в сво„  пальто,
поджав под сиденье ноги. Это называется знать. Они говорят: "А откуда ты это
знаешь?"
   Они говорят: "Это ты так говоришь". Вот, посмотрите. Это поле, снег,  это
Бонапарт, он сидит у костра на барабане и играет с машиной в шахматы. А  это
ворон, пишет под диктовку клювом. Секретарь диктует ему и вс„  время  роняет
листок - так зам„рзли у него руки. А я сплю. Так чей же это голос? Бред. Они
говорят: "Это вс„ только твои слова".
   Я всегда выгляжу. Даже когда сплю.
   Что-то загрохотало по крыше. Он вздрогнул и прислушался. В окне  снег,  и
далеко вокруг город - это мансарда.
   Как грохочут их оледеневшие пятки, когда они в страхе  бегут  по  крышам,
пытаясь убежать от ветра!
   Бросьте притворяться, вас все видели.
   Я всегда как-нибудь выгляжу. Даже когда закрываю глаза. Радужные усики от
источников света.
   Про то, как он жил  на  мансарде  и  разогревал  банку  консервированного
салата.
   Общий план: Заснеженная Прага. Розовые фонтаны.
   Когда они норовят удрать, голова ид„т кругом. Наоборот. И  когда  вс„  же
уда„тся прихлопнуть их стеклом, они  оставляют  свой  хвост  и  убегают  как
ящерицы, представляешь?
   - Я выбирал из двух одинаковых банок, какую открыть, и чуть  не  сош„л  с
ума.
   Он выбирал.
   Это его история.  Он  разж„г  камфорку  и  поставил  разогреваться  банку
консервированного салата. Отош„л к окну, забыл про банку. И она  взорвалась.
А потом он лежал на кровати и курил.
   Один  мой  приятель:  "Я  вышел  на  поверхность  огромного  барабана   с
множеством дверей. И я пытаюсь вспомнить, из  какой  двери  я  вылез,  чтобы
вернуться, и не могу. Вс„ время попадаю не туда. Эта дверь, которую я ищу  -
дверь в реальность".
   Один мой приятель о том, как он ползал по барабану на  сквозняке  как  по
арматуре каркаса высотного здания и искал ту самую дверь. Он помешивает кофе
в кастрюльке.
   Он лежал на кровати и курил. Электрический  свет.  Ч„рное  зеркало  окна.
Отражение - край кровати, ноги в носках, дверь.
   Им нет дела друг до друга, каждый из них играет в свою игру.  Так  звучат
голоса и расходятся волны. Они никогда не  остаются  одни  -  так  созда„тся
видимость их общей игры. Кто-то, заглянув в  окно,  назвал  это  ассамблеей.
Горящие в подсвечниках свечи.
   Когда они выходят в розовую от фонарей ночь, они идут по аллее. Дойдя  до
площади, они расходятся, каждый в свою сторону.
   Стеклянные двери дворца, зеркала, гирлянды фонариков.  Кажется,  что  это
льдинки. Леденцовые ожерелья.
   Она вплетает в прич„ску живые цветы.
   Она вошла ко мне и сказала: "Я люблю тебя".
   И ушла.
   И где же мне теперь искать е„!
   Когда я выбежал из своей комнаты, е„ уже не было. Был  пустой  коридор  и
чьи-то голоса где-то за стенами. Она ушла.
   Может быть, это была шутка.
   Чужая женщина курит у открытой двери. За дверью зв„зды  -  ночь;  красный
огон„к семафора. Чужая женщина одета в невиданной красоты платье. Сквозняк.
   Я иду меж  двух  параллельных  рядов  дверей,  я  прохожу  мимо.  Она  не
обернулась. Я вхожу в  кабину  лифта,  створки  раковины  закрываются,  и  я
начинаю падать.
   ...ю этажами ниже я выхожу и иду по  своему  коридору.  Я  открываю  свою
дверь ключом и, войдя, закрываю е„ на замок. Я пробираюсь наощупь, тянусь  к
лампе.
