Не хватало только
поймать на излете какой-нибудь острый осколок.
   По мере того как мы углублялись в лес,  инициатива  проводника  полностью
перешла к полковнику, поскольку компас имелся  только  у  нее.  Сначала  она
тщательно  обходила   ветвистые   кроны   дендритов,   унизанные   огоньками
всевозможных цветов и форм,  но,  задев  несколько  раз  внешние  веточки  и
убедившись, что  они  не  причиняют  вреда,  петлять  стала  меньше.  Однако
броситься напрямую сквозь гущу кустарника по-прежнему не  решалась.  Колючки
уже  не  казались  такими  страшными,  хотя  острые  предметы   представляли
опасность для наших скафандров, и потому, прокладывая путь,  мы  прорубались
сквозь  ветви  и  кусты.  Мысли  об  уроне,  который  наносили  мы   нежному
квазикристаллическому лесу, меня удручали, но  разрушения,  причиняемые  ему
летевшими нам вдогонку пулями, были  куда  сильнее,  поэтому  ощущение  вины
поглощалось чувством злости.
   Вокруг нас кружили  планирующие  насекомоподобные  существа.  В  туманной
полутьме они казались облаком поднятых вихрем старых листьев или колышущимся
на ветру пламенем свечей. Когда очередной дендрит рушился, сраженный  пулей,
его огни не гасли сразу, словно  кто-то  повернул  выключатель,  а  медленно
умирали  до  полной  темноты,  поэтому  оставляемый  нами  след   постепенно
превращался в серую полосу.
   Я обрадовался, когда из разноцветного леса мы перешли в поле,  где  своим
продвижением не могли уже проявлять столь  очевидного  вандализма.  Но  если
иметь в виду погоню, от которой  хотели  мы  уйти,  то  изменение  характера
местности играло не в нашу пользу. Туман здесь был прозрачнее, а почва стала
мягкой и податливой, засасывающей ноги на каждом шагу. Одно утешение: вместо
деревьев здесь росли гигантские шарообразные образования, скрывавшие нас  от
глаз преследователей. Красочная  феерия  сменилась  одноцветным  ландшафтом,
состоявшим   по   преимуществу    из    разнообразных    оттенков    серого.
Биолюминесцентные "цветы" росли мелкими группами между грибообразных  шаров.
То, что шары эти - живые формы,  сомнений  не  вызывало:  по  ним  пробегали
медленные волны, и они казались влажными, как кожа лягушки. Встретилось  нам
и несколько древообразных структур, но уже без разноцветных огней. Их  голые
ветви свисали вниз, а бледный цвет говорил о том, что они, возможно, мертвы,
хотя в столь чуждой нам экосистеме  болезненные,  на  наш  взгляд,  симптомы
могли служить признаком цветущего здоровья и мощной жизненной силы.
   Летучих существ тоже было мало. Светлячки стали мельче, да  и  попадались
реже, а "животный мир" состоял в основном из планирующих тварей  размером  с
вытянутую руку, удивительно  напоминавших  сделанных  из  папиросной  бумаги
бабочек и воздушных змеев.
   Теперь по нам стреляли реже -  на  глаза  преследователям  мы  попадались
нечасто, к тому же первый безумный раж у них прошел, и они начали  экономить
патроны. Серн в отличие от меня уделил им куда больше  внимания  и  в  конце
концов подал знак, что их всего полдюжины.  Но  Сюзарма  Лир  несколько  раз
быстро выбросила пальцы руки, напоминая ему о возможности  скорого  прибытия
подкрепления. Мы могли перекрикиваться сквозь пластиковую  оболочку  шлемов,
но расслышать друг друга было  крайне  затруднительно,  поэтому  приходилось
пользоваться особым языком жестов, типа того, каким пользуются для общения в
вакууме. Я видел раздражение, с каким полковник выдирала ноги из трясины,  и
нетрудно было догадаться о его причине.
   Если наши преследователи пустятся в погоню на машинах,  то  передвигаться
им здесь будет значительно легче, чем нам.
   К тому же наши проблемы осложнялись тем, что Тульяр со  вторым  тетронцем
держались уже на пределе сил. Даже Финн оказался достаточно  натренирован  и
быстр, но тетраксам физическая культура была  чужда,  а  Тульяр  вообще  был
просто городским обывателем, привыкшим к комфорту  развитой  цивилизации.  Я
заметил, как Сюзарма Лир уже не в первый раз задумчиво на них оглянулась,  и
мог представить, какие мысли шевелятся у нее в голове.
