м все дальше, дальше...
   Но сначала надо изучить гримуар. Она  должна  понять,  как  подчинить
себе дракона.
   Шли часы, а Джейн не могла оторваться от книги. Она ласкала глазами и
пальцами каждый знак,  впивала,  запоминала,  усваивала.  Только  сигнал
побудки заставил ее поднять  голову.  Пора  было  идти  завтракать.  Она
выползла из тайника и стала в строй, зевающая, чуть живая от  усталости,
счастливая.
   На следующую ночь первый раз в жизни дракон с ней заговорил.

***

   Через три дня Джейн, Колючку и Холстину отвели  в  механический  цех.
Все рабочие места там оказались заняты, и, полаявшись некоторое время  с
мастером, Блюгг сунул под мышку ящик с зубчатыми колесиками и  повел  их
наверх. Под потолком  цех  опоясывала  галерея,  разделенная  на  мелкие
отсеки. Там все было завалено, но наконец Блюгг все-таки нашел  для  них
место, между  деревянной  лестницей  и  кирпичной  трубой  промышленного
перегонного куба. Он  усадил  их  на  шаткую  скамью,  велел  стирать  с
колесиков смазку и ушел.
   Здесь окна тоже были  закрашены,  но  белой  ли  краской,  серой  или
зеленой - под многолетним слоем  пыли  было  уже  невозможно  различить.
Фрамуга была навечно открыта, их обдавало холодом. Правда, под лестницей
пыхтела керосиновая буржуйка, но тепла от нее было мало.
   - Ну-ка, поменяемся местами, - потребовала Холстина, едва Блюгг ушел.
- Нам с Колючкой надо поближе к печке.
   Джейн хотела отказаться. Но Холстина вечно жаловалась на холод. Может
быть, она и вправду мерзла больше других. Колючка противно  заулыбалась.
Джейн решила не связываться и уступить. Она молча встала  и  перешла  на
дальний край скамьи.
   Колесики были величиной с серебряные монетки, но много тоньше. Мелкие
зубчики  кололись  и  щекотались,  если  взяться  за  край.   Прозрачная
коричневая  смазка  застыла  и  оттиралась  с   трудом.   Они   работали
старательно,  не  отрываясь,  зная,  что  Блюгг  в  любой  момент  может
возникнуть с проверкой.
   Но часы шли, а Блюгг ни разу не появился. Про них, похоже, забыли.
   Джейн, работая, неподвижным взглядом глядела перед  собой.  Ее  мысли
были заняты гримуаром и драконьим голосом, который то ли  мерещился  ей,
то ли действительно говорил с нею по ночам. Ей  виделись  черный  глянец
драконьего тела, его обтекаемые линии.  Жестокое  могущество,  бездушная
сила, беспощадная скорость! И собственные  руки  на  горле  этой  твари,
руки, повелевающие грозной машиной...
   Холстина шумно вздохнула.
   Наверху,  там,  где  в  открытое  окно  вливался   тускло-серебристый
солнечный свет, затрепетали крылья. Холстина подняла глаза и вскрикнула:
   - Жабьи яйца!
   - Жабьи яйца? - недоумевающе повторила Колючка. - О чем это ты?
   - Там, под крышей. У них там гнезда.
   Холстина влезла на скамью, поднялась на цыпочки  и  насколько  смогла
вытянула за окно руку.  Ее  хвост  нетерпеливо  подергивался.  На  скате
крыши, с внутренней стороны, виднелись какие-то темные нашлепки.
   - Тьфу ты, не достать!
   - Никаких яиц сейчас быть не может, - заявила Джейн. - Кто же  кладет
яйца осенью?
   - Жабы. Весной они тоже кладут, но те вылупляются. А осенняя кладка в
запас, чтобы им было чем полакомиться в  день  Новой  Луны.  -  Холстина
взглянула вниз, и ее широкий рот растянулся загадочной улыбкой. - Ну-ка,
Джейн, полезай сюда, достань мне яичек.
