на том же непонятном языке.
   Придон воскликнул:
   - Но твоей власти и твоего покровительства хватило, чтобы  Шатанья  и
на Запретных Землях осталась жива! Она ушла с моим отцом  в  его  земли,
сейчас нас трое братьев и одна сестра -  ее  дети!  Если  ты  можешь  ее
увидеть... увидеть ее гробницу, то взгляни!
   Бог молчал долго, Придон затаил дыхание. Он чувствовал как  страшатся
его дерзких речей куявские жрецы, если,  конечно,  слышат  этот  могучий
голос. Наконец голос прогрохоТал,  огромный,  в  котором  Придон  ощутил
такую печаль, что волосы встали дыбом.
   - Я не могу ее зреть... За чем ты, Придон?
   - Мне нужны обломки меча Хорса, - ответил Придон. Он выпрямился. -  Я
уже отыскал ножны. Вот они!.. Теперь нужна рукоять. Говорят, она  здесь,
в Куявии.
   Нечеловеческий голос громыхнул:
   - Что такое Куявия?
   - Довольно мелкая и никчемная страна, - ответил Придон громко,  -  не
обращай внимания. Рукоять меча где-то в  горах.  Вечных  горах,  которые
были такими же, как и тогда, когда никакой Куявии и в помине, а  ты  был
силен и молод... Укажи мне это место! А взять ее в свою ладонь  я  смогу
сам.
   Он говорил гордо, и спина его была прямая. Сердце стучало сильно,  он
говорил с богом и не  падал  ниц,  не  устрашился  нечеловеческой  мощи!
Далеко у раскрытых дверей, готовые, как  овцы,  толпой  в  диком  страхе
ринуться прочь, маячат фигуры в синих плащах. Сохранят ли в записях, как
дерзкий пришелец из враждебной Артании смело говорил с их богом?
   -  Моя  власть  не  идет  дальше  знакомых  мне  гор,  -   пророкотал
нечеловеческий голос, - и этого  клочка  земли...  Там  не  было  такого
меча... или обломков, как ты говоришь...
   Ноги  Придона  дрогнули,  в  коленях  появилась  слабость,  а  сердце
оборвалось в пустоту.
   - Как же нет? - спросил он жалким голосом. - Маги
   Говорят...
   Он почти услышал, как у дальней двери ахнули жрецы.  Мало  находилось
смельчаков, что осмеливались  обращаться  с  богу  напрямую,  минуя  их,
жрецов, но еще не родилось такого, что посмел бы спорить с богом!
   Каменная статуя не двигалась, Придон терпеливо ждал, наконец  могучий
голос пророкотал:
   - Какой бог, говоришь?
   - Хорс, -  ответил  Придон  торопливо.  Долгое  молчание,  затем  под
сводами прокатился грохот, где едва различались слова:
   - Нет таких... Разве что из самых молодых, что пришли
   Уже позже... Я посмотрю, в тех землях, которые зрю. Ты  можешь...  ко
мне завтра.
   Грохот становился все тише, упал до шороха. В мертвом молчании Придон
вздохнул горько, но вспомнил, что куяв-ский бог еще не отказал, да и эти
крашеные куры смотрят от входа, гордо выпрямился и  надменно  осмотрелся
по сторонам.
   - Я приду, - ответил он громко и с достоинством. - Может быть, завтра
буду занят... но постараюсь освободиться для  разговора  с  тобой.  Если
нет, то приду послезавтра.
   С прямой спиной он отвернулся и - плечи развернуты, а голова высоко -
пошел к бледным и потрясенным  жрецам.  На  самом  же  деле  голова  шла
кругом, в черепе звонко били огромные, как горы,  молоты.  Когда  сделал
первый шаг, пол пытался вздыбиться,  пришлось  пошире  расставить  ноги.
Пошел, как моряк по палубе плывущего в бурю корабля.
   Вышел, лицо каменное, жрецы поспешно расступились. В левую  щеку  все
еще тянет смертным холодом, словно он уже в могиле, зато правую внезапно
так прижгло солнце, что вот-вот вздуются волдыри...  Да  и  звуки  стали
громче, он слышал все, о чем разговаривают далеко за его  спиной  жрецы,
но грохот в  черепе  затихает  медленно.  Суматошные  растерянные  мысли
мечутся из стороны в сторону, как вспугнутые у ручья мотыльки.  Все  так
просто? Изготовился к страшной смертельной  битве,  когда  с  топором  и
щитом в самую гущу врага... а если придется,  то  в  смертном  двобое  с
самим  вождем  местных  демонов,  с  встающими  из  могил   скелетами...
наслушался у костров рассказов бывалых воинов, готов отражать  нападение
крылатых драконов и наносить удары сам... но чтоб вот  так  древний  бог
разговаривал с ним... почти как  с  равным?  Отвечал,  спрашивал;  снова
отвечал?
   Он сделал лицо как  можно  каменнее  и  высокомернее,  остановился  и
повернулся к жрецам. Черево еще издали показал ему большой  палец,  хотя
сам выглядит потрясенным, даже вечно красная морда побледнела  и  словно
бы чуть опала. Щажард смотрел исподлобья и с опаской.
   - А еще кто-нибудь в  этом  городе  может  знать?  -  спросил  Придон
надменно.
   Приблизился Барвник, он посматривал на Придона с величайшим уважением
и опаской.
   - Будем искать, - сказал он торопливо. - Но уже
   То... что вот так... уже много!
   - Мало, - отрубил Придон.
   - Почему?
   - Мне надо все, - ответил Придон. - И сразу.
   Барвник поклонился.
   - Слышу речь истинного артанина.
   Щажард подошел с Черевом, оба  смотрели  на  Придона  во  все  глаза.
Черево сказал осторожно:
   - Вернемся, доблестный герой, во дворец. Там за истинно мужским делом
решим, что делать дальше.
   - За каким мужским? - спросил Придон  подозрительно.  -  За  накрытым
столом, конечно, - ответил Черево с удивлением. - Хорошо накрытым!
 
ГЛАВА 3 
 
   Был накрытый стол, был пир,  дюжина  музыкантов  стучала  в  бубны  и
дудела в трубы, а накрашенные девки плясали очень усердно, однако Придон
не поднимал на них глаз, только ел, пил, мечтая, чтобы  день  закончился
как можно быстрее.
   После  разговора  с  неведомым  богом  ему  отвели  другую   комнату,
настоящие покои. Огромную, роскошную, с великанским ложем  и  множеством
мебели. Черево намекнул, что за особые заслуги. Мол, ножны ножнами - это
подвиг, но жрецов сразил его разговор с  неведомым  богом.  Теперь  даже
Барвник его чтит и побаивается.
   Придон равнодушно оглядел покои, все тлен и прах,  а  поселили  здесь
лишь потому, что в единственном окне прутья толщиной не со стрелу,  а  с
древко дротика. И не простое железо, а кованое - не гулять сегодня ночью
по городу...
   Если Итания приедет завтра, то надо поскорее лечь  спать,  чтобы  это
завтра наступило поскорее. Он начал раздеваться,
   В  дверь  постучали.  Злой,  все  мешают  наступлению  этого  завтра,
отодвинул засов.
   Слуга  пугливо  смерил  взглядом  его  могучую  фигуру,   проговорил,
запинаясь:
   - Моя госпожа, благородная Тельