к накаливания, каждая величиной с человеческую голову.  Не  было  ни
одной перегоревшей: ремонтная система, поддерживавшая освещение в  порядке,
находилась в рабочем состоянии.
   Однако то, что высвечивали лампы, довольно странно  было  созерцать,  но
уже совсем в другом смысле. Нам не пришлось искать обитателей города -  они
слетелись сами, как мошки на свет. Эта метафора в данном случае куда больше
соответствовала действительности, чем могло сначала показаться, поскольку в
их глазах не было и намека на движущее  ими  активное  любопытство;  вместо
этого отсутствующее выражение на лицах предполагало, что их  направил  сюда
какой-то внутренний импульс, который они не могли или не хотели подавить.
   Они были гуманоидами, но среди всех разношерстных  рас,  собравшихся  на
Асгарде, не было ни одной, похожей на них. Их взрослые представители  имели
рост одиннадцати-двенадцатилетнего земного подростка.  Они  были  тощие,  с
выступающими костями,  а  головы  их  были  маленькие  и  удлиненные.  Кожа
серебристо-серая, морщинистая, поэтому даже младенцы имели лица, казавшиеся
безнадежно старыми. На них была одежда, но у  большинства  оставались  лишь
слабые ее признаки, а одетые наиболее экстравагантно носили только штаны до
колен и драные, заношенные куртки.
   Как только толпа собралась - не вокруг нас, а по бокам, - я заметил, что
никто из них ничего не нес в руках. Ни инструментов, ни оружия. Не  было  и
признаков того, что хоть кто-то из  них  имеет  занятие,  от  которого  его
оторвало наше появление, за исключением некоторых детей,  забросивших  свои
игры с булыжниками, чтобы поглазеть на нас.
   Никто даже не попытался подойти к нам поближе. Никто не встал  на  пути.
Пока мы шли по улице!, они просто стояли и смотрели на нас, причем не  все,
а затем пошли следом, так что увязавшийся за нами хвост становился больше с
каждой минутой.
   - Если это потомки тех, кто построил  Асгард,  -  пробормотал  я,  -  то
можете считать меня сыном беззубого тетронца.
   - Они деградируют, - заметил Мирлин. - Они  могут  быть  потомками  кого
угодно. По тому, что они сейчас собой представляют, нельзя  судить,  какими
они были раньше.
   - Наследственная деградация или зависимость от машин? -  поинтересовался
я. - Это миф. Теория, будто эволюция начинает идти в обратном  направлении,
когда прекращается естественный отбор, -  заблуждение.  Устранение  фактора
отбора может остановить замену посредственных генов более хорошими, но  оно
не может спровоцировать замену нормальных генов на худшие. Организм  всегда
старается освободиться от вредных мутаций.
   - Вовсе нет. Если представители этой расы  когда-то  были  гораздо  выше
ростом,  чем  сейчас,  то   их   обмельчание   вызвано   не   генетическими
отклонениями, а плохим питанием и психологическим настроем на маломерность.
Если их кажущаяся глупость действительно имеет место, она передается  через
культуру. Как ни крути, а  фактор  отбора  здесь  присутствует.  Он  просто
обязан быть. За пределами города условия отвратительны.  Если  б  они  жили
там, то давно бы пустили наших сумасшедших друзей на легкую закуску.  А  на
нас они реагируют так потому, что не видят причин опасаться... И даже более
того,  именно  поэтому  они   реагируют,   а   не   игнорируют   нас.   Что
подразумевает...
   - Гиганты в термоскафандрах здесь зрелище знакомое, - закончил  за  меня
Мирлин. Он постарался придать голосу интонацию сомнения в своих словах.
   - Не в термоскафандрах, -  ответил  я.  -  Но,  возможно,  в  стерильных
костюмах.  Никто  не  заставит  меня  поверить,  что  городское   освещение
продолжает светить лишь благодаря собственной системе самоподдержания, в то
время как пригород давно уже превратился в ад. Кто-то сюда приходит. Кто-то
снизу. Они не пользуются той шахтой, через которую пришли мы. Следовательно
- другой.
   - Выдаешь желаемое за действительное, - сказал Мирлин.
   Разумеется, он был  прав.  Мои  умозаключения  целиком  были  направлены
именно в эту сторону. Но их логический фундамент страсть не затрагивала.
   Я остановился и обернулся, чтобы рассмотреть следовавшую за нами  толпу.
