ерного  пространства  Асгарда.
Это путешествие не должно быть особенно  опасным,  но  необходимо  правильно
оценивать врага - он может нанести  ответный  удар.  Затем  мы  сделаем  все
возможное, чтобы вернуть вам привычный образ, и снова  введем  вас  в  игру.
Хотя вы в какой то мере орудие в наших руках, мы постараемся сохранить в вас
личность, ваше "я". Призываю вас к терпению. Сейчас мы  должны  идти,  и  по
дороге постараюсь объяснить вам все так полно, как сочту возможным сообразно
вашему пониманию.
   С  этими  словами  он  простер  вперед  скрюченную,  но  сильную  руку  и
высвободил меня из каменной хватки.
   Я неистово желал обрести дар речи или хотя бы дать какой-то знак  -  я  и
так узнал предостаточно, дальнейшие объяснения  будут  излишними.  А  больше
всего на свете мне хотелось спрашивать - не потому, что жаждал  разъяснений,
но потому, что хотел узнать - как много он собрался мне  поведать.  В  конце
концов он сказал, что был на стороне  добра.  Он  старался  вести  себя  как
положительный герой, но откуда мне знать - заслуживает ли он доверия?
   Ему-то было хорошо - превозносить мое мужество и долготерпение, которые я
черпал в себе самом. И конечно, я хотел спасения Асгарда.  Хотел,  чтобы  на
всех уровнях была восстановлена энергия, чтобы все вернулось на круги  своя.
Но было уже столько обманов и предательства,  что  и  этот  шаг  можно  было
рассматривать как умелый маскарад. Как я могу быть уверен, что они не  хотят
взорвать макромир к чертям?
   Меня снова используют. Как  посредника,  не  совсем  понимающего  расклад
событий. Хотелось бы  знать,  что  в  конечном  счете  из  меня  не  сделают
жертвенного козла, который покорно топает на  казнь,  или,  что  еще  хлеще,
Иуду, ведущего на погибель моего двойника и его друзей.
   Я хотел - но не мог быть уверенным. Нив чем.
   Закончив свою речь,  Нечто,  присвоившее  лицо  покойного  и  оплаканного
друга, сунуло  мою  горгонью  голову  под  мышку  и  удалилось  прочь  среди
всеобщего недоумения.

Глава 31

      Мне снилось, что я окутан змеями, они скручиваются и свиваются вокруг тела, а их теплые полированные чешуи скользят по моей коже. Кольца не душат, как у удава, нет, просто сжимают и держат ласково, но крепко, надежно. Их глаза светятся в темноте, их головы касаются меня, и раздвоенные язычки ласкают мое лицо.., пробуют его...
   Потом сон ушел, и вернулся тот, прежний - сон Сотворения, в котором жизнь
зарождалась в виде облаков газа,  плывущих  в  межзвездном  пространстве,  а
после  изливалась  в  крошечные  светящиеся  колодцы  -  солнечные  системы,
находила ниши в плотной атмосфере газовых гигантов, в океане мировых вод.
   Космос был офомен, и вся материя, находившаяся в  нем,  была  всего  лишь
вихрем пыли, который несли беспечные  энергетические  ветры.  Молекулы  были
столь ничтожны, что вся жизнь, все облако, носившееся во Вселенной, казалась
тенью, призраком - бледным и невнятным. А потом  пришло  то,  что  приходило
раньше, - оно не было жизнью, напротив, оно угрожало ей, но я не мог постичь
его сути.
   Однако мое восприятие стало меняться, и безбрежное море звезд пропало  из
виду.   Вместо   этого   перед   взором   проносились   молекулы,    занятые
игрой-эволюцией,  образующие  все  более  и  более  сложные  клетки,   затем
многоклеточные создания, усложнявшиеся с ходом времени. Теперь я понял  узор
жизни, ее структуру. Она простиралась в бескрайнем космосе. Она походила  на
дерево, раскинувшее свои ветви, внедрившее свои корни  повсюду.  Это  дерево
цвело и плодоносило там, где его ветви  соприкасались  с  миром,  где  могли
расцвести цветы и завязаться плоды. Я видел Землю как один плод, Тетру - как
другой, галактики - как  ветви.  Плоды  светились  изнутри,  а  цветы  пели,
наполняя бесконечность ароматом.