   Она загорается.
   Я знаю свою комнату наощупь. За окном ночь.
   Комната отражается в стекле.
   И я ложусь на кровать и, закрыв глаза, начинаю падать.
   Я открываю глаза, узнаю свою комнату. Но кожа моя ещ„  чувствует  дыхание
чужой жизни. Она тянется не отпустить меня, не хочет уходить.
   Чужая жизнь.
   И каждый новый раз. Утренние гр„зы об угасшем сне.
   Утра белая лампа.
   Рой ночных бабочек бь„тся об  матовую  поверхность  холодного  света;  их
прозрачные, ломкие крылышки цвета электричества.
   Слабые паруса ж„лтого пламени жадно  хватают  воздух,  задыхаясь,  боятся
умереть.
   Они пожелали праздновать.
   Я купил для них торт и уш„л в  дальний  угол.  Они  сидели  за  столом  и
хохотали, передавая друг другу куски торта. А потом кто-то из них  вспомнил,
и все стали оглядываться и искать  глазами,  и  кто-то  наш„л  меня,  и  они
вытащили меня к столу.
   - И как тихо сидел!
   Бред больного реб„нка, у которого жар, и слюни текут на подушку.
   Он сидел в комнате под обнаж„нной лампочкой, на стуле, и пытался удержать
сво„ тело,  оно  расползалось,  распадаясь,  он  останавливал  правую  ногу,
начинала ползти левая, и руки ползли каждая в свою сторону, он  не  поспевал
за ними, он метался и беспомощно......
   Они сидели вокруг на табуретках и покатывались со смеху.
   - Это болезнь?
   - Внимание! Всем тишина. Слушаем бред!
   Из записной книжки: "Сегодня мне приснилось, что уже утро, и меня  будят.
Я проснулся и увидел, что темно и ночь.
   Может быть, это были ангелы?
   Или это ипохондрия?"
   Они желают петь оперу, все вместе.
   В комнате полумрак. Кассета кончилась.
   Настольная лампа. На электроплитке, закипая, тихонько шумит вода.
   - Эта музыка,- говорит он,- напоминает мне такое состояние,  когда  гости
уже разошлись, а тебе ещ„ предстоит мыть гору посуды.
   Надорванная пачка кофе.
   Они зачерпывают ладонями конфетти, подбрасывают его в воздух  и  кружатся
под  падающим  разноцветным  снегом,   склеившись   парами   как   маленькие
фигуристки, что боятся  упасть,  поскользнувшись  на  льду,  и  вздрагивают,
прижимаясь друг к дружке, и кружатся, кружатся...
   Смех.
   Рояль хлопнул крышкой, в темноте гул туго натянутых струн.
   На крышах наметает сугробы. Ночь. Мет„т.
   Я был один, и она мне привиделась. Так больше похоже на правду. Я услышал
голос и обернулся. Я бросился к открытой двери. Она только что была. Здесь.
   Трапеция голубого отсвета на паркете. Смятый фантик от конфеты.
   Они подпрыгивают  и  бегут,  кружатся  и,  пробегая  мимо  меня,  тянутся
схватить, но не могут дотянуться, их танец не позволяет  им  протянуть  руку
дальше, увлекая их прочь, и они проносятся мимо, мелькая...
   - Давайте петь! Все вместе!
   Где-то хлопнула крышка рояля.
   Сквозь мутную ширму льда пробиваются огни окон, станции. Вьюга. Мет„т.  В
тамбур выходят.
   По ногам потянуло холодом. Они  врываются  и  занимают  свободные  места,
суетясь, покашливая, ещ„ чужие с мороза, они стояли  на  платформе  и  долго
ждали... на четыре минуты опоздала... от них веет холодом.
   Вздрогнула, е„ разбудили, недовольно смотрит на  того,  кто  усаживается,
смотрит вдоль вагона, они усаживаются, она недовольна.
   Внутренний дворик.  Каменная  кладка,  кирпичная  арка,  заборчик.  Сухие
стебли плюща.
