сь
доплыть до острова Лемнос, а ведь это весьма далеко. Однако выйти  на  берег
ему не разрешили местные женщины,  сославшись  на  то,  что  он  неодет.  На
обратном пути Рюссель был похищен царицей Амфитритой,  и  о  дальнейшей  его
судьбе нам ничего не известно.
   "Если ты вышел покурить, то  это  вовсе  не  значит,  что  ты  непременно
верн„шься к обеду", - любил говаривать Иоганн Гельвеций. И  в  этом  он  был
прав, как впрочем, и во многом другом.
   .........................................................................
..............
   Он приш„л под ночь. На улице моросил дождь. Не лучшее время для визитов.
   Когда раздался звонок в дверь, я едва удержался, чтобы не закричать.  Уже
третий день я ждал Элиссу. Я бросился открывать, прибирая набегу  волосы,  и
уже улыбался, ожидая увидеть... совсем не  то,  что  увидел.  Звук,  который
вырвался из моей  гортани,  мало  походил  на  приветствие  и  скорее  всего
обозначал слово "ой".
   - Ой, - сказал я.
   Пришедший, - а это был никто иной как владелец (законный) нашей квартиры,
- явно смутился реакцией, которую вызвал у  меня  его  приход.  Он  виновато
хихикнул и сказал: "Добрый вечер".
   Я догадался, что следует пригласить его войти.
   - Спасибо, - вежливо сказал он и вош„л. И сразу же стал снимать обувь.
   - Ну и погода, - пробормотал он, сковырнув с носка ботинка комочек грязи.
Потом он разогнулся, снял куртку, размотал кашне, пристроил и то и другое на
вешалке и, кашлянув, попытался заглянуть из коридора в комнату.
   - Я, наверное, не ко времени? -  осведомился  он,  напряж„нно  выдавливая
улыбку.
   - Э-э-э... Нет, - сказал я.
   Мы вошли.
   Он осторожно присел на софу, сделав при этом такое  движение,  как  будто
проверял, выдержит ли она его вес.
   Я не торопил его с объяснениями. Он тоже не торопился, видимо, не в силах
сообразить, с чего лучше всего начать. И начал с фразы, от  которой  сам  же
невероятно сконфузился.
   - А я вот приш„л жить.
   - Да? - сказал я.
   Он принялся тереть нос, время от времени усмехаясь.
   Завершив это полезное занятие, он объяснил мне, в ч„м дело.
   Его выгнала жена. Теперь ночь, и идти  ему  некуда.  И  жить  ему  больше
негде, так что даже если бы она выгнала его дн„м, он  вс„  равно  приш„л  бы
сюда. Он очень извиняется, и ему неловко, что так получилось. Может быть, мы
уедем отсюда? То есть переедем куда-нибудь? На софу он не ляжет, а устроится
на полу. Ему очень жаль, что раскладушка осталась у жены, но возвращаться за
ней ему не хотелось бы. Вот вкратце и вс„.
   И мы стали жить вдво„м.
   Я принялся искать другую квартиру. И вскоре наш„л.
   Теперь я должен был дождаться Элиссу.
   Готовить не хотелось, и мы перешли на пакетные  супы  и  брикетные  каши.
Полотенце в ванной покрылось  сероватыми  пятнами,  на  подоконниках  лежала
пыль. Матрас на день не убирался с пола, лежал, св„рнутый  толстым  рулоном,
из которого торчали края простыней и покрывала. Мебели  почти  не  осталось.
Один стул  и  софа,  письменный  стол  и  тумбочка  под  телевизор,  но  без
телевизора. Не было ни проигрывателя, ни магнитофона, ничего.  Беззвучие.  Я
каждый день ждал, что она приедет сегодня, и все наши вещи перев„з на  новую
квартиру. Между тем,  день  проходил  за  дн„м,  и  вечер  за  вечером.  Мой
постоялец иногда расхаживал по квартире в майке. Бегали тараканы,  непонятно
откуда набежавшие. Стало тесно.
   Каждый вечер я возвращался сюда, - если дн„м уходил  по  делам,  -  варил
пакетный суп, резал сел„дку на газете, курил, не  открывая  окна,  и  часами
сидел за кухонным столом, пил пиво или водку. Или портвейн. Дождавшись  двух
часов ночи, я поднимался и, одевшись, уходил на ночлег к Елене.  Возвращался
всегда рано утром, не позже половины восьмого.
   Я не мог никуда уйти отсюда, - почему-то я боялся просто оставить  адрес.
