ющий  крик.  Цветок  размахивала  руками,  указывала
вверх.
   Он похолодел: над головой  в  зелени  просвечивают  раздутые  лиловые
гроздья, похожие на слипшуюся  икру  крупных  рыб  или  жаб.  На  глазах
разбухали, в  них  пульсировало,  он  видел,  как  за  тонкой  оболочкой
двигаются маленькие темные тела.
   - Уходи! - донесся крик.
   Опомнившись, отпрыгнул, и почти сразу на  то  место,  где  он  стоял,
посыпались мелкие черные черви. Твердая как камень  земля  расступалась,
словно жидкая глина. Через мгновение упавший первым  зарылся  полностью.
Придон едва не выблевал, представил, как его крепкие плечи пропустили бы
эту мерзость вот так же...
   Цветок остановилась в десятке шагов впереди, махала рукой.
   - Как ты бежишь, - прохрипел он. - Как ты бежишь... В  ее  коричневых
глазах мелькнуло изумление.
   - Бегу?.. По Лесу иначе нельзя. Если медленно, то обязательно  что-то
успеет прицепиться... Вон к тебе уже...
   Она деловито поотрывала  от  него  крупные  желтые  семена,  что  уже
сменили цвет под его кожу, начали буравить, запускать мелкие,  пока  еще
мелкие корешки. Он покорно терпел, хотя боли  не  было.  От  семян,  что
внедрялись, даже приятно, а вот эта грубая  женщина-полузверь  совершает
почти убийство...
   Он всхрапнул, кровь пошла по телу, разгоняя сладкий яд,  он  взглянул
на девушку уже с благодарностью.
   - Спасибо. Я бы не выжил без тебя и суток.
   В ее глазах цвета древесной коры мелькнуло смущение.
   - Еще неизвестно, доживем ли до рассвета сами. Пойдем,  здесь  нельзя
останавливаться.
   Спина его отклеилась от ствола дерева с трудом. Не из-за
   Клея, ноги дрожали, легкие пошли пузырями и лопались, а весь  мир  он
видел сквозь завесу горько-соленого пота.
   Но дорожка медленно вела вверх, вверх. Воздух из мокрого стал  просто
влажным.  Прекратился  постоянный  шум  падающих   капель.   Стало   так
непривычно тихо,  что  Придон  жадно  вертел  головой  во  все  стороны.
Обострившийся слух приносил звуки, которые раньше не слыхал.
   Толстый слой мха истончился настолько, что голые  подошвы  наконец-то
ощутили твердое.  Еще  дальше  проступила  в  разрывы  настоящая  земля:
красная, глинистая, без травы.
   Цветок вскрикнула тонко  и  жалобно.  Придон  метнулся  к  ней,  руки
сжались в кулаки. В глазах девушки блестели слезы. Губы дрожали, он едва
услышал ее лепет:
   - Я не верила... Я шла с тобой, но не верила... Я говорила,  что  еще
есть люди, но не верила!
   Дрожащий палец указал Придону на ближайшее  дерево.  На  грязно-серой
коре белела затеска. Обычная затесь, которую оставляют охотники  походя,
чтобы пометить хороший участок для себя или дать знать  другим,  где  их
искать. Даже как будто значок  вырублен  в  самой  середке,  но  уже  не
разглядеть: здешние деревья, что умеют вырастать из семечка за неделю во
взрослое дерево, умеют и раны заживлять неимоверно быстро.
   - Кто-то прошел совсем недавно, -  прошептал  Придон.  -  Здесь  есть
люди... Это не камнем стесали, не камнем! Цветок смотрела непонимающе.
   - А чем?
   - Узнаешь, - пообещал он.
   Затесь уже  затянуло  блестящей  пеленой  древесного  клейкого  сока.
Придон зачарованно смотрел, как со всех сторон медленно наползает  кора,
толстая и грубая, а очищенный участок сокращается со всех сторон.
