Он останавливается в тр„х шагах от меня.
   Мы молчим.
   - Ну и что теперь?- говорит он.
   - Да ничего,- говорю я.- А ты как думаешь?
   - Я?
   - Может быть, тебе нужен враг, так что ж, я к твоим услугам.
   - Мне-то ничего не надо.
   - Правда, ты совсем не знаешь меня, но  может  быть,  так  тебе  будет  и
легче. Знаешь, какой самый главный вопрос во всех этих спорах? Очень  важный
вопрос - кто это, "мы", и кто это, "они"?
   - Тебе чего надо?
   -  Примерно  такого  разговора  я  и  ожидал.  Что  ещ„  раз   доказывает
бессмысленность общения  между  людьми,  которые  друг  друга  не  понимают.
Доказывать очевидное - скучное занятие, ты не находишь?
   Он не отвечает.
   - Ладно,- махнув рукой, говорю я.- Говорить мне с тобой не о чем,  а  ещ„
раз скрещивать линии жизни - скучно.
   Я поворачиваюсь и иду к машине.
   Из павильона выходят Елена с Юрой.
   Она ид„т к машине, недоум„нно взглянув на парня в оранжевом комбинезоне.
   - Чего ему надо?
   - Думаю, он и сам толком не знает,- говорю я, садясь за  руль.-  Ну  что,
купила сигареты?
   - Меня угостили,- говорит она.
   - Юра?
   - А его зовут Юра?
   - А разве вы не познакомились?
   - Нет,- говорит она.- Он пытался, но как-то очень невнятно.
   - Ну и ладно,- говорю я.- Все долги отданы, кроме того что  я  удрал,  не
заплатив за выпивку, и можно ехать.
   - Где это ты не заплатил за выпивку?
   - Долго рассказывать,- говорю я.
   - Понятно,- говорит она.- Заводи машину, чего ты жд„шь?
   - Подожди, ему надо заправиться.
   - Кому?
   - Ему.
   - А мы что, ждать его будем?
   - Да.
   - Зачем?
   - Ну, хотя бы в знак благодарности за сигарету.
   Она недовольно поджимает губы, доста„т из сумочки сигарету и закуривает.
   - Эй,- говорю я.- Здесь же нельзя курить.
   - Да?- говорит она, опуская стекло.- От кого-то я это уже слышала.
   30
   - Смотри, он за нами едет.
   - Да,- киваю я.- Едет. И будет ехать.
   - Так может быть, пусть лучше он повед„т машину?
   - Не торопи события,- говорю я.- К тому же, у него проблема - ему  некуда
деть свой мотороллер.
   - А он хотел бы оказаться на тво„м месте?
   - Иначе бы он не ехал за нами.
   - Я так и подумала, как только увидела его.
   - Значит, у тебя развита интуиция. Что неудивительно.
   - Почему неудивительно?- говорит он.
   - Потому что невозможно вс„ время удивляться. Это  как  пасьянс,  который
никогда не сходится два раза подряд... Вс„ превращается в привычку, рано или
поздно.
   - Это, смотря какой пасьянс,- замечает она.
   - Я не знал, что ты раскладываешь пасьянсы.
   - Ничего удивительного. Ты никогда не интересовался мной.
   - Мы всего один день знакомы, а ты уже говоришь "никогда".
   - Один день и одну ночь.
   - Это существенно?
   - Я не знаю, что для тебя существенно.
   - И я не знаю. То есть, знаю, конечно, но лучше уж думать, что не знаю, а
иначе недолго дойти до отчаяния. К тому же, правда  вне  определений  -  как
только мы начинаем выражать правду в словах, мы выражаем уже  не  правду,  а
только самих себя.
   - А это плохо?
   - Это не плохо и не хорошо.
   - Может быть, мы и должны выражать только самих себя, а вовсе не какую-то
абстрактную правду, о которой мы и понятия не имеем.
   - Может быть,- говорю я.- Но к чему же тогда мы должны стремиться?
