может  быть,
несбыточных планов, что она менее важна для тебя, а  играть  в  твоей  жизни
вторую роль она никогда не согласится. Для не„ нет в  жизни  второго  плана,
тем более, умозрительного, нет никакого завтра, если она не ощущает его  уже
сегодня. Она чувствует, что жизни вдруг стало мало - не то,  что  она  стала
другой, а то, что е„ вдруг стало мало, почти не осталось совсем.  И  она  не
сможет приспособиться к этому, измениться, вопрос только в  том,  как  долго
она сможет терпеть.
   - Если бы она только захотела меня понять!- сказал он.- Но  она  даже  не
слышит меня, понимаешь?
   - Понимаю,- кивнул я.- Как тебе "Фарго"?
   - Что?- сказал он.- Какой "Фарго"?
   - Пиво,  которое  ты  пь„шь,  называется  "Фарго  Вельвет",  что  значит,
"Бархатный Фарго". Нравится?
   - А,- сказал он и, отхлебнув пива, подержал его  с  задумчивым  видом  во
рту, после чего проглотил и сказал: "Нравится".
   - "Игл" лучше,- сказал я.
   - "Игл"?- сказал он.- А это что?
   - Сорт пива,- объяснил я.- Раньше я всегда приходил сюда  пить  "Игл",  а
теперь его нет. Появился "Фарго", а  "Игл"  исчез.  Но  "Игл"  мне  нравился
больше.
   - И что?- сказал он.
   - Ничего,- сказал я.- Теперь я прихожу сюда просто так, по привычке.
   - Да я не об этом тебе говорю!- сказал он.- Ты, вообще, слышишь меня?
   - Слышу,- сказал я.- И нет никакой нужды кричать.
   - Да ты же не слышишь!
   - Слышу.
   - Я говорю тебе о том, что она не понимает меня, а ты о каком-то пиве!
   - Но мы пришли сюда пить пиво, разве не так?- сказал я.- И вообще, что ты
от меня хочешь?
   - Не знаю,- сердито сказал он.- Ничего не хочу.  Она  никогда  не  пойм„т
этого.
   - А зачем ей вс„ это понимать?- сказал я.
   - Что?- сказал он.- Как зачем?
   - Зачем? Для чего ей понимать что-то? Женщина не  должна  жить  умом.  Ты
хочешь сделать из не„ мужчину? Это будет убогий мужчина.
   - Подожди, подожди,- сказал он.-  Не  так  быстро.  Что  ты,  собственно,
хочешь сказать? Что она вообще не должна думать?
   - Я вс„ сказал. Я не знаю, что вы пытаетесь доказать друг другу, и прич„м
тут я.
   - Просто бездумно жить, как кукла! Да, может быть, здесь так и  живут,  я
не спорю, да только я так жить не смогу,  да  и  она  вряд  ли  захочет.  Ты
посмотри  вокруг  -  повсюду  бессмысленное,  тупое  разбазаривание   жизни,
времени, сил... Знаешь, сколько нужно человек в Калининграде,  чтобы  забить
гвоздь? Три! Один держит гвоздь, другой бь„т по гвоздю  молотком,  а  третий
руководит этими двумя. Потом второй попадает первому по  пальцу,  тот  ор„т,
матерится, прибегает четв„ртый и начинает орать на всех троих...
   - Ну, в России везде так,- сказал я.- Да и не только в России.
   - Да нет. Ты отстал от времени.
   - По-моему, ты сгущаешь краски. Учти, что здесь занимались  бизнесом  уже
тогда, когда  в  остальном  Союзе  и  слова  такого  не  знали,  задолго  до
Горбач„ва. Не забывай, К„ниг - портовый город.
   - Я говорю не о бизнесе, а об уровне притязаний. Посмотри на этих девушек
- у них лица-то какие-то кукольные!
   - Да ну,- сказал я.
   - А что, нет?- сказал он.- Ты посмотри!
   - А манекенщицы?
   - Что?- замер он в недоумении.- Какие манекенщицы?
