больше... Это хорошо...
   - А где лезвие этого меча? -  спросил  Придон.  Он  вытащил  рукоять,
поляна сразу озарилась ярким светом, словно  на  ней  разожгли  огромный
костер  во  всю  ее  ширь.  Призраки  исчезли,  только  в  ушах  Придона
прошелестел быстро гаснущий голос:
   - Прямо... а потом по течению реки...
 
*** 
 
   Цветок дернулась, глаза непонимающе уставились  в  нависающее  сверху
лицо Придона. Он растянул губы в торжествующей усмешке.
   - Прямо, - сказал он. - А потом по течению реки.
   - Что?
   - Увидишь, -  пообещал  он.  -  Вставай,  надо  идти...  Одно  только
жалею...
   - Что?
   - Я мог их спросить, сколько же я провалялся без памяти и  сколько  я
здесь вообще. Она спросила непонимающе:
   - А зачем это тебе? Дурь какая-то. Река течет... и мы течем.
   По  обе  стороны  звериной  тропы  поднимались  странные  растения  с
узорными листьями, Цветок на ходу срывала сочные  головки,  ела,  Придон
слышал за спиной чавканье, сопенье, не выдержал, сам сорвал тугой бутон,
на зубах захрустело, будто ел луковицу.
   На губы брызгало  сладким  соком.  Он  чувствовал,  с  какой  горячей
благодарностью желудок принимает  лакомство,  по  жилам  сразу  побежала
теплая волна, ноги начали ступать тверже, а дыхание выровнялось.
   - Вкусно? - спросило за спиной.
   - Очень, - признался он.
   - Я тоже никогда такого не ела! Он на бегу покачал головой.
   - Рисковая... Откуда знала, что это можно есть? Она что-то  ответила,
он не услышал из-за резкой боли в лодыжке. Дернулся, извернулся,  пальцы
подхватили скользКое гибкое тело толщиной с кисть его руки.  Серая  змея
вцепилась зубами с такой  силой,  что  по  ноге  побежали  горячие  алые
струйки.
   Цветок жалобно  вскрикнула,  Придон  с  проклятием  пытался  оторвать
гадину, та держалась, не отпускала. Он кое-как разжал ей  пасть,  Цветок
причитала, когда он вытаскивал погрузившиеся  в  мякоть  длинные  острые
зубы.
   - Отойди!
   Она отпрыгнула, он ухватил змею за хвост,  раскрутил  над  головой  и
подбежал к ближайшему дереву. Послышался сочный  хруст  костей,  змеиная
голова разлетелась на мелкие ас-колки. Придон  отшвырнул  гадину,  грудь
его тяжело вздымалась, на губах показалась пена.
   Цветок заметалась вокруг, он сел, ухватился за рану, крикнул зло:
   - Жжет, как огнем!.. Ядовита?
   - Ох да, ядовита...
   - Сильно?
   - Сильнее уже не бывает, - ответила  она  жалобно.  -  От  этого  яда
спасения нет...
   - Как нет? - вскрикнул он. - Должно быть! Так  не  бывает,  чтобы  не
было спасения! Наш Творец создал мир таким, что на все есть  что-то  еще
сильнее, больше, быстрее... Ищи, ты лучше знаешь этот лес!
   Ее взгляд беспомощно заметался по деревьям, она вскрикнула отчаянно:
   - Сок вот этого дерева... он тоже яд! Но человек, испив  этого  сока,
почти на сутки становится очень сильным, быстрым и...
   -  Что?  -  крикнул  он.  Боль  быстро  шла  по   ноге   вверх,   уже
воспламенились внутренности, он корчился, не мог сидеть, еще  чуть  -  и
начнет кататься по земле. - Что еще?
   - ...и красивым, - закончила она. - Но потом он умирает в  сильнейших
муках.
   - А сейчас у меня что? - закричал он. - Радость? Быстрее, набери того
сока!
