Майкл СУЭНВИК
   Джейн 1-2

   ДОЧЬ ЖЕЛЕЗНОГО ДРАКОНА
   ВАКУУМНЫЕ ЦВЕТЫ
   МАШИНЫ БЬЕТСЯ ПУЛЬС


   Майкл СУЭНВИК
   ДОЧЬ ЖЕЛЕЗНОГО ДРАКОНА


   OЭСС КИССИНДЖЕР И БОБУ УОЛТЕРСУ, которые  и  не  подозревали,  что  я
украл часть их историй

Глава 1

   В ту ночь,  когда  дети,  собравшись,  приговорили  к  смерти  своего
надзирателя, она и решила, еще сама не осознав этого, украсть дракона и.
улететь.
   Вся ее жизнь с тех пор,  как  она  себя  помнила,  прошла  на  заводе
паровых драконов. Каждое утро, едва забрезжит,  ее  и  других  заводских
детей вели из пятого, спального,  корпуса  в  столовую  и  после  наспех
проглоченного  завтрака  разводили  по  цехам.  Обычно  ее  посылали   в
шлифовальный цех на  протирку  или  в  двенадцатый  корпус,  где  черные
железные туловища проходили контроль и смазку, прежде чем отправиться  в
сборочный цех. В трубы,  извивающиеся  в  железном  брюхе,  не  смог  бы
пролезть взрослый,  это  была  ее  работа  -  ползать  по  этим  мрачным
лабиринтам, чистя их щеткой и потом смазывая. Она работала до заката,  а
случалось и дольше, когда дракона требовалось выпустить особенно срочно.
   Она была украденным человеческим ребенком. Звали ее Джейн.
   Хуже всего был литейный цех. Летом там стояла удушающая  жара,  а  уж
когда шла плавка, жаркая волна, бьющая от вагранки, сбивала с  ног,  как
удар кулака. Зимой же там  было  невыносимо  холодно,  в  разбитые  окна
врывался снег, а пол покрывался  слоем  инея.  Там  работали  свинолюди,
сильные,  мускулистые  твари,  покрытые  черной   шерстью,   со   злобно
поблескивающими красными глазками.  Они  не  владели  речью.  За  долгие
десятилетия, что их опалял волшебный огонь и леденило железо,  их  мозги
спеклись в золу.  Джейн  боялась  их  даже  больше,  чем  расплавленного
металла, который они заливали в формы, больше, чем  безжалостных  машин,
которыми они управляли.
   В тот хмурый  вечер  она  вернулась  из  раскаленной  литейки  совсем
разбитая, не было сил даже поесть. Плотно завернувшись в тонкое  одеяло,
она провалилась в путаницу бессвязных сновидений. Она протирала какие-то
детали, и вдруг стены цеха пошли вниз, или это пол подскочил вверх,  как
поршень какого-то гигантского двигателя. Она кинулась бежать, спряталась
под кровать, заползла в свой тайник за  дощатой  стенной  обшивкой,  где
она, бывало, совсем маленькой пряталась от приставаний Крутого. И только
она его вспомнила, как Крутой тут же и появился и стал с  грубым  смехом
тыкать ей в лицо трехногой жабой. Она снова побежала, а он гнался за ней
через лабиринт подвалов, по лестнице,  через  котельную  и  механический
цех.
   Потом сумятица сменилась спокойными картинами. Она играла в  каких-то
необъятных просторах, на широкой зеленой лужайке. Это был знакомый  сон,
он часто ей снился. В этих зеленых местах было  что-то  странно  родное.
Это был Дом. Здесь о ней заботились и кормили досыта, здесь она ходила в
чистых и новых платьях, и никто не требовал от  нее  работы  в  цеху  по
двенадцать часов в день. У нее даже были игрушки.