   Он потянул за тонкую, но такую сильную женскую руку.
   - Пойдем. Уже темнеет.
   В этом мире Леса он не видел смены дня и ночи, только полсуток  здесь
как в сумерках, а вторую половину хоть глаза выколи за ненадобностью. Но
воздух становится плотнее, в нем  появились  первые  тяжелые  жуки,  что
охотятся, как он помнил, только в полной темноте.
   Болото осталось далеко позади,  деревья  стали  выше,  ровнее.  Ветки
поднялись так, что не приходилось становиться на четвереньки. Но теперь,
с поредевшим мхом, у самых корней деревьев обнажились лужи темной  воды.
От них тянуло холодом, Придону представились такие  глубины,  что  всего
осыпало морозом.
   Болото не исчезло, понял он, просто на время накрылось  слоем  земли,
достаточно  толстым,  чтобы  держать  деревья,  даже  дома,  если  такие
попадутся, но все равно этот мир принадлежит  ему,  болоту,  большому  и
могучему Болоту.
   Земля стала твердой и сухой. Мох  исчез,  деревья  вытянулись,  ветви
поднимаются все выше, а сами стволы деревьев почти здоровые, без  жутких
наростов, трещин и покрученных страшными болезнями ветвей...
   Деревья расступились как-то  сразу,  неожиданно,  как  стражи  покоев
тцара перед господином. Он на бегу  ухватился  за  ствол,  удержался  на
месте, страшась выбежать на пугающее открытое пространство.
   Поляна страшила огромностью. Дальние края тонут в нездоровом  белесом
тумане, а в самой середине прямо  из  земли  торчат  коричневые  домики.
Земля тоже вся коричневая, словно истоптанная стотысячным  табуном  так,
что не осталось травы, истоптанная даже не до голой земли,  а  до  самой
глины, вязкой, коричневой, мертвой, из которой только кувшины да кирпичи
на обжиг...
   А вверху, Придон боялся поверить  своим  глазам,  настоящее  небо.  С
низкими тучами, серое, грязное, вот-вот прольется мелким гадким  дождем,
но все же не осточертевшее переплетение зеленых веток,  откуда  сыплется
всякая гадость.
   Цветок налетела, боднула в спину. Он слышал ее тоненький вскрик.
   - Придон, - прошептала она ему прямо в ухо. - Это что?
   - Люди, - ответил он. - Деревня.
   - Но как...
   - Здесь живут в глине,  -  ответил  он.  -  Понимаешь?  Вы  живете  в
дереве... в дуплах или в шалашах из веток,  а  эти  живут  в  дуплах  из
глины. Не поняла?.. Люди вообще  везде  и  во  всем  живут.  В  каменных
пещерах, на судах...
   Он прикусил язык, Цветок или не поверит, или замучит  расспросами  об
этих таинственных и непонятных пещерах или судах.  Сердце  колотится,  в
голове накалилось, как железо в горящем горне.
   - Ну, - выдохнул он. - Пойдем, не бойся! Ты не поверишь, но я родился
на поляне, что в сто тысяч раз больше этой...
   Ее пальцы дрожали в его ладони. Он  почти  тащил  ее,  замирающую  от
ужаса. Не верит,  успел  подумать,  что  на  свете  могут  быть  поляны,
подобные этой. Эх, увидела бы его бескрайнюю Степь!
   Земля непривычно больно стучала в голые пятки.  Твердая  как  камень,
она показалась Придону чересчур теплой. А чем ближе подходили к домикам,
тем земля становилась суше  и  горячее.  От  ступней  начал  разлетаться
странный белесый пух. Ноздри уловили давно забытый запах.  Придон  готов
был поклясться, что это пепел.
   - Я боюсь, - неожиданно сказала за его спиной Цветок. - Я боюсь.
   - Не бойся, - ответил он и осекся.