   Это дерево было домом для многих других сообществ, для других  существ  -
для птиц и лягушек, для насекомых и червей. И хотя многие из них всего  лишь
паразитировали на дереве, оставляя после себя следы разрушения, они не  были
опасны для его существования. Я знал, что изменения, приносимые ими, - всего
лишь неизбежный ход времени, смерть и превращение, неизменное равновесие.
   Но потом я заметил иной изъян на дереве  -  омертвение.  Оно  протягивало
гибельные пальцы к цветам,  лишая  их  красок,  к  плодам,  высушивая  их  в
уродливые рожки. Эта гниль  принимала  форму  обитателей  дерева,  крошечных
паразитов,  и  могла  воспроизводить  себе  подобную  псевдожизнь,   нарушая
равновесие и постоянство: либо уничтожала она, либо уничтожали ее. И другого
выбора не существовало, касалось  ли  это  целого  дерева  или  частей  его,
пораженных напастью. И было еще много  здоровых  ветвей,  на  которых  цветы
поражали своей красотой, а плоды - изобилием, но много было таких,  что  уже
ссохлись и почернели, и тех, где жизнь и смерть вели борьбу между  собой.  В
конце концов судьба всего дерева была  поставлена  на  карту,  и  от  исхода
каждой такой крошечной битвы зависела участь целого.
   Тут я проснулся, смертельно  уставший  от  сознания  того,  что  все  это
происходило раньше и будет происходить  снова  и  снова.  Я  уже  не  владел
собственным мозгом, каждый раз, когда  хрупкое  сознание  было  потревожено,
воображение  -  или  же  зловещая  копия  чуждой  программы  -   отвоевывало
пространство, силясь обрести владычество надо мной.
   Но я пока был собой. Моя сущность была невредимой.
   По крайней мере пока. Неизвестно было, сколько времени паразит  сознания,
похожий на квартиранта в мозгу  Тульяра,  будет  мирно  похрапывать,  ожидая
своего часа.
   При других обстоятельствах я занялся бы тщательным анализом  своих  снов.
Сейчас, едва открыв глаза, я столкнулся с проблемами посерьезнее.
   Перво-наперво выяснилось, что кошмарный сон о змеях был отчасти в руку. Я
был  спеленут  толстым  клейким  жгутом  так,  что  напоминал   окуклившуюся
гусеницу. Из этого  кокона  торчала  только  голова.  Я  дернулся,  стараясь
освободиться, но руки были  туго  припеленуты  к  бокам.  Пока  я  брыкался,
выяснилось, что путы крепки, но тем не менее позволяют мне  болтать  ногами.
Небольшое утешение - знать, что тебя подвесили вверх головой, но и то  ладно
в этой веселенькой истории. Не говоря уж о том, что вообще остался в живых.
   Я попытался подвигать пальцами. Безуспешно. Огнемет я наверняка  потерял,
даже не узнав - довелось мне выстрелить или нет.
   Огонек на шлеме все еще работал, можно было покрутить головой и  осветить
сумрачные окрестности. Выяснилось, что я подвешен в какой-то камере, в толще
серых, лишенных листвы ветвей. Поверхность казалась сферической, но по стене
шли утолщения, жесткие на вид, словно покрытые засохшим клеем, который тут и
там собирался в капли, застывшие прямо перед падением.
   Нижняя часть сферы была завалена чем-то большим  и  белым  -  точь-в-точь
мячи для регби длиной в метр и толщиной в рост человека. Куча  кое-где  была
покрыта слизью. Они выглядели как яйца гигантских насекомых, а при  мысли  о
том, что за отпрыски должны появиться из них на свет, меня передернуло.
   С потолка каморки свисали пряди высохшей, некогда  клейкой  субстанции  с
аккуратно упакованными свертками. Тут я понял, что эти  упаковки  похожи  на
меня - у всех сверху торчали головы, но, увы,  ни  одна  даже  отдаленно  не
напоминала человеческую; скорее, они выглядели как головы насекомых. Как и у
всех насекомых нижних уровней  Асгарда,  глаза  у  них  были  как  у  ночных
млекопитающих. Усики, щупы, жвала -  как  у  насекомых,  а  глаза  -  просто
гляделки - невинные, большие, влажные. Как и я, пленники были еще живы -  их
усики  и  рты  двигались,  словно  они  беззвучно  разговаривали  или  пели.
Некоторые пялились на меня, пока я смотрел на  них,  будто  сочувствуя  моей
ужасной участи. Ручаюсь, последнее было чистой игрой воображения.
   Все мы были подвешены в некоем подобии кладовой -  припасы  для  детишек,
которые вскорости вылупятся из чудовищных яиц.