   Боль достигла груди, он чувствовал, как в муках  задергаЛось  сердце.
Первые капли  яда  пошли  в  мозг,  там  сразу  вспыхнула  адская  боль,
нечеловеческая, в  глазах  слезы,  он  почти  ничего  не  видел,  только
мелькало  нечто  серое,  слышались  шлепающие   шаги,   женщина   что-то
выкрикивала, причитала, плакала, жаловалась.
   Перед  ним  появился  широкий  лист,   сложенный   лодочкой.   Придон
рассмотрел мутную желтоватую воду с  приятным  запахом  вишневого  сока.
Жалобный голос сказал над самым ухом:
   - Не пей этот сок...
   - Я умираю, - прохрипел он.
   Она обняла его одной рукой за  плечи,  помогла  сесть,  прислонившись
спиной к дереву. Другая рука держала перед  ним  листок  с  неподвижной,
словно клей, жидкостью.
   - Почему так получилось? - спросила она сквозь слезы.
   Он хотел припасть губами к соку,  но  в  последний  момент  подставил
ладони.
   - Лей!
   Пальцы приятно обожгло холодом. Сок пришел в дерево из глубин  земли,
может быть, даже из тех глубин, где светит  черное  солнце,  где  правит
Ящер подземным миром, где все иначе...
   - Не пей, - сказала она жалобно. - Говорят, у него  сладкий  запах  и
даже вкус...  Но  человек  умирает  в  жутких  корчах...  Перед  смертью
становится настолько ужасен, что... я даже не хочу об этом говорить!
   Прозрачный сок начал  сочиться  сквозь  пальцы.  Придон  сжал  пальцы
плотнее, преодолел приступ режущей боли в черепе, когда кости начали уже
раскалываться, припал губами. В первое мгновение ощутил, что боль  ушла,
испарилась, исчезла, как словно ее и  не  было.  Затем  показалось,  что
становится выше ростом. Ощутил, что молод и силен, а если  поднатужится,
то вырвет с корнем дерево, если не самое толстое.
   Цветок смотрела с ужасом. Потом в  глазах  мелькнула  решимость,  она
метнулась к дереву и подставила сомкнутые лаДони  под  глубокий  надрез.
Придон догнал и ухватил ее за руку.
   - Ты что делаешь?
   - Я тоже хочу умереть, - ответила она с вызовом. - Я не хочу жить без
тебя.
   Он подумал, что есть и другие способы покончить с собой: броситься  в
болото или  пойти  дальше  по  звериной  тропе,  но  в  сердце  плеснуло
нежностью, отпихнул и подставил под струйку ладони.
   - Тогда пей из тех же рук. OНА в самом  деле  пила  жадно,  много,  а
когда вскинула голову, он увидел, насколько преобразилась, стала в самом
деле выше  ростом,  лицо  очистилось  от  оспин,  с  больных  глаз  ушла
краснота, а синие губы стали пурпурно-красными и полными.
   - Теперь мы умрем, - сказала она тихо.  -  Но  теперь,  когда  гибель
близка, ты можешь...
   - Нет, - прервал он. - Не говори ничего. Мы не умрем.  Мы  не  должны
умереть! Ты увидишь, мы не умрем...
   Но в сердце разрасталась тревога, ибо Горицвет говорил только о  чаше
с ядом. Он тогда и  обезвредил  яд,  преподнесенный  в  чаше  несчастным
Терпугом. Но если яд касается  самого  кольца,  то...  правильно  ли  он
рассчитал?
   - Я не знаю, сколько это продлится, - сказала она тихо.
   - Тогда поспешим, - ответил он.
   Она с изумлением видела,  что  этот  странный  человек  теперь  пошел
впереди, и не просто пошел, а побежал, побежал легко,  привычно,  словно
всю жизнь  бегал  по  этой  неудобной  твердой  земле.  Она  запыхалась,
разогрелась, ее  волосы  растрепались,  она  мчалась  за  ним,  стараясь
подражать его движениям.