Я должен был дождаться Элиссу.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Учитель танцев маэстро Ногиврозь сидел на полу и монотонно смеялся.
   - Если человек сме„тся без всякой видимой  на  то  причины,  то  он  либо
сме„тся над тем, как устроен мир, либо он свихнулся всерь„з.
   Так сказал Путешественник Проездом из К„льна в Гаммерсбах.
   - Да разве вы не видите, что он  притворяется!  -  с  досадой  воскликнул
Хитроумный Венецианец.
   И все отправились пить чай с печеньем. Маэстро остался один.
   Он продолжал монотонно смеяться. Вероятно, над тем, как устроен наш мир.
   .........................................................................
.................
   Она переступила порог и замерла. И я не издал ни звука, и не потому,  что
в комнате спал мужчина, - я забыл о н„м, - просто... я смотрел на не„, а она
смотрела на меня, и мы молчали. Сколько раз  я  представлял  себе,  как  она
входит, как я встречаю е„ и принимаю в свои объятия, и мы стоим,  обнявшись,
и, может быть, плачем... Если бы я не ждал е„ так долго, я сказал  бы:  "Она
вошла так нежданно!"
   Она присела рядом со мной и зачем-то поправила покрывало, и я потянулся к
ней, и мы встретились губами. И только тогда  мы  поняли,  наконец,  что  мы
вместе. Навсегда.
   Спавший  мужчина  застонал  и,  натягивая  на  голову  измятую  простынь,
беспокойно заворочался. Элисса спросила ш„потом: "Кто это?"
   - Он сюда жить приш„л, - прошептал я.
   - А мы?
   - А мы сейчас встанем, тихонько выйдем, оденемся и уйд„м.
   - Мы больше не будем жить здесь? - и снова е„ губы.
   Мы тихонько вышли из комнаты в коридор.  Я  открыл  дверь.  Мы  вышли  из
квартиры, и замок защ„лкнулся. И мы ушли.
   А ключи я оставил под зеркалом в прихожей.
   Две цитаты из Борхеса
   - Входи, - сказал я, пропуская Элиссу впер„д. - Выключатель слева.
   Она включила свет.
   Я вош„л за ней. Она оглядывалась по сторонам.
   - Это наша новая квартира, - сказал я. - Высокие потолки, правда?
   Она кивнула.
   - Шикарная квартира. Досталась нам почти даром. Пойд„м в гостиную.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
   Мы быстро договорились, что приготовить на ужин.
   Потом мы стояли у открытого окна, созерцая  ночную  панораму  набережной:
имперские бастионы зданий, сверкающие башни высоток, огоньки машин.
   Элисса сказала: "А ведь кто-то жил здесь в те годы, для кого-то  вс„  это
строилось".
   - Эпоха в стиле ампир, - сказал я. - Подражание  Ришелье,  но  невысокого
уровня.
   - Наверное, мы вс„ упрощаем, - сказала она, - Ведь люди жили.
   - Ох уж мне эта ностальгия, - вздохнул я.  -  Возвышенная  грусть  ночных
парков  классицизма,  белые  колоннады,  опуш„нные  снегом  ветви,   фонари,
сигнальные огни вокзалов, гудки поездов... "повсюду чаши  со  святой  водой,
темно, блаженство этих мест - особая радость расставаний, отречения  и  тех,
кто спит". Кстати, подойди к книжной полке. Ну подойди же.
   Она подошла.
   - Возьми Борхеса. Новелла о воине и пленнице.
   Элисса стала искать.
   - Нашла? Вторая страница. Что  там  сказано  о  монгольских  завоевателях
Китая?
   Элисса провела пальцем по странице сверху вниз.
   - Что они...  "Мелькнула  мысль  о  монгольских  всадниках,  собиравшихся
превратить Китай в бескрайние пастбища и состарившихся  в  городах,  которые
некогда они намеревались разрушить..." И что это значит?
   - А теперь здесь будем жить мы, - сказал я.  -  Мы  всегда  возвращаемся.
Когда-нибудь мы возвращаемся в свои города.
   Она положила книгу на подоконник. Она смотрела в окно.
   Чтобы переменить обстановку, иногда достаточно просто выключить свет.
   На пустынном берегу моря вблизи  города  Александрия  лежал  полый  ствол
поваленного  дерева,  -  сердцевина  его  сгнила,  и  в  полости   поселился
отшельник. И однажды к нему пришли люди и просили  продать  им  его  жилище.
Когда же отшельник ответил им отказом, они пригрозили, что  отнимут  у  него
это дерево силой.
   - Для чего вам это нужно? - спросил отшельник.