   Издали, когда видишь деревню, сразу замечаешь и стада, повозки, гусей
на лугу, работающих людей, а когда еще ближе, в ушах начинает звенеть от
звонкого гвалта детворы. Эти  звереныши  носятся,  визжат,  кувыркаются,
вопят, ездят друг на друге, дерутся, хохочут, лезут во все дыры...
   От этой деревни веет могильным покоем. Мертвая тишина.
 
ГЛАВА 7 
 
   Он  приблизился,  шел  настороженно,  оглядывался  на  каждом   шагу.
Странные дома - без ограды, без сараев,  конюшен,  амбаров,  курятников.
Ладно, пусть кто-то учинил набег, все угнал и всех перебил,  но  где  же
поля, колодцы, огороды? Где неизбежные загоны для скота?
   Цветок шла притихшая. Она не знала, что такое загоны для скота, но  и
ей, как видел Придон, было не по себе. Очень не по себе.
   Медленно темнело. Сквозь такие тучи луна не пробьется, Придон ускорил
шаг. Ноги от усталости стали тяжелыми, как две колоды,  живот  прилип  к
спине. Цветок тихонько поскуливала сзади.
   Окна первого дома зияли пустотой. Придон  заглянул,  крикнул  дважды,
есть ли кто живой, и, не дожидаясь отклика, поспешил  к  другому.  Снова
покричал, толкнул дверь. Не заперто, отворилась  с  приятно  скрежещущим
сухим звуком.
   Пусто, глаза к полумраку привыкают медленно,  он  едва-едва  различал
перевернутые лавки, сдвинутый  к  стене  стол.  Очаг  разрушен  грубо  и
бессмысленно, тяжелые камни  исчезли,  осталась  только  скрепляющая  их
глина... Ах да, камни здесь редкость, потому  -  ценность...  Даже  если
простой гранит или песчаник.
   В  третьем  доме  ему  почудилось  движение.  Осторожно  заглянул.  В
совершенно пустой комнате: ни  стола,  ни  лавок,  ни  даже  паутины  на
поперечной балке - на плотно утоптанном глиняном полу лежал  вниз  лицом
человек.
   Придон вошел осторожно. Сердце колотится так, как не стучало  даже  в
часы самых жарких схваток. Человек не  двигается,  хотя,  как  почему-то
решил Придон, не спит. Не мертв, не спит, даже бока не раздуваются,  как
у любого живого, но жив, каким-то образом следит за ними...
   - Я зашел с миром, - еле выговорил он. - Со мной женщина... Мы устали
и просим ночлега.
   Человек не шевелился. Лица Придон не видел, но не проходило ощущение,
что за ним наблюдают. Когда он отвел
   Взгляд и оглядел  стены,  показалось,  что  человек  бросил  на  него
быстрый взгляд, хотя краем глаза не уловил ни малейшего движения.
   Цветок сказала с порога дрожащим голосом:
   - Уйдем отсюда. Мне страшно. Мне очень страшно. Знала бы ты,  подумал
он зло, как трясет меня от макушки  до  пяток,  но  ответил  хрипловатым
мужественным голосом:
   - Пожалуй, заглянем к его соседям.
   В следующем доме оказалось так же пусто. Цветок уже не поскуливала, а
тихонько подвывала.  Придон  переходил  от  дома  к  дому.  Еще  в  двух
обнаружил людей, но все спали мертвым сном. Осмелев, он пробовал трясти,
будил, но ни один не шелохнулся.
   - Колдовство, - проговорил он сдавленным голосом. - Черт,  как  я  не
люблю колдовство!
   - Что такое... Он отмахнулся.
   - Похоже, придется ночевать без ужина.
   - Я смогу, - пообещала она. - Я поела, когда пошла за тобой.
   Последний дом выглядел смятым,  словно  с  небес  дотянулся  огромный
кулак и легонько стукнул по  крыше.  Дом  из  мокрой  глины  перекосило,
изогнуло, стены в складках, сейчас уже твердых, застывших.
