ой, конечно, знал правду, он ведь тогда нащупал ногти в  куклином
брюхе. Но Крутой молчал. После испытанного в тот вечер  подъема  сил  он
впал в прострацию и лежал молча, с пустыми глазами. У Джейн не  осталось
больше друзей.
   Новая должность, в которую ее возвел Блюгг, еще больше отделила ее от
остальных. В знак курьерского достоинства ей пришлось напялить оранжевое
одеяние вроде жилетки с капюшоном. Жилетка состояла  из  двух  полотнищ,
прикрывающих спину и грудь и стягивающихся на поясе  черными  резинками.
Носить это было неудобно, к тому же Джейн казалось, что  все  только  на
нее и смотрят.
   Работа была хоть и легкая, но непривычная. Обучение состояло  в  том,
что  она  молча  целыми  днями  ходила  по  пятам  за  Блюггом.   "Здесь
измерительная лаборатория", -  кратко  бросал  он,  или:  "Здесь  выдают
абразив,  малыми  емкостями,  и  не  забудь  сохранить  желтый   корешок
квитанции". Джейн с удивлением увидела, как мало по сравнению  с  детьми
работает Блюгг. По большей части он просто таскался  из  цеха  в  цех  и
везде вел бесконечные, малопонятные для нее разговоры, частично по делу,
но больше сплетничал. Иногда  он  играл  в  домино  с  одним  невзрачным
коротышкой из отдела снабжения. Они неподвижно  склонялись  над  столом,
бросая друг на друга подозрительные взгляды,  и  жульничали  при  каждой
возможности.
   - Пойди умойся! - сказал он ей однажды в обеденный  перерыв.  -  Руки
вымой как следует, под ногтями отчисти. Надо, чтобы ты понравилась.
   - Кому? - спросила она.
   - Кому надо! Любопытная больно. Делай, что говорят, да помалкивай!
   Блюгг  пошел  с  ней  в  туалет,  проследил,  чтобы  она   хорошенько
намылилась  коричневым  санитарным  мылом,  и  даже  помог  ей  оттереть
пятнышко грязи на ухе, самолично на него поплевав. Они  пробежали  через
двор под моросящим дождем. У  главных  ворот  была  небольшая  приемная.
Блюгг постучал в дверь, и они вошли.
   Высокая, элегантная, вся в черном эльфа  сидела  и  курила,  глядя  в
окно. Когда они вошли, она повернула к ним напудренное  лицо  с  впалыми
щеками и ровным сухим голосом спросила:
   - Это она?
   - Она самая, - ответил Блюгг.  Эльфа  встала.  Она  была  на  полторы
головы выше Блюгга. Стуча высокими каблуками, она подошла к Джейн, двумя
пальцами приподняла ей подбородок и, критически прищурясь, повертела  ее
лицо из стороны в сторону.
   - Она очень послушная девочка, - масленым голоском забормотал  Блюгг.
- Все сделает, что вы скажете, только пальчиком шевельните, повторять не
придется.
   Джейн неподвижно смотрела эльфе в глаза. Они были холодные,  как  две
серые   льдинки,   а   кожу   вокруг   испещряли   замысловатым   узором
многочисленные морщины. Эльфа на много лет, на  много  десятилетий  была
старше, чем казалось с другого конца комнаты. Джейн вдруг  ясно  увидела
под тонким налетом плоти оскал черепа.
   Что-то промелькнуло в лишенных блеска глазах.
   - Ты меня боишься?
   Джейн испуганно помотала головой.
   - А зря.
   Изо рта у нее пахло леденцами и табаком. В ушах  висели  длинные,  до
самых плеч, жемчужные серьги,  сделанные  в  виде  извивающихся  змей  с
плоскими головами. Холодные пальцы сжимали  подбородок  все  крепче.  На
глазах девочки показались слезы.
   Наконец цепкие пальцы ее отпустили.