   - А может быть, мы вообще ничего не должны?
   - Ой,- говорю я.- Ты выспалась и соображаешь явно лучше меня. А  я  хотел
сказать о ч„м-то, но... Теперь уже не верн„шь. Вс„ происходит лишь раз.
   - А что же ты тогда говорил про привычку?
   - Я?
   - Ну да. Тебе что, напомнить?
   - Если тебя это не затруднит.
   - Затруднит,- говорит она.
   - Тогда давай просто забудем об этом. Я уже  не  помню,  что  я  говорил.
Когда-нибудь произнесу это снова и подумаю, что мне в голову пришла  удачная
мысль, не ведая, что произношу эти слова по  памяти.  А  впрочем,  важны  не
слова,  а  контекст  -  а  контекст  никогда  не   повторяется.   Есть   две
безмятежности - безмятежность мудреца и безмятежность кретина. Самое опасное
- это перепутать их.
   - Самое опасное сейчас - это налететь на гаишника.
   - Или на столб.
   - Да. Или на дерево.
   - Ничего, скоро приедем.
   - Приедем,- соглашается она.- Только куда?
   - Куда-нибудь.
   - Кстати, куда ты меня вез„шь?
   - Домой,- отвечаю я просто.
   - К себе домой или ко мне домой?
   - А куда ты хочешь?
   - Я тебе не сказала этого.
   - Значит, скоро бы я тебя об этом спросил.  Или  вс„  произошло  бы  само
собой.
   У не„ верещит мобильник. Она доста„т из сумочки трубку.
   - Надо же,- покачав головой, говорю я.- Как символично - стоило  пересечь
городскую черту, и город тут как тут...
   Она делает мне знак помолчать.
   - Алло,- говорит она.- Да. Ты чего звонишь, что-то случилось?  Ничего?  А
что?
   Я смотрю на дорогу.
   - Нет. Нет, я сказала. Ни почему, просто. Это вс„? Ну ладно...  Нет.  Мне
сейчас неудобно говорить. Ну ладно. Ладно, пока.
   Она выключает трубку и убирает мобильник в сумочку.
   - Ну что, вот вс„ и разрешилось?- говорю я.
   - Ничего не разрешилось.- Говорит она.- А что должно было разрешиться?
   - Теперь ясно, куда мы едем?
   - А,- говорит она.- Нет. Это мой бывший муж.
   - Который разбился?
   - Значит, это был не он.
   - Ещ„ один муж?
   - Нет у меня никакого другого мужа.
   Я киваю.
   - Значит, он не разбился.
   - Нет.
   - Так куда же мы вс„-таки едем?
   - Не знаю,- говорит она.- А ты не можешь решить это сам?
   - Могу,- говорю я.- А стоит?
   - Останови,- командует она, и в тот же миг машина останавливается.
   - Ты понимаешь вс„ слишком буквально. Не на проезжей же части.
   - Я тут не  прич„м,-  говорю  я,  пытаясь  завести  машину.-  Она  просто
заглохла.
   - Ну так сделай что-нибудь!
   - Вот я и пытаюсь.
   Ничего не получается.
   - Ну и что мы будем делать?
   - Не знаю,- говорю я.- Но, кажется, вопрос о том, куда мы едем, сам собой
разрешился. Мы уже приехали.
   - И что, так и будем стоять здесь?
   - Посиди пока,- говорю я и выхожу из машины.
   Юра спешит мне навстречу.
   - Что случилось?- говорит он.
   - Ничего,- говорю я.- Машина заглохла. Давай толкн„м е„ к обочине.
   Мы толкаем машину.
   - Подожди,- говорю я ему и, подойдя к Елене, говорю: "Выйди, пожалуйста".
   Она, пожав плечами, выходит из машины и ид„т к тротуару.
   - Теперь будет легче,- говорю я.- Давай, ты  толкай,  а  я  буду  крутить
руль. Ну? Давай!
   Мы откатываем машину к обочине.
   - Что, вс„?- говорит Лена.- Дальше мы не поедем?