   -  Фотомодели,  и   вс„   такое...   Существует   же   такая   вещь   как
профессионализм, и вообще... Почему они должны напрягаться?
   - Ты что, хочешь сказать мне, что все эти девушки - профессионалки?!
   - Может быть, они просто меньше озабочены тем, как устроить  свою  жизнь,
нежели те девушки, которых ты привык видеть в Москве?- предположил я.
   - Да брось ты!- сказал он.- В этом городе жить тоже очень непросто.
   - Как к этому относиться...
   - Вот именно!- сказал он.- Самое страшное - попасть в эту общую колею.
   - Ты говоришь сейчас точно так же, как Нина.
   - И я е„ понимаю.
   - Удивительно!- сказал я.- Ты понимаешь е„, она понимает тебя, так почему
же вы вс„ время спорите?
   - Вс„ время?- сказал он.- Мы так часто видимся, что  ты  бер„шь  на  себя
смелость делать такие выводы?
   - Ну, извини,- сказал я.
   - Ты не заметил, что мы  только  и  делаем,  что  извиняемся  друг  перед
другом?
   - Кто это "мы"?
   - Мы с тобой.
   - Нет,- сказал я.- Не заметил.
   - И потом, с чего это ты взял, что она понимает меня? Ей только  кажется,
что она меня понимает.
   - А не вс„ ли равно?
   - Представь себе, нет!
   - Ну, не знаю... Попробуй объяснить ей вс„ это как-нибудь по-другому.
   - А что я, по-твоему, делаю?
   - Не знаю,- сказал я.- Откуда мне знать.
   -  Вот  именно,-  сказал  он.-  Откуда  тебе  знать,  если  ты  даже   не
понимаешь...
   - Ну объясни.
   - Мы не должны быть вместе.
   - Мы с тобой?
   - Да нет же,- с досадой сказал он.- Мы с Ниной.
   - А,- сказал я.- Понимаю.
   - Ничего ты не понимаешь,- сказал он.- Ты знаешь, что такое страсть?
   - Думаю, что знаю,- сказал я.
   - Может быть, и знаешь,- сказал он.- А может быть, и  нет.  Это  страшнее
чем ломка.
   - А ты знаешь, что такое ломка?- сказал я.
   - У меня была очень печальная история. Может быть, банальная, не знаю, но
мне она стоила четыр„х лет жизни. Я влюбился в женщину, в которую не  должен
был влюбляться. Я не должен был е„  любить,  понимаешь?  Мы  не  могли  быть
вместе, потому что ей был нужен совсем другой мужчина, и я не  мог  дать  ей
того, что ей было нужно, помимо любви, и мне, наверное,  нужна  была  совсем
другая женщина, но любил-то я только е„!
   - Когда-то вс„ было проще,- усмехнулся он.- У нас был советский режим,  и
вс„ зло было от него. Но вот его нет,  и  вдруг  выясняется,  что  диктатура
причинно-следственных связей ничуть  не  уступит  в  кошмарности  советскому
режиму. А я всегда западал не на тех женщин...
   - Ну, один раз - это ещ„ не повод делать выводы...- сказал я.
   - А когда вс„ в точности повторяется, тогда как? Когда вс„ повторяется  в
точности, это тоже не повод? По-твоему, это совпадение, да?
   - Не знаю,- признался я.- Может быть.
   - А я знаю,- сказал он.- Знаю, что не могу без не„.  Она  для  меня  вс„,
понимаешь? Я не могу представить себя ни с какой другой женщиной кроме  не„,
я не могу даже смотреть на других женщин, настолько они мне безразличны...
   - Я заметил,- сказал я.
   - Ты не мог этого заметить,- сказал он.
   - Как же.
   - Ну и ладно,- сказал он, тряхнув  головой.-  Неважно.  Я  знаю,  что  не
должен позволять ей учить меня,  каким  мне  быть,  предъявлять  требования,
назначать цену за свою любовь... Думаешь, я не понимаю? Но она  со  мной,  и
это для меня важнее всего. Она со мной вопреки всему, вопреки логике  вещей,
никто не верил, что мы будем вместе, и до сих пор никто не  верит,  что  это
надолго, а мы вместе уже почти два года. Вопреки всему миру! И на этот раз я
не отступлю, я пойду до конца.