   То, что летело за нами к Центру Асгарда, поймало меня и  утащило  в  свое
гнездо. Вот не знаю - благодарить ли его за то,  что  не  разорвало  меня  в
клочья. Затем я  подумал,  скоро  ли  начнут  вылупляться  детишки,  сколько
времени понадобится гусеницам, чтобы сожрать меня целиком, если они начнут с
ног. Потом вспомнил, как слизняки наверху мучились со скафандрами, значит, и
гусеницам  нужно  какое-то  (интересно  -  какое?)  время,  чтобы  прогрызть
сверхпрочную упаковку.
   Потом я осознал, что  система  жизнеобеспечения,  подвешенная  на  спине,
может обеспечивать мою жизнь весьма долго, пусть даже мои ноги будет  жевать
какая-нибудь дрянь.
   И лишь после этого  несколько  запоздало  подумал,  что  же  случилось  с
остальными.
   - Эй, - сказал я сдавленно в микрофон, - есть кто-нибудь живой?
   - Руссо?! - забрали мне в ответ. Это был голос Сюзармы Лир.
   - Сюзарма? - откликнулся я. - Что с другими?
   - Господи, я думала, все погибли. Что это за игры, Руссо? Где ты?
   - Я только что очнулся, - сообщил я понуро. - Насчет того, где я,  -  сам
себя спрашиваю. Но, очевидно, в беде. Что-то запеленало меня, как мумию, и я
вишу где-то. До чертиков напоминает кладовку.
   - Видишь других? - спросила она. Я еще раз  оглядел  своих  товарищей  по
несчастью - решительно ничего человеческого.
   - Нет, если кто-нибудь не висит  прямо  за  мной.  У  меня  не  настолько
длинная шея. Ты-то где?
   До того, как я услышал ее ответ, до меня донесся протяжный, сонный  стон.
Точно - не она и не Мирлин. И не Урания.
   - Нисрин? - спросил я. - Это вы? Молчание. Потом послышалось:
   - Мистер Руссо?
   - Где вы, Нисрин?
   Еще молчание, потом снова его голос:
   - Я обездвижен. Где-то в воздухе. И рядом несколько созданий с  головами,
как у бабочек. Они спеленуты, как и я.
   - Вот черт. - Голос Сюзармы. - Значит, у  меня  двое,  за  которыми  надо
присматривать. Не знаю, с кого и начать. Прямо  иголки  в  стоге  сена.  Мне
нужна эта коробочка-с-мозгами, но не слышу ни Урании, ни Мирлина.
   - Ты что, свободна? - спросил я. Это было обнадеживающей новостью, хотя и
не обещавшей моего спасения.
   - Да, - рявкнула она. - Что-то сцапало меня. Я бы его пристрелила, но оно
держало меня, а мне не улыбалось просто падать - без крыльев. Я притворилась
мертвой, пока оно не приземлилось. Я на кроне  громадного  дерева  -  должно
быть, высотой в  две  мили,  и  то  не  уверена.  Крылья  повреждены,  я  не
осмеливаюсь лететь. Здесь светлее, чем можно было предположить, прыгая вниз.
Какие-то светляки повсюду, деревья  сами  тоже  светятся.  Летучих  созданий
полно, черт дери, но лес не такой густой  -  не  получается  перешагивать  с
ветки на ветку, с дерева на дерево. Полдня убьешь,  если  вздумаешь  слезать
вниз. Можно рискнуть и прыгнуть, но я не знаю, куда идти и где вас искать.
   Звучало неутешительно.
   - Мирлин! Урания?! - воззвал я с надеждой. - Есть кто-нибудь?
   Если бы они могли ответить, они бы уже отозвались,  это  точно.  Вдруг  я
почувствовал себя чудовищно одиноким.
   -  Тут  за  мной  еще  двое  явились,  но   они   больно   тихоходны,   -
прокомментировала Сюзарма. - Думаю, что могу спуститься. Но ничего  похожего
на фонарик не видно. Кстати, не уверена, что смогла бы отличить  фонарик  от
светляка, привали такое счастье.
   - Увы, - сухо заметил  я,  -  счастье  не  привалит.  Я  внутри  какой-то
колоссальной тыквы. Нисрин, очевидно, в таком же плену. Нас может  разделять
тридцать километров, а может - только одна дверь.
   - Так что же мне делать, черт возьми? А, Руссо?
   - Не знаю, - сказал я. - Просто ума н? приложу.