Их было, пожалуй, сотни четыре с лишним, в основном  -  взрослые.  Те,  кто
отсеялся или же вовсе не присоединился к шествию, были дети.
   Когда остановился я, остановились и они. Мирлину пришлось  вернуться  на
несколько своих гигантских шагов. - Что это? - спросил он.
   - Проявление желаемого в действительности, - сказал я. - Да посмотри  же
ты на них, черт побери! Во всем этом должен  быть  смысл.  Это  не  детская
глупость пополам с любопытством. Это  ответная  реакция,  каким-то  образом
запечатленная в их сознании, и в ней должно быть рациональное зерно. Не  ты
ли задал вопрос - "что это?".
   Он посмотрел на них с высоты собственного роста.
   - Странно все это, - согласился он. - Но меня ни  о  чем  не  спрашивай.
Помни, я всего лишь бедный андроид.
   Он обвел толпу ищущим взглядом, как бы задаваясь вопросом, могли ли  они
докатиться  до  такого  состояния,  если  технология,  позволившая  создать
Мирлина, у обитателей  Асгарда  была  когда-то  обычным  делом.  Я  же  эту
гипотезу отверг. Верна она или нет, но помощи от нее не было ровным  счетом
никакой.
   - Они идут за нами, - сказал я, - потому что ожидают  получить  какое-то
вознаграждение. Подачку.
   - Возможно, они принимают нас за богов, - рискнул предположить Мирлин. -
Вероятно, они ждут чуда -  или  просто  какого-то  слова  и  одобрительного
жеста.
   Я не стал на это отвечать.  Просто  разглядывал  море  морщинистых  лиц,
выискивая среди них хоть одно с признаками одухотворенности. Мне нужен  был
лидер. Мирлин развернулся, готовый идти дальше, но, когда я остался  стоять
на месте, остановился и он.
   Никто никуда не спешил, но в конце концов напряжение оказалось  для  них
слишком большим. Они вытолкнули из своих рядов  одного,  и  ему  ничего  не
оставалось,  как  взять  на  себя   ответственность.   Он   вышел   вперед,
остановившись в нескольких метрах, украдкой глянул в лицо Мирлину (есть  ли
во вселенной хоть одно место, где люди  не  связывали  бы  высокий  рост  с
верховной властью?) и начал говорить.
   Не было ничего удивительного в том, что это оказался не пангалактический
пароль.
   Я замахал рукой, чтобы дать ему понять: я не знаю его языка; постучал по
шлему - показать, что я его не слышу; поводил  указательным  пальцем  одной
руки по ладони другой - предложил ему попробовать написать все сказанное на
своем языке. Тот не слишком быстро схватывал, чего от  него  хотят,  и  мне
пришлось продолжить  пантомиму.  Я  показал  в,  четыре  разные  стороны  и
попытался дать понять, что  не  знаю,  куда  идти.  Я  сымитировал  ходьбу,
стараясь донести  до  его  сознания,  что  хочу  взять  его  в  провожатые.
Некоторое время казалось, что все мои усилия потерпели неудачу.
   Однако в толпе произошло брожение. Какой-то местный  гений  наконец-таки
догадался, что все мы топчемся на месте, потому что никто  не  знает,  куда
нам идти, и решил, что настал его черед подумать о конечной цели  маршрута.
Растолкав толпу, он  выскочил  вперед,  несколько  минут  о  чем-то  горячо
поговорил с первым, выиграл спор и вышел впереди нас.
   Я отдал ему честь по-военно-космически и произнес:
   - Отведи меня к вашему вождю.
   После чего процессия двинулась  дальше.  Он  продолжал  идти  в  том  же
направлении, в котором мы двигались до остановки, не отклоняясь ни  вправо,
ни влево так долго, что я начал сомневаться, а ведет ли нас  этот  человек,
или просто идет первым по тому пути, который мы якобы выбрали сами.
   С возобновлением движения толпа опять стала расти, но  медленно.  Многие
откололись, вероятно, потому, что мы завели их дальше, чем они намеревались
пройти, и общее число участников ни разу  не  превысило  тысячной  отметки.
Город явно был рассчитан на гораздо большее количество людей, чем сейчас  в
нем жило, но тем не менее,  на  мой  взгляд,  сейчас  его  население  имело
разумную численность. Это была не просто семейная группа, однако  концепция
семьи здесь вполне могла иметь место.