   Придон косился на ее волосы, что напоминали роскошную конскую  гриву,
вот так же  развеваются  в  бешеной  скачке,  потом  начал  замечать  ее
похорошевшее лицо, радостный и немного испуганный блеск глаз.
   - Не устала?
   - Ты же... бежишь... - ответила она через силу.
   - Ладно, - сказал он, - похоже, нам вон к тому холму...
   Под ногами изредка возникали заросли травы, но не  привычно  мясистые
стебли, что ломаются при первом  же  прикосновении,  выплескивая  густой
белый сок, стебли шелестели по ногам с сухим треском, то и дело взлетали
вспугнутые кузнечики, крупные и толстые, как лягушки. Все  чаще  подошвы
сухо стучали по гладкой земле, сухой и утоптанной, словно здесь  недавно
прокатились огромные камни.
   Земля медленно пошла вверх, Придон незаметно перешел на шаг, а  когда
поднял голову, дрожь прокатилась по всему  телу.  За  это  время,  глядя
только под ноги, взобрались до-вольно высоко, и теперь  то,  что  издали
выглядело только черным камнем, превратилось не  то  в  храм,  не  то  в
дворец... но только не для людей.
   Придон знал только артан и куявов, видел нескольких славов, общался с
людьми с гор, но  какими  бы  все  ни  были  разными,  все  равно  люди,
человеки, а эта ужасающая постройка из черных плит... она не для  людей.
Дело не в размерах плит, а в самом здании: строили словно бы муравьи или
осы... нет, даже не стали бы строить так, строили как будто люди,  но  в
то же время и не люди, ибо человек не станет одни плиты  обтесывать  так
тщательно, что становятся глаже дерева со снятой корой, а другие  торчат
острыми сколами! На широкой плоской крыше  пять  остроконечных  башенок,
все в беспорядке, три кучкой в углу, четвертая на другом краю, еще  одна
словно бы остановилась на полдороге... Ощущение  таьое,  что  гигантская
рука расставляла их,  как  мелкие  камушки,  но  кто-то  отвлек,  так  и
остались...
   Придон  настороженно  осматривался,  за  спиной  голос  прозвучал   с
нескрываемым испугом:
   - Здесь живут боги?
   - Чего так решила? - спросил он только для того, чтобы слышать в этой
жуткой тиши человеческий голос.
   - Здесь не могут быть люди.
   Эти башенки на крыше, только две из гладко отесанных камней, на одной
луч солнца высветил даже орнамент, знаки и
   Фигурки зверей, но три совсем из грубых неотесанных глыб, какой смысл
тащить на крышу, обтесали  бы  на  земле...  Ощущение  такое,  что  храм
строили умелые и знающие, но уже обезумевшие при появлении Луны.
   Нет, сказал  он  себе  упрямо,  все  построено  так,  как  хотели  те
чудовища, что жили до появления благословенной Луны. И в этом храме спит
их чудовищный бог!
   - А мы, - сказал он, - разве не люди?
   Она запнулась, он пошел  к  храму,  остановился,  помахал  ей  рукой.
Вместо ворот треугольный проход, то ли ворота вынесло  неведомой  силой,
то ли так и должно быть, изнутри веет холодом, будто там сразу бездна.
   Придон выждал чуть, глаза прощупывали полумрак внутри храма.
   - Подождешь здесь?
   - Ни за что, - сказала она решительно.
   - Ладно... Но иди за мной шаг в шаг. Здесь могут быть ловушки. Да-да,
на людей тоже ставят, как вы на зверей... Нет, люди  людей  не  едят.  В
Артании не едят, а в Куявии все может быть, там страна такая...
   Холод охватил тела, едва миновали треугольный вход. Сердце  застучало
чаще, разгоняя кровь, согревая кожу, а холод сочился из  каменных  стен,
из треугольного свода, из  массивных  плит  пола,  сильно  пощербленных,
побитых, исцарапанных.