   - Ну и прекрасно,- сказал я.- А в ч„м проблема? В том, что  она  тебя  не
понимает? Но это же нормально.
   - Ты считаешь, что это нормально?- удивл„нно сказал он.
   - Ты хочешь, чтобы она думала как мужчина. Это что, ещ„ один бунт  против
мироустройства?
   - А ты знаешь,- задумчиво сказал он.- Наверное,  я  и  есть  перманентная
революция. Революция на двух ногах...
   - Может быть,- сказал я с  некоторым  раздражением.-  Может  быть,  ты  и
ходячая революция, но сути дела это не меняет. Говорят, что у человека  есть
такие-то и такие-то свойства только тогда, когда он  их  проявляет.  Женщина
становится неумной, когда пытается жить умом.
   - Значит, я делаю е„ неумной?- насмешливо сказал он.
   - Да!- сказал я.- Зачем ей вообще тебя  понимать?  Ей  достаточно  просто
быть. Помнишь Маленького Принца и его розу?
   - Боже мой,- он покачал головой.- Какие параллели!
   Я ос„кся.
   - Слушай,- сказал он,- а ты не влюбился в не„, часом?
   - Нет,- неприязненно сказал я.- А что, это бы вс„ объяснило, да?
   - По-моему, ты импровизируешь находу.
   - А хоть бы и так. Из этого ещ„ не следует, что я говорю чушь.
   - А что ты думал об этом раньше?- спросил он.
   - Какая разница,- сказал я.- Не знаю. Я стараюсь  быстрее  забывать  свои
мысли.
   - Зачем? Чтобы не было так больно от того, что ты  не  можешь  поделиться
ими с миром?
   - Да.
   - И ты надеешься, что со временем тво„ желание поделиться с миром  своими
открытиями постепенно исчезнет?
   - Да,- сказал я.- Это неизбежный возрастной процесс.
   - Зачем же его ускорять?
   - Все дети торопятся стать взрослыми,- сказал я.
   - Не все,- возразил он.
   - Может быть, и не все,- сказал я.- Ну и что.
   - Так зачем?
   - Я же говорю, чтобы не было так больно.
   Он пожал плечами.
   - Если уйд„т боль, что же останется от жизни? Что у нас есть  ещ„,  кроме
боли?
   - Мудрость,- сказал я.
   - Мудрость,- презрительно сказал  он.-  Я  всегда  ненавидел  эту  сраную
мудрость этого идиотского мира.  "Мудрость  мира  сего  есть  безумие  перед
Богом".
   - Ладно,- устало сказал я.- Хватит. Я  вс„  понимаю,  и  не  надо  больше
ничего объяснять.
   - Да?- недоверчиво сказал он.- С тобой было что-то подобное?
   - Ты же сам сказал, что твоя история банальна.
   - Я этого не утверждал.
   - Может быть,- сказал я.
   - Так с тобой было что-то подобное? Несчастная любовь?
   - Ну почему же несчастная.
   - А какая?- сказал он.- Бывает какая-нибудь ещ„?
   - Просто любовь,- сказал я.- И даже не обязательно называть это любовью.
   - Хотелось бы мне увидеть эту женщину.
   - Увидишь,- сказал я.
   - Когда?
   - Да хоть сегодня.
   - Что?- воскликнул он.- Сегодня? Невероятно!
   - Почему бы и нет?
   - Немедленно!
   - Ладно,- сказал я.- Подожди!
   - Что?- сказал он, уже вскочив со стула.
   - Давай возьм„м ещ„ по кружке?- предложил я.- Напиваться так напиваться.
   - Да я что-то никак не могу напиться сегодня.
   - Я тоже,- сказал я.- А мы смешаем с водкой, и будет нормально.
   - Ну давай,- сказал он.- Только вот что...
   - Да?
   - Где здесь туалет?
   Трамваи уже не ходили. Мы взяли машину и доехали до подъезда.