   Наконец мы все-таки свернули в сторону и тут же оказались в новой  части
города,  где  полуразрушенные  жилые  дома  уступили  место  более  крупным
зданиям, преимущественно общественного назначения. Большинство  их  гораздо
сильнее пострадало от разрушительного действия времени, чем здания попроще,
и лежали грудой развалин или торчали тощими  скелетами  каменных  колонн  и
обвалившихся арок. Перекрещенные длинные тени лежали на  растрескавшейся  и
закопченной  мостовой,  по  которой  мы  шли,  особенно  когда  приходилось
пересекать  открытые  площади,   где   расстояние   между   фонарями   было
непостоянно.
   Едва я увидел место,  куда  вел  нас  провожатый,  сердце  мое  учащенно
забилось. Это был сферический купол, ослепительно ярко освещенный  изнутри,
так что лучи света снопами били из многочисленных  круглых  окон.  Из  всех
зданий он один выглядел не затронутым всеобщим упадком. Да он к  ним  и  не
принадлежал.
   Гид подвел нас прямо к двери - большому круглому  порталу,  похожему  на
воздушный шлюз гигантского межзвездного фузовоза. Здесь он отошел в сторону
и знаками предложил нам приблизиться к двери, одновременно  показывая,  что
дальше мы должны идти без него.
   Мы бы и сами пошли, если бы дверь  не  была  плотно  закрыта,  а  у  нас
имелась хоть малейшая идея, как открыть ее. Рядом с дверью находилось некое
подобие панели, укрепленной на покатой  поверхности  купола,  но  она  была
закрыта щитком из прозрачного пластика, который ни на миллиметр не  подался
от мягких надавливаний и попыток подцепить его пальцами.
   Толпа продолжала стоять, выжидая.
   - Я начинаю  чувствовать  себя  дураком,  -  сознался  я  Мирлину  после
нескольких минут тыканья в дверь и в ее предполагаемый запорный механизм.
   Мирлин уже доставал режущий инструмент. Я  с  сомнением  следил  за  его
действиями, не вполне уверенный, правильно ли он  поступает,  но  в  то  же
время без малейшей мысли насчет возможной альтернативы.
   Я вынул нож  и  попытался  лезвием  сковырнуть  щиток,  предположительно
закрывавший панель управления дверью. Безрезультатно.
   - Это не защитная оболочка от пыли, - высказал  свое  мнение  Мирлин.  -
Скорее, специальный запор. Дай-ка попробую.
   Я уступил ему место, и он включил луч резака. Оглянувшись,  я  посмотрел
на толпу,  но  та  стояла,  наблюдая  за  всем  происходящим  с  ангельским
терпением.
   Центр  щитка  Мирлин  вырезал  за  несколько  секунд.  При   первом   же
прикосновении луча пластик вскипел и расплавился. Тогда он выключил резак и
стал давить на большую кнопку в середине панели.
   Ничего не произошло. Когда он отошел в  сторону,  предлагая  попробовать
мне, я обратил его внимание на вертикальную прорезь слева от центра.
   - Это, - сказал я, - во всем мире всегда означало замочную скважину.
   - Предосторожность, чтобы посторонние не попали внутрь,  не  так  ли?  -
отозвался он.
   - И что теперь?
   Я занялся критической оценкой ситуации, в которую мы попали, оглядываясь
по сторонам, взвешивая каждую деталь и делая прочее в том  же  духе  Однако
Мирлин был человеком действия, или же  он  просто  плохо  переносил,  когда
что-то ему не хотело поддаваться. Он опять включил луч резака, поставив его
на максимум мощности, и направил на эту  чертову  кнопку.  Пластик  головки
зашипел, а металл панели, плавясь, окутался языками пламени.
   - Эй! - крикнул я. - Ты бы лучше...
   И тут я осекся, потому что все огни в куполе - да  и  в  городе  тоже  -
внезапно погасли.
   Терпение людей в толпе наконец иссякло. Они побежали  -  рассыпались  по
укрытиям, как перепуганные кролики.
   Когда примерно через полминуты свет включился опять, мне  тут  же  стало
ясно, что происходит. Он больше не был ни белым, ни постоянным, как раньше.
Городское  освещение,  правда,  не  изменилось,  но  внутри  купола  что-то
произошло. С уровня земли в окна не  было  видно  ничего,  кроме  длинного,
однообразного коридора, очевидно, опоясывавшего купол по периметру. Он  был
по-прежнему  освещен.  Однако   снопы   белого   света   теперь   регулярно
перемежались красными вспышками.