   - Кажется, - отозвался Нисрин, - я вряд ли выберусь из кокона, в  который
меня упаковали.
   - В таком случае, - заключила Сюзарма, - мы влипли в историю.
   Похоже, она недооценила ситуацию. Я глянул вниз. Не имеет значения, какая
нечисть вылупится из этих яиц. Любой монстр может принять  форму  яйца,  как
человек или цыпленок. Вся жизнь, если я только правильно  толкую  свои  сны,
это нить, выхваченная из мотка Создания, и она свивается в петлю судьбы.
   Меня сожрет некое дитя-чудовище, молекулы, составлявшие меня, вернутся  в
хаотическое состояние,  потом  они  перераспределятся,  -  и  так  несчетное
множество раз, века напролет. Даже привычные пищевые цепи разрушатся,  когда
звезда станет новой, но атомы  уцелеют  и  будут  спешить  сквозь  вечность,
пространство, пока их не поглотят жадные микроорганизмы. И  через  миллиарды
лет история начнется где-нибудь за многие тысячи миль отсюда.
   Но вообще это не имело значения.
   Ни одна точка зрения не принимала в расчет, что бедный и несчастный Майкл
Руссо, единственный и неповторимый,  важнейшая  часть  Вселенной  (все  это,
разумеется, на взгляд моего ничтожного тщеславного умишки), должен встретить
чудовищную, неизбежную, мучительную смерть, почти достигнув Центра Асгарда.
   Для себя я не мог  представить  более  сокрушительного  несовершенства  в
устройстве Вселенной. Это было попросту нечестно.
   В тот же миг я уловил  движение.  Часть  круглого  гнезда  приотворилась,
открывая вход чему-то большому и живому. Долю секунды я лелеял надежду,  что
это дружественный  гуманоид  пришел  мне  на  помощь,  но  то  были  тщетные
мечтания.  Голова,  протиснувшаяся  в  отверстие,  была  слишком  велика   и
безобразна для кого-либо из моих знакомых.
   Она выглядела  головой  чудовищной  многоножки,  золотой  в  свете  моего
фонарика, с громадными рогами-антеннами,  ярко-желтыми  глазами  и  четырьмя
челюстями, здоровенными, словно садовые  ножницы,  увеличенные  в  несколько
раз.
   - Прошу прощения за плохие новости, - прохрипел я, -  но,  кажется,  мной
пришли закусить.

Глава 32

      Макромир, который вы называете Асгардом, не всегда находился здесь, - все еще по-английски вещал голос Саула Линдрака. - В далеком прошлом он был перенесен сюда из другой галактики. По вашим меркам - около полутора миллионов лет назад.
   Мы  шли  сквозь  серебристую  мглу.  Его  больше  не  было  видно,  и  не
чувствовалось руки, сжимающей шевелюру из змей. Последней, кстати, я тоже не
чувствовал. Зато осталось подозрение, что голова - единственное,  оставшееся
при мне, продолжает гнить и тление вот-вот доберется до глаз. Каждую  минуту
я ждал наступления слепоты. После этого, надо полагать, пропадет слух,  и  я
останусь один на один с умирающим мозгом.
   Но пока мой предполагаемый котелок варил,  пока  в  нем  жило  достаточно
клеток, можно было представить себе это время - полтора миллиона лет.  Когда
Асгард прибыл в  эту  галактику  из  каких-то  темных  миров,  Homo  Sapiens
представлял собой едва заметную мутацию в генах наших видов-прародителей.
   - Асгард появился на этом месте, проникнув через  то,  что  вы  называете
червоточиной, - продолжал  объяснять  голос.  -  В  некоторых  специфических
обстоятельствах  звезда  может   вырабатывать   энергию,   необходимую   для
переброски макромира сквозь сжатое пространство.
   Не было оснований не верить ему, но я снова  подивился  этому  про  себя.
Понадобится уйма энергии, чтобы перенести нечто, подобное Асгарду. Чертовски
много   энергии,   гораздо   больше,   чем   обычно   вырабатывает   звезда.
Действительно,  в  Центре  Асгарда  есть  звезда,  но  выброса  ее   энергии
недостаточно, чтобы передвинуть макромир отсюда, скажем, до нашего Солнца. О
межгалактическом путешествии и речи быть не может.
   И тут, словно прочитав мои мысли, он заметил:
   -  Энергию  для  переноса  производит  контролируемое   рождение   новой.
