кажется, Эспландиан, сунул Джейн пригоршню жетонов. Она
тоже выбрала себе дверь.
Там стоял стул. Она села. Пронизанный пылинками луч света падал на
висящую на стене машинку с прорезью для жетонов. Она бросила туда сразу
все.
Взвилась шторка, закрывающая окошечко, стала видна полукруглая сцена.
В центре ее стояло низкое кресло, на котором корчился тролль, одетый в
носки, зашнурованные коричневые башмаки и закатанную до подмышек серую
майку. Большое волосатое пузо вздымалось горой. Веки его были плотно
сомкнуты, причем так давно, что успели срастись.
В окошке, выходящем на сцену с противоположной стороны, Джейн увидела
Горца. Его белая маска была повернута к ней.
Тролль застонал. У него была могучая эрекция. Пенис был цвета сырого
мяса, словно с него содрали кожу, с фиолетовым, как синяк, концом.
Сначала Джейн показалось, что тролль занимается мастурбацией, но, когда
он повернулся, она увидела культю у плеча и поняла, что у него нет рук.
Потом жетоны кончились, окошечко захлопнулось, и компания снова
собралась перед дверью.
- Я бы хотел увидеть приватное представление, - сказал Гальяганте
гоблину с узкими усиками, напоминавшими полоску грязи, присохшей к
верхней губе. Они коротко переговорили. Гоблин проводил их на два этажа
ниже, через складское помещение с протекающими трубами, в крохотный
театрик.
Здесь имели место слабые попытки создать уют. Перед низкой сценой
были расставлены маленькие столики. Из динамиков раздавался тяжелый рок,
и подвешенный под потолком зеркальный шар разбрасывал по залу световые
блики. Они сели.
- Это, наверное, интересно, - заметила Джуиссанте.
- Вы на меня смотрите, сэр? - спросила Джейн.
Горец покачал головой, угрюмо глядя на свою маску, которую он сжимал
в руках.
- Боюсь, что это все не по мне.
- Если вам здесь не нравится, зачем вы вообще напросились с нами?
К столику подошла малоодетая нимфа.
- Фалернского! - приказал Гальяганте и сунул ей в трусики несколько
бумажек. Он стащил с себя маску и положил рядом с пепельницей. Здесь
было жарко и душно, но Джейн решила маску не снимать.
Вскоре два гнома вывели на сцену того самого безрукого тролля. Они
сняли с него халат. Он был одет все так же: носки, туфли и майка. Один
из гномов ткнул его палкой.
Тролль рухнул на колени.
Нимфа принесла вино и по корзинке с серебряными монетками на каждой
столик. Усатый гоблин включил микрофон.
- Даммы-госсда! - Он перекрикивал музыку, микрофон трещал, сам он
хрипел. - Уважаммы-пас-титли, пачтенны-битли-скусства...
- Жаббы-сковорда, - передразнил его один из эльфов. -
Искаттли-ощщений, - засмеялась Инколоре.
- Честьмем-вас-привессть-нанашш-прествленни. - Лампы в зале погасли,
синие и красные лучи осветили тролля на сцене. -
Своння-высспаит-звестнпрс-слав-ллнннепрвзденнны... Тоби Буме!
Они снисходительно похлопали.
Гном с палкой угостил Тоби по шее. Тролль вздрогнул и звонко
заговорил:
- Холодная война окончена, и мы стоим в преддверии нового мирового
порядка. Опасности подстерегают на каждом шагу. Глядите на кофейную
гущу, ловите оттенки. Время тяжелое, можете мне не рассказывать. Но я
всегда был оптимистом и не советую шарахаться от собственной тени. Это
вам не игрушки и не балаган. Американский народ еще себя покажет. Наши
храбрые бомбы еще впишут славную страницу. Приветствую вас, герои
психушки.
Он откинулся назад, заверещал что-то уже совсем непонятное, закончив
криком:
- И одним словом итожа все - рабочие места! Первый гном утихомирил
его новым ударом по шее, Второй гном схватил его сзади за уши и пригнул
к полу. Подбородок тролля задрался кверху. Тролль протестующе застонал,
и первый гном съездил ему палкой по зубам. Медленно, с усилием, Тоби
стал раскрывать рот все шире и шире. Захрустели челюстные суставы. А он
все раздирал свой рот, делая его невозможно большим и круглым. Рот
превратился в широкий черный туннель, ведущий к внутренностям. Грянул
громовой аккорд: гоблин включил музыку на полную мощность.