   Я просто млел от длинной цепочки совпадений. В тысячах световых  лет  от
Земли,  глубоко  внутри  гигантской  искусственной  планеты,   в   качестве
сигнализатора тревоги использовались  красные  мигающие  огни  Галактика  в
конце концов оказалась устроена весьма по-домашнему.  Петли  у  двери  были
сверху, и она откинулась вверх, открыв темный полукруглый проход.
   Мы двинулись в его темноту, готовые встретиться с чем угодно, что  может
выползти из мрака. Внезапная вспышка света застала нас врасплох и настолько
меня ослепила, что я вообще перестал  хоть  что-нибудь  видеть.  Я  услыхал
болезненно-удивленный крик Мирлина, а затем в мозгу моем  возникло  ужасное
ощущение, как будто в него налили кислоты.
   Я заорал.
   Мирлин, возможно, тоже, но в таком состоянии слышать его я уже  не  мог.
Был момент, когда мне показалось, что душу  мою  рвут  на  части,  а  затем
сознание покинуло меня на долгие, долгие времена.

Глава 29

   Пусть  это  покажется  сумасшествием,  но   очнулся   я   в   прекрасном
самочувствии.
   Я давно уже смирился с тем, что, независимо от обстоятельств, у человека
по пробуждении не бывает  хорошего  самочувствия,  и  это  есть  неизбежный
аспект человеческого бытия, но  сейчас  я  ощущал  себя  свежим,  с  легкой
головой и в приподнятом настроении.
   Это удивительное состояние длилось до тех пор,  пока  я  не  понял,  что
представления не имею, где нахожусь. А затем пришло  осознание  того,  что,
где бы я ни находился, влип я ужасно. На мне больше не было  термоскафандра
- только майка с короткими рукавами да  подштанники,  в  которых  я  обычно
влезал в термоскафандр. Открыв глаза, я  долго  моргал,  ослепленный  ярким
светом, и даже вынужден был прикрыть их рукой, чтобы привыкнуть.
   Сделав попытку встать на ноги, я обнаружил, что лежу на  твердой  земле,
на боку. Тело не  ломило,  из  чего  следовало,  что  лежу  не  так  давно.
Внутреннее побуждение, заставившее меня  вскочить  на  ноги,  оказалось  на
поверку обыденной привычкой, - до меня не сразу дошло,  что  я  стал  очень
легким. Именно такой вес был у меня во времена забытой молодости, когда  мы
жили на микропланете в астероидном поясе. Все годы, что притягивала меня  к
Земле гравитация  Асгарда,  казалось,  растаяли  как  дым,  вернув  меня  в
предшествовавшее состояние.
   Разумеется, это была иллюзия; оказаться  опять  в  астероидном  поясе  я
никоим образом не мог. Но если я  все  еще  нахожусь  внутри  Асгарда,  то,
значит, очень и очень глубоко. Возможно, не в самом центре,  чье  тяготение
продолжало удерживать на Земле мои босые ноги, но гораздо ближе к нему, чем
та реликтовая экосистема, откуда меня выдернули.
   Убрав с глаз ладонь, я готов был увидеть все  что  угодно.  Но  то,  что
предстало моему взору, выглядело настолько странно, что от удивления у меня
даже перехватило дыхание.
   Наибольшее изумление вызвала вовсе не поросшая  сочной  травой  равнина,
убегавшая от меня во все стороны,  и  не  высокие  пальмообразные  деревья,
росшие группками там и сям, и  не  ярко  окрашенные,  щебетавшие  в  листве
птицы, каких мне в жизни встречать не доводилось.
   Я никогда не видал светлого голубого неба и золотого солнца.  Я  никогда
не был на Земле и ни на одном из похожих на  нее  миров.  Небо  на  Асгарде
имело совершенно другой оттенок из-за тонкости атмосферного слоя, и видел я
его все время через оконное стекло.  Я  никогда  не  стоял  обнаженным  под
бескрайним небосводом, а иллюзия, что когда-то я здесь уже бывал, наполняла
меня неизъяснимой паникой.
   Иллюзия?