   - Я плохо лазаю. Попроси Жужелицу, или Малого Дика, или...
   - Да их же  здесь  нету!  -  Холстина  переглянулась  с  Колючкой,  и
переменщица внезапно вцепилась в  Джейн,  подняла  и  подбросила  вверх.
Холстина подхватила девочку. Обе они  были  очень  сильные.  Со  смехом,
держа Джейн за ноги, они высунули ее в окно.
   Ящик перевернулся, зубчатые колесики раскатились по полу.
   - Вот улета-а-ет моя ра-адость! - запела Холстина.
   Джейн изо всех сил цеплялась за оконную раму.  Ледяной  ветер  бил  в
лицо, высекая слезы из  глаз.  Она  видела  двор  с  гаревым  покрытием,
громаду шестого корпуса, тяжелые тучи в небе.  Внизу,  чуть  в  стороне,
тянулась толевая крыша какого-то сарая. Лететь до нее было  самое  малое
метров десять.
   - О святая Матерь! - выдохнула Джейн. Она отчаянно боролась, чтобы не
выпасть.
   Но  грубые,  безжалостные  руки  оторвали  ее  пальцы   от   оконного
переплета. Резкий толчок отправил ее в пустоту. Джейн отчаянно  замахала
руками и закрыла глаза,  боясь,  что  ее  стошнит.  Она  пыталась  снова
ухватиться за раму. Вес ее почти целиком приходился на край  распахнутой
фрамуги. Только ноги были внутри.
   - Не дергайся, а то бросим!
   Она ухватилась за раму. Хлопья  краски  осыпались  под  ее  пальцами.
Джейн изо всех сил прижалась к стене  здания,  царапая  щеку  о  кирпич.
Гнилостно-сладкий запах белого жабьего помета, облепившего раму снаружи,
заполнял ноздри. Было ужасно холодно. Ее колотила дрожь.
   - Пожалуйста, Холстиночка, ну пусти, - лепетала Джейн. -  Я  все  для
тебя сделаю, буду твоей лучшей подругой, только пусти...
   - Держи!
   Снизу протянулась рука с полиэтиленовым мешком.
   - Наполни это, и мы тебя спустим.
   У  Джейн  свалился  с  ноги  башмак.  Она  чувствовала,  что  Колючка
стягивает с нее носок. Острый коготь проехал по подошве,  задержался  на
самом чувствительном месте...
   - Прекрати ее щекотать! Ляпнется еще, и прощай яйца. Эй, ты, ну, бери
мешок!
   Джейн послушно взяла мешок.  Глубоко  вздохнув,  она  открыла  глаза.
Голова плыла, желудок судорожно сжимался, и она даже не сразу поняла, на
что смотрит. У нее перед глазами была внутренняя  сторона  ската  крыши.
Там лепилось не меньше двух десятков жабьих гнезд, кособоких  бугорчатых
шариков  с  входными  отверстиями  у  самой  поверхности  крыши.  Гнезда
напоминали неумело слепленные глиняные горшочки.
   Жабы разлетелись, как только ее голова высунулась в окно. Теперь они,
в сильном возбуждении,  порхали  поблизости,  сердито  трепыхая  черными
крыльями. Это были довольно противные твари,  произошедшие  от  смешения
обычных жаб с галками. Подобно своим  пернатым  прародителям,  они  были
вороваты. Приходилось  периодически  уничтожать  их  гнезда  на  крышах,
потому что жабы питали слабость ко всему, что блестит, и, в  отличие  от
большинства животных, совершенно не боялись огня. Они  вызвали  не  один
пожар из-за того, что крали горящие сигареты и волокли к себе в  гнезда.
Опасные, словом, соседи.
   Вся дрожа, Джейн подняла руку. Она никак не могла достать до  гнезда,
но понимала,  что  Холстине  этого  не  объяснишь.  Глубоко  вздохнув  и
постаравшись успокоиться, она заставила  себя  подняться  над  пустотой.
