конечно! - воскликнул я. - Мне следовало догадаться  об  этом  сразу
же! Простите мне мою оплошность, ваше величество.
   - Добро пожаловать домой, ваша светлость, - улыбнувшись, ответил он.
   Мы вышли к пруду, на другом берегу которого был виден замок,  и  к  замку
этому вела дорожка из цветков кувшинок.
   Король ступил на не„ первым. Я последовал за ним.
   .........................................................................
...........................
   Мы вошли в замок. Повсюду висели флаги с гербами, на древках  красовались
гирлянды  цветов.  Столы  были  уже  накрыты,   сидевшие   за   ними   гости
приветствовали  нас  дружным  пением.  Когда  мы  сели  за  стол,  раздались
торжественные звуки труб, им ответили скрипки и гобой, и наконец, флейты.
   Пир начался.
   Внезапно все поднялись на ноги. Разговоры смолкли.
   На всякий случай, я последовал примеру своих гостей.
   В зал вош„л Людовик ХV. Его верный друг Скарамуш, разумеется, был с ним.
   - Вот вы  где!  -  вскричал  Людовик,  завидев  меня.  -  А  мы  объехали
пол-Франции, разыскивая вас.
   - И даже заглянули в Италию, но  там  нам  сказали,  что  вы  только  что
отбыли, - добавил Скарамуш.
   - Это ты виноват! - накинулся на него Людовик. - Я давно уже говорю,  что
оси кареты нужно смазать.
   - Но мой король! Право же, я не виноват, - стал оправдываться Скарамуш. -
Мыши съели вс„ сало!
   - Старая сказка, - отмахнулся Людовик. - Расскажи что-нибудь поновее.
   - С радостью и удовольствием, о мой король! - сказал Скарамуш и,  отвесив
поклон, взобрался на невесть откуда возникшую кафедру.
   Я подозреваю, что появление е„ не  обошлось  без  участия  Короля  Магии,
который хоть и не был более нигде виден, но  наверняка  присутствовал  здесь
или был где-нибудь поблизости.
   Скарамуш, откашлявшись для  солидности,  постучал  молоточком  по  синему
бархату кафедры и возгласил: "Курс наглядной философии магистра изящных наук
Скарамуша!"
   Все зааплодировали.
   Людовик тем временем расположился за столом справа от  меня.  А  слева  я
увидел Элиссу и открыл было рот, но она приложила к губам палец.
   Как чудесно, что она нашла меня здесь!
   - История портретиста из  города  К„льна  Альфреда  Дитриха,  -  произн„с
Скарамуш грозным голосом.
   После чего рассказал такую историю:
   Как-то  раз,  будучи  проездом  в  Ганновере,  художник  Альфред   Дитрих
остановился в маленькой  гостинице.  Развлечения  ради  он  затеял  рисовать
портрет дочки хозяина. Вскоре, однако, он  получил  письмо,  в  котором  его
просили как можно скорее прибыть в Париж. Дитрих, не мешкая ни дня,  покинул
Ганновер, и портрет остался незаконченным. В Париже его ждали многообещающие
заказы, которых он удостоился благодаря стараниям своих друзей.
   Дитрих был великолепным портретистом, и вс„ же заказчики  его  оставались
неудовлетвор„нными, но ещ„ более  неудовлетвор„н  своими  работами  был  сам
художник. Какое-то наваждение преследовало его. Все лица  на  его  портретах
были похожи одно на другое настолько, что не имели  почти  ничего  общего  с
лицами его заказчиков.
   Дитрих был в отчаянии, его друзья пребывали в растерянности, не зная, что
происходит с их другом.
   И вот, одним из мартовских вечеров Дитрих  внезапно  покидает  Париж,  не
предупредив  никого  из  друзей  и  не  оставив  никаких  писем  или  устных
распоряжений.
   Он приезжает в Ганновер и разыскивает гостиницу,  в  которой  он  однажды
останавливался.
   - Я вернулся, чтобы закончить портрет, - говорит он хозяину, и в  тот  же
день принимается за работу и не отрывается от не„ до тех пор, пока не клад„т
последний мазок. Больше ему нечего добавить, портрет готов. И,  не  дав  ему
просохнуть, Дитрих срывает его с мольберта и швыряет  в  камин,  после  чего
начинает работу  заново.  Но  и  второй  портрет  постигает  та  же  судьба.