   До какого предела должны мы рисковать собственными жизнями? Что  с  того,
если они отстанут, заблудятся - компас-то в наших руках?
   Моего совета она даже не спросила. Я ни на грош не  верил  в  ее  желание
помочь им выбраться из этой передряги, но  и  за  собой  такого  желания  не
замечал. И никто не мог меня осудить, что теперь я охладел в своих  чувствах
к тетраксам вообще и к Тульяру-994 в частности.
   По прошествии часа  наше  положение  нисколько  не  улучшилось.  Стрельба
прекратилась, но радоваться, что мы ушли от погони, тоже не было  оснований.
Бежать напролом изо всех сил мы прекратили, но за  нами  все  еще  оставался
видимый след. Иногда серая топь становилась достаточно жидкой, чтобы  скрыть
следы сразу у нас за спиной; иногда она была твердой, как полистирен,  и  не
оставляла отпечатков подошв;  но  в  основном  представляла  из  себя  нечто
среднее. Захватчики, очевидно, не имели опыта хождения по следу,  но,  чтобы
разобраться,  в  каком  направлении   мы   движемся,   им   не   нужен   был
следопыт-профессионал.
   К концу первого часа мы продолжали идти быстрым шагом.  Тульяр  и  второй
тетронец по-прежнему старались не отставать, хотя все признаки, что силы  их
на исходе, были налицо.
   Я подумал, что шары не просто лежали на земле и тем более росли из нее, а
были сгустками квази протоплазмы, пружинящей у нас  под  ногами,  внутреннее
тепло которой я ощущал  даже  сквозь  ботинки.  Казалось,  что  идем  мы  по
гигантскому  надувному  матрасу  мраморно-белого  цвета,  который  почему-то
вздувался через неравные промежутки гигантскими пузырями.
   Легко было вообразить себя горсткой паразитов, снующих по коже  какого-то
чешуйчатого зверя, и я, повинуясь своей привычке  фантазировать,  постарался
усилить иллюзию, представив окружающий нас  ландшафт  в  качестве  покрытого
бородавками некоего укромного места  на  теле  гигантского  альбиноса.  Шары
имели совершенно разные размеры: от одного до тридцати  метров  в  диаметре;
самые крупные нависали над нами тяжелыми  громадами  и,  казалось,  касались
блекло светящегося потолка.
   Мы старались не делать  остановок  для  отдыха.  Серн  шел  по  пятам  за
Сюзармой Лир, и иногда они касались  друг  друга  шлемами,  очевидно,  чтобы
лучше слышать друг друга. Их  голоса  доносились  до  меня  в  виде  тихого,
отдаленного воркования, а большая часть ручных сигналов оставалась для  меня
невидимой, но я понимал, что они обсуждают тактику  дальнейших  действий.  Я
понял,  у  Серна  чесались  руки  отбить  несколько  ружей,  потому  что  он
чувствовал: двое опытных  воинов  военно-космических  сил  запросто  одолеют
полдюжины дикарей, вооруженных вульгарным допотопным оружием. И  чем  дальше
мы будем идти, не зная, где нас ждет  конечная  точка,  тем  привлекательнее
будет казаться полковнику эта идея. Однако  она  понимала,  что  времени  на
организацию сложной засады у нас нет. Мы не представляли, сколько еще  идти,
а регенераторов кислорода хватит еще лишь часа на три.
   Будь я полон сил, темп нашего продвижения можно было  бы  считать  вполне
нормальным, но лихорадка только-только  меня  отпустила,  и  теперь  я  стал
ощущать  катастрофически  нараставшую  слабость.  Желудок  подавал  мятежные
сигналы, и я испугался, что меня вырвет прямо  в  скафандре.  Задохнуться  в
собственной блевотине можно даже раньше, чем кончится запас воздуха.
   Полковник и сержант как будто не устали, однако я все же заметил, что  на
ходу они слегка пошатываются.  Быть  может,  они  великодушно  предоставляли
тетраксам шанс  от  нас  не  отстать,  но  скорее  всего  слабость  начинала
одолевать и их. К моей досаде. Финну, казалось, все было ни по чем.