   Придон  обошел  опасливо,  дальше  ровная  твердая  земля,  а   вдали
осточертевшая  зеленая  стена.  Цветок   легонько   вскрикнула,   Придон
проследил за ее взглядом.
   В трех шагах от дома  лежал  на  спине  и  смотрел  в  небо  лохматый
человек. Длинная борода и волосы не  просто  касаются  земли,  а  словно
вросли в нее. Холодок пробежал по  спине  Придона:  пальцы  лежащего  до
половины в земле. Но не видно валиков  вокруг  пальцев,  когда  вот  так
втыкаешь в песок или мягкую землю. Да и пятки погрузились в землю...
   Цветок вздрагивала, но послушно шла следом. В самом крайнем доме, что
без крыши, Придон заметил еще одного лежащего, обошел  со  всех  сторон.
Этот тоже лицом вверх, хотя, правда, глаза  невидящие,  вроде  бы  и  не
смотрит, а если и
   Видит что, то небо, только небо. Хмурое, в тучах, зависло на вершинах
деревьев, вот даже верхушки тонут в серо-грязном тумане. Но все  же  там
небо.
   - Ты не спишь, - определил Придон.  -  Если  слышишь  меня,  кивни...
Ладно, не можешь кивнуть, моргни. Или у тебя глаза как у рыбы? У  ящериц
тоже не закрываются... Нет, закрываются. Скажи, где здесь можно перебыть
ночь под крышей. Хорошо бы еще и поесть.
   Он  говорил  и  говорил,  стараясь  держать   голос   дружелюбным   и
беззаботным. Человек оставался таким же неподвижным, но,  когда  Придон,
потеряв терпение, собрался уходить, вдруг сказал слабым голосом:
   - Такой чужой запах... Вы не из Леса?
   - А чужаков на ночлег не пускаете? - спросил Придон. - И не  кормите?
Пойдем, Цветок.
   Цветок ухватилась за его  руку.  Человек  сказал  тем  же  ясным,  но
монотонным голосом без всякого выражения:
   - Ночуйте здесь... Но ваш запах...
   - Мы шли через болото, - объяснил Придон.
   - Что такое болото?.. У вас запах тел... Цветок оттащила  Придона  за
руку, его ухо чуть не обожгло ее горячим шепотом:
   - Ты что? Он же безволосый!
   Придон только  сейчас  заметил,  что  голова  человека  блестит,  как
обглоданный мосол, лицо не только без бороды, но  и  без  бровей,  даже,
если присмотреться, без ресниц.  Тело  гладкое,  ровное,  без  привычных
волос на груди или ногах, похожее чем-то на  жабье,  у  тех  тоже  мышцы
неровными квадратами, или даже  на  тело  барсука...  если,  конечно,  с
барсука снять всю шерсть.
   - Да, - пробормотал он, - безволосый... Тот был волосатый,  как...  а
это что-то вроде тритона.
   Она толкнула его и потащила прочь с неожиданной силой.
   - Ты чего разговариваешь с безволосым?
   Придон оглянулся. Человек по-прежнему в той же позе, но ему чудилось,
что безволосый слышит их, понимает, но не может или не хочет  выбираться
из своего чародейского сна.
   Когда покинули деревню, а могучая  стена  деревьев  замаячила  совсем
близко, Придон без сил опустился на землю.
   - Извини, - сказал он честно, - вымотался. Ты просто двужильная, хоть
и цветок. А что насчет безволосых?
   Она осторожно присела рядом, осмотрелась,  прихлопнула  ладошкой  то,
что показалось пробивающимся сквозь глину ростком, но это оказался всего
лишь мелкий камешек.
   - Ты не знаешь?
   - Я многого не знаю, - сообщил он. - Ну и что? Скажи, буду знать.
   - Есть безволосые, - прошептала она жарким шепотом, - есть, наоборот,
с корой вместо волос... Есть с черной шерстью на груди,  эти  вообще  по
ночам обертываются волками...