   А потом, как  всегда,  сон  омрачился.  Она  прыгала  через  скакалку
посреди обширного, заросшего травой пространства и вдруг  почувствовала,
что кто-то крадется рядом, кто-то чужой.  Белые  дома  на  краю  лужайки
выглядели спокойно и мирно, но чувство, что недобрый  взгляд  следит  за
нею, усилилось. Какие-то злые  силы  прятались  под  землей,  собирались
группами за деревьями, заползали под камни. Джейн уронила свою скакалку,
испуганно оглянулась и закричала. Она звала кого-то, но теперь никак  не
могла вспомнить кого...
   Небо разорвалось.
   - Кончай дрыхнуть, - нетерпеливо шептал Крутой. - Мы собираемся нынче
ночью. Надо решать, как быть с Ходулей.
   Она проснулась с колотящимся сердцем. Мысли ее путались, она  и  рада
была убежать из своего сна, и жалела о нем. Глаза  Крутого  светились  в
темноте холодным лунным сиянием. Он навалился на койку, вдавив ей в  бок
костлявые колени и дыша в лицо запахом ильмовой коры и прелых листьев. -
Подвинься, ты меня в бок толкаешь.
   Он улыбнулся и щипнул ее за плечо.
   Она его отпихнула.  И  все-таки  видеть  Крутого  было  приятно.  Они
дружили давно, ссорились и мирились,  и  Джейн  знала,  что  он  хоть  и
развязен и груб, но зато не злой.
   - А что надо решить про Ходулю?
   - Вот об этом и будем говорить, дурочка!
   - Я устала, - проворчала она. - Я целый  день  работала,  мне  не  до
ваших глупостей. Не хочешь говорить - не надо, я буду спать.
   Его лицо побелело, он сжал руку в кулак:
   - Это что, бунт? Я тут главный. Будешь  делать,  что  я  говорю.  Как
миленькая будешь слушаться, поняла?
   Джейн и Крутой какое-то время смотрели друг на друга в упор.  Он  был
из шишиг, правда нечистокровный, его родичи  еще  каких-нибудь  сто  лет
назад были лесными дикарями, которые вылезали из  чащобы,  только  чтобы
подкрасться и выхватить табуретку из-под зада зазевавшейся коровницы или
подпороть шов на мешке с мукой, чтобы он лопнул, когда  его  взвалят  на
плечи. Ума они были невеликого, но прыткие и падкие на  всякие  пакости,
как крысы. На заводе Крутой собирал металлолом, и никто  не  сомневался,
что он здесь выживет и благополучно отработает положенные годы.
   Наконец Джейн опустила голову. Не стоит с ним связываться.
   Когда она подняла взгляд. Крутого рядом уже не  было,  он  отправился
будить остальных. Завернувшись в одеяло, как в плащ, Джейн пошла за ним.
Со всех сторон слышалось тихое шлепанье и шарканье ног  и  лап,  быстрое
дыхание. Дети собирались в центре комнаты.
   Холстина достала краденый огарок свечи и воткнула его в широкую  щель
между покоробленными досками пола. Дети встали вокруг на коленях. Крутой
тихонько произнес какое-то слово, из кончика  пальца  у  него  выскочила
искра и подожгла фитиль.
   Пламя свечи подрагивало, притягивая взгляды  и  отбрасывая  на  стены
отсветы; их буйная пляска была похожа на флатландскую Вальпургиеву ночь.
Отраженные огоньки прыгали в двадцати трех зрачках. Дети собрались  все,
все двенадцать, - если, конечно, мальчик-тень тоже был  тут.  Он  обычно
таился где-нибудь рядом,  ускользая  от  большинства  световых  лучей  и
полностью поглощая остальные, так что  ни  один  шальной  фотон  не  мог
выдать его присутствие.
   Торжественно и важно Крутой объявил:
   - Блюгг должен умереть.
   Он вытащил из кармана своей коротенькой куртки тряпичную  куклу.  Она
была сделана  кое-как,  грубо  сметана  через  край,  с  двумя  большими
пуговицами вместо глаз. Проведенная углем прямая черта  изображала  рот.