   Девочка держит на поводке большую лохматую  собаку.  Угольная  копоть.  В
прол„те арки улица, мокрая брусчатка тротуара.
   В троллейбусе, центр старого города.
   Старенькая женщина в беретике: "Я прожила здесь тридцать пять лет".
   Е„ никто не слушает.
   Она настойчиво повторяет: "Тридцать пять лет".
   - Вам через две остановки.
   Вид: Прага. Пасмурный день. Старое еврейское кладбище.
   Я всегда куда-нибудь еду. Даже когда сижу на одном месте.
   Она попросила меня побыть с е„ дочкой.
   - Если она будет надоедать вам, уложите е„ спать.
   Девочка забирается ко мне на кровать и усаживается, поджав под себя ноги.
Она терпеливо жд„т, когда я посмотрю на не„.
   - Расскажи мне что-нибудь!
   Она просит.
   - О ч„м? Что тебе рассказать?
   - Не знаю,- она пожимает плечами и вздыхает  в  точности  как  е„  мама.-
Расскажи про льва!
   - Про льва?
   - Или про тигра.
   - Жил-был лев...
   Она приготовилась слушать.
   - Жил-был лев,- говорю я.- У его жены  была  куча  родственников.  И  вот
однажды он разозлился на них и всех их загрыз.
   Она жд„т продолжения.
   - Нет. Лучше я расскажу  тебе  про  осьминога.  У  осьминога  было  много
детей...
   - И он разозлился на них и всех задушил!- радостно подхватывает она.
   Она сме„тся.
   Звонит телефон.
   В подземный переход спускаются люди, стоящие на эскалаторе.
   Стук печатной машинки.
   Окно комнаты, обставленной как кабинет.
   Голос, диктующий машинистке: "...Он обладал огромных размеров членом -  -
запятая - - и приш„л его сын и - - запятая - - взяв в правую руку серп  -  -
запятая - - отс„к оный член и бросил в морские воды - - точка - - От падения
члена вода вспенилась и окрасилась кровью - - точка - - Из пены - -  запятая
- - произвед„нной описанным образом - - запятая - -  возникла  богиня  любви
Венера - - точка - - "
   Допечатав предложение до конца, машинистка поднимает глаза от клавиатуры.
   - Можно я позвоню? У меня там дочка одна осталась.
   Ночь. Безлюдный зал станции метро.
   Гул приближающейся электрички.
   Старый город.
   По тротуару впереди меня идут две женщины. Одна, наклонившись  к  другой,
рассказывает ей: "...А он мне говорит: "Я  буду  приходить  каждый  вечер  и
ждать тебя, пока не закроют метро, и если пройд„т двенадцать дней, и  ты  не
приедешь, я выброшусь из окна". Представляешь? Вот псих!"
   Они прыскают смехом.
   Из двери подъезда, выходящей на улицу, выводят дога.
   Мимо проезжает машина.
   Пасмурный день.
   Фасад в стиле начала века с лепными фигурами атлантов, держащих на плечах
тяжесть карнизов.
   - Вот в этом доме я жил. Вон там, видите окна?
   Он жил на мансарде.
   Когда наступала ночь, он зашторивал окно и что-то делал в своей  комнате.
А потом всегда включал музыку, гасил свет и зажигал свечи.
   Она,  возмущ„нно:  "Он  заставлял  меня  проделывать  это   каждый   раз,
представляете? Каждый раз!"
   Ветер заносит улицы снегом.
   С высоты третьего этажа из окна видны сутулые фигуры прохожих.
   - ... представляете? Каждый раз!
   Она стоит под душем, смутные очертания е„ тела за розовой шторкой.
   Она тр„т губкой руку.
   Они рассаживаются, занимая свободные стулья.
   - Сейчас увидите номер,- объясняет мне кто-то.- Потрясающе!
   Все притихли.
   В комнату торжественно  входит  человек  в  маске  Пьеро.  На  н„м  белый
балахон, разрезанный на узкие, ниспадающие полосы.