   Очень скоро во мне начало пробуждаться чувство, именуемое "дежа  вю",  то
есть - "уже видел", напомнившее мой последний побег из тюрьмы; и очень скоро
я от всей души  пожалел,  что  покинул  свою  безопасную  и  комфортабельную
камеру. Я напомнил себе, что захватчики сделали  все,  что  могли,  стараясь
обращаться со мной так, словно я был им добрым другом,  пока  их  не  начала
косить  зараза,  которую,  пусть  невольно,   но   занес   именно   я.   Моя
неблагодарность за оказанный ими радушный прием теперь наверняка вызывала  в
них желание убить меня. Но за что? Мы до  сих  пор  не  имели  ни  малейшего
представления, куда идем и зачем.
   И тут же я вспомнил, что с тех пор, как в последний раз  я  был  захвачен
глубоко внутри  Асгарда  вместе  с  Сюзармой  Лир,  ее  доблестным  отрядом,
бандитами  на  хвосте  и  неизвестностью  впереди,  жизнь   превратилась   в
продолжительный кошмарный сон.
   "Вот сейчас я вдруг проснусь  с  больной  головой  после  действия  этого
дурацкого парализатора и обнаружу, что стою на том месте, где подловил  меня
его выстрел".
   К сожалению, произошло не это. Над нами грохнула взрывом  целая  небесная
секция, и ее  осколки  черным  дождем  посыпались  на  грибные  джунгли.  На
какую-то долю  секунды  это  выглядело  так,  словно  фантастические  друзья
Мирлина  наконец-таки  воспользовались  своим  парализатором   ради   нашего
спасения, но ничего подобного не было и в  помине.  Звук  и  ударная  волна,
сопровождавшие  расщепление  небосвода,  объяснили  причину   произошедшего.
Захватчики пустили в нас снаряд из танка. Но они  сделали  неверный  прицел,
траектория оказалась слишком высокой, и снаряд задел потолок.
   Это было  совершенно  неспортивно  -  все  равно  что  гарпунить  рыбу  в
аквариуме. Я не сомневался, что их действия возымеют эффект, даже  если  они
будут просто продолжать долбить  в  небеса,  обрушивая  на  наши  несчастные
головы тонны обломков.
   Страх придал моим ногам свежие силы, которых, как мне  казалось,  у  меня
уже не было, и я побежал. То же самое сделали все остальные.  Иногда  бывают
моменты, когда нужно дать панике овладеть тобой  и  отдать  свое  будущее  в
ненадежные руки судьбы, даже если ты прекрасно знаешь, что  она  к  тебе  не
благосклонна.

Глава 24

   С ног меня сбил, кажется, четвертый взрыв, хотя грохот, ударные  волны  и
твердый черный дождь превратились  в  нескончаемый  хаос  вокруг,  а  голова
трещала так, словно мозг пытался  извергнуться  из  черепа,  как  магма  при
взрыве вулкана.
   Я ткнулся лицом в белую тестообразную землю, моментально прилипнув к  ней
своими закованными в пластик конечностями,  как  муха  к  липучке.  Какое-то
время я продолжал дергаться, пытаясь встать, но тут рядом страшно грохнуло и
вниз обрушилась еще часть потолка.
   Силы меня оставили. Тогда я попытался спрятать  голову  в  вязкую  массу,
надеясь, что она полностью меня поглотит.  Я  не  думал  о  том,  что  будет
дальше: переварит она меня, задушит или выплюнет. Мне было  так  плохо,  что
смерть уже не страшила.
   Очередной разрыв прогремел  уже  чуть  поодаль,  но  тут  что-то  тяжелое
ударило о шлем, и мир поплыл перед глазами. От залепившей лицевой щиток жижи
я стал слеп, как крот, поэтому слегка приподнял голову  и  начал  потихоньку
счищать ее пальцами. Но тут же получил удар по руке, и кто-то с силой  опять
сунул меня лицом в грязь.
   - Лежи и не рыпайся, ублюдок несчастный!
   Слова эхом гудели в ушах, словно я  слушал  их  под  водой.  Несмотря  на
преобладание глухих, низких тонов, пробивавшихся  сквозь  пластик  шлема,  я
моментально узнал чарующую, исполненную поэтического изящества дикцию  моего
старшего офицера.
   Тут в канонаде наступило временное затишье. Я чувствовал,  как  дергалось
ее тело, лежащее бок о бок с моим, а сверху меня обнимала ее рука,  с  силой
притягивая к себе. Но это не было знаком привязанности.  Просто  она  хотела
сдвинуть наши шлемы, чтобы говорить без лишней натуги.
   - Они не знают точно, где мы находимся, - сказала она.  -  Но  они  знают
направление, в котором мы шли. По-моему, эти ублюдки хотят обрушить  нам  на
голову крышу, чтобы пробить скафандры обломками.