Но какая-то сила в ней была, и несколько ребятишек  поменьше  закрыли  в
страхе глаза, почуяв идущую от куклы волну ненависти.
   - Это Зобатка сделала. У нее и ведьмина кровь была.
   Сидящая с ним рядом Зобатка кивнула с  несчастным  видом.  Эта  кукла
была у нее самым драгоценным сокровищем, и лишь только Богиня знала, как
Крутому удалось ее выманить. Он повертел куклу над пламеНем. - Мы прочли
молитвы и сбрызнули ее ведьминой кровью. Теперь  надо  достать  Блюгговы
ногти или еще что, зашить ей в пузо и спалить в печке.
   - Это же убийство! - возмутилась Джейн. Колючка хихикнула.
   - Я серьезно! Убивать нельзя. И вообще, что за глупости!
   Колючка, как и Ходуля, была из переменщиков и, как  все  переменщики,
умом не блистала. Джейн давно усвоила, что Колючку только одним способом
можно заставить молчать: говорить  непосредственно  с  ней,  уверенно  и
громко.
   - Что это даст? Даже если и выйдет, в чем я сомневаюсь, они же  этого
так не оставят. Будет следствие. И если даже каким-то  чудом  ничего  не
узнают, то просто поставят на его место кого-нибудь еще хуже. К чему его
убивать?
   Это должно было их убедить. Но,  к  удивлению  Джейн,  они  тихо,  но
упрямо застрекотали, будто сверчки.
   - Он работать заставляет без передышки!
   - Дерется!
   - Ненавижу старого хорька!
   - Убить, - слабо продребезжал мальчик-тень над самым ее ухом. - Убить
вонючку! - Она повернулась, но его там не было.
   - Тихо! - Крутой бросил на Джейн презрительный взгляд. - Убить Блюгга
нам придется, другого выхода нет. Иди сюда, Ходуля!
   Ходуля, сидя, подъехал ближе. Ноги у него были длиннющие -  когда  он
сидел, колени торчали  выше  головы.  Он  вытащил  ногу  из  деревянного
башмака и сладко почесался за ухом.
   - Ну-ка, наклонись!
   Молодой переменщик, тощий и костлявый,  послушно  наклонился.  Крутой
одной рукой пригнул ему голову пониже, а другой раздвинул прямые тусклые
волосы.
   - Видите, перья пробиваются!
   Он вздернул Ходулину голову и потеребил его за острый  и  длинный,  в
локоть длиной, нос, чтобы показать, как тот ороговел.
   - А пальцы на ногах у него посмотрите! Не  пальцы  уже,  а  настоящие
когти.
   Дети, отпихивая друг друга, потянулись смотреть.  Ходуля  помаргивал,
но терпел. Наконец Холстина фыркнула и сказала:
   - Ну и что?
   - А то! Возраст его подходит, не видишь? На нос посмотри,  на  глаза!
Да он же еще до Новой Луны переменится! А  тогда...  -  Он  драматически
замолчал.
   - Что тогда? - Шелестящий, как ночной  ветерок,  голос  мальчика-тени
теперь раздавался из-за плеча Колючки.
   - Тогда он летать сможет! - с торжеством в голосе воскликнул  Крутой.
- Перелетит через стену и все! Не вернется больше! Освободится.
   Свобода! Джейн задумалась. Сидя на пятках,  она  откинулась  назад  и
представила,  как   Ходуля   неуклюже   хлопает   крыльями   в   осеннем
зелено-бронзовом небе. Картина эта ее захватила. Выше, выше, над стеной,
над  колючей  проволокой!  И  вот   корпуса   завода   и   сортировочная
стремительно пропадают внизу, а он взмывает все выше - выше, чем дым  из
труб, - все выше в раздвигающееся перед ним небо, выше самой Дамы  Луны!
И никогда, никогда не вернется!