   Он, пошатываясь, поднялся за мной по лестнице. Я открыл дверь.
   - Ну что ж,- пригласил я его, включая в прихожей свет.- Заходи.
   - Ура,- сказал он.- Свершилось.
   И шагнул через порог.
   - Раздевайся,- сказал я, кивнув на вешалку.
   Войдя в комнату, он замер на месте, уставившись на Марту.
   - Здрасьте,- сказал он.
   - Здрасьте,- сказал я.- Е„ зовут Марта.
   - Очень приятно,- сказал он, не отрывая от не„ взгляда.-  Она  что...  не
живая? Она не живая, что ли?
   - Почему же,- сказал я.- Просто она сделана из силикона.
   - Не может быть...- прошептал он.
   - Если хочешь позвонить Нине, лучше позвони сразу.
   - Да,- сказал он и, подойдя к телефону, снял трубку,  продолжая  смотреть
на Марту.- Это невозможно,- сказал он, оторвав от  нее,  наконец,  взгляд  и
повернувшись ко мне.
   - Звони,- сказал я.
   Он стал набирать номер.
   Утром он говорил только о Марте.
   - Тебе повезло,- сказал я.- Ты первый, кто увидел е„.
   - Е„ невозможно отличить,- не мог успокоиться он.- Она совсем как живая!
   - А почему ты думаешь, что она не живая?- сказал я.- И вообще, уж коли ты
у меня в гостях, говори о ней, пожалуйста, с уважением.
   - А почему у тебя швейная машинка стоит? Ты шь„шь, что ли?
   - Ну да,- сказал я, открывая банку с печеньем.- Бери, угощайся.
   - Ты сам шь„шь для не„ платья?!
   - А что тут такого?
   - Невероятно,- сказал он.-  Это  просто  невероятно...  Надо  будет  Нине
сказать.
   Я с тревогой посмотрел на него.
   - Надеюсь, это шутка?
   - А что?- непонимающе сказал он.
   - Да так,- сказал я.- Ничего.
   - Ты не шь„шь на заказ?
   - Нет, не шью,- сказал я.
   - А то представляешь, как бы она обрадовалась.
   - Нет,- сказал я.- Не представляю. Как там она?
   - По-моему, здорово обиделась,- сказал он, отпивая из чашки.-  А  хороший
кофе!
   - Спасибо,- сказал я.- Похвала знатока всегда приятна.
   - Даже не знаю, как я теперь пойду к ней... Что я ей скажу?
   - А что такого страшного?
   - За вс„ время, что мы вместе, я первый раз ночую вот так, не дома.
   - Но ты же вс„ объяснил... Хочешь, я пойду с тобой?
   - Хочу!- просветлел он.- Давай правда, а?
   - Ну давай,- сказал я.- Заодно подброшу тебя до дома.
   - Заодно и зайд„шь к нам,- подхватил он.- А то ты нас совсем забыл.  А  у
тебя точно такой же кофейник, как в "Старой башне".
   - Там же и куплен.
   - Это итальянский, настоящий?
   - Настоящий,- сказал я.- Только там маленькие, а у меня большой.
   - Вообще, хорошо у тебя,- сказал он.- Как-то спокойно... Даже уходить  не
хочется.
   - Нина жд„т,- напомнил я.
   - Да, да, я знаю,- сказал он.- Жалко е„. Сидит целыми днями дома...
   - Вы никуда не ходите?
   - Да так,- он сделал неопредел„нный жест.- Ходим, гуляем иногда...
   - С кем-нибудь общаетесь?
   - Из местных? Нет. Она звонит вс„ время  в  Москву,  теперь  ведь  у  нас
телефон...
   - К Эдику заходите?
   - Нине там не понравилось,- сказал он.- И в общем-то, я е„ понимаю...
   - Коронная фраза.
   - Да уж,- усмехнулся он.
   - Что, не получилось общение?
   - Да нет, ребята-то неплохие, но эти местные барышни...
   - А что местные барышни? Не понравились?
   - Да нет, я не хочу говорить о них ничего плохого, но...