   Я еще раз попытался счистить грязь с щитка. Вокруг стало гораздо  темнее,
вероятно, потому, что часть неба прямо над нами больше не испускала света  -
даже слабого. На мгновение я представил, как  на  нас  обрушивается  целиком
весь потолок, вся макроархитектура планеты,  вычеркивая  из  схемы  строения
Асгарда пятьдесят второй уровень. Перед моим внутренним взором  промелькнула
картина всеобщего коллапса, в результате которого от уровня остается  тонкая
прослойка органической грязи  между  двумя  кусками  необыкновенно  твердого
сандвича.  В  действительности  такого,  разумеется,  произойти  не   могло.
Какой-то жалкий снаряд был способен лишь отколупнуть  пару  кусков  внешнего
слоя неба. А под этим тонким слоем  лежала  стена  ужасающей  прочности,  на
которой вряд ли осталась даже царапина.
   Прошла минута, и Сюзарма Лир сказала:
   - Сейчас они пошлют пехоту прочесывать местность. Замри, Руссо.
   На этом наши шлемы разъединились, и она ушла.  Я  сел  и  оглянулся.  Под
испорченным небом было трудно хоть что-то разглядеть. В воздухе  по-прежнему
стояло много пыли, а туманы превратились в  тяжелые  клубы  дыма.  Наперекор
известной поговорке, огня здесь  не  было  вообще.  Для  его  горения  нужен
свободный кислород.
   Кое-как я встал на Ноги и  продолжил  очистку  щитка.  Из  взбаламученной
темноты в шести-семи метрах от меня возникла какая-то фигура. Это  мог  быть
кто угодно, если бы не одна деталь:  у  незнакомца  было  оружие.  Меня  он,
должно быть, увидел в тот же самый момент и вскинул ружье к плечу.  Я  ни  о
чем не успел подумать: слева метнулась еще одна фигура, потрясая большим,  с
зазубренными краями куском. Томагавк из обломка неба описал в воздухе дугу и
едва не снес человеку с ружьем голову с плеч. Ружье отлетело  в  сторону,  и
Сюзарма Лир кинулась на него, как  ястреб.  Потом,  бросив  мне  зазубренный
кусок, махнула в направлении, куда мы двигались до сих пор. Ее  указательный
палец несколько раз настойчиво ткнул воздух, после чего  я  понял  приказ  -
уматывать отсюда ко всем чертям.
   Пустившись бегом, я услыхал уже за спиной, как она открыла огонь.
   Каждую минуту я ожидал, что танк опять начнет свою  канонаду,  и  в  моем
воображении опять возникали картины  рушащегося  на  голову  неба.  Мышление
стало неуправляемым, а сам я  находился  в  состоянии  глубокого  шока.  Все
воспоминания о желудочных спазмах, о  тошноте  и  агонизирующих  конечностях
исчезли без следа. Но голова еще побаливала, кровь стучала в висках,  и  все
равно у меня даже мысли не было, что, если я прекращу бег, мне станет легче.
   Наконец я выбежал из дыма и тьмы -  небо  по-прежнему  источало  свет,  а
земля была твердой и ровной. Теперь, вспоминая те минуты, я понимаю, что мне
просто повезло. Скоро я опять оказался в зарослях дендритов, но  уже  совсем
не тех слабо светящихся, криво растущих деревьев, что окружали  тюрьму.  Эти
были гораздо крупнее и росли прямо, занимая почти все пространство  от  пола
до  потолка,  напоминая  своими  сложно  сплетенными  ветвями  с   шипастыми
утолщениями нагромождения металла. По  счастью,  они  росли  редко  друг  от
друга, а их раскидистые ветви простирались выше моей головы.
   Я бежал как по гигантскому подвалу с изукрашенными резьбой  колоннами;  а
то, что деревья упирались как в землю, так и в небо, лишь скрадывало  высоту
потолка.
   Пару раз я оглянулся, посмотрел и по сторонам, но не  заметил  вокруг  ни
души. Иногда до меня доносилась редкая ружейная пальба, но теперь  она  была
слышна на удивление слабо и отдаленно. Впрочем, тогда  у  меня  было  не  то
состояние, чтобы над этим задумываться. Я продолжал бежать и бежать. Три или
четыре раза падал, но каждый раз, грохнувшись костями о землю,  подымался  и
продолжал движение.
   Вот так я бежал и бежал, пока не уперся в стену.