   Придон часто останавливался, осматривался, иногда с силой топал, даже
подпрыгивал и бил в пол  обеими  ногами.  Лицо  стало  отстраненное,  он
прислушивался, принюхивался, ноздри трепетали, как у хищного зверя, даже
пригнулся, будто готовился к прыжку.
   - Что ты ищешь? - спросила она шепотом.
   - Да хоть что-нибудь, - ответил он так же тихо. - Лучше  бы  топор...
но сойдет и меч. Даже молот или палица - неплохо.
   Она помолчала, спросила совсем устрашенно:
   - Столько непонятных слов... Что такое топор? Меч?.. Молот?
   - Увидишь, - ответил он. - Не мешай.
   - А они... тут?
   - Могут быть тут, - пояснил он. - Место здесь такое, понимаешь?
   - Нет.
   - Я тоже не понимаю. Но мужчины такое чувствуют шкурой. У нас  шерсть
поднимается и начинает звенеть, как железная. Ух ты, какая плита...
   Цветок подбежала и тоже ухватилась за край плиты. Вдвоем подняли, это
оказалась почти скала, но Придон чувствовал  в  теле  неимоверную  силу,
поднатужился, отшвырнул. Снизу пахнуло могильным холодом,  воздух  пошел
влажный, затхлый, наполненным запахом гниющего дерева.
   Придон присмотрелся, прыгнул в яму, ненадолго завис на  растопыренных
руках, упираясь в края.
   - Ты что-то видишь? - вскрикнула Цветок.
   - Оставайся наверху, - велел Придон
   Он  исчез  в  темноте,  Цветок  упала  на   живот,   вслушивалась   и
всматривалась до рези в  глазах.  Долгое  время  слышались  шаги  далеко
внизу, скрипело, потрескивало, однажды донесся вроде  бы  голос,  но  не
голос Придона. Она извелась, уже  приготовила  длинные  плети  ползающих
деревьев, собиралась опускаться, как за стебли дернуло,  снизу  раздался
голос:
   - Цветок!.. Ты молодец, догадалась! Хорошо закрепила?
   - Вылезай! - закричала она во весь голос. - А то сейчас сама спрыгну!
   Из темноты показались  черные  волосы,  в  них  запутались  травинки,
паутина, щепочки, но, когда Придон поднялся, она увидела  его  смеющееся
лицо и веселые глаза. Грудь перекрещена теперь двумя перевязями,  вторая
с широким чехлом, откуда торчит длинная черная  рукоять.  Еще  на  поясе
висит маленький кожаный мешочек, в нем что-то тихо позванивает.
   - Вот теперь я - артанин, - сказал он счастливо.
   - Артанин? - повторила она. - Это что... это хорошо?
   - Лучше не бывает, - заверил он.
   Он выпрыгнул, оглядывался, она спросила нерешительно:
   - А кто я?
   Он  посмотрел  на  нее,  запнулся,  словно   проглотил   ответ,   уже
соскакивающий с кончика языка, сказал уверенно:
   - Ты тоже. Иначе бы не рискнула за пределы своего  мира.  Ладно,  что
это там...
 
ГЛАВА 8 
 
   Под противоположной стеной храма высился, похожий на  сгусток  мрака,
черный камень. Придон уже с  топором  в  руке  пошел  к  нему  неслышным
крадущимся шагом. Сердце бухало  тяжело  и  часто,  он  чувствовал,  как
воспламенилась вся кровь, на лбу испарина, от камня веет опасностью,  но
пальцы наконец-то сжимают рукоять топора!
   Сзади  тихонько  вскрикнула  Цветок,  он  чувствовал,   как   женщина
остановилась. И сам замедлил шаг, движения стали вязкими, что-то пробует
остановить, приходится ломиться, как сквозь невидимую бурю.