   - Мы сделаем из этого дерева доски, - отвечали люди.
   - А для чего вам доски?
   - Мы сделаем из них бочку.
   - Хорошо, - согласился отшельник. - Я отдам вам его. Но с одним условием.
В городе у меня есть друзья, продайте им готовую бочку, и пусть они доставят
е„ сюда. Расскажите им, как было дело, - и  он  сказал  им,  где  найти  его
друзей.
   И эти люди согласились и, забрав дерево, ушли.
   Прошло некоторое время, и  они  вернулись,  катя  перед  собой  бочку,  и
оставили е„ отшельнику. И он поселился в ней.
   - Изменить форму  бутылки,  ещ„  не  значит  изменить  е„  содержимое,  -
говаривал  Хитроумный  Венецианец,  большой   знаток   и   тонкий   ценитель
классических вин.
   - Но между нами говоря, - заметил Скарамуш. - Форма тоже кое-что значит.
   "С удовольствием остался бы у вас подольше, но увы!" - он разв„л  руками.
-"Государственные дела..."
   - Я поймал его в подъезде, -  сообщил  Людовик,  втаскивая  Скарамуша  за
собой в прихожую. - Как грохочут эти лифты!
   - И правда, ваше величество, -  сказала  Элисса,  появившись  со  стороны
кухни.
   Людовик отпустил Скарамуша.
   - Я рад, что вы вернулись. Однако, куда же вы уезжали так надолго?
   - Государственные дела, - улыбнулась Элисса.
   -  Ай-яй-яй,  -  покачал  головой  Людовик.  -  Стоит   мне   куда-нибудь
отлучиться, как все срочно начинают заниматься государственными делами!
   Он вош„л в гостиную.
   - Наконец-то вы устроились по-человечески, - заметил он  одобрительно.  -
Кто это сказал? - бросил он, обернувшись к дверям.
   - С позволения вашего величества, - елейным голосом протянул Скарамуш.  -
Так сказал император Нерон, когда  выстроил  дворец  величиной  с  город,  и
сказал он это о себе.
   - Вот как, - сказал Людовик. - Но вс„ равно верно.
   - Я знаю, - сказал Людовик. - Меня считают плохим правителем.
   - Что вы, ваше величество! - воскликнула Элисса.
   - Вас вовсе не считают правителем, - радостно добавил Скарамуш.
   Людовик одной рукой изобразил  жест,  пресекающий  возражения,  а  другой
од„рнул Скарамуша.
   - Но каждый раз, -  продолжал  Людовик,  -  когда  какой-нибудь  из  моих
министров приходит ко мне с очередным проектом и говорит:  "Это  осчастливит
нацию", - я вспоминаю историю халифа Юсуфа. Вы, конечно, знаете е„.
   - Да, сир, - сказал я.
   - Нет! - запротестовала Элисса.
   - Халиф этот, - с готовностью принялся рассказывать Скарамуш,  -  пожелал
истребить в своих подданных страх. Всякого, кого он подозревал в боязни,  он
отдавал в руки  палача,  и  многие  знатные  и  простые  горожане  -  купцы,
вельможи, воины, а то и  вовсе  незаметные  люди,  -  были  казнены  по  его
приказанию. В результате подданные халифа стали панически  бояться,  что  их
заподозрят в страхе, и ужас этот был так велик, что вош„л в фольклор.
   - И даже историки, - добавил я, - эти  мастера  замалчивать  упоминают  о
н„м.
   - Между прочим, - сказал Людовик. - Что же вс„-таки  погубило  Наполеона,
история или историки?
   - По-моему, - заметил Скарамуш. - Его погубила зима.
   Однажды ты просн„шься знаменитым
   В тот вечер Людовик был против обыкновения задумчив и даже  меланхоличен,
и я не мог понять причины такого  его  умонастроения,  пока  он  не  нарушил
молчание и не объяснил его сам.
   - Вам никогда не приходило в голову, что Мерлин, действительно, видел то,
о ч„м говорил? - спросил он.
   Я понял, что он имеет в виду нечто большее, чем битва драконов, и вс„  же
сказал: "Вот вам картина распределения ролей. Красный и белый драконы  сидят
за столом и, потягивая кларет, играют в карты".
   Людовик покачал головой.
   - Дело не в том, какая выпадет карта, а в том, что у  каждой  карты  свои
свойства, и известно нам о них не больше чем об этрусках.  Что  мы  знаем  о
том, кто мы есть?
   Он показал мне карту.
   - Вот лицо короля. Из какой он династии? Вы можете сказать?