Гальяганте лениво сунул руку в корзинку, вынул монетку и бросил ее
небрежным движением. Монетка долетела до сцены и упала в разверстую
пасть.
- Браво! - воскликнула Джуиссанте. Она тоже бросила и тоже попала. За
ней Инколоре. Четвертая монета, брошенная Джейн, пролетела бы мимо, но
Тоби, руководимый каким-то шестым чувством, вытянул шею и поймал ее.
Теперь монеты летели на сцену сплошным потоком. Тоби Буме отчаянно
дергался во все стороны, не желая пропустить ни одной. Он заглотал уже
невероятное количество монет.
Джейн, перестав на минутку бросать, искоса взглянула на Горца. Он
барабанил пальцами по столу - единственный из всех, кто ничего не
бросил. Она со стуком шлепнула на стол перед ним монету.
- Присоединяйтесь, господин пилот!
Он так резко отодвинул свой стул, что чуть не упал сам. Стул
перевернулся.
Горец выбежал из зала.
Чувствуя непонятную обиду, Джейн бросила сразу целую пригоршню монет,
размахнувшись изо всех сил. Тоби приподнялся с колен, непременно желая
поймать их. Некоторые он проглотил, но большинство попало в лицо и
живот, оставив красные пятна ушибов. Фата Джуиссанте, смеясь от души,
положила теплую ладонь на плечо Джейн.
- Ну а вы сами? Вы бы сумели поймать столько монет, если бы
довелось?
- Я не смогла бы так широко открыть рот.
- Вы могли бы стоять на голове и ловить их вашей belle-chose. - Она
повернулась к Гальяганте: - Сколько ты за нее хочешь?
- Наличными? - Гальяганте прикинул: - Как минимум в три раза больше
того, что потратил. Но я пока не готов продавать. У меня есть план
пробраться на телевидение. Я ведь туда немало денег вложил. Теперь хочу
вложить идеи.
Подошла нимфа с новыми корзинками. Тоби Буме был уже почти полон.
Каждая монета теперь падала в его глотку со звоном.
- Извините меня, - сказала Джейн. Она взяла сумочку и встала. Гоблин
ткнул пальцем через плечо в сторону дамской комнаты. Джейн пошла туда.
Там было грязно. Даже не заходя в кабинки, можно было сказать, что
многие унитазы забиты. Она перешагнула через лужу, подошла к зеркалу,
сняла маску. Краска на лице размазалась.
Раскрылась дверь, вошла фата Инколоре. Тоже сняла маску перед
зеркалом. Соскребла что-то с зуба. Достала серебряную коробочку.
- Нюхнешь? - спросила она.
- Ладно.
Инколоре положила коробку на край раковины, отмерила две дозы.
Свернув трубочкой банкноту, протянула Джейн. Джейн поднесла конец
трубочки к носу и наклонилась к кучке порошка.
Она почувствовала удар сразу в горле и в голове. Откуда-то возникло
ощущение широкой зеленой лужайки. Как будто в комнате, о существовании
которой она ничего не знала, зажегся свет.
Инколоре вынюхала вторую порцию, а банкноту скомкала и бросила в
угол.
- Что у тебя произошло с Горцем? Ты его вывела из себя.
- Правда? - небрежно спросила Джейн. - Должно быть, я сказала что-то
не то.
- Ну и ну! - Инколоре прикоснулась к коробочке, и та исчезла. -
Сначала фата Джуиссанте, потом мой брат. Ты, видно, со всем светом
воюешь.
- Если и так, вас это не касается.
- Я скажу прямо. Мой брат явно заинтересовался тобой. У меня есть
причины поощрять это увлечение.
- Мечтать не запрещается. - Джейн потянулась за маской.
Инколоре взяла ее за руку.
- Гальяганте слишком разбрасывается. Эта его идея заняться
телевидением... - Она пожала плечами. - Это безнадежно. Он сам еще не
знает, как тебя использовать. Понимаешь меня? Если у него будут проблемы
с фондами, он постарается вернуть то, что вложил. У него не будет
выбора. Он продаст тебя Джуиссанте. - Ее темные глаза смотрели серьезно
и сердито. - И это будет сделка, о которой ты очень пожалеешь.