Недоумевающий хозяин не решается перечить  чудаковатому  постояльцу,  а  его
дочь уже почти не  покидает  комнаты  Дитриха.  И  вот  однажды,  утомл„нный
бесконечной работой, Дитрих рассеянно набрасывает карандашный  эскиз  головы
девушки. Оторвав карандаш от бумаги, он  долго  смотрит  на  рисунок.  Потом
резко поднимается со стула, и ничего не объясняя, расплачивается с  хозяином
и  немедленно  уезжает  из  гостиницы,  но  прежде  подносит  портрет  своей
терпеливой натурщице.
   С этого дня наваждение более не преследует его,  и  он  вновь  становится
таким,  каким  его  знают  друзья  и  прежние  его  заказчики  -   блестящим
портретистом Альфредом Дитрихом из города К„льна.
   - Вс„ это очень мило, - заметил Людовик. - Но прич„м же тут сало?
   - Действительно, прич„м тут сало? - спросила Элисса, когда мы мыли посуду
на кухне.
   - Этого я не знаю, - сказал я, отдавая ей тарелку. -  Но  Скарамуш  прав.
Где-то, в одном из коридоров лабиринта, ты ошибаешься направлением, и вот ты
уже в тупике.
   И тогда ты перебираешь  то,  что  было  написано  прежде,  и  исправляешь
неряшливые фразы, заканчиваешь начатые истории, и  неожиданно  четверостишье
превращается  в  сонет,  одно-единственное  имя  -   в   элегию...   Ты   не
возвращаешься назад, ты перестраиваешь лабиринт, который меняет свою форму с
каждым новым сделанным тобой шагом.
   Лето, уколовшись шипами роз, истекло кровью  на  их  лепестки  и,  остыв,
обернулось осенью.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .................
   Following The Sun
   Кто-то строил дом из песка, но подул ветер, и рассыпался его дом,
   кто-то строил дом из бумаги, но прош„л дождь, и бумага размокла,
   кто-то строил свой дом из воска, но пригрело солнце, и стены растаяли.
   Кто-то построил свой дом из  камня,  и  был  этот  дом  прочен,  но  вот,
содрогнулась
   земля, и разрушился камень.
   Наш дом из тепла.
   И когда прид„т срок, мы отправимся в путь с перел„тными птицами.
   Наши одежды из цвета -  краски  могут  побл„кнуть,  холод  может  сковать
землю, но вот,
   воскресла она, и цвета е„ вс„ те же.
   Когда же настанет ночь, мы отправимся в путь за солнцем,
   и мы будем цветами земли, теплом е„ жизни, светом е„ дней.
   Мы собираем изумруды на дне голубых оз„р.
   Мы собираем землянику на бриллиантовых полях небес.
   И кто-то строит свой корабль из льда, но растает л„д в морской воде,
   кто-то строит корабль из свинца, но тонет корабль, воде не удержать его,
   кто-то строит свой корабль из дерева, но сгни„т дерево...
   Наш корабль подобен лебедю.
   Наша земля подобна Леде,
   даже покинув е„, мы останемся в ней,
   и прораст„м с травами и цветами, верн„мся с перел„тными птицами.
   Восстанем вместе с солнцем и верн„мся в наш город.
   И я знаю, найд„тся кто-то, кто среди вопящей толпы пропо„т нам осанну.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Oraculum Lilibaeum
   Человек, лежавший под деревом, казался спящим. Он лежал на спине, закинув
руки за голову, и на губах его играла улыбка. Так улыбаются во сне дети.
   Ланцелот опустился на траву, вытянулся подле него; тело его  сладко  ныло
от усталости и радовалось отдыху;  шелест  ветвей  баюкал  его,  и  Ланцелот
задремал, не отдаваясь до конца во власть  сну,  но  отрешившись  от  дорог,
которые он прош„л, и дорог, которые ему предстояло  пройти,  отрешившись  от
волнений, надежд и страхов, он отдыхал.
   Человек, лежавший рядом с ним, повернул к нему сво„  лицо,  -  глаза  его
были открыты. Стряхнув дремоту,  Ланцелот  поднялся  на  локоть.  Незнакомец
молчал. Была тишина и шелест листьев.
   - Слышите? - спросил незнакомец.
   Ланцелот медленно встал на ноги.
   - Спасибо вам, - сказал он.
   - Не мне, - качнул головой незнакомец и улыбнулся.