   Конечно,  такого  быть   не   могло.   Только   драконы   со   своими
полулюдьми-пилотами могли покинуть  завод  по  воздуху.  Остальных,  как
рабочих, так и начальство, удерживали внутри высокие стены, а у ворот  -
стражники и громадный чугунный Часохрон. И все  же  в  этот  момент  она
ощутила в себе какое-то новое стремление. Она вдруг поняла, что  если  и
не свобода, то хотя бы мысль о свободе возможна, и желание  освободиться
заявило о себе непререкаемо и  властно.  Что-то  в  ней  пробудилось,  в
глубинах мозга, встрепенулось и огляделось вокруг с угрюмым интересом.
   Мгновенное головокружение, тошнота -  и  вот  она  снова  в  удушающе
тесном, лишенном света пространстве, в утробе завода паровых драконов, в
маленькой спальне  на  третьем  этаже  пятого  корпуса,  зажатого  между
складом модельного цеха и кучей песка под навесом, и между нею  и  небом
лежат пыльные стропила и толевая крыша.
   - Ну, улетит, - угрюмо сказала Холстина. Ее  хвост  недовольно  ходил
взад-вперед. - Что ж, теперь  мы,  выходит,  должны  порадовать  его  на
прощание тем, что убьем Блюгга?
   Ей не полагалось так нагло разговаривать, и Крутой стукнул ее кулаком
по плечу:
   - Дура прыщавая! Клизма! Что ж ты думаешь, Блюгг не заметил, что  ли?
Ясно, он принесет Богине жертву, чтоб перемены не было!
   Никто на это ничего не ответил. Джейн неохотно спросила:
   - Что за жертву?
   Он сжал в кулак между ног одну руку, а другой изобразил  серп,  потом
сделал быстрое режущее движение серпом и уронил руку.
   - Дошло?
   Джейн не поняла, но не хотела в  этом  признаваться.  Покраснев,  она
протянула:
   - А-а-а!
   - Ну вот, а я подсмотрел за Блюггом. Когда нет плавки, он  в  полдень
идет к себе в кабинет. Оттуда он следит за нами в окно  и  стрижет  свои
грязные когтищи. У него такой нож громадный! Он ногти свои  срезает  под
корень - ив пепельницу. А когда все срежет, то заворачивает в бумажку  -
и в печь, чтобы никто, никак... Но я его отвлеку! Тогда Джейн  войдет  в
кабинет и стырит пару обрезков. Только не больше! - Он строго  посмотрел
на Джейн. - Заметит еще!
   - Я? - вскрикнула Джейн. - Почему я?
   - По кочану. Против нас у него дверь защищена.  А  ты  другой  крови.
Тебе его обереги нипочем.
   - Спасибо за доверие, - произнесла Джейн. -  Но  я  не  буду.  Нельзя
этого, я уже сказала почему.  -  Несколько  детишек  поменьше  угрожающе
надвинулись на нее. - Что хотите говорите, вы меня не  заставите!  Пусть
для вас кто другой старается.
   -  Да  не  упрямься  ты!  Подумай  только,  как  мы  будем  тебе  все
благодарны! - Крутой опустился на одно колено, склонился к ней и  смешно
задвигал бровями. - Век твоим обожателем верным буду!
   - Ни за что!
   Ходуле трудно было следить за разговором. Все переменщики были  такие
- чем ближе к зрелости, тем  глупее.  Насупив  брови,  он  повернулся  к
Крутому и неуверенно проговорил:
   - Я что, не полечу?
   Крутой отвернулся и в сердцах плюнул на пол:
   - Нет, не полетишь! Если Джейн не передумает.
   Ходуля заплакал.
   Сначала он всхлипывал очень тихо, потом все громче и наконец, откинув
голову, отчаянно завыл. Дети навалились на него в ужасе, зажали рот. Его
рыдания стали глуше, потом прекратились совсем.
   Все затаили дыхание, слушая, не заскрипят  ли  расшатанные  ступеньки
под тяжелыми шагами Блюгга, не дойдет ли до них его всегдашний  запах  -
спертый  дух  злобы  и  с  трудом  удерживаемого  гнева.   Даже   Крутой
перепугался.