   Каменное изваяние изображало человека. Лучше бы до-лунный бог  явился
в образе зверя или птицы, подумал Придон с дрожью.  Никто  на  свете  не
может быть ужаснее человека. Яростная  мощь  стремилась  покинуть  тело,
ноги становятся слабыми, а топор потяжелел,  едва  не  выскальзывает  из
взмокшей ладони.
   Огромные тяжелые веки каменного идола  начали  подниматься.  Лицо  не
двигалось, губы не  шелохнулись,  но  в  страшной  тишине  толстые  веки
поднимались и поднимались, Придон задержал дыхание,  тело  напряглось  в
страхе.
   Из-под век блеснули два рубиновых  огня.  На  темном  камне,  в  этом
темном храме красный свет будто ударил Придона в грудь.  Он  закашлялся,
отступил на шаг. Веки продолжали подниматься,  наконец  глаза  открылись
полностью: горящие яростью, красные, без радужной оболочки и зрачков.
   Придон, шатаясь, отступил еще на шаг. Сильный жар охватил  все  тело,
череп сдавило, как орех в лапе великана. Прямо на пути  вспыхнул  огонь.
Пламя поднималось из каменных плит, языки огня бурно  трепетали,  словно
под ударами ветра,
   Слышался треск горящего дерева и стреляющих  угольков,  даже  слышно,
как сухо лопаются мелкие камешки...
   Сцепив зубы, он двинулся прямо в стену огня. Немыслимый  жар  охватил
кожу, волосы вспыхнули и сгорели, кожа покрылась волдырями, те сразу  же
лопались, обнажая красную плоть, что тут же высыхала  в  страшном  жаре,
вспыхивала.
   - Итания, - прорычал он. - С твоим именем пройду!
   Он шагнул из стены огня, жар остался позади, а он торопливо  взглянул
на руки. Не только кожа цела, но даже черные волосы  все  так  же  стоят
дыбом от страха.
   - Ну что? - сказал он громко. Пальцы крепче ухватили рукоять  топора.
- Ты еще не встречал артан, червяк?..
   Каменная пасть раскрылась шире, Придон занес над головой топор. Пасть
дрогнула, начала закрываться. Струя огня  истончилась,  через  мгновение
только сизый дымок выбивался из сомкнутых челюстей.
   - Это лучше, - сказал Придон. - Я - артанин, запомнил?.. Мы рождены в
огне, нас не испугать дымком  с  искрами.  Если  ответишь  правильно,  я
пощажу твое капище. Если соврешь,  я  разнесу  все  в  щебень,  превращу
щебень в песок, а тот - в пыль, дабы ветер разнес и развеял...
   Пасть слегка разомкнулась, тяжелый голос прорычал угрюмо:
   - Спрашивай... артанин.
   - В этом лесу есть Черное Капище, - сказал Придон. - Я не  знаю,  как
оно зовется у вас, но там спрятано лезвие моего... теперь  уже  моего  -
меча. Я должен его отыскать!
   Каменный дракон молчал долго, глаза погасли. Придон уже поднял топор,
глаза выбрали место, куда обрушить тяжелый удар обухом, дракон  медленно
заговорил:
   - Я слышал... но это было очень давно. Это было настолько давно,  что
даже я, который здесь уже тысячи лет в камне,  а  до  этого  тысячи  лет
носился над юной землей... в  общем,  это  очень  давно.  Я  не  знаю...
Погоди! Я скажу, кто знает.
   Придон опустил топор. Сердце застучало чаще.
   - Говори, жаба.
   - Если идти вдоль реки, там будут горы... Когда-то  были  молодыми  и
острыми, сейчас это наверняка холмы... Там жил Черный Див. Тогда это был
еще див, но я слышал, что он собирался стать богом. Если стал, то...
   Придон спросил недоверчиво:
   - А он мне ответит? Дракон сказал угрюмо:
   - Я тебе сказал, кто знает. А ответит или нет... зависит от тебя.