   - Но не понравились,- заключил я.- Понятно. Ещ„ бы не хватало,  чтобы  ты
на них засматривался. Вот этого бы она тебе точно не простила!
   - Да,- снова усмехнулся он.- Это точно. А что это у тебя за картина?
   - Эта? Да так,- сказал я.- Сам нарисовал когда-то.
   - Здорово,- сказал он.
   - Да нет,- сказал я.- На самом деле, ерунда, но я привязался к ней...
   - Хорошие у тебя обои...
   - Старые,- сказал я.- Давно уже сменить пора.
   - Нет, я говорю, на кухне.
   - А, эти... Да. Ну так что, поехали?
   - Поехали,- сказал он, отодвигая пустую  чашку.-  Ты  знаешь,  что  самое
страшное?
   - В ч„м?- спросил я.
   - Вообще,- сказал он.
   - Нет.
   - Кажется, я начинаю деградировать. Просто превращаюсь в зануду.
   - Да ладно тебе!- сказал я.
   - Неудачники - скучный народ...
   -  Поехали,-  сказал  я,  вставая.-  Проветримся.  Погулять   куда-нибудь
сходим...
   - Здорово у тебя,- сказал он.
   - Да, здорово, только тесновато. Давай вставай, поехали.
   - Да,- сказал он.- Да.
   Против ожидания, Нина встретила нас очень  спокойно.  Я  хотел  было  уже
удрать, но Слава не отпустил меня.
   Мы пошли гулять втро„м к Нижнему пруду. Там они с Ниной  поссорились.  Он
хотел идти дальше, к Росгартенским воротам, а она хотела вернуться домой.  Я
отстал на несколько шагов, чтобы не участвовать в споре, но Слава  обернулся
и резко сказал мне: "А ты чего молчишь?"
   Я нагнал их и ответил что-то вполне безобидное, но реакцию это  произвело
совершенно неожиданную. Он просто взорвался.
   - Ну прекрасно!- закричал он.- Замечательно, ничего не скажешь! И ты туда
же!
   - Это здание,- показал я Нине,- называется Штадт Халле. Теперь там музей,
а на первом этаже есть худсалон, маленький, правда, но можно зайти...
   - Да?- сказала Нина.- Хороший?
   - Да ты, вообще-то, любишь этот город?- не унимался  Слава.-  Я  не  могу
понять!
   - Конечно,- сказал я.- У меня просто нет выбора.
   - Ах, да,- саркастическим тоном сказал он.- Как же это я забыл!
   - Но мне не нужно доказывать ему свою  любовь,-  сказал  я.-  Иногда  мне
кажется, что он недостаточно меня любит, но это потому только, что мне нужно
больше его любви. Не  какой-то  другой  или  какой-то  особенной,  а  просто
больше. Иногда он бывает мрачным, холодным... Как сегодня...
   - Ужасно,- пожаловалась Нина.- Я уже зам„рзла на  этом  ветру,  но  разве
кому-то до этого есть дело?
   - Если ты зам„рзла,- сказал он,- надо было просто об этом  сказать,  безо
всяких упр„ков.
   - А сам ты не мог догадаться?
   - Вс„,- остановившись, заявил он.- Ид„м домой.
   Он резко развернулся  и  зашагал  в  обратную  сторону.  Я  вопросительно
посмотрел на Нину.
   - Пойд„м,- сказала она.
   И мы пошли за ним.



   Сергеев Иннокентий Александрович
   ПЕРСЕФОНА

   Это самый короткий и самый бесконечный роман. Вряд ли найд„тся хоть  один
человек, который смог бы прочитать его до конца, он
   неисчерпаем как мир.
   Это не просто переложение античной мифологии, и это  не  просто  зеркало,
отражающее е„.
   Существует некий  язык,  который  переда„т  внутреннюю  суть  творческого
произведения, будь то философская теория или притча. И дело
   вовсе не в символах и не в ассоциациях. Вс„ дело в фундаментальной
   общности всех человеческих идей и всех произведений человеческого гения.