   - Среди рисунков Фламеля есть изображение  короля.  Бесстрастное  лицо  и
занес„нный для удара меч. Это всего лишь символ. Подобный портретам  римских
тетрархов.
   - Всего лишь символ, - выдохнул король.
   Наши голоса - лишь отзвуки движений, происходящих в  мире,  закрытом  для
наших глаз и недоступном нашему разуму. Невидимые нити прочнее наших лент  и
цепей, и мы никогда не знаем, каким будет рассвет нового  дня.  Мы  задуваем
свечу, и в темноте, погрузившись в недра постели, мы закрываем глаза.
   - Как в шахматной партии, - сказал я. - Когда она закончена, можно  взять
список и, изучив его, ясно увидеть, что всякий из последующих  ходов  связан
со всяким предыдущим. Вот ход кон„м, вот ход королевой, а  через  двенадцать
ходов конь потерян. Но он не может ходить, как ходит ладья. И он обреч„н.
   И какой-нибудь отшельник в своей келье однажды увидит картину  падений  и
возвышений, гибели,  разрушения,  величия  и  преступлений  и,  потряс„нный,
запечатает свои уста семью печатями, а люди в Парламенте и в  Тронном  зале,
люди,  скачущие  на  лошадях  и  трубящие  в  трубы,   люди,   пришедшие   в
сопровождении свиты, и пришедшие в свите,  ничего  не  знают  об  этом.  Они
рассчитывают в уме ходы,  которые  им  надлежит  сделать  в  ответ  на  ходы
противников, и им кажется, что их игра целиком в их руках. И  они  не  видят
тех нитей, которыми все они связаны.
   - Довольно хандры! - заявил Людовик. - Эй, Скарамуш, ты  заснул  что  ли?
Неужели у тебя не найд„тся ни одной истории, приличествующей случаю!
   - Быть того не может! - воскликнул Скарамуш. - История с бильярдом.
   Ротмистр Струдель был известен как первоклассный игрок в бильярд. Однажды
он так разделал адмирала Нахамилова, что тот проиграл ему весь императорский
флот, что незамедлительно было доведено до  сведения  монарха.  Разгневанный
император приказал объявить адмирала негодяем  и  разжаловать  его  в  юнги.
Ротмистр Струдель  был  арестован  и  заточ„н  в  тюрьму  до  окончательного
выяснения обстоятельств дела. Вскоре, однако, императорским указом ему  была
дарована жизнь и чин адмирала, в каковом он и отправился выигрывать  морские
сражения. Так игра тасует карты человеческих судеб.
   Black Bird Fly
   Мы слушали Битлз - Black Bird  Fly.  Когда  песня  закончилась,  Скарамуш
сказал: "А вы знаете, что эта песня некогда спасла жизнь принцу Сигизмунду?"
   - Как! - воскликнул я, выключив магнитофон. - Но ведь принц был казн„н!
   - Так пишут в некомпетентных источниках, на деле же  вс„  было  несколько
иначе.
   В королевском саду жила редкостная птица - настолько редкая, что никто не
знал, как она называется, и чем е„ следует кормить.  Е„  изловили  рыбаки  в
зарослях тростника и принесли королю в надежде на то, что он купит у них эту
диковинку за большие деньги. Птице подрезали крылья и отпустили  е„  в  сад.
Между тем, принц обожал разбирать древние манускрипты, - ему привозили их из
разных стран - из Индии, Китая, Италии  и  даже  России.  При  виде  каждого
нового присланного ему текста принц хлопал в ладоши от радости и,  не  теряя
времени, приступал к изучению ещ„ одного языка. Он готов был на любые труды,
только бы разобрать эти  тексты,  а  это  были  летописи,  книги  алхимиков,
рассказы путешественников и описания чудес всех земель мира, поэмы, трактаты
по философии и многое другое, что достойно было украсить библиотеку  принца,
в то время как на полке  в  супермаркете  было  бы  не  в  своей  тарелке  и
выглядело бы чересчур эксцентрично. И вот, в одном из  текстов  принц  наш„л
подробнейшее описание драконов вкупе с рассказами о самых  прославленных  из
них, а также любопытными сведениями о том, где  они  обитают,  и  каковы  их
повадки. В тексте были и рисунки, сделанные тушью. На одном из этих рисунков
Сигизмунд  узнал  несчастного  пленника  королевского  сада,  который,   как
оказалось, был вовсе не птицей, а дет„нышем дракона.