   - Дальше не поедем,- говорю я.
   - Почему?
   - На это есть масса причин. Во-первых, это не моя машина, и мне совсем не
хочется с ней возиться. К тому же, я не умею чинить  машины,  которые  ни  с
того, ни с сего ломаются посреди дороги. И наконец, можно дойти  пешком  или
воспользоваться общественным транспортом.
   - Понятно. Значит, мы пойд„м пешком.
   - А ты уже решила, куда?
   - А это так важно?
   - И правда. Зачем подготавливать решения? Они тем ярче, чем неожиданней.
   - Я могу подвезти вас,- предлагает ей Юра.
   - Спасибо, не нужно,- говорит она, едва удостоив его кивка.
   Он как-то сразу сникает.
   - Где ты оставил мотороллер?- говорю я.
   - То есть как, где?
   - Пойд„м, прогуляемся.
   Мы отходим.
   - Ну что,- говорю я ему.- Кажется, не получилось.
   - Я уже понял.
   - Ты расстроился?
   - Нет, я не расстроился - я и так ехал в  город.  А  вот  что  ты  теперь
будешь делать?
   - Да что-нибудь,- говорю я.- Но я тебе  хотел  вот  что  сказать.  Там  в
лагере есть женщина, е„ тоже зовут Лена...
   - Я знаю,- говорит он.- И что?
   - Это потрясающая женщина. Нужно только очень любить  е„.  Для  меня  уже
слишком поздно. Я не умею начать вс„ снова, как  если  бы  ничего  не  было.
Потому что что-то вс„-таки было. Пусть даже жизнь - иллюзия, и  время...  Но
отказ от жизни не менее иллюзорен.
   - Что ты хочешь сказать?- перебивает меня он.- Ты меня утешить хочешь?
   - Да нет же! Мне наплевать на твои чувства. Просто я хочу, чтобы ты знал,
что... нужно е„ очень ценить... наверное. Не знаю, как это  у  не„  будет  с
тобой. А я опоздал.
   - Значит, Лена, да?
   - Да,- говорю я.- И вот ещ„ что. Передай это.
   Я снимаю т„мные очки и отдаю ему.
   - Кому?
   - Ребятам, там, в лагере. Их зовут Игорь и Катя.
   - Ладно,- говорит он, садясь на мотороллер.- Передам.
   - А хочешь, поехали вместе.
   - Нет,- говорит он, покачав головой.- Ты будешь потом переживать.
   - Но мы можем с тобой просто напиться, и я вс„ забуду.
   - Не забудешь. Да и я буду помнить. Лучше уж давай так вс„ и  оставим.  А
если захочешь, приезжай - где лагерь, ты знаешь.
   - Ладно,- говорю я.- Ну давай. Пока.
   - Счастливо.
   Он заводит мотор. Убирает ножку, отталкивается ногой от бордюра и, махнув
мне на прощанье рукой, уезжает.
   31
   Мы ид„м по улице вечернего города и молчим.
   Она подходит к киоску и покупает себе банку пива.
   - Ты купила пиво?- говорю я.
   - Да,- вскрывая банку, говорит она.- А что? Я хочу пива.
   - А я хочу курить.
   - Ну так купи сигареты.
   - У меня нет денег. Ты не купишь мне пачку?
   - Нет,- решительно говорит она.- Я не буду покупать тебе ничего.
   - Ну хотя бы одну сигарету?
   - Нет.
   - Если это дело принципа, то тогда это, и впрямь, безнад„жно.
   Она не отвечает.
   Она пь„т пиво из банки.
   - Сегодня я должен был научиться  делать  из  фантиков  деньги,  но  день
прош„л, а я так и остался в ночи. И без денег. Посмотри, солнце уже зашло за
крыши домов.
   - Я куплю себе сигареты,- говорит она.- Но тебе не дам.
   - Я знаю. Принципы - самая безжалостная вещь на свете.
   - Не самая,- возражает она.