   - Я подумаю, - проговорила эльфа и махнула рукой на дверь.  -  Можете
идти.
   Блюгг, неизвестно почему, впал в радостное возбуждение.
   - Ты хоть знаешь, кто это? - Он почти захлебывался от счастья  и,  не
дожидаясь ответа, выпалил: - Она из Гринлифов! Из тех самых!
   Джейн почти сразу забыла об этой встрече. Это  был  всего  лишь  один
непонятный случай из множества столь же непонятных.

***

   Скоро Крутой вернулся на работу. Черти из столярки сколотили для него
тележку с двумя рукоятками, и, пока он был слаб и не мог ходить, Джейн и
Ходуля, взявшись с двух сторон, отвозили его в цех.
   Однажды вечером, когда они возвращались с работы в  спальный  корпус,
им пришлось задержаться у проходной.  Они  стояли  и  ждали  в  огромной
черной тени Часохрона, а мимо них  к  воротам  ползла  колонна  взрослых
рабочих - кто волочил ноги, кто хромал, кто шел вприпрыжку.  У  них  как
раз кончилась вечерняя смена, и те, кто не жил  внутри  заводских  стен,
выстраивались в  очередь  перед  Часохроном,  пробивали  свою  карточку,
целовали камень Богини - и шли домой.
   Ходуля с тоской смотрел на  распахнутые  ворота.  Видны  были  только
парковочная площадка да часть пыльной асфальтированной дороги до первого
поворота, но он смотрел  не  отрываясь,  словно  перед  ним  раскинулась
волшебная даль Западных островов. Блюгг подошел сзади и опустил  тяжелую
руку ему на плечо.
   Ходуля поднял глаза к небу.
   Блюггов широкий рот изогнулся в подобии улыбки. Он выдернул у  Ходули
из-под затылка перышко и поднес к своим косым глазам.
   - Гм-м! - Он сунул перышко в рот и с  выражением  гурмана  начал  его
посасывать.
   - А не пора ль тебе, голубчик, в лазарет? - пророкотал он.  -  Джейн!
Напомнишь мне завтра утром, чтобы я его отвел к док...
   Неизвестно, понял  ли  Ходуля  то,  что  услышал.  Но  что-то  в  нем
сломалось. Пронзительно и отчаянно вскрикнув, он бросил рукоятку тележки
и побежал.
   Блюгг, чертыхнувшись, пустился было за ним. Но он был тяжел и жирен и
догнать  длинноногого  и  прыткого  беглеца  не  мог.   Рабочие   только
вытаращили глаза на промчавшегося мимо них Ходулю. По  сравнению  с  ним
все их движения казались замедленными,  как  у  мух,  увязших  в  густой
смоле. Джейн, беспомощно ломая руки, в ужасе глядела ему вслед.
   - Не надо. Ходуля! - закричал изо всех сил  Крутой,  приподнявшись  в
тележке. Его лицо залила восковая бледность. - Вернись!
   Но Ходуля уже ничего не слышал. Он бежал, вытянув руки в  стороны,  а
рабочие, пораскрывав рты, неподвижно таращились на него. Вот он  миновал
Часохрон, выскочил в ворота...
   Ходуля был снаружи.
   Его руки, пока он бежал, наливались силой, поднимались выше  и  выше.
Тело менялось, шея вытягивалась, выгибалось  туловище,  тонкими,  словно
палочки, становились ноги.
   - Он стал старше, - прошептал, пораженный, кто-то из малышей.
   - Соображать надо! - прикрикнула на него Холстина. - Это же Часохрон!
   Часохрон работал исправно. Каждый новый  шаг,  отдаляющий  Ходулю  от
ворот, делал его старше. Мелькали, прибавляясь, дни его  жизни,  недели,
месяцы. Ходуля мгновенно проскочил переходный возраст и  смену  окраски.
Он был уже взрослый.