   Но  все  было  тихо.  Только  киберпсы  храпели  на   проходной,   да
беспрестанно  шуршали,  ворочались  и  позвякивали  цепями  драконы   на
сортировочной, а где-то далеко-далеко чуть слышно названивали полуночные
колокола в честь какого-то лесного празднества. Блюгг не проснулся.
   Дети успокоились.
   Какие они были несчастные, какие голодные,  как  они  дрожали!  Джейн
стало жалко  их  всех,  и  себя  в  том  числе.  И  тут  какая-то  сила,
неотличимая от отчаяния, вошла в нее,  наполнив  решимостью,  как  будто
она, Джейн, была лишь формой, которую вдруг заполнил раскаленный металл.
Новая цель зажгла ее. Джейн поняла, что,  если  она  хочет  когда-нибудь
стать свободной, надо быть бесстрашной и сильной, а с детской  мягкостью
придется расстаться. И она дала себе клятву, душой своей поклялась,  что
сделает ради освобождения все - все, что  потребуется,  самое  страшное,
самое подлое, самое жестокое.
   - Ладно! - сказала она. - Сделаю!
   - Хорошо. - Даже не кивнув  в  знак  благодарности,  Крутой  начал  в
подробностях объяснять свой замысел, каждому давая задание.  Кончив,  он
опять пробормотал что-то неразборчивое  и  провел  рукой  над  пламенем.
Свеча погасла.
   Любой из них мог бы задуть пламя одним движением  губ.  Но  это  было
неинтересно.

***

   Черная литейка была вторым по площади цехом  на  всем  заводе.  Здесь
железо разливалось по формам неуязвимых туловищ и прочих,  непроницаемых
для магии частей тела великих драконов. В бетонных ямах держали  зеленый
песок,  мыльные  смеси  и  формовочную  глину.  Под  потолком   медленно
двигались по направляющим краны, и октябрьское солнце пронизывало косыми
лучами  пляшущую  в  воздухе  пыль,  неустанно   вздымаемую   громадными
вентиляторами.
   В полдень старая озерная водяница развезла на тележке завтраки. Джейн
получила  бутерброд  в  пластиковой  упаковке  и  бумажный  стаканчик  с
тепловатым  грейпфрутовым  соком.  Она  стащила   рабочие   рукавицы   и
отправилась со своей едой  к  уютной  грязной  нише  в  стене,  рядом  с
деревянным  ящиком,  заполненным  железными   деталями   -   наваленными
вперемешку когтями, чешуей, зубчатыми колесиками.
   Джейн села поудобнее, поставила рядом стаканчик с соком и  разгладила
на коленях грубую посконную юбку. Закрыв  глаза,  она  представила  себе
облачные чертоги высоких эльфов. Знатные господа и дамы сидят за длинным
столом, белеют на мраморе кружева их манжет, и возвышаются длинные свечи
в серебряных канделябрах. У дам такие красивые имена: фата Эльспета  или
фата  Моргана,  нежные,  сладкозвучные  голоса,   и   смех   их   звенит
колокольчиком. Обращаясь к ней, они называют  ее  "фата  Джейн".  А  это
эльфийский принц. Он протягивает ей чашу с изысканными сластями, и  взор
его обещает любовь и приключения...  Рабы-гномы  сыплют  на  пол  вместо
нарезанного камыша охапки цветов. Она откусила  от  бутерброда  и  стала
жевать, медленно-медленно, чтобы надольше хватило.
   А рядом, в оконной арке, вытянул шею ее собственный верховой орел. На
нем драгоценное седло с каменьями. Ему  не  терпится  взлететь.  У  него
свирепый взгляд и клюв острый как бритва. Никто, кроме нее, не осмелится
на него сесть, но с нею он такой ласковый и послушный! Зовут его...
   Кто-то наступил ей на ногу.