Если одной рукой ухватиться за откинутую фрамугу, а другую вытянуть  изо
всех сил, можно, пожалуй, достать... Рука протянулась к крыше.
   Гнездо изнутри было выстлано черным пухом, нежным и гладким на ощупь.
Джейн нашарила в глубине гнезда кладку теплых липких  яиц.  Вытащив  их,
Джейн выпрямилась, вернувшись к окну,  раскрыла  мешок  и  бросила  туда
яйца. Они комом упали на дно.
   Яйца в гнезде еще оставались. Она снова вытянулась и стала  подбирать
оставшиеся. На этот раз ей досталось только полгорсти,  вместе  с  двумя
клочками алюминиевой фольги, осколком стекла  и  хромированным  шурупом.
Шуруп она выронила.
   Второе гнездо. Она торопливо выскребла  яйца  и  уже  вытаскивала  из
гнезда руку, когда порыв ледяного ветра  продул  ее  насквозь,  взметнув
кверху платье. У нее хватило самообладания не посмотреть вниз, но голова
все равно закружилась. От  тоски  и  страха  хотелось  плакать,  но  она
боялась, что, если начнет, не сможет остановиться.
   В  гнезде,  кроме  яиц,  было  еще  несколько   кусочков   фольги   и
позеленевший моток медной проволоки. Она укололась об него  и  испуганно
дернулась - ей показалось, что кто-то ее укусил.
   - Уже почти полмешка! - крикнула она. - Можно мне спуститься?
   - Мало!
   - Но мне больше не достать. Честное  слово!  В  окне  появилось  лицо
Холстины. Ее рука, держащая Джейн за щиколотку,  ослабила  на  мгновение
хватку, и Джейн  вскрикнула  в  ужасе.  Холстина  прищурилась,  оценивая
расстояние.
   - Вон до того еще отлично можешь дотянуться. - Она ткнула пальцем.
   У Джейн ныли пальцы.  Силы  оставляли  ее.  В  глазах  мутилось,  так
пристально вглядывалась она в край крыши. Но когда она закрыла глаза,  в
голове все поплыло, и пришлось их поскорее открыть,  чтобы  не  потерять
равновесия.
   Изо всех сил она потянулась рукой к гнезду. Нет, не достать!
   - Холстина... - начала она дрожащим голосом.
   - Яйца!
   Оставалось только одно. Джейн еще дальше высунулась из окна,  бедрами
опираясь  о  край  фрамуги.  Она  так  вытянулась,  что  слышала   хруст
собственных суставов..
   Снова ее рука скользнула в гнездо, в нежный  и  теплый  пух.  Изогнув
ладонь, она вытащила яйца.
   Но   жабы   к   этому   времени    осмелели.    Издавая    угрожающие
каркающе-квакающие звуки, они начали наскакивать на нее. Одна  метнулась
ей прямо в лицо и, когда Джейн, защищаясь, подняла  локоть,  ткнулась  в
плечо тяжелым скользким комком. Джейн едва не стошнило.
   - Держите мне ноги, - прошептала она, не уверенная, что ее слышат, но
не имея сил говорить громче, и снова выпрямилась.
   Вот она уже у окна. Задыхаясь, она вцепилась в переплет.
   Довольно долго Джейн была не в силах пошевелиться.  Немного  придя  в
себя, она дрожащей рукой приоткрыла мешок  и  отправила  туда  последнюю
порцию яиц. Блеснуло что-то красное. Она двумя пальцами выудила  предмет
из мешка.
   Это был рубин.
   Он имел  форму  шестигранной  призмы  с  посеребренными  основаниями,
величиной с сустав  большого  пальца.  Промышленный  кристалл  -  такими
пользовались  в  оккультных  информационных  системах  для  хранения   и
обработки данных. Этот камешек, величиной с карандашный огрызок,  стоил,
должно быть, подороже самой Джейн.