   И  вот  он  взлетел.  Настало  чудесное  мгновение,  то  самое,   что
вообразила себе  однажды  Джейн.  Энергично  хлопая  молодыми  крыльями,
заливаясь удивленным смехом, Ходуля поднимался все выше.
   Он был счастлив. На мгновение его скрыл  заводской  забор.  Потом  он
показался над воротами. Ходуля летел на  восток  и  быстро  удалялся.  А
потом он вдруг остановился в воздухе и накренился в сторону. Крылья  его
двигались вяло, медленно. Рыже-коричневое оперение  поседело.  Из  крыла
выпало перо и стало опускаться, кружась. За ним другое. Перья  падали  и
падали, словно снег шел.
   Ходуля рухнул на землю.
   На пути в спальный корпус все молчали. Даже Блюгг, хоть  и  кипел  от
ярости, не находил слов и только бессильно тряс  в  воздухе  кулаком.  У
Крутого было каменное лицо.

***

   Подойдя к своей кровати, Джейн с удивлением обнаружила,  что  там  ее
ждет Крутой, поджав ноги и привалясь к стене. На  мгновение  ее  ударило
страхом, будто электрическим током. Но, прежде  чем  она  успела  что-то
сказать. Крутой судорожно вздрогнул и проговорил тусклым шепотом:
   - С тобой происходит что-то плохое... очень плохое...
   - Ну-ка, - сказала она с притворной заботой в голосе, -  пошли,  тебе
надо лечь.
   Она взяла его за руку - Крутой был  такой  легкий,  шел  за  ней  так
послушно! - и отвела на место. Уложила, укрыла  одеялом.  Прикасаться  к
нему было вовсе не так противно, как она думала.
   - Нет. Тебе нужно... - Первый раз за все время  он  открыл  уцелевший
глаз. Там не было ни белка, ни радужки, один громадный зрачок, бездонная
черная яма, дыра, отверстая  в  запредельную  пустоту.  Джейн  в  страхе
выпустила его руку.
   - Ходуля... не один он вырос. У меня есть...  немного  ясновидения...
совсем немного...
   Он снова вздрогнул.  Какая-то  мучительная  сила  снизошла  на  него,
перекатывалась под кожей, грозила расщепить изнутри кости. Его худенькое
тельце дрожало под ее напором, как перенапрягшийся двигатель.
   Справившись со своим страхом,  Джейн  легла  рядом  с  ним,  под  его
одеяло, обняла, прижала к себе. Он был холодный как труп.
   - Ты была у меня во сне, - прохрипел он. - Я тебя видел.
   - Тихо, тихо, молчи!
   - Я потерял лучшего друга, - сказал он. - Не хочу потерять тебя. - Он
говорил все тише. Его голова склонилась на  сторону,  потом  на  другую,
словно он пытался поймать ускользающую мысль. - Уже виден свет  в  конце
туннеля. Темпы инфляции снижаются. Принцип невмешательства во внутренние
дела...
   - Тихо, тихо! - Она крепче прижалась к  нему,  делясь  с  ним  теплом
своего тела. Странная сила покинула его, и Джейн больше не слушала,  что
он говорит. Он лежал, хватая ртом воздух, обессиленный, потный, бледный.
Джейн тихонько выбралась из-под одеяла и ушла к себе.

***

   В этот день Блюгг велел Джейн кончить работу пораньше и привел  ее  к
себе в комнату. Это была типичная тролличья  берлога  с  черной  дубовой
мебелью и обилием пошловатых глиняных статуэток:  крошка-эльф,  ворующий
яблоки, бык, похищающий Европу, и прочее в том же духе.  Блюгг  поставил
Джейн в центре комнаты и  стал  к  ней  шумно  принюхиваться.  Поросячьи
глазки его глядели довольно.
   - Ладно хоть кровь не идет! - Он указал на полуоткрытую  дверь.  -  В
той комнате корыто. И мыло. Вымойся как следует.