   - Ой! - Джейн  вскочила,  опрокинув  стаканчик  с  соком,  и  увидела
Крутого. Он прошел мимо, волоча на спине мешок с  металлоломом.  Перерыв
на второй завтрак проходил в две смены и для Крутого еще не начался.
   - Не спать, тупица! Приготовилась! - прошипел он уголком рта.  Потом,
чтобы сгладить  грубость,  улыбнулся  и  подмигнул.  Вот  только  улыбка
получилась у него какая-то тусклая, неуверенная. Если бы Джейн знала его
похуже, то подумала бы, что Крутой боится.
   Он скрылся.
   Ее мечтательное настроение исчезло. Она почти уже позабыла про  дикий
замысел Крутого, а теперь все вспомнилось снова. И сразу ей стало  ясно,
что ничего из этого не получится. Ее  поймают  и  накажут.  Но  идти  на
попятный было нельзя никак, она ведь дала слово.
   Вдоль той стены литейного цеха, что была дальше  всего  от  вагранки,
шли одна за другой застекленные  кабинки-кабинеты  цехового  начальства.
Джейн сунула остатки бутерброда в карман рабочего передника и  выглянула
из-за ящика. Ей были хорошо видны Блюггова кабинка и сам Блюгг. Он сидел
за столом с сигарой в зубах и перелистывал журнал в глянцевой обложке.
   Блюгг был плотен, тяжел, низколоб  и  мордаст.  Его  тонкие  редеющие
волосы висели как попало, за ними  он  не  следил,  но  вот  пара  круто
завитых бараньих рожек была предметом его гордости. По особым случаям он
их полировал и покрывал лаком, а в честь Нового  года  золотил  кончики.
После этого несколько недель в их бороздках и  неровностях  поблескивали
остатки позолоты.
   - Эй!
   Джейн  обернулась.  В  нише,  где  она  только  что  сидела,   маячил
мальчик-тень,  размытая  фигурка,  с  трудом  различимая  даже  в  ярком
полуденном свете.
   - Крутой послал, - прошелестел он. - Буду стоять на атасе.
   Джейн не смогла разобрать выражение его лица, но голос его дрожал.
   Ей стало нехорошо. Она ужасно боялась.
   - Я не могу... - начала она и решилась договорить: - Я просто...
   Вдруг какой-то рев разорвал тишину полдня. Все вокруг забегали, роняя
на  пол  инструменты,  толкаясь  и  суетясь,  залезая  на  ящики,  чтобы
разглядеть, в чем дело. Многие бежали  к  вагранкам.  Что-то  случилось.
Джейн смотрела на суматоху, ничего не понимая.
   Внезапно все стало ясно.
   Крутой, заливаясь идиотским хохотом, мочился на ногу Молотобойца.
   Великан яростно вопил.  Это  был  песчаный  тролль,  самое  громадное
создание на заводе, и его-то выбрал Крутой для  своих  шуточек.  В  этом
проявилась типичная для него трезвость расчета,  ведь  Песчаник  был  не
только больше, но и неповоротливее всех остальных.  И  все  равно  затея
была безумно опасная.
   Наконец до Песчаника  дошло,  что  можно  поднять  ногу  и  раздавить
крохотного обидчика. Пол сотрясся.
   Крутой, смеясь, отскочил в сторону.
   Разъяренный гигант, насупив брови, мотал башкой и  тупо  озирался  по
сторонам. И тут его взгляд уперся в трехтонную кувалду,  что  лежала  на
наковальне. На грубом лице  появилось  подобие  мысли.  Огромная  лапища
потянулась к кувалде.
   -  Давай!  -  Мальчик-тень  нетерпеливо  махнул  в  сторону  Блюггова
кабинета. Там было пусто, дверь распахнута настежь, поблизости никого.
   Бах! Кувалда грохнула об пол, по  тому  месту,  где  только  что  был
Крутой.
   Сжавшись,  сгорбившись,  Джейн  побежала   через   громадное   пустое
пространство, отделяющее ее от Блюггов