   Нести его вниз было нельзя. В Холстине разыграется  жадность,  и  она
снова отправит Джейн за окно, на  поиски.  Джейн  вернула  бы  камень  в
гнездо, но  ни  сил,  ни  смелости,  чтобы  тянуться  снова,  больше  не
оставалось. А брось она камень вниз, там бы его наверняка  подобрали,  и
Холстина сразу бы догадалась, в чем дело.
   Край окна весь был облеплен  белыми  кучками  жабьего  помета.  Джейн
сунула камень в одну из кучек и произнесла:
   - Спускайте меня, вот ваши яйца.

***

   Она еще не успела сползти с оконного проема и рухнуть  на  скамью,  а
Холстина уже вырвала у нее мешок.
   - Умница Джейни, Джейнушка, - тянула  она  противным  голосом,  жадно
запуская руку в мешок  и  вываливая  Колючке  в  неторопливо  протянутую
ладонь пригоршню липкой желеобразной массы. Себе в пасть она тоже сунула
хорошую порцию и, восторженно закатив глаза,  позволила  ей  провалиться
внутрь. Потом пихнула в рот еще.
   Зубчатые колесики валялись повсюду. С усталым вздохом Джейн поставила
на место перевернутую коробку и принялась их собирать.
   - Холстина! - не сразу проговорила она. - За что ты меня ненавидишь?
   Холстина криво улыбнулась с набитым ртом. Колючка широко разинула рот
- внутри было желто. Осколки скорлупы прилипли к ее губам.
   - Хочешь немножко? В конце концов, ты ж их достала.
   На глаза Джейн набежали слезы.
   - Я тебе ничего плохого не сделала. Почему ты такая злая?
   Колючка  снова  набила  рот.  Холстина  проглотила  последнее,  потом
вывернула мешок и стала его вылизывать.
   - Говорят, ты будешь у Блюгга курьером, - сказала она.
   - Выскочка! - прошипела Колючка. - Подлиза - вот ты кто!
   - Я не подлиза!
   - А ты хоть знаешь, что он с тобой будет делать?  -  Холстина  сунула
руку Колючке под юбку, и та, закатив  глаза,  изобразила  блаженство.  -
Будешь его подстилкой.
   Джейн затрясла головой:
   - Как это? Я не понимаю!
   - Не понимаешь? Будет совать свой трулюлю в твою труляля.
   - Что ты болтаешь? Это все чушь  какая-то!  Глаза  Холстины  зажглись
темно-красным, как два граната.
   - Ты, святая невинность! Будто  бы  я  не  слышу,  как  ты  по  ночам
вылезаешь из койки и ползаешь за стенку! Ясно зачем -  чтобы  прочистить
пальчиком свою мышью нору!
   - Это неправда!
   - Ах, извините! Конечно, наша человечья мамзель этим  не  занимается.
Она у нас такая важная, такая гордая! Вот подожди, Блюгг  тебе  покажет,
что к чему, тогда и воображай.
   Колючка принялась плясать вокруг Джейн, задирая выше  головы  юбку  и
вихляя тощим задом.
   - Мышка в норку, мышка в норку! - запела она.
   - Ты одно только  запомни,  чистюля!  -  Холстина  сгребла  Джейн  за
воротник и больно, рывком, поставила на ноги. - Командую здесь я. Курьер
ты там или не курьер, ляжешь  под  него  или  нет,  но  меня  ты  будешь
слушаться. Ясно тебе?
   - Да, Холстина, - беспомощно пробормотала Джейн.
   - Он и в рот захочет. Колючка глупо ухмыльнулась.

***

   Прошла целая неделя, пока Крутой не начал понемногу приходить в себя.
Часто его одолевала слабость, и он  лежал  неподвижно,  с  трудом  дыша.
Иногда он плакал. Потом снова начинал бредить.
   - Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, - говорил он. -  Лаки
Страйк - настоящая Америка!