   - Вы правы, - сказал Ланцелот. - Мне пора, - и хотел уходить, но человек,
лежавший под деревом, окликнул его.
   - Приходите весной, - сказал он, - когда на дереве будут цветы. Обещайте.
   Ланцелот обещал. И они расстались, зная, что поняли друг друга.
   Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
   Орион
   Орион, вознамерившись истребить всех животных, погиб от укуса  скорпиона.
В   зодиакальной    интерпретации    скорпион    предста„т    олицетворением
чувственности,  которую  должен   преодолеть   тот,   кто   ид„т   по   пути
совершенствования к становлению сверхчеловеком.
   Однако, было  бы  недостойно  уподобить  такое  прелестное  создание  как
женщина ядовитой твари. И потому версия эта представляется неубедительной.
   Гораздо предпочтительнее было бы полагать скорпиона животным,  живущим  в
самом Орионе. В подтверждение этой версии говорит  очень  многое.  Например,
история Адаманта, растерзанного собственными псами, история халифа Юсуфа ибн
Мустафы, насаждавшего бесстрашие столь  усердно,  что  весь  народ  его  был
повержен в трепет и дрожал  от  страха.  И  наконец,  то,  что  случилось  с
полковником Шнапсом, когда тот захотел потравить тараканов.
   Он посыпал все имевшиеся в доме продукты  ядом,  а  потом  отправился  на
чрезвычайное военное заседание по поводу возможного  вторжения  инопланетян.
Вернувшись в нетрезвом состоянии, он съел кусочек  пудинга.  Не  окажись  по
счастливой случайности поблизости ротмистра Струделя, не  видать  бы  больше
полковнику ни красного солнышка, ни полей отечества. И никогда бы не  носить
генеральских лампасов.
   Вечная загадка (Кому идти за бутылкой?)
   - Представьте себе, - сказал Скарамуш. -  Комната.  Ночь.  Три  человека.
Сидят в креслах, разговаривают. Кто-то  предлагает:  пусть  каждый  загадает
какую-нибудь загадку - кто загадает самую трудную, тот и  выиграл.  Принято.
Один из них начинает.  Вот  его  загадка.  "Вообразите",  -  говорит  он,  -
"холодную страну, где зима длится девять месяцев, а лета вообще не бывает  -
унылая природа, тоска, бесцветность. И в эту страну  волею  судьбы  попадает
человек с Юга. Нетрудно понять, что чувствует он себя прескверно. И вот,  он
решает,  чтобы  хоть  как-то  скрасить  свою  безрадостную  жизнь,   вывести
морозостойкие цветы, которые могли бы цвести даже тогда, когда земля покрыта
снегом. Вскоре работа так увлекает его, что поглощает вс„ его  время.  И  он
уже близок к цели... а между тем, проходят годы... десять лет... двадцать...
и вдруг! Глобальное потепление. Климат меняется, зима  отступает  на  север,
люди с изумлением видят вокруг себя растения, которых прежде  здесь  никогда
не видали. И вот, наконец, появляются, - сначала робкие, краски ещ„ несмелы,
- цветы. Но  это  настоящие  цветы!  И  человек  с  Юга,  досадуя,  что  его
потревожили и прервали его работу, отправляется на  Север  вслед  за  зимой,
чтобы продолжить  свой  труд".  Когда  первый  рассказчик  умолк,  заговорил
второй. "Я расскажу вам свой сон", - сказал он. - "А вы попробуйте разгадать
его. Мне приснился человек, он лежал на земле голый, а  почва  растрескалась
от зноя. Человек этот умирал от жажды. Над ним возвышалась дерево.  В  одном
месте кора была повреждена, и из этого места  сочился  сок  и  капал;  капли
падали на лицо лежавшего на  земле  человека,  стекая  по  нему,  а  он  так
обессилил от жажды, что не мог даже разлепить  губ".  Он  замолчал.  Настала
очередь третьего. Молчание. Может быть, он просто не мог  ничего  придумать?
Наконец, когда ожидание сделалось  уже  беспокойным,  он  сказал:  "Вот  моя
загадка", - и замолчал снова. И так и не сказал ничего больше.
   - Его загадка заключалась в том, чтобы  отгадать,  какую  загадку  он  не
произн„с, - сказал я.
   - Да, по-видимому, так.
   - Незагаданная загадка самая трудная.
   - Я ещ„ не спросил, а вы уже ответили, - возмутился Скарамуш. - Могли  бы
и подождать.