   - Ведь ты даже не хочешь курить.
   - Откуда ты знаешь.
   - Я ничего не знаю,- устало говорю я.- Я хочу есть, курить и  очень  хочу
выпить. А впереди ещ„ вся ночь.
   - Ты можешь вернуться домой,- пожав плечами, говорит она.
   - Да. Но не хочу. Потому что это не мой дом.
   - Это зависит от того, что тебе нужно.
   - Нет,- не соглашаюсь я.- Вовсе не от этого.
   Мы ид„м.
   Она допивает пиво и выбрасывает пустую банку в мусорную урну.
   - Ну ладно,- говорит она.- Спасибо, что проводил. Это мой дом. Я пойду.
   - Как... Ты уходишь?- не решаясь в это поверить, говорю я.
   - Да,- говорит она.- А что? Ты думал, что я пойду с  тобой?  Ты  даже  не
знаешь, куда.
   - Может быть, к тебе?
   - Ну уж нет!
   - Нет?
   - Нет!- категорично говорит она.
   - Значит, мы расста„мся?
   - А ты как думал?
   - Я уже и забыл, как я думал, да, наверное, это уже и не важно.
   - Ладно,- говорит она.- Пока.
   Я не отвечаю.
   Она ид„т к подъезду.
   - Постой!- говорю я.
   Она оборачивается.
   - Сейчас ты позвонишь Олегу, я знаю, и он приедет. Конечно,  приедет.  Но
может приехать и Евгений, даже обязательно приедет, чтобы узнать, что с  его
машиной, и где она. Ты отключишь мобильник, выдернешь из розетки телефон, но
он вс„ равно приедет, и если ты не откроешь ему дверь, он останется ждать  в
подъезде. А тут приедет твой бывший муж, просто, чтобы выяснить,  почему  ты
не стала с ним разговаривать. Представляешь, какая произойд„т сцена?
   - Это тебя уже не касается,- помолчав, говорит  она.-  Ты  слишком  много
думаешь о том, что тебя не касается.
   Она поворачивается, входит в подъезд и закрывает дверь.
   Я стою.
   Ещ„ утром я не хотел е„.
   Я и теперь е„ не хочу, но я устал, и меня тяготит одиночество.
   Значит, я на что-то надеялся?
   Я надеялся, что что-то изменится само собой, и произойд„т вспышка молнии.
   Она не произойд„т.
   Теперь уже ясно, что не с этой женщиной.
   Но есть много других.
   И есть Нина.
   Я поворачиваюсь и иду по улице, а вокруг уже собирают  ветошь,  вчерашние
маски из папье-маше, а над крышами вс„ ярче полыхает закат.
   Городская пыль полынной горечью отзывается в гортани.
   Пепел не имеет вкуса и запаха.
   Может быть, меня уже нет, но зачем-то у меня ещ„ остались желания.
   Или это чужие желания, как и эти костры?
   И я не изобр„л ничего нового.
   Те, кто ищут открытий в заповедных лесах, неся на  плечах  тяжесть  своих
рюкзаков, что они знают о жизни диких зверей?
   А если они знают о повадках зверей по книгам, то что они знают о духах?
   Сегодня закончилась война, а для меня ничто не изменилось.
   Но теперь я знаю, куда я иду, а  это  не  хуже  чем  раздобыть  денег  на
выпивку. Я иду туда, где я уже был.  И  в  прошлом  можно  обрести  будущее,
потому что ничто не бывает исчерпано до конца.
   И можно притвориться, что тебя здесь не было.
   И получить это снова.
   Пока это не станет привычкой.
   От дыма костров слезятся глаза. На мо„м теле не осталось уже живого места
от шрамов. Но то, чего не видит посторонний глаз, не ставится в упр„к.
   Никто не попрекн„т меня.
   Может быть, она жд„т меня и даже поссорилась ради этого со  своим  мужем,
или его нет вовсе - не было или уже нет. Я не должен об  этом  думать.  Если
женщина жд„т меня, то не вс„ ли равно, почему она сегодня одна.