   Каждую ночь, дождавшись, когда остальные  заснут,  Джейн  залезала  в
тайник в стене и  приникала  к  гри-муару.  Она  зачитывалась,  пока  не
впадала в транс, смесь усталости  со  счастливым  забытьем,  и  тогда  в
глубине черепа раздавался голос дракона. Дракон говорил ей, что они  оба
пленники, что их жребии связаны, что они обретут свободу  вместе,  когда
улетят отсюда. Он описывал бесконечные горные цепи, ледяные озера, южные
архипелаги, извивающиеся как ящерицы, и орлиные гнезда, укрытые высоко в
горах под осенними звездами. Она жадно слушала его речи,  засиживаясь  в
тайнике до последнего момента, с риском задремать и пропустить побудку и
утреннюю перекличку. Она не знала, настоящий ли дракон говорит с ней или
ей мерещится, да и не хотела знать.
   Она плыла по  течению  и  не  могла  ничего  изменить.  За  ночь  она
умудрялась совершенно забыть о Крутом и вздрагивала каждый  раз,  когда,
вылезая из тайника, упиралась взглядом в его  распростертое  на  постели
тело. Бессильный, покрытый  потом,  он  казался  чужим,  как  насекомое,
застигнутое  посредине  метаморфозы.  Пропитанные  гноем   бинты   слабо
светились, будто гнилушки, и от него странно пахло.
   Тогда ее захлестывала вина. Она понимала, что ее место рядом  с  ним,
что она должна утирать  ему  пот,  менять  повязки,  делать  все,  чтобы
облегчить его страдания. Но он вызывал у  нее  отвращение,  как  гнусные
черти из столярки, о которых говорили,  что  они  людоеды  и  пожиратели
испражнений. Она не могла заставить себя подойти к нему.

***

   Однажды вечером дети, вернувшись в спальню, обнаружили, что Крутой  в
сознании и ждет их, полусидя в постели и опираясь о подушку. При виде их
он сделал слабую гримасу, думая, наверное, что улыбается.
   - Как, уже и назад? А в мое время мы работали до упора. Ну и молодежь
нынче пошла. Дети робко столпились у двери.
   - Входите, входите, нечего там топтаться. Это же я, не узнаете?
   Они нехотя подошли поближе.
   - Ну как там у вас дела? Помер Блюгг? Никто не отвечал.
   Крутой забеспокоился:
   - Кукла сработала, нет? Холстина откашлялась.
   - Мы еще не пробовали, - пробормотала она.
   - Трусы!
   Кожа у него на лице светилась, поблескивая,  как  пластинки  ядовитых
поганок из лесной чащи. Бинты задубели, их уже несколько дней  никто  не
менял. Он полузакрыл глаза, потом распахнул снова.
   - Что же вы?
   - Холстина говорила... - начал Ходуля.
   - Что надо дождаться  тебя,  -  поспешила  добавите  Джейн.  Холстина
бросила на нее быстрый взгляд, который яснее  всяких  слов  говорил:  не
воображай, что я тебе благодарна. Хвост ее дернулся. - Чтобы сделать как
следует.
   - Тогда ладно! -  Крутой  не  почувствовал  лжи,  не  заметил  обмена
взглядами. - Это еще ничего. - Он кивнул Ходуле: -  Видишь,  старик?  Мы
про тебя не забыли!
   Ходуля кивнул в ответ, сразу повеселев. Его охватил  прилив  счастья.
Он безгранично верил Крутому, верил, что друг о нем  позаботится.  Перед
лицом этой нерассуждающей веры  Джейн  призналась  себе,  что  сама  она
больше в  план  Крутого  не  верит.  Они  всего-навсего  дети.  Простое,
доступное им волшебство не может повредить взрослому.  Защита  от  таких
посягательств, конечно же, автоматически полагалась всем  надсмотрщикам,
иначе они умирали бы каждый день. Блюгг скорее всего даже и не  заметит,
что они на него покушаются. Джейн вздрогнула от внезапного озноба.
   - Тащи-ка сюда свечку, сейчас все и сделаем, - велел Крутой. И, когда
Холстина не тронулась с места, прикрикнул: - А ну, шевелись, корова!