   - А что вы хотели спросить?
   - Какая из загадок самая трудная.
   - И я должен был ответить: "Это ещ„ одна загадка".
   - Верно, - кивнул Скарамуш.
   - А сколько их всего? - спросила Элисса.
   - Прошу прощения, - Скарамуш потупился. - Вам следовало спросить, а какая
из них последняя?
   - Какая из них последняя? - спросила Элисса.
   - Это зависит от того, сколько их всего, - сказал Скарамуш.
   - Теперь, - сказал я. - Я должен спросить, а сколько их всего?
   - Ещ„ одна загадка, - разв„л руками Скарамуш.
   - Что за дурацкую игру ты затеял, - недовольно пробурчал  Людовик.  -  На
что они спорили?
   Скарамуш задумался.
   - На бутылку шампанского, - подсказал я.
   - По-моему, - сказал Людовик.  -  Легче  сходить  в  гастроном  и  купить
бутылку шампанского, чем сидеть, разгадывая загадки в надежде е„ выиграть.
   - Дело вкуса, - вздохнул Скарамуш.
   - Тем более, - заметил я, - что кому-нибудь вс„  равно  прид„тся  за  ней
идти.
   Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
   Ротмистр Струдель выглянул однажды из  окна  казармы  и  увидел  луну.  И
захотелось ему сказать стихами, и он сказал:
   Луна такая полная сегодня,
   А я сижу один как...
   Грозный окрик полковника Шнапса  не  позволил  ему  закончить  строки,  и
робкая  его  муза,  подкравшаяся  было  неслышными  шагами,  так  напугалась
полковничьего р„ва, что поспешила ретироваться.
   Ротмистр сплюнул и закрыл окно.
   Полковник Шнапс вскрикивал по ночам во сне. Ему снились инопланетяне.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Начало одного разговора (Одни предпочитают знать,
   другие предпочитают догадываться.)
   - Представь себе такую сцену, - сказал я, и Элисса приготовилась слушать.
   Почтенная шлюха лежит в постели с мальчиком, застенчивым, робким отроком.
Он выбивается из сил, задыхаясь, потея, торопится утратить свою невинность.
   "Давай, давай, немножко уже осталось", - подбадривает его она.
   Сказано это... да подожди ты смеяться, сказано таким тоном, как будто она
наблюдает за попытками хромого муравья взобраться на спичечный коробок.
   А он воображал, что это любовь, что она любит его...
   Элисса смеялась. Я посмеялся вместе с ней, а потом сказал:
   - Этим мальчиком был я.
   Элисса закрыла рот ладонью и стала стараться принять серь„зный вид. Когда
ей это удалось, она простонала: "Ну и дрянь!"
   - Прошу тебя, не ругайся. Но комплекс я заработал приличный.
   Каждый раз, стоило мне вспомнить эту фразу, - сколько ни пытался,  забыть
е„ я не мог, - у меня вс„ опускалось, руки, вс„!..  Полная  импотенция.  Мне
было четырнадцать лет.
   - И шесть лет...
   - Да. Только теперь прошло.
   Я не шутил, когда сказал, что с тобой у меня в  первый  раз.  Так  оно  и
есть. Отчасти.
   - А тогда... Тебе удалось вс„-таки?..
   - Нет! В том-то вс„ и дело!
   Могла бы и сама догадаться.
   Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
   Улисс
   - Я съем тебя на закуску, - сказал Улиссу циклоп.
   - Это не гуманно, - возразил Улисс. - Я имею право на выбор профессии.
   - И кем же ты хочешь быть? - полюбопытствовал циклоп.
   - Десертом, - сказал Улисс.
   - Хорошо, - согласился циклоп. - Назначаю тебя десертом.
   Однако, благодаря своей хитрости, Улиссу удалось бежать из пещеры.  Когда
же его корабль отплыл от острова, он крикнул циклопу, метавшемуся по берегу:
"Ты гадкий мальчишка, я оставляю тебя без сладкого!"
   Так лицемер всегда становится жертвой более тонкого лицемера.
   .........................................................................
...........................
   - Мы никогда не чувствуем себя  в  безопасности,  пока  не  закроемся  на
крючок. Тогда мы спокойны, даже в кабине общественного туалета. Откуда такое
недоверие к людям? - вздохнул Архивариус.
   - Скажите лучше, откуда такое доверие к крючку? - возразил ему Дитрих.