- Меня нельзя продать, - резко сказала Джейн. - Я не собственность
Гальяганте. Джуиссанте купить меня не может. А вы вообще ни при чем.
- Ты все-таки странное создание. - Инколоре провела рукой по лицу. Во
рту у нее появилась дымящаяся сигарета. Она выпустила дым из ноздрей. -
Слушай, что я предлагаю. У меня нет большого желания финансировать
очередные затеи Гальяганте. Но я повожу его за нос недельку-другую, если
ты согласишься, чтобы я тебе кое-что показала.
- Что?
- Тебе понравится. - Она отщипнула горящий кончик сигареты и
проглотила. Остальное бросила на пол. - Позвони моей секретарше, мы
договоримся о времени.
***
Гальяганте заторопился уходить. Они спустились следом за ним еще по
одной обшарпанной лестнице. Коридор загораживала поставленная поперек
метла, так что они свернули и попали в комнату со множеством стеклянных
кабинок, куда зазывали гурии в микроскопических ярко-розовых бикини и
кожаной сбруе с блестящими кнопками. Джейн внезапно подумалось, что
гоблинская ярмарка, наверное, не имеет конца. Вполне возможно, что через
городские подвалы и подземелья тянется бесчисленное множество глухих
комнат и залов для оргий, с запахами гари и грязных туалетов, с
назойливой музыкой, и там толкутся бесчисленные бездельники и отбросы
общества. Ей было скучно, она устала, она не понимала, что здесь делает.
Полная безнадежность. Джейн подавила зевок.
- Фата Джена скучает с нами, - сказал один из двоих, возможно
Флористан.
- Нет, ничего.
- Может быть, наши удовольствия для нее слишком изысканны. - Если тот
был Флористан, этот, стало быть, Эспландиан.
- А почему бы нам не пойти куда-нибудь, где Джене понравится?
- Если есть на свете такое место.
Они надвигались на нее, эти эльфийские ничтожества, и их глаза
недобро поблескивали в прорезях масок. Джейн отшатнулась от них, чего-то
вдруг испугавшись, побежала, увидела перед собой арку. Над стеклянной
дверью, в окаймлении мигающих лампочек, висела вывеска:
AДСКИЕ ГОРИЛЛЫ ПРИГЛАШАЮТ.
Сны наяву. Губительные наркотики.
Омерзительные фантазии.
- Я думаю, - сказал Гальяганте, - что наша Джена найдет здесь то, что
ей надо. - Он открыл перед ней дверь. - Прошу!
***
- О да, о да, в восхищении приветствуем вас! Они сидели на мягких
стульях в небольшом фойе, а пожилой гоблин, толстый и лысый, распинался
перед ними. Он подпрыгивал, кланялся и беспрестанно потирал руки.
- О да, - говорил он, - конечно, мы знаем! Еще бы, кому и знать, как
не нам! Знаем лучше вас самих. Ваши отвратительные секреты, ваши грязные
тайны! То, что вы никому не откроете! Первая любовь! Промывание желудка!
Восемь ярдов пожелтевших, старых кружев! - Он осклабился в сторону
Гальяганте. - Рыболовные крючки! И все прочее!
Гальяганте достал толстую пачку банкнот:
- Вот ее обслужите!
Гоблин кинулся к нему, протягивая обе руки, но фата Инколоре
перехватила пачку. Отсчитав половину, она вернула остальное Гальяганте.
- Раз уж мы планируем деловое партнерство, - сказала она, - не худо
бы сначала научиться считать деньги.
Он пытливо посмотрел на нее:
- Ты мы, значит, будем партнерами?
- Поживем - увидим.
- Сюда, пожалуйста. - Гоблин показывал на неприметную дверь -
гнусно-омерзительно, дивно-восхитительно. - Только для вас!
Джейн колебалась. Заходить ужасно не хотелось. Там, за дверью, ее
ждало что-то страшное, она знала. Знала, что всю жизнь потом будет
жалеть, что увидела это.
- Вы что, боитесь? - подначивала Джуиссанте. Это был вызов. - Я?