   С этого дня дракон и Сигизмунд подружились, и принц ун„с дракона из  сада
и отн„с в место, которое знал только он один, и там он играл  на  флейте,  а
дракон учился летать. Принц читал ему трактат о драконах и  даже  разработал
для него особую систему упражнений, основанную на практике древнейших  школ.
А когда дракон от усталости уже не мог  пошевелиться  и  без  сил  падал  на
траву, они жевали засахаренные фрукты, включали магнитофон и слушали музыку.
Больше всего дракону нравилась песня Black Bird Fly из альбома The Beatles.
   Прошло время, и однажды принц Сигизмунд попал в плен к врагам  отечества,
которые не долго думая, решили его расстрелять. Они спросили,  каково  будет
последнее желание приговор„нного  принца,  и  Сигизмунд  сказал,  что  перед
смертью хочет послушать битлов, ту самую песню, которая  так  нравилась  его
другу. Он слушал е„ и думал: "Пока звучит эта музыка, я буду жить,  и  когда
она умолкнет, моя жизнь оборв„тся".
   Но  случилось  иначе.  На  звуки  песни  прилетел  дракон,  сумевший-таки
победить свою немощь, и ун„с принца на своей спине, а куда, никто не  знает,
ведь о том, где жив„т этот дракон, знал только сам принц Сигизмунд.
   - Как интересно, - сказала Элисса. - И как здорово, что  дракон  оказался
поблизости и успел спасти своего друга.
   - Он услышал любимую песню и устремился на е„ звуки. Что же до  драконов,
то каких только небылиц  о  них  не  рассказывают.  Говорят,  например,  что
дракон, обитавший в королевстве Тептирапташа,  будто  бы  опустошал  поля  и
грабил жителей. Совершеннейшая  клевета.  Дракон  этот  отличался  мирным  и
кротким  нравом,  сторонился  людей,  жил  уедин„нно  и  любил  почитать   в
одиночестве и тишине. Его даже прозвали Дракон-отшельник. Он возделывал свой
собственный огород, мясо же вовсе не употреблял в пищу.
   - И тем не менее, он погубил многих славных рыцарей, - возразил я.
   - Если уж быть точным, то погубил их вовсе не он, а  король.  Рыцари  эти
сватались к принцессе, и король, не желая выдавать е„ ни за кого  из  них  и
боясь ответить отказом,  давал  им  задание  убить  дракона,  который  якобы
опустошает его земли. Он знал, что  дракон  этот  очень  сил„н,  и  едва  ли
найд„тся кто-нибудь, кто сумеет убить его, поэтому  чувствовал  себя  весьма
уверенно. Дракону же приходилось сражаться, чтобы спасти свою жизнь.  А  что
ещ„ ему оставалось делать?
   - Но ведь существовал договор...
   - Ни один из летописцев, насколько мне известно, не видел этого  договора
в глаза. Но даже, если он и существовал, то что в н„м было записано?  Только
лишь то, что дракон обязуется не опустошать земель королевства. Но  разве  в
этом содержится хоть какое-нибудь указание на то,  что  он  опустошал  их  в
прошлом? Если вы обязуетесь не  разглашать  государственную  тайну,  то  это
вовсе не значит, что прежде вы  только  тем  и  занимались,  что  разглашали
государственные  тайны.  Нельзя  забывать,  что  король  был  до   крайности
недоверчив и верил только бумаге, скрепл„нной печатью, и не какой-нибудь,  а
его собственной. И вс„ же Тептирапташ сумел провести его.
   - Я слышала  историю  Тептирапташа,  но  кто  такой  принц  Сигизмунд?  -
спросила меня Элисса.
   - Я мало, что знаю о н„м, - сказал я.  -  Только  то,  что  он  играл  на
флейте, лучше чем Фридрих Великий, на скрипке - лучше, чем  П„тр  III,  а  в
шахматы - лучше, чем Карл ХII, завоевательских войн не в„л и  в  плен  попал
чисто случайно. Враги отечества так и не придумали, что  им  потребовать  за
него в качестве выкупа, и потому просто решили  его  расстрелять.  Что  они,
якобы, и сделали.
   - Наверное, историки не решились упомянуть о драконе и  написать  о  том,
что произошло в действительности, из боязни, что их труд не будет  похож  на
науку.
   - Валери вс„ равно разоблачил их, - сказал я. - Мне же они давно надоели.
Пишут про всякую муру, а то, что действительно  интересно,  всегда  упускают
или замалчивают. Они почти никогда не знают, что же произошло на самом деле,
подлинные события им неизвестны. Вс„, что они умеют, это строить  домыслы  и
искажать