   Он застывает на месте, потом начинает делать плавные движения, словно  бы
танцует под неслышимую музыку.
   Становится совсем тихо.
   Он бер„т себя руками за голову и рывком отрывает е„ от туловища.
   Женский визг.
   Кровь теч„т по его одеждам, маска отваливается,  под  ней  м„ртвое  лицо,
уставившееся перед собой невидящим взглядом.
   Женщины визжат.
   Он держит голову над собой на вытянутых  руках.  Начинается  паника,  его
толкают, и голова, вылетев у него из рук, падает на  пол  под  ноги  бегущих
людей.
   У дверей давка.
   Он ползает по полу и беспомощно шарит перед собой руками.
   Голова от чьей-то ноги откатывается под стол.
   Он шарит перед собой руками.
   Электричество гаснет, и вс„ погружается в полумрак.
   В подсвечниках ровно горят свечи.
   Т„мная фигура ползает по паркету, натыкаясь на опрокинутые стулья.
   За дверью комнаты слышны возбужд„нные голоса.
   Темнота.
   Шум душа.
   - Эй!- она кричит.- Вы что, с ума сошли? Эй!
   Свет отключили во вс„м доме.
   Слышно, как за стеной окон завывает вьюга.
   Я чиркаю спичкой, но она тут же гаснет, не успев разгореться.
   Я нащупываю в коробке последнюю.
   При свете вспышки шипящего, дымного пламени  картина,  изображающая  деву
Марию, молитвенно сложившую руки и возведшую глаза к небу.
   Спичка гаснет.
   Голос из душа: "Вы что там все, вымерли? Эй!"
   С утра вс„ было серым, мосты над зам„рзшей рекой, площади,  крыши  домов,
карнизы. Было ветрено и неуютно. К вечеру снова пош„л снег.
   Он падал, розовый, зел„ный, голубой, малиновый, ветер закручивал вихри, и
казалось, что фонари дымятся.
   Люди, подслеповато щурясь, ругали погоду и, сутулясь, спешили.
   В кинотеатре было почти безлюдно.
   Я поднялся по широкой лестнице в зал...
   Настольная лампа вспыхнула - дали свет.
   Я огляделся - вс„ было на своих местах: книжные полки, кровать, шкаф.
   Незнакомый человек, испуганно замерший с рукой, протянутой к ручке двери.
   Он ошарашено уставился на меня.
   - Извините,- пробормотал он.- Я, кажется, попал не туда.
   ... в вельветовой пижаме с больничными штампами,  он  грозно  навис  надо
мной. Его губы дрожат.
   - Я-то псих,- говорит он.- А вот вы кто такой, хотелось бы знать.
   Я лежу на кровати и курю, выпуская дым в потолок.
   - Я, кажется, вас спрашиваю! Потрудитесь встать!
   Фотография "Битлз". Брайан Эпштейн с ночным горшком на голове.
   Они толпятся на дне этажей,  и  бисер  их  голосов,  отражаясь  в  стенах
лестничных шахт как невидимый рой конфетти, жалит зрачки нервных окончаний.
   Пустая чаша амфитеатра зрительного зала, вишн„вая обивка кресел.
   На сцене отсвечивает ч„рная плоскость крышки рояля.
   Невнятный гул.
   Стук машинки.
   Низкий мужской голос диктует: "-- точка  --  Глаза  были  расположены  по
всему его телу -- запятая - - так выглядят зв„зды на куполе планетария  -  -
точка - - Имя его было Аргус - - запятая - - и он никогда не спал - -  точка
- - С новой строки - - "
   Школьный класс. Склон„нные головы учеников, пишущих под диктовку учителя.
   - ...Все домогаются моей красоты.
   Он подходит к окну.
   - Все домогаются моей красоты,- тихо повторяет он, глядя  на  проезжающие
внизу машины.
   Он оборачивается к классу.
   - Написали?
   (Голос моего приятеля: "Теперь здесь школа. Вон в тех окнах я жил".)