   За  дверью  оказался  тесный  темный  чулан  с  застарелыми  запахами
нужника. Но там стояло цинковое корыто с горячей водой, а мыло,  лежащее
на краю корыта, пахло сиренью. Джейн сбросила одежду  и,  стиснув  двумя
руками мыло, как рукоятку меча, полезла в воду.
   Мылась  она  неспешно,  думая  о  напалмовых  пушках,  о  баллонах  с
эльфо-пси-газом, о ракетах с лазерным управлением  -  обо  всей  системе
вооружения дракона. Теперь его голос совсем внятно, хотя  и  тихо,  чуть
щекоча мозг, слышался ей и без гримуара.
   Медленно водя по телу душистым мыльным бруском, чувствуя кожей  ласку
теплой воды, Джейн впала в полудрему. Голос дракона  был  почти  реален.
Схема с переплетающимися  проводами  плыла  у  нее  перед  глазами,  как
мандала.
   Дракон, кажется, требовал,  чтобы  она  не  позволяла  Блюггу  к  ней
прикасаться.
   Джейн ничего на это не отвечала. Она знала - что бы ей этот голос  ни
говорил, реален он или только проекция ее собственных страхов - неважно,
- все равно Блюгг сделает с ней все,  что  захочет.  Он  сильнее  ее,  и
ничего тут не поделаешь.
   Ее  молчание  рассердило  дракона.  Она  словно  увидела,   как   он,
уменьшаясь, скрывается  в  западной  стороне  неба,  а  она  остается  в
одиночестве,  по-прежнему  беспомощная,  пожизненная  пленница.   Но   в
драконьем гневе ей чувствовался оттенок страха.
   Джейн осторожно намылила холмик внизу живота - совсем недавно на  нем
выросли кудрявые волоски. Потом она выпустила  мыло  из  рук,  и  оно  с
плеском выскочило на поверхность. Глядя на него, она наклонила голову  -
один глаз ушел под воду, другой смотрел поверху. Она  представила  себе,
что  корыто  -  это  корабль,  галеон,  который  сейчас  уплывет  с  нею
далеко-далеко. Вода зыбилась в такт  дыханию.  Все  вокруг  плыло  перед
глазами.
   Под тяжелыми шагами заскрипел пол. Эти  звуки  воспринимались  словно
аккорд - то ухо, что было  над  водой,  слышало  громкий,  пронзительный
звук, а для другого, которое скрывала вода, то же самое звучало мягче  и
мелодичнее. Блюггова туша нависла над ней. Она закрыла глаза.  Его  тень
заслонила свет.
   - Все, хватит!
   Она открыла глаза и увидела кривую полуулыбку.
   - Ополоснись, вытрись и одевайся. Нас ждут в Замке.

***

   Замок оказался странноватым  кирпичным  сооружением,  располагающимся
почти в  самом  центре  заводской  территории.  Построенные  позже  него
корпуса завода нависли над ним,  лишив  его  всякой  внушительности,  но
изящества, даже в сравнении с ними, в нем было  столько  же,  сколько  в
поставленной на попа коробке из-под печенья. Всю  отделку  давно  покрыл
слой заводской  копоти,  а  потеки  грязи  на  стенах  казались  следами
пролившихся с крыши слез.
   Дверь открыла та самая худощавая эльфа. Хмуро глянув  на  Джейн,  она
впустила ее в дом.
   - Придете через два часа, - бросила она  Блюггу  и  захлопнула  дверь
перед самым его носом.
   Молча повернувшись, она направилась в глубину дома. Джейн  оставалось
только пойти за ней.
   Внутри дом оказался  намного  вместительнее,  чем  казалось  снаружи.
Джейн шла за хозяйкой по узкой и очень высокой галерее, слабо освещаемой
люстрами, которые свисали с потолка, как гигантские  светящиеся  медузы.