   - А безволосые?
   - Безволосые уходят в озера, - сказала она, сильно вздрогнув. - А те,
что с корой, пускают на ночь  корни.  Когда  стареют,  так  и  остаются,
понял? Постепенно превращаются в деревья. Мы таких уже встречали, ты  не
замечал...
   Он запоздало вспомнил, что от некоторых  деревьев  она  шарахалась  в
непритворном  испуге,  кивнул,  стараясь   не   выглядеть   слишком   уж
испуганным, сказал негромко, голос держал ровным:
   - Раньше только  слышал,  а  теперь  встретил.  То-то  дубину  о  них
изломал, а им хоть бы  хны!..  А  безволосые,  понятно,  превращаются  в
озерных и болотных чудищ?
   - Да. А говорил, что не знаешь! Он зябко передернул плечами.
   - Теперь знаю. Спи.
   Утром Цветок хотела вернуться в деревню,  попросить  еды,  но  Придон
потащил дальше.  Днем  сквозь  тучи  иногда  просвечивало  мутное  пятно
солнца, и, хоть карта потеряна,  он  помнил,  что  если  держать  солнце
справа, то через два-три дня  подойдут  к  Черному  Капищу.  Если  очень
хочется есть, то по
   Дороге что-то да удастся изловить или пришибить камнем или палкой.
   Шли до полудня, измучились, даже Цветок  устала  от  непривычки:  под
ногами вместо мягкого пружинящего  мха  твердая  земля,  больно  бьет  в
подошвы. Зверьки шныряют очень быстрые, юркие, удалось поймать и  съесть
несколько гусениц, кузнечиков да жуков. Еще Придон  обнаружил  в  кустах
птичьи гнезда с яйцами, напились вдоволь, сразу ощутили, как  откуда  ни
возьмись хлынула сила, наполнила мышцы.
   Теперь без остановок шли, почти бежали, до  заката.  В  лесу  темнеет
быстро, потому Придон, чтобы  впотьмах  не  искать  место  для  ночлега,
выбрал посреди полянки широкий пень, словно срезанный  пилой,  опустился
со  вздохом  облегчения...  пень  с   готовностью   развалился.   Придон
провалился в коричневую влажную труху. Тысячи огромных красных  муравьев
тут же набросились, как на большого жирного червяка.
   Он в панике вскочил,  отбежал,  отряхивался,  забыв  про  смертельную
усталость. К счастью, муравьи, отогнав зверя, бросились спешно уносить в
подземелья нежные белые личинки и куколки, иначе  быть  бы  ему  позорно
загрызенным не драконом, а крохотными муравьями!
   Оглянулся, таких крупных никогда в Артании не видел,  там  муравьи  и
помельче, и посуше, носятся как стремительные молнии, а здесь быки, а не
муравьи...
   Следующую валежину выбирать сил  не  было,  присмотрел  рядом  место,
вроде бы чистое, опустился прямо  на  землю.  Снизу  тянуло  холодным  и
влажным. Когда оперся локтем о землю,  там  сразу  образовалась  ямка  и
выступила гнилая, дурно пахнущая жижа.
   Цветок спросила сонно:
   - До утра?
   - Спи, - ответил он.
   - А ты?
   - Я тоже... скоро.
   - Ты не уходи, - предупредила она. - Мне без тебя будет...
   - Страшно?
   - Да, и страшно тоже.
   Она свернулась калачиком и сразу же заснула.  Ее  лицо  стало  милым,
детским, только  губы  капризно  надула,  даже  нахмурилась,  кулачки  у
подбородка, колени тоже подтянула  так,  что  может  стиснуть  ими  уши.
Придон прислушался к ее тихому  сопению.  Отважная  девчонка,  могла  бы
остаться, но и среди женщин, видимо, рождаются такие неспокойные, что не
могут усидеть на месте, если подворачивается возможность убежать в новые
края.