   Они придумали новую затею  -  танцевать  с  завязанными  глазами.  Кто-то
предложил разрезать для этого простыни.
   Они танцуют парами, натыкаясь вслепую друг на друга и радостно вскрикивая
при этом. Подглядывать запрещается
   Огромная ч„рная улитка, выползающая из мраморной головы Зевса.
   Безглавая тень статуи, освещ„нной карманным фонариком, на  бетонном  полу
подвала.
   Она стоит на пороге моей комнаты и растерянно озирается.
   - Дверь была незаперта, я услышала голос моего мужа и подумала, что он  у
вас...
   Я сажусь на кровати.
   - Он ошибся дверью,- говорю я, гася окурок.- Он уже уш„л.
   - Значит, мы разминулись...-  задумчиво  говорит  она.-  Можно  я  у  вас
посижу?
   Она входит и садится на кровать рядом со мной.
   Он всегда закрывал дверь, даже когда был пьян.
   - Хотите  посмотреть?-  говорит  она  и,  неуверенно  хихикнув,  начинает
стягивать с себя блузку.
   Она снимает туфли.
   Что ты хочешь от этой жизни? Ты прячешься среди кустов и жд„шь, когда они
позовут тебя. Они играют свой праздник, подбрасывая в дымный  кост„р  мокрые
ветки, и дым относит в твою сторону. Ты задыхаешься и  боишься  закашляться,
гарь разъедает твои глаза, но ты не хочешь уйти.
   Такой большой и такой глупый.
   Собаки, почуяв чужого, терзают  твой  слух  лаем,  ты  слышишь,  как  они
мечутся в темноте, силясь разорвать  цепь.  Ты  прячешься  за  углами  чужих
построек.
   Когда они приходят к тебе, ты гонишь их прочь.
   Ты не любишь чужих.
   Никто не любит чужих.
   Ты разводишь кост„р и бросаешь в него мокрые ветки. Ветер относит  дым  в
сторону.
   Ночные фонарики беседок на том берегу парка.
   - Если она не прид„т... то я... я...
   - Ну, что ты тогда сделаешь?
   Бедный затравленный звер„к, ошалев от страха, ты мечешься  по  лестничным
клеткам, потерянный, жалкий, и за  каждой  дверью,  открывшейся  словно  для
того, чтобы впустить тебя, жд„т боль. Тебя бьют первым, что  попадается  под
руку, они кричат, гоняясь за тобой по прихожей, ты забиваешься в тень, чтобы
скрыться от  них,  но  они  находят  тебя,  они  знают  все  места,  где  ты
спрячешься, горлом у тебя ид„т кровь. Они убьют тебя! Они окружили тебя, это
травля.
   Ты отбиваешься, тебя схватили, ты царапаешь их  лица,  срывая  ногти,  ты
кусаешь их руки, они бьют тебя, остервенев от злости, и с ненавистью  топчут
тебя ногами, ты закрываешь руками голову, кровь...
   Выброситься хотел из окна, сволочь!
   Они не дадут тебе умереть так просто.
   - Они убьют тебя сами.
   Они визжат от восторга.
   Кто-то прин„с с крыши полное ведро снега и вывалил  его  на  паркет.  Они
бросают снежки и бегают по комнате, уворачиваясь, толкаются, хватают  руками
снег с пола и, наспех слепив комок, почти не целятся. Снежки летят в  стены,
бутылки падают на пол.
   Они хохочут, закрываясь стульями.
   - Сейчас принесут ещ„!
   Они визжат от восторга.
   Он лепит из снега женщин, раскрашивает и отправляет их на панель.
   - Но у меня нет жены!
   - А она сказала...
   - Мало ли что!
   - Но кто же она тогда?
   - Не знаю,- говорит он.- У меня нет жены. Не знаю, кто к вам ходит.
   Слышно, как завывает ветер там, где им холодно.
   Она задирает юбку и, подобрав е„, забирается с ногами на кровать.