   В подземельях Асгарда много всяких стен. В конце концов, без  них  просто
нельзя обойтись, поскольку должно же что-то поддерживать  один  уровень  над
другим. В самых верхних уровнях они одновременно  были  стенами  городов  со
множеством дверей и коридоров. Однако там, наверху, свободные  пространства,
как правило, имели меньшую площадь, то и дело перегороженные и  ограниченные
секциями конструкций. Здесь открытые места с виду  были  больше,  а  несущие
опоры казались толще, потому что стена, преградившая мне путь, была  черной,
гладкой и без единого признака окон или каких бы то  ни  было  архитектурных
деталей. Такой она оставалась насколько хватало  глаз,  то  есть  метров  на
тридцать в обе стороны.
   Я всем телом привалился к стене, распластал по ней руки, как будто хотел,
чтобы она растворила в себе.  На  ощупь  она  была  твердая,  как  алмаз,  и
удивительно холодная. В отличие от земли, температура которой была близка  к
температуре крови, стена дышала ледяным холодом.  Я  оттолкнулся  и  остался
стоять, совершенно не зная, что делать дальше.
   Легкие глубоко и торопливо гоняли воздух,  а  сердце  стучало  колоколом.
Тогда я обернулся и посмотрел назад, в ту сторону, откуда пришел, но  сил  у
меня от  этого  не  прибавилось.  На  меня  навалилась  усталость,  заставив
опуститься на колени, а затем даже прилечь на бок,  облокотившись  на  левую
руку. В правой я с удивлением обнаружил зазубренный обломок, который Сюзарма
Лир  кинула  мне  перед  тем,   как   приказала   бежать.   Оказывается,   я
бессознательно нес его от самого места кровавой схватки.
   Сколько прошло времени, я не знал, и тут меня охватил страх, что кислород
может кончиться в любой момент. Регенератор  продолжал  работать  нормально,
несмотря "а полученные мной удары, но я не представлял, когда он  выработает
свой ресурс.
   В сложившейся ситуации мне пришла одна-единственная разумная Мысль:  есть
лишь три вещи, которые я в состоянии сделать, - во-первых, пойти вдоль стены
налево, во-вторых, направо и, в-третьих, остаться на месте.
   Я остался на месте. Теперь можно гадать  сколько  угодно,  почему  я  так
поступил и почему это было правильное решение, но я не  могу  ручаться,  что
сделать это меня заставила какая-то реальная причина. Скорее всего  я  тогда
просто почувствовал: настал конец всему. Может быть, я  себя  недооценил;  в
конце концов, такое ощущение возникало у меня и раньше, но в тот момент я не
смог бы вновь встать на ноги даже под страхом смерти.
   Даже когда между шипастыми колоннами замелькали  облаченные  в  скафандры
фигуры, я не смог подняться. Сначала одна.., потом две.., потом полдюжины. Я
увидел, как первая рванулась  вперед,  потом  присела  на  колено  и  дважды
выстрелила. Потом откинула в сторону ружье, в котором,  очевидно,  кончились
патроны, и побежала ко мне. Один человек из тех, что  были  сзади,  упал,  а
двое или трое открыли ответный огонь. Но шквального огня  не  получилось,  а
кое-, кто  из  преследователей  даже  отступил  назад.  Как  видно,  патроны
кончились у всех.
   Первой  удалось  до  меня  добраться  Сюзарме  Лир.  Она  едва  на   меня
посмотрела, но тут же не поленилась  нагнуться  и  забрать  у  меня  из  рук
зазубренный обломок. Из последних сил я протянул его  ей.  Когда  она  вновь
обернулась к преследователям, я понял,  что  пробиться  удалось  только  ей.
Серна с нею не было. Не было Финна. И обоих тетраксов.  Остальные  фигуры  в
скафандрах были вражескими.
   Теперь, когда они поняли, что наконец-таки загнали  нас  в  угол,  погоня
прекратилась, солдаты залегли и теперь продвигались вперед крайне  медленно.
Я понял: они ждали  подкрепления.  Их  было  пятеро,  но  ближе  тридцати  -
тридцати пяти метров они не приближались, ожидая подхода свежих сил.
   Секунды ползли, но ничего не происходило. Неандертальцы  были,  очевидно,
вымотаны не меньше нашего. Я сидел на земле. Рядом стояла Сюзарма Лир, держа
наготове импровизированную секиру.
   "Интересно, - подумал я, - хватит ли ей сил самой напасть на солдат, если
те и дальше будут продолж