Искусственная звезда подходит для этого больше, чем  можно  предполагать.  И
все же это было весьма сложное путешествие. Не было  необходимости  задавать
определенное направление, но сам по себе фокус с перераспределением  энергии
взрыва на создание червоточины требует  изрядной  сообразительности.  Всегда
есть опасность устроить слишком мощный взрыв, и тогда весь Асгард  обратится
в крошечную суперновую, а остальная масса будет развеяна  по  галактическому
пространству.  Существует  еще  и  опасность   распространения   результатов
термоядерной  реакции,  после  того  как  необходимое  ее  количество  будет
направлено в сжатое пространство.
   Межгалактический сдвиг был не совсем удачным. С  Асгардом  проделали  то,
что нужно, но утечка энергии в ходе реакции все  же  произошла.  Повреждения
были небольшими, с течением времени их можно было устранить, но они  вызвали
перебои в подаче энергии на уровни. А еще  хуже  -  произошло  вторжение,  и
захватчики переместились с макромиром на  новое  место.  Тогда-то  война  на
Асгарде развернулась во всю мощь, и недостаток энергии  работал  против  его
защитников.  Верхние  уровни  опустели,  теперь  они  и  новее   заморожены.
Естественным путем они бы не остыли до такой степени.
   Было даже намерение опечатать нижние уровни. Не для того, чтобы  защищать
нижние уровни, на которые захватчики проникли  давным-давно,  но  для  того,
чтобы защитить  пространство  вне  макромира.  Творцы,  управляющие  взрывом
звезды, решили уйти в темное  межгалактическое  пространство.  К  сожалению,
червоточины не появляются сами по себе, они всегда связаны с гравитационными
колодцами. Последние весьма облегчают межзвездные  путешествия  видам  вроде
вашего. Пытаясь удалить зараженное место из  собственной  галактики,  творцы
Асгарда попросту  перенесли  его  в  вашу.  Они  знали,  что  эта  галактика
обитаема, и поэтому смогли приблизительно подсчитать, сколько времени займет
межзвездное путешествие. Они знали, что не выживут в телах гуманоидов, но  в
то же время полагали, что армия, сражавшаяся на их  стороне  в  компьютерном
пространстве, выиграет битву за отпущенное время. Тщетные  надежды.  Они  не
могли выиграть. Они могли лишь поддери живать существующее состояние.
   Творцы надеялись снова перебросить Асгард, но время работало против  них.
Военные действия складывались не в пользу творцов. Требовалась  колоссальная
отдача сил - при такой они не смогли бы выжить  как  органические  существа.
Сотни  тысяч  лет  ни  один  гуманоид  не  ступал  на  оболочку  звезды,   а
неорганический разум, достигший ее поверхности, не смог  преодолеть  заслон,
защищавший отсек управления. Так было до тех пор, пока  истоми  не  нарушили
равновесие.
   Творцы создали искусственный разум, заселивший машины. Эти создания  были
гораздо могущественнее, чем они сами, это были боги, если угодно.  Но  боги,
созданные людьми, не сильно отличавшимися от вас. Однако творцы не  доверяли
своим  богам-слугам  в  полной  мере.  Системы,  контролирующие   звезду   -
контролирующие сам  макромир,  -  не  были  полностью  доверены  программам,
населяющим компьютерное пространство Асгарда.  Самые  ответственные  решения
требовали человеческого ума и заботливых рук с чуткими пальцами.  Управление
звездой - это не просто переключение рычажков,  хотя  таким  способом  можно
здорово навредить  всем  системам,  выключив  свет  и  энергию.  Так  что  в
некотором смысле нам повезло  -  энергию  могли  отключить  несколько  сотен
тысячелетий назад, даже без вмешательства  захватчиков.  Да  и  сама  звезда
могла   взорваться   без   вмешательства   гуманоидов.   Однако   равновесие
сохранялось, и борьба превратилась в бесконечное противостояние.
   Асгард  населен  гуманоидами,  и  в  принципе,  получив  информацию,  как
управлять звездой, любой из них мог быть вовлечен в войну. Но  творцы  ушли,
изолировав звезду, разумы вроде истоми были опечатаны, поэтому  органические
формы не имели доступа к компьютерному разуму. По  сути  дела,  они  жили  в
параллельных мирах. Возможности виртуальных сущностей были  ограничены.  Они
не могли проникать в мир гуманоидов даже  в  те  времена,  когда  макромиром
правили творцы, а машинные боги были, если так можно выразиться, в  расцвете
власти. Увы, война подорвала нашу мощь,  и  наша  способность  устанавливать
контакт