   Я отодвигаюсь.
   Она отст„гивает чулки.
   Ночью их легче всего ловить, особенно зимой - они прячутся, где тепло.
   - И ты знаешь, иногда мне кажется... что я вернулся не в  ту  дверь,-  он
помешивает кофе в кастрюле.- Ты сахар когда клад„шь, уже в чашке?
   Есть люди, которым больше нравится растворимый.
   Он жил на мансарде, и из его  окна  были  видны  черепичные  скаты  крыш,
нависшие над горбатой мостовой узкой, кривой улочки,- е„ даже не было  видно
сверху,- ночью е„ освещали только окна домов.
   Он всегда закрывал дверь и всегда проверял, закрыта  ли,  но  однажды  он
забыл закрыть. А он думал, что дверь закрыта, и так получилось, что именно в
эту ночь...
   - Однажды ночью ехал трамвай, и он сломался. А в н„м ехали  люди,  но  их
было мало. А потом трамвай, когда починился, он не  мог  ехать,  потому  что
приморозился к рельсам,- это была зима. И тогда они вышли из трамвая и стали
его толкать, но не смогли  сдвинуть.  И  они  испугались.  Вот,  и  водитель
сказал, что нужно сделать  кост„р,  костры,  чтобы  рельсы  оттаяли,  и  они
собрали всякие палки и бумаги и разожгли. А вокруг было темно, и они  ждали,
когда трамвай сможет ехать. А теперь ты рассказывай!
   ...Все вышли, чтобы столкнуть  с  места  прим„рзший  к  рельсам  трамвай.
Остался только один человек - он спал, и никто не стал будить его...
   - Вы не скажете, он со всеми остановками едет? - - Ох, извините...
   - Да, да, со всеми,- чей-то ворчливый голос.
   Он разбудил меня. Мне холодно.
   Они сидят, сжавшись, почти упираясь коленями в колени на ж„стких сиденьях
пром„рзшего вагона.
   Бесконечная судорога грохота  катится  по  составу.  Они  сидят,  пригнув
головы. Слабые облачка их дыхания  оседают  мелкими  иголками  изморози  при
свете ламп ж„лтой болезни электричества.
   Как лифт, падающий на дно, которого нет - бельма незрячих прорубей окон.
   Он жил в старом городе... это как-то связано...
   Я всегда где-то, даже когда меня нет.
   Мадам Скюдери кутается шубку, снежинки танцуют феерию.
   Ей холодно.
   Кто-то жив„т здесь уже давно и ходит по коридорам в тапочках; они щ„лкают
выключателями в своих комнатах и окликают друг друга.
   Когда-нибудь кто-то из них, проходя мимо,  постучится  в  твою  дверь,  и
обернувшись, ты  увидишь,  что  забыл  закрыть  окно  на  щеколду,  и  ветер
распахнул его, на подоконнике снег...
   Дети дышат на окна, чтобы посмотреть, где мы едем.
   Побл„скивающие  в  темноте  машины  инквизиции.  Железо,  раскал„нное  на
морозе, делается липким.
   Я прикоснулся губами к обнаж„нному  бедру  бронзовой  статуи,  и  поцелуй
сорвал кожу с моих губ. Я вскрикнул...
   Я не знал, что это так близко...
   Женщины в высоких париках.
   Своды пространства стен, пахнущего духами, свечи на сквозняке. Сверкающая
россыпь звучания клавесина.
   Рисунок дерева.
   Вспыхивающие искры - пылинки канифоли в воздухе.
   Она медленно движется в экстазе танца.
   Оконные ст„кла, льдинки, до них можно дотронуться пальцами.
   Радужными бл„стками мерцает чешуя его тела, на его голове зубчатый цветок
короны, он танцует, закрыв глаза.
   Вы, цепенеющие от страха перед ним, посмотрите, как он красив!
   Он обнимает е„ за плечи, и снег плавится от его рук, она тает...
   Она откидывается на локти и, запрокинув голову, изда„т стон, она тает...