   Придон  убрал  топор  в  чехол.  Дракон  не  шевелился,  но   Придону
почудилось облегчение, проступившее на морде каменного зверя.
   - Ответит, - произнес Придон. - Ответит!
   Он повернулся и пошел  к  выходу.  Каменные  плиты,  где  только  что
бушевало пламя,  потрескивали,  остывая.  Цветок  смотрела  расширенными
глазами. Когда вышли из храма на яркий свет, она прошептала:
   - Я никогда такого... Никогда...
   - Ты увидишь, - сказал он, - насколько мир велик.
   - А кто, - произнесла она тихо, - Итания? Волна жара  прокатилась  по
его телу, сладко заныло сердце.
   - Богиня, - ответил он.
   - Богиня, -  повторила  она.  -  Богиня...  богиня  чего?  Он  мотнул
головой, челюсти сцепил, чтобы не вырвался стон.
   - Всего, - ответил хриплым голосом. - Богиня всего на  свете!  Именем
ее молюсь, именем ее живу, во имя ее свершаю, творю,  дышу,  двигаюсь...
Все, чем живу, чем дышу, что у меня было и будет, - все в ее  честь,  ее
славу, за ее улыбку. Пойдем, нам нужно встретить Черного Дива.
 
*** 
 
   Цветок снова ахала, не верила  глазам  своим,  а  когда  выбежала  за
Придоном, все косилась на огромное водное  пространство.  Река  послушно
двигалась рядом с ними,  покорно  повторяла  все  движения,  изгибалась,
вытягивалась, манила
   Песчаными отмелями и зарослями  камышей,  откуда  слышны  кряканье  и
плеск воды.
   Придон с шумом пробегал по длинным отмелям, а когда  наступил  жаркий
полдень, охотно отодвинулся под близкий полог  леса.  Река  все  так  же
несет свои воды в сотне шагов,  не  прячется,  а  он  на  ходу  срубывал
верхушки сочных кустов  и  молодые  деревца,  приноравливаясь  к  новому
топору.
   Очень редко  встречались  избушки,  обычно  рыбацкие  или  охотничьи.
Только однажды встретили целую деревню из десяти домов, но Придон так  и
не понял, чем промышляют, ибо рыбной ловлей такой толпе не прокормиться,
как и охотой, а полей или огородов что-то не приметил.
   Цветок  шла  с  раскрытым  ртом,  но  Придон  торопил,  не   позволял
остановиться и перевести дух. Горы приблизились, в самом деле не горы, а
уже каменистые холмы, сильно  просевшие,  обжитые,  кое-где  поднимаются
дымки от копален и плавилен.
   На перекрестке дорог огромный дом из толстых бревен, но  первый  этаж
из массивных глыб камня. Придон сразу узнал постоялый  двор  с  корчмой,
такие же точно в Артании и Куявии, наверняка и в Вантите такие  же,  ибо
корчму, как говорят мудрые волхвы, придумал сам Творец, чтобы людям было
где собраться и помыслить о Высоком. А кто не  так  мыслит,  того  можно
поправить табуреткой.
   Сам домик показался Придону невысоким,  но,  когда  тот  приблизился,
Придон увидел, что это из-за массивных серых бревен кажется  приземистым
и невзрачным. Издали было видно с десяток коней у коновязи.
   Дом вынесен прямо к дороге, двором служит весь  мир  до  горизонта  и
дальше.  Хозяйственные  пристройки  кузнеца,  горшечника,  хлебопека   и
кожевника - не пристройки вовсе, а отдельные избушки. Если у куявов, где
дождь бывает раз  в  году,  все  это  упрятано  под  одну  крышу,  чтобы
перебегать по сухому, то здесь все под открытым небом, темным и  гадким,
с раздутыми тучами, будто  славы  произошли  от  жаб,  что  рады  любому
дождику.
   У коновязи неторопливо жуют овес огромные, как горы,
   Кони. Придон  ощутил  себя  оскорбленным,  его  Луговик  выглядел