   Он лег, закинув руки за голову, долго старался  заснуть,  но  сон  не
шел, сердце стучало ровно и сильно. Перевязь с рукоятью меча  передернул
под левую руку, чтобы  не  давила  в  спину,  привычно  пощупал  справа,
подумал, что, пока не добудет топор, надо выломать дубину покрепче.
   Не сразу ощутил, что на поляне  есть  еще  кто-то,  а  когда  ощутил,
сказал себе, что снова  мерещится.  Перед  глазами  уже  вместо  каждого
дерева зрится по два-три, а этот шорох и эти призрачные фигуры  видел  с
самого начала, едва вошел в этот зачарованный лес.
   Но шорох и шепот становились громче.  Начал  различать  слова,  но  и
раньше их различал, начиная с детства, когда лежал на грани сна и яви. С
пробуждением гаснут, истончаются, а сквозь призрачные  силуэты  людей  и
диковинных зверей всегда проступает шелк родного шатра...
   Дрожь прошла по телу. Ему почудилось, что его тела касаются  холодные
пальцы. Резко повернулся, все еще убеждая себя, что все от усталости,  в
голове никак не закончится камнепад, а чувства лгут...
   К счастью, рядом ни Аснерда, ни Скилла, а бедная лесная женщина  спит
крепко. Он сам ощутил, что постыдно вскрикнул почти жалобно,  по-детски,
даже сжался в комок и подтянул колени к груди.
   Со всех сторон на  поляну  медленно  выдвигались  призрачные  фигуры.
Некоторые были людьми... почти людьми, другие -  чудовищами,  были  даже
скелеты. Он  твердил  себе,  что  это  сгущения  воздуха,  стоит  подуть
ветерку, все развеется, однако, когда под ногой  одного  призрака  трава
пригнулась, а
   Сочный стебель сломался с мокрым хрустом, кожу обдало холодом.
   Ближе всех был призрак,  сквозь  которого  Придон  почти  ясно  видел
корявый ствол дерева.  Однако  под  этим  призраком  прогибалась  земля,
словно двигался по тонкому льду глубокой и  опасной  реки.  Над  головой
пронесся призрачный кажан  размером  с  лося.  Очертания  кажана  слегка
размывались, он сам  создавал  ветер,  и,  когда  через  поляну  полетел
толстый жук, настоящий жук, не призрачный,  челюсти  кажана  молниеносно
сомкнулись, отвратительно захрустело, кажан выплюнул жесткие  надкрылья,
что упали прямо перед Придоном.
   Он  привстал,   рука   нащупала   дубину.   Призраки   окружили   их,
остановились. Он застыл, не зная, что делать, а дубина против призрачных
существ вряд ли...
   - Я пришел с миром, - произнес он  торопливо,  ибо  лучше  заговорить
первым, там за ним преимущество, - но мне в этом Лесу нужен меч...  даже
не весь меч, а только обломок лезвия.
   Один  из  призраков  колыхнулся  всем  телом,  Придон  услышал  тихий
шелестящий голос:
   - Зачем... тебе?
   Обрадованный, что с ним заговорили, он торопливо передернул на  грудь
ножны, взялся за рукоять:
   - Вот все недостающее! Если найду лезвие, меч снова будет цел!
   Призраки молчали, их слегка колыхало  в  неподвижном  воздухе,  затем
прежний, который заговорил первым, сказал:
   - И ты снова... будешь... убивать?
   - Конечно, - ответил Придон с достоинством. -  Убивать  врага  -  что
есть достойнее? Захватывать чужие земли, травить конями  посевы,  рубить
сады, резать скот! Женщин и детей уводить в  плен,  стариков  рубить  на
месте!
   Призраки снова молчали долго, ему показалось,  что  каким-то  образом
совещаются. Наконец снова тот, первый, сказал:
   - Это хорошо... убивать... Убивай людей по