   Скрючившись в три погибели, словно пытаясь спрятаться от этого  неба,  я
убеждал себя, что это наверняка иллюзия. В конце  концов,  где  еще  мог  я
встретить такое небо? Я находился внутри Асгарда, и  небо  здесь  не  могло
быть выше двадцати - тридцати метров над моей головой,  а  сделано  оно  из
твердого вещества.., и тем более в нем не  должно  быть  никакого  сияющего
солнца,  но  лишь  ряды  электрических  лампочек   или   бледное   свечение
биолюминесцентного мха. Я не мог быть снаружи, потому что я был внутри.
   Или не был?
   В центре,  я  всегда  в  это  верил,  должны  жить  чудесные  строители,
люди-боги, суперученые. Неужели  Асгард  -  не  дом,  не  Ноев  Ковчег,  не
крепость, а какой-то терминал невообразимой транспортной  системы?  Неужели
меня телепортировали с Асгарда в какой-то далекий мир?
   Мозг мой наконец смирился с мыслью,  что  здесь  возможно  в  буквальном
смысле все что угодно - и не в моей власти судить об этом.
   Осторожно я поводил босой ногой по траве, на которой стоял  скрючившись,
и моментально  понял,  что  зрительный  образ  не  совпадает  с  тактильной
реальностью.  Глаза  говорили  мне,  что  я  стоял  на   пыльной   земляной
поверхности, поросшей пучками травы, но ноги утверждали, что это  ложь.  Не
было ни земли, ни  травы,  а  только  твердая,  нейтральная  плоскость.  Ни
теплая, ни холодная  -  в  точности  тот  самый  сверхпрочный  пластик,  из
которого сделаны стены Асгарда.
   "Значит, иллюзия, - пробормотал я. - Все-таки иллюзия".
   Поднял глаза, услыхав шелест травы, которой, вероятно, вовсе и не было.
   Не далее чем в десяти метрах от меня, кося кровожадным  взглядом,  стоял
большой хищник с рыжевато-коричневой гривой и похожими на  кинжалы  зубами.
Узнать его не составило труда, хотя видеть доводилось только на картинках и
по видео. Это был большой лев-самец.
   Он приблизился, и я заметил, как он лениво поводит хвостом.  Он  смотрел
мне прямо в глаза, и не  требовалось  большого  воображения,  дабы  понять,
какие мысли вращаются в его мозгу.
   Я быстро сказал себе, что это всего лишь иллюзия,  но  поверить  в  это,
когда   зверь   откровенно   смотрит   на   тебя   столь    осторожным    и
недоброжелательным взглядом, было просто невозможно. У меня не было и  тени
сомнения, что он меня видит и в  намерение  его  входит  полакомиться  моей
плотью. Охваченное ужасом сознание не могло тратить  время  на  сомнение  -
существует ли этот лев  в  действительности;  единственный  сверливший  его
вопрос - замереть в полной неподвижности или бежать изо всей мочи.
   Мне бы оглянуться, посмотреть, нет ли под рукой какого-нибудь оружия, но
я не мог оторвать взора от лохматой головы и черного  языка,  лежащего  меж
огромных зубов. Он сделал еще один  вялый  шаг  вперед  и  вдруг  напрягся,
готовый быстро разогнаться и совершить мощный прыжок.
   То, что я делал, не было результатом  сознательного  решения.  Скорее  -
глубоко сидящий рефлекс, хранившийся без дела, невостребованным, в глубинах
подсознания с тех самых пор, как его заложили туда скрытые процессы  памяти
поколений.
   Я встал во весь рост, раскинул  руки  и  издал  яростный,  во  всю  силу
легких, крик.
   К сожалению, кто бы ни заложил в меня этот инстинкт, он не имел  дела  с
конкретным львом. Хищник не поджал хвост  и  не  убежал.  Вместо  этого  он
сделал именно то, что собирался.
   Разогнавшись в три шага, прыгнул, выпустив когти из вытянутых вперед лап
и широко открыв зияющие челюсти,  готовые  сомкнуть  на  мне  свои  ужасные
клыки.
   Мое сознание вновь обрело контроль над бренным телом, вырвав его из  под
власти подсознания, и приказало ему бежать что есть духу.
   Но лев растаял в воздухе, едва я выбросил вперед  руки,  закрывшись  ими
как убогим щитом, прежде чем развернуться на пятках и дать стрекача.
   Я зашатался, влекомый импульсом к бегству, хотя нужды и  нем  больше  не
было. Через несколько метров  от  того  места,  где  я  очнулся,  тело  мое
натолкнулось на невидимую стену. Я  ударился  плечом,  болезненно  вывернув
руку.
   Глаза говорили, что впереди никакой ст