Боюсь? - Джейн вошла в дверь и решительно захлопнула ее за собой. Что бы
за порогом ни оказалось, она не намерена показывать им свои чувства!
Комната размером с баскетбольную площадку, без мебели. Несколько
гномов, сидя на корточках, смотрели в углу телевизор. Увидев Джейн,
моментально его выключили и убежали через разные двери. Потом двое из
них вернулись, волоча старинный патефон, заводящийся вручную. Третий нес
восковой валик. Гном вставил валик, повернул несколько раз ручку,
опустил иголку.
Полились скрипучие звуки старинного вальса.
К стенам прислонились лестницы. Через весь зал мгновенно протянулись
бумажные гирлянды. За дверью послышались шаги.
Три гнома ввели Болдуина, Болдуин был во фраке, дорогом и поношенном
ровно настолько, чтобы было видно, что он собственный, а не прокатный.
Старый эльф с трудом волочил ноги. Белые руки, усыпанные коричневыми
старческими веснушками, безжизненно висели. Голова медленно
поворачивалась из стороны в сторону, как у черепахи. Глаза его смотрели
в никуда, в другой мир.
"Я не боюсь, - сказала себе Джейн. - Я не буду бояться".
Голова Болдуина повернулась к ней. Он остановился.
И посмотрел на Джейн.
Гномы радостно засуетились вокруг нее. Один снял с Джейн маску,
другой подхватил плащ. Они подтолкнули ее вперед, положили ее левую руку
на плечо Болдуина. Одну из его неживых рук вложили в ее руку, другую
обвили ей вокруг талии.
Джейн и Болдуин танцевали. Под скрипучую музыку патефона они
кружились в вальсе по всему залу. Оба двигались неуклюже, но гномы их
поддерживали и направляли. Они кружились и кружились - вальс был
бесконечен.
Сначала Джейн смотрела в Болдуинову манишку. Но между ними пролез
гном и маленьким кулачком толкнул ее подбородок вверх. Она посмотрела в
бледно-серые глаза Болдуина.
Что-то в его взгляде мелькнуло. Губы задрожали, словно он пытался
что-то сделать или сказать, но забыл, как управляют лицом. Они опять
дрогнули.
На третий раз у него получилось. Болдуин вытянул губы, словно
маленькая девочка, которая просит ее поцеловать. Он слегка чмокнул ими.
Джейн затрясла головой: "Нет!"
Он снова сложил губы трубочкой. Потянулся к ней. От него пахло
тлением. Руки старика ожили, пальцы подались к Джейн.
- Нет! - Джейн отшатнулась от него изо всех сил. Но вырваться ей не
удалось. При всей его дряхлости и немощи хватка Болдуина оказалась
крепкой. Руки его стали как полосы металла. Медленно, неостановимо он
прижимал Джейн к себе. Рот прижался к ее губам. Она пробовала
отвернуться, но гномы крепко держали ее голову.
Он втолкнул свой язык ей в рот. Язык вошел как ключ в замочную
скважину.
Она открылась.
И сразу все вокруг стало другим. Комната, гномы, сам Болдуин - все
это ушло куда-то, растворилось, как воск в карболовой кислоте. У Джейн
закружилась голова. Такого с ней еще не бывало. Ее словно перенесли в
какое-то новое измерение, не воспринимаемое обычными чувствами. Другое
пространство сомкнулось вокруг нее.
- Джейн!
Она даже не повернула головы. Ее внимание было приковано к окну, к
тому страшному, что она там видела. Рамы были грязные, на подоконнике
валялись дохлые мухи. Белая краска пошла пузырями и легко отдиралась
чешуйками, если нажать. Острые края чешуек могли больно вонзиться в
палец, хотя не до крови.
Но не это было самое страшное.
- Я тебе яблочек принесла, - сказала Сильвия. - И хороших бананчиков.
И блок "Салем", ментоловых, длинных, какие ты любишь. Я их отдала
сестре. Хотела бы я все-таки знать, сколько ты выкуриваешь. Уверена, что
она таскает у тебя сигареты.