   Молодая хульдра неохотно послушалась. Вставив огарок в широкую щель в
полу, она помедлила, как бы ожидая, что Крутой зажжет  его  заклинанием.
Наконец, когда всем стало ясно,  что  Крутой  для  этого  слишком  слаб,
чиркнула спичкой.
   На конце фитиля затрепетал огонек.
   - Где кукла? - спросил Крутой.
   Покраснев,  Зобатка  достала  куклу.  Крутой   провел   пальцами   по
тряпичному животу, нащупал торчащие острия ногтей Блюгга. Потом  передал
куклу Ходуле.
   - Давай ты, - распорядился он.
   Ходуля невольно оглянулся на Холстину.
   Она поджала губы, но кивнула.
   - Тихо! - скомандовал Крутой.
   Они  сидели  тихо.   Снаружи   доносились   шум   работающих   машин,
успокоительное урчание, постукивание. Этажом ниже  негромко  и  ритмично
поскрипывала качалка. Крутой  насвистывал  "Лесного  царя",  убыстряя  и
замедляя темп в такт ее скрипу.
   - Давай! - прошептал наконец он.
   Ходуля сунул куклу в пламя свечи.
   Кукла  была  сшита  из  старых  нейлоновых  чулок  и  в  огне   сразу
запузырилась и почернела.  Разнеслась  жуткая  вонь.  Потом  с  шипением
занялись хлопчатобумажные  внутренности.  Ходуля  со  сдавленным  криком
выронил куклу, отшатнулся и сунул в рот обожженный палец.
   Когда огонь лизнул куклин живот, у Джейн онемело во рту. Она с  шумом
глотнула воздух. Язык распух и горел, как будто она лизнула крапиву.  Ну
конечно, ведь на ногтях должны были остаться капли ее слюны, и,  значит,
какая-то часть проклятия пришлась на ее долю.
   Может быть, они все-таки убьют Блюгга.
   Зобатка плакала. Но  Крутой  не  обращал  на  нее  внимания.  Злобные
огоньки плясали в его глазах. Он выпрямился в  постели,  сжав  кулаки  и
запрокинув голову.
   - Ну же! - воскликнул он. - Давай подыхай, черт тебя возьми,  подыхай
скорее! - И он залился смехом.
   Жужелица и Малый Дик торопливо затаптывали огонь, чтобы  не  устроить
пожар.
   Тут раздались удары в пол, и снизу проревел голос Блюгга:
   - Вы что там затеяли, дряни? Вот я сейчас поднимусь с ремнем!
   Они затихли.
   Через минуту на лестнице раздались шаги и в такт им шуршание кожаного
ремня.
   Крутой был поражен. Никто не смотрел на него, все лица  обратились  к
Холстине. Она подняла руку и приказала:
   - Все под одеяла! Быстро!
   Они шмыгнули в койки, вопреки надежде надеясь, что обойдется и их  не
выпорют. Джейн бросилась в постель, как и все,  но  успела  заметить  на
лице Колючки довольную усмешку.
   Крутой больше не был их командиром. Лидерство перешло к Холстине.

Глава 3

   Дети считали, что во всем виновата Джейн.
   Когда они сожгли куклу, Джейн слегла с высокой температурой, у Ходули
на три дня отнялся язык, у Зобатки высыпали  красные  пятна  на  лице  и
руках. (Вдобавок она впала в глубокое уныние, но  этого  как  раз  почти
никто не заметил, поскольку она и всегда-то была угрюмая.) Одним словом,
в силе и губительности проклятия куклы сомнений быть не могло,  и,  если
оно не подействовало на Блюгга, на то, стало быть, имелись причины.
   Холстина,  поддерживаемая  Колючкой,  распустила  слух,   что   Джейн
наложила в штаны в Блюгговом кабинете и  не  взяла  ногтей.  Ослабленная
болезнью Джейн защищалась вяло. Мальчик-тень мог бы ее поддержать, но он
растерялся и не знал, кому верить.
   Крут