   Это вс„ тот же закат, но рисунок его уже иной.
   И эти костры.
   Сегодня перестали бомбить Югославию. Через несколько дней мы забудем, кто
были наши враги.
   И только стыд растворяется дольше и скоро становится беспричинен.
   Чувства сохраняются дольше,  чем  их  причина.  Она  лишь  мгновение,  но
подготавливается веками.
   И  я  не  знаю,  что  обмануло  меня,  несовершенство  моих  чувств   или
несовершенство познаний, да это и безразлично.
   Да и был ли кто-то обманут?
   Ведь это вс„ та же ночь, и дымные костры на улицах города, и эти фантики,
слипшиеся за день в карманах в папье-маше.
   Маски сжигают, и я сжигаю свои дни, измеряя время по общим часам.  Потому
что даже для того чтобы отсюда уехать, мне нужно знать расписание.
   В каком часовом поясе я оказался? Где я родился? Зачем?
   Кто предаст меня завтра, и перед кем завтра мне будет стыдно?
   Если ночь не окончится, не наступит день, а в  новом  дне  уже  не  будет
меня.
   Но сегодня я здесь.
   И ноги уверенно несут меня туда, где я боюсь мысленно  оказаться,  потому
что ожидания обманчивы, а я не могу думать плохо о той, к которой иду.
   Она жд„т меня или не жд„т, это неважно. Довольно того, что она есть.
   Теперь е„ будут звать Нина.
   Июнь 1999 г., К„нигсберг



   Сергеев Иннокентий Александрович
   Марта. Игра в куклы

   1998 г.

   1
   Я живу в К„нигсберге, это мой город, здесь я родился, и называю  его  так
не потому, что следую в этом своим убеждениям и готов спорить со всеми,  кто
со мной не согласен, а просто потому, что так уж я  его  называю.  По-моему,
город нарекается именем лишь  однажды  и  навсегда.  Но  если  кто-то  хочет
называть этот город иначе, пожалуйста, я не против. В имени  К„нигсберг  нет
ничего, что делало бы его лучше или хуже какого-нибудь другого имени.
   Да наверное, и о самом городе  можно  сказать  то  же:  он  не  лучше  и,
пожалуй, не  хуже  других  городов.  Его  историю  можно,  конечно,  назвать
необычной, но не менее необычную историю имеют и другие города. Да и  что  в
ней такого уж необычного? Люди всегда строили города, разрушали  их,  теряли
свои и захватывали чужие, отстраивали их заново и перестраивали, что же  тут
необычного? Как  и  другие  города  Европы,  он  видел  и  средневековье,  и
ренессанс,  и  эпоху  буржуазии,  он  пережил  эпидемии  чумы  и  пожары,  и
наполеоновские войны, и бомбардировки Второй Мировой,  переходил  из  рук  в
руки, перестраивался и разрастался. Как и другие города, он - часть истории,
а явления заурядные в историю вообще попадают редко или вовсе не попадают, а
потому всякая крупица истории по-своему необычна и даже уникальна,  так  что
же.
   Нет, право, я не нахожу ничего такого, что делало бы мой  город  явлением
выдающимся, и не могу понять, что так  привлекает  в  н„м  тех,  кто  вдруг,
однажды и впервые попав сюда, видят в н„м  свою  судьбу  и  остаются  здесь,
уезжают из мест, где они прежде жили... Пройдитесь по мозаичным мостовым его
улиц - может быть, увидев малиновый цвет этих яблонь, эту сирень и  каштаны,
эти трамваи и черепичные крыши, услышав мягкий шелест этих древних  деревьев
и истошные крики чаек у здания биржи над  рекой,  имя  которой  Прегель,  вы
пойм„те и увидите что-то, чего не вижу и не понимаю я?