   Елена
   Благодаря блистательным дипломатическим способностям Скарамуша,  мертвецы
перестали стучаться к нам в  дом.  Вместо  этого  они  настучали  на  нас  в
домоуправление. И тогда оказалось, что мы не имеем ровно никаких прав на эту
квартиру - мы попросту не имеем права здесь жить.
   Она вошла в комнату и,  с  удовольствием  опустившись  в  мягкое  кресло,
промурлыкала: "Как у вас хорошо!"
   Е„ благодушный вид плохо увязывался с той  миссией,  которую  она  должна
была исполнить, а впрочем, миссия эта носила вполне мирный характер. Она  не
символ войны, нет.
   - Мне совсем не хочется нарушать ваш покой, - сказала она. - Но  ведь  вы
понимаете...
   Я предложил ей сигарету. Она взяла. Кивнула.
   - Может быть, вы договоритесь со своими соседями?
   - Не думаю, - признался я.
   - Они жалуются на шум и прочее, - сказала она.
   - Да, - сказал я. - Но нет такого выключателя, который выключил бы луну.
   - Поэтично, - согласилась она.
   И мы говорили, говорили долго, а потом она пришла ещ„. Она сказала: "Даже
если я ничего не стану делать, это ведь ничего не решит".
   - Я понимаю.
   Она осторожно коснулась моих волос. Легонько дунула на них.
   - А эта женщина...
   - Элисса.
   - Да. Кто она?
   Я не знал, что ответить.
   - Она твоя жена?
   - Нет, - сказал я. - Но разве это имеет значение?
   - Ты знаешь, что е„ разыскивают?
   - Что?
   - Так ты не знаешь?
   - Что именно? - сказал я.
   - Я видела по телевизору... Ты, правда, не знаешь?
   - И что о ней говорили?
   - Что ушла из дому около половины двенадцатого и не вернулась.
   - Понятно. Да, это она. Что же делать?
   - Договориться?
   - Я не могу жить как на иголках. "Ворочаться на угольях беспокойства",  -
как сказала бы Шахразада.
   - Может быть, тебе стоит поискать где-нибудь...
   - Других соседей? - спросил я.
   - Да, - сказала она, мило рассмеявшись.
   - Так и сделаю, - сказал я.
   А пока буду надеяться, что вс„ обойд„тся.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .. . . . . . . .
   - Я должна ехать, - сказала Элисса. - Мы были слишком легкомысленны.
   - Нет, - сказал я, переходя на крик. - Нет!
   - Я же вернусь, - сказала она.
   - Я не отпущу тебя!
   Она не ответила.
   - Но ради меня! - взмолился я, уже теряя надежду.
   - Ради тебя и ради меня, - сказала она тв„рдо.
   - Не будь реб„нком, - сказала она ласково.
   Она уехала.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Я сидел в вымершей комнате один как... ротмистр Струдель.
   Мне было нечем дышать, змея Время обрушилась на меня  своей  тяжестью,  и
мне было нечем дышать, она сдавила мне голову, стянула мне руки, и мне стало
нечем дышать...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Я набрал номер. Подошла Елена.
   Мы поговорили немного, и я положил трубку.
   Я снял с вешалки плащ, выключил свет в коридоре, открыл входную  дверь  и
закрыл е„ за собой.
   When The Music's Over
   Я написал оперу, е„ пели эльфы, и я узнал, что цветы могут танцевать.
   Сколько крови может вместить сердце? Оно вот-вот разорв„тся.
   Сколько нот может вместить музыка?
   Я был один. Ветер обнимал мои плечи и говорил мне, что любит меня. Я  был
один,
   когда пришли слуги речной воды, чтобы вынести мебель из моей квартиры,  я
жался к
   т„плым батареям, и на губах моих были холодные губы ветра,  он  не  забыл
меня, милый.
   Как странно быть музыкантом, ведь это почти болезнь,
   и резать себе вены как струны в разграбленной квартире.
   Сколько пустоты может вместить сердце? Оно вот-вот разорв„тся.
   Сколько тишины могут вместить ноты?
   Я видел, как кровь каплет на белый фарфор, я знаю вкус соли,
   но, боже мой, как это странно, слышать свой голос, когда  поют  эльфы,  и
знать, что
   вокруг тишина...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
   Суконщик Рюссель был известен как неплохой пловец.  Однажды  ему  удало