   Гений - вот единственное мерило истины. Истины, которую нельзя понять, но
можно почувствовать, почувствовать на краткий
   миг, имя которому Вечность.
   I
   И уже я поднялся почти на самую вершину,  когда  понял,  что  зам„рзну  и
останусь здесь навсегда, что уже поздно возвращаться, а надо мной было  небо
в сво„м зв„здном безумии, и никогда оно не было так близко. Я не в силах был
вспомнить сво„ имя, но я держал его в руках как лампаду, и лампада эта  была
как свеча среди других свечей в огромном зале театра, но театр был  пуст,  и
звуки падали в пустоту, и занавес колыхался на сквозняке, и музыка  пела,  и
пела она ни для кого, и горела моя лампада,  я  чувствовал  тепло  на  своих
губах, и ничто в мире больше не волновало меня, кроме этого  чуть  уловимого
пульса тепла, и зв„зды шептали, но нельзя было  разобрать  слова,  звук  был
тоньше самого тонкого кружева. И вот тогда я увидел его. Сверкающего ангела,
спускавшегося из пром„рзших высот, из таких высот,  где  само  слово  высота
звучит пустым и легковесным звуком, да, я видел его так  отч„тливо,  как  не
видел ничто и никогда прежде. Его  волосы  были  нежно-розовы,  они  спадали
локонами на лиловый плащ его, и ветер  летел  сквозь  них,  не  причиняя  им
вреда. В руках его была книга, и я увидел все  страницы  е„,  снежные  поля,
окруж„нные облаками. Он спустился ко мне и заговорил, но не было слышно  его
голоса, его голос был во мне и звучал изнутри так,  что  только  я  мог  его
услышать. Ведь по-настоящему можно услышать лишь тот голос, который ид„т  из
глубины тебя самого. Сердце мо„ готово было разорваться от счастья.  "Как  я
смогу жить с этим?!"- воскликнул я.  Он  обв„л  вокруг  рукой,  и  увидел  я
темноту и рассыпанные, как бы затерянные в ней, огоньки, и каждый огон„к был
весь  свет  Вселенной.  Я  присмотрелся  внимательнее,  и   чем   больше   я
вглядывался,  тем  яснее   мне   становилась   Фигура,   она   возникла   из
первоначального хаоса, становилась вс„ ч„тче и различимее,  и  вскрикнул  я,
пораж„нный. Я понял е„. "Тьма не может исполниться света этих огней,  но  не
может и погасить его!"- вырвалось у меня, но тут же стало мне  стыдно  своих
слов, так нелепо они звучали, и так мало они вмещали в  себя,  что  казались
кощунственными. "Но как же мне жить с этим?!"- простонал  я  в  отчаянии,  и
услышал голос: "Ты забудешь вс„ это и вспомнишь лишь тогда, когда  рассеется
тьма вокруг, и увидишь ты царство великое, и светлым будет это царство, и не
будет в н„м боли, и увидишь ты все огни в едином огне и  свет,  сияющий  для
тебя и мира."
   Голос смолк, и упал занавес, и исчезло вс„ перед глазами моими.
   - И ты забыл? Вс„ забыл?
   - Да, я забыл, но разве я виноват в ч„м-то?
   - Но вы рассказываете вс„ это...
   - Вы просили рассказать, как мне удалось спастись. Я рассказал  вам  вс„,
что помню.
   -  И  вс„-таки,  согласитесь,   что   это   странно.   Вы   помните   все
обстоятельства, но не помните главного, обычно бывает наоборот.
   - Позвольте, позвольте, тут  я  с  вами  не  совсем  согласен.  Ведь  что
называть главным, а что менее главным?
   - Ах, если бы вы могли понять! Ведь то, что я рассказал вам, едва ли одна
миллионная того, что я видел! О, если бы я мог вспомнить вс„. Но  сколько  я
ни стараюсь, вс„ напрасно, я различаю лишь смутные  очертания,  и  за  этими
очертаниями, я знаю,  миллиарды  других,  и  нет  им  числа,  и  никогда  не
вспомнить м