Поднялись по лестнице, прошли анфиладу комнат. Обстановка была  дорогая,
но  какая-то  обшарпанная.  Шелковая  обивка  на  кушетках   протерлась,
кружевные занавески казались хрупкими и ломкими, как старая  паутина.  К
штофным обоям прочно пристал застарелый запах табачного дыма и  средства
для полировки мебели - как  память  бесчисленных,  неотличимых  один  от
другого дней, протекших средь этих стен.
   За одной из раскрытых дверей Джейн увидела гостиную, где  вся  мебель
уютно  располагалась  на  потолке.  Полки  с  безделушками  и  старинные
портреты висели на стенах вверх ногами, а  в  окно  был  виден  падающий
снизу вверх дождь. Эльфа нахмурилась.
   - Нам не сюда, - сказала она и решительно захлопнула дверь.
   Наконец они пришли в какую-то заброшенную спальню.  Ткань  старинного
балдахина посеклась и у колец начала рваться. Стоящую на ночном  столике
свечу покрывал. густой слой серой пыли. Сама  свеча  томно  согнулась  и
перекосилась.
   Эльфа достала с  полки  стенного  шкафа  большую  картонную  коробку.
Зашуршала оберточная бумага.
   - Вот, надень! - Эльфа достала из коробки розовое платье.
   Джейн стала снимать, аккуратно складывая, свою рабочую одежду.  Эльфа
поморщилась, увидев, какое на ней белье, и  достала  из  ящика  шелковый
детский гарнитур.
   -  Это  тоже  надень,  -  приказала   она.   Платье   было   льняное,
нежно-розовое, с рукавами фонариком. На лифе до самой талии шли  оборки,
вышитые розочками и зелеными листиками. По краю подола тоже были  вышиты
розочки.
   Эльфа хмуро курила и смотрела,  как  Джейн  одевается.  Она  молчала,
только раз обронила: "Молодые не ценят молодости".
   Платье застегивалось на спине длинным рядом жемчужных пуговок.  Джейн
кое-как удалось с ними справиться, но до последней пуговицы  на  шее  ей
было никак не достать.
   - О Цернунн! - вздохнула эльфа, быстро подошла и застегнула пуговицу.
- Можешь посмотреться в зеркало, - сказала она.
   Джейн заглянула в трюмо на когтистых  орлиных  лапах  и  увидела  там
нечто совсем неожиданное. Себя. Грудь ее была туго стянута, отчего бедра
выглядели слишком широкими, - платье явно  было  рассчитано  на  девочку
гораздо младше, чем Джейн. И все же платье не изменило  ее,  не  убавило
лет, но только усилило и подчеркнуло все то, что делало ее самой  собою.
Она протянула руку, и отражение сделало то же,  стремясь  коснуться  ее.
Рука замерла, почти уперевшись в стекло.
   - Извините, сударыня, - робко спросила Джейн, - что я должна делать?
   - Сейчас узнаешь. - Эльфа раскрыла дверь. - Сюда!
   Через  пять  минут  они  вошли  в  кабинет.  В  высоком,  с   арочным
перекрытием камине  пылали  дрова.  Колонны  поддерживали  трехсводчатый
потолок. Стены были увешаны картинами и фотографиями в золоченых рамах и
красивых рамках из перегородчатой эмали.  Висели  также  оленьи  рога  и
другие  охотничьи  трофеи,  религиозные  символы,   полки   с   книгами,
переплетенными в кожу осенних оттенков - от желтого до  темно-багрового.
Мебели практически не было: на устланном коврами и ковриками полу стояли
только шезлонг да кресло-качалка.
   В кресле на горе подушек сидел старый и важный эльф, но  не  качался.
Был он невероятно древний, коричневый и  шишковатый,  как  старый  пень.
Смотрел он прямо перед собой.
   - Батюшка, это малютка Джейн. Она сегодня здесь поиграет.
   Старик на это едва заметно повел глазами.
   - Вам ведь это приятно? Вы всегда  любили  детей.  Джейн  сделала  бы
старику реверанс, да не умела.