Небо было хмурое, но дождем, кажется, не грозило. Скорее казалось,
что так будет всегда - сумрачно и уныло. Вид из окна был безобразный,
хотя считалось наоборот. Газон стригли чуть ли не через день, сквозь
редкую травяную щетину просвечивала земля. Они, должно быть, боялись,
что какая-нибудь травинка вырастет в полный рост, выпрямится свободно.
Для Джейн этот газон был символом угнетения. Но страшное было и не это.
- Присядь-ка тут, на кровати, я тебя причешу.
Джейн повернулась к матери. Какая она бледная, усталая, как
постарела! Сильвия улыбалась, как всегда, когда навещала ее, - отважной,
бодрой улыбкой, словно бы говорила: "У нас все хорошо!", но глаза
глядели печально и устало.
Джейн подошла к кровати, села. Она была тяжелая, Толстая,
неповоротливая. Слишком много мучного, слишком мало движения, а главное
- ради чего за собой следить?
Сильвия присела рядом, взяла щетку, стала причесывать дочь. Какие у
нее ловкие, умелые пальцы! Джейн представила себе, как хороша была мать
в молодости, как весела, кокетлива - пока не появилась она.
- Я видела на днях тетю Лилиан, - сказала Сильвия. - Говорит, Альберт
решил вернуться к жене, представляешь? Это который же раз - третий уже.
Нет, нам их просто не понять!
Она закурила, критически глянула на волосы дочери:
- Может, косу заплести?
"Мама, - хотела она сказать, - мама, я хочу домой".
Но не сказала ничего.
Она никогда ничего не говорила.
Джейн приподняла голову и снова посмотрела в окно. Отсюда было не
видно, но она представила себе это, страшное, на которое смотрела, когда
в палату явилась мать. Страшное было - ее отражение. Одутловатое,
неряшливо накрашенное лицо, вечная обида в темных глазах. Взгляд
отсутствующий, словно она не здесь, словно ее внимание где-то за миллион
световых лет отсюда.
А ведь лучше не будет, осенило ее. Она в ловушке. Она навсегда
останется в этой лечебнице, будет стареть, толстеть, будет по капле
высасывать жизнь из своей матери, пока не высосет до конца. Тогда некому
станет ее навещать. Она останется одна. Горечь, старость, медленное
разложение заживо - и пустота в конце.
Джейн заплакала.
От неожиданности Сильвия выронила щетку. Щетка загремела по полу.
***
Болдуин убрал язык.
Он отпустил Джейн.
Она стремительно обернулась. Испуганные гномы разбежались. Джейн
дергала ручку двери изо всех сил, дверь дрожала, но не поддавалась, пока
она не сообразила, что надо просто толкнуть.
Выйдя в фойе, она обнаружила, что все ушли без нее.
Только гоблин поспешил вперевалку навстречу, подал, широко улыбаясь,
маску и плащ.
- Ну как? Прелестно? Омерзительно? Понравилось? Приходите еще!
***
Все эльфы такие. Склонны к измене и перемене. Только что они ваши
лучшие друзья, а через минуту они вас бросят. Их и винить нельзя, такая
у них природа. Если вы куда-нибудь идете в компании с эльфом, будьте
готовы остаться в одиночестве посреди улицы, ночью, ногами в луже и с
полным карманом сухих листьев. Такова жизненная реальность, твердила
себе Джейн, целый час добираясь по темным, полным опасностей улицам до
Кэр-Гвидион. Чего бы ей по-настоящему хотелось - так это скормить всех
эльфов Тейнду. Если бы она могла втолкнуть их в Адские Врата, она
сделала бы это радостно и собственноручно.
К тому времени, как Джейн добралась до апартаментов Гальяганте, она
слегка оправилась от встречи с Болдуином. Но ее одолевала усталость,
настроение было плохое, общаться ни с кем не хотелось. "Что я делаю
здесь?" - спрашивала она себя. Если бы не обещание, данное Меланхтону,
сегодня его накормить, она давно бы уже была дома.
Джейн сняла маску, бросила слуге плащ. В прихожей возник выскочка
Аполлидон.
Он увидел ее и немедленно заговорил с ее грудями.
- Я здесь изгой, - пожаловался он. - Со мной обращаются как с
какой-нибудь шушерой. Никто не уважает мое знатное происхождение.
- Да, они очень важничают, - равнодушно поддакнула Джейн. А