   Что до меня, то я живу здесь  потому  только,  что  здесь  я  родился,  и
вернулся сюда лишь потому, что ничего такого не наш„л в других городах, ради
чего стоило бы там остаться и жить, к  чему  стоило  бы  стремиться,  сделав
достижение этого целью и смыслом своей жизни. Или искать счастья на чужбине,
в иной земле среди иных народов? Но какое счастье? И как  искать  его,  если
даже не имеешь о н„м ни малейшего представления, и не вс„ ли равно  в  таком
случае, где его искать? Или стремиться  к  целям  заведомо  ложным,  заранее
полагая  себя  человеком  посредственным?  Но  я  никогда   не   мнил   себя
посредственным человеком, отнюдь. Я полагал себя  человеком  необыкновенным,
не зная, впрочем, в  ч„м  же,  собственно,  состояла  моя  необыкновенность,
человеком, которому уготована судьба необычная, которой я не ведал ещ„.
   Я мог бы сказать о себе, что я обычный необычный человек.
   Мы в ч„м-то схожи с моим городом, не правда ли? Так вот же, я и  вернулся
сюда.
   Я жил ожиданием и готовил себя к тому, что однажды... Однажды  жизнь  моя
переменится.  Не  то  чтобы  я  полагал  сегодняшний  день   несущественным,
напротив, я жадно вслушивался в этот  мир  и  изучал  его,  я  много  читал,
пробовал что-то писать, рисовал... понимая, однако, что  вс„  это  -  своего
рода духовные упражнения, не более того. Я должен был всегда быть  в  форме,
будучи готовым к тому чтобы встретить свою судьбу.
   О нет, я совсем не  был  глуп,  этакий  умный  человек  без  определ„нных
занятий.
   Я жил ожиданием чуда и фантазировал,  каким  оно  будет,  или  какой  она
будет, потому что, наверное, это будет женщина; ведь именно  женщины  делают
нас мужчинами - теми, кем мы должны были стать и стали,  или  не  стали,  но
могли бы стать... Так написано в книгах, а ещ„ в  них  написано,  что  время
никогда и никого не жд„т, даже тех, кто жив„т ожиданием. Оно и не  ждало.  И
конечно, вс„ было не так гладко, как я  об  этом  рассказываю,  случались  и
срывы, и приступы бесконечной тоски, и метания, пустота и депрессия, и  даже
попытки самоубийства, но стоит ли теперь вспоминать об этом.
   Что-то происходило все эти годы, я жил, окончил институт, вернулся  сюда,
вскоре женился, устроился на работу, разв„лся... Потом прошло ещ„ три  года,
и тоже что-то происходило... появлялись и исчезали знакомые, увлечения, были
какие-то  женщины,  попойки,  какие-то  поездки  на  чьи-нибудь   дачи,   но
мимол„тно, в стране происходили какие-то политические  и,  наверное,  вполне
исторические события, но вс„ это было где-то там, далеко, как у нас говорят,
"в России". Здесь вс„ это было неважно.
   Я жил ожиданием.
   Когда вот так, очень долго жд„шь чего-то, и вдруг это происходит, то даже
не сразу понимаешь, что произошло. Вс„ случилось  как-то  уж  очень  просто,
почти неприметно, словно бы даже  буднично.  Я  ехал  в  чьей-то  машине  по
городу,-  в  этот  момент  мы  поворачивали  с   Московского   проспекта   к
грязно-серой коробке гостиницы "Калининград",- и просто  от  нечего  делать,
почти машинально, проверив кармашек чехла переднего  сиденья,  я  достал  из
него журнал. Машину, в  которой  я  ехал,  незадолго  до  этого  пригнал  из
Германии парень, который сидел теперь за  рул„м,  и  каким-то  образом  этот
журнал оказался в кармашке чехла. Журнал был немецкий,  и,  не  умея  ничего
прочитать,  я  стал  просматривать   фотографии,   равнодушно   перелистывая
страницы. И тогда я увидел е„.
   Мой взгляд задержался на этом снимке разве что на секунду,  но,  долистав
журнал до конца, я, вместо того чтобы тут же засунуть его обратно, почему-то
снова раскры