   Но этого от нее, по-видимому, и не ждали. Она неловко стояла  посреди
комнаты. Эльфа вытащила из-за качалки деревянный ящик.
   Старик по-прежнему не шевелился. Только глаза его казались живыми, но
и они ничего не выражали.
   - Извините, пожалуйста, сударыня, - решилась проговорить Джейн, -  он
что, болен? Эльфа надменно ответила:
   -  Мой  отец  совершенно  здоров.  Его  имя  Болдуин  де  Болдуин  из
Болдуинов-Гринлифов.  И  веди  себя  перед  ним   соответственно.   Твое
присутствие должно развлекать его по  вечерам.  Если  подойдешь,  будешь
бывать здесь регулярно. Если нет, то нет. Я понятно говорю?
   - Да, сударыня.
   - Можешь называть меня госпожа Гринлиф.
   - Да, госпожа Гринлиф. Деревянный ящик был полон игрушек.
   - Ну что же ты? - сказала госпожа Гринлиф. - Играй, деточка.
   Джейн  неуверенно  склонилась  над  ящиком  и  стала  перебирать  его
содержимое.  Игрушки  были  разнообразные  и  великолепные.   Там   был,
например,  набор  счетных  палочек,   выложенных   слоновой   костью   и
перламутром.  Была  крошечная,  но  действующая  карусель  -  она  бойко
вертелась, сиденья покачивались, на  ободе  красовались  все  двенадцать
знаков зодиака. Был набор оловянных солдатиков всех родов  войск  вплоть
до лучников и саперов, две полные армии и во главе каждой по  чародею  в
тюрбане. Был волшебный колокольчик - когда в него  звонили,  он  издавал
такие  нежные  звуки,  что  от  красоты  захватывало  дух,   но,   когда
колокольчик умолкал, его музыка немедленно забывалась. Были  марионетки,
был мяч.
   Госпожа Гринлиф села в шезлонг,  развернула  газету  и  принялась  за
чтение.  Некоторые  места  она  прочитывала  вслух,  чтобы  и  отец  мог
послушать.
   Прошло часа два. Игрушки доставили Джейн меньше  радости,  чем  можно
было бы ожидать. Она все время ощущала присутствие старика,  чувствовала
спиной его неподвижный взгляд. Этот взгляд вбирал и поглощал все, ничего
не выпуская наружу. Старика окутывала какая-то  зловещая  аура,  грозное
чувство непредсказуемой опасности. Время от времени  Джейн  отваживалась
бросить взгляд в  его  сторону  и  видела  ноги  в  полосатых  брюках  и
блестящие  кончики  крыльев.  Поднять  глаза  выше  она   боялась.   Его
присутствие ощущалось как близость перегретого парового котла,  который,
того и гляди, взорвется.
   - Вот еще интересная статья. Дредноуты класса  "Нептун"  снимаются  с
производства, а  верфи  переоборудуют  для  ракетоносцев.  У  вас  ведь,
кажется, есть акции ракетостроительной компании?
   Болдуин молча смотрел в одну точку.

***

   Было уже совсем темно, когда она, переодевшись в собственную  одежду,
собралась уходить. Со  странным  облегчением  покидала  она  эту  душную
гостиную, страшного хозяина и госпожу  Гринлиф  с  ее  скучной  газетой.
Мрачный Блюгг, дрожа от холода, ждал на крыльце.
   - Можете снова привести ее через два дня в то  же  время,  -  сказала
хозяйка.  И  с  формальной  вежливостью   добавила:   -   Примите   нашу
благодарность.
   Джейн ждала, что Блюгг закатит ей оплеуху,  а  потом  всю  дорогу  до
спального корпуса будет ныть, ворчать и пилить  ее.  Но  оказалось,  что
слова госпожи Гринлиф снова повергли его в эйфорию.
   -  Благодарность!  -  повторял  он.   -   Вон   как!   Примите   нашу
благодарность. Не каждый день слышишь такое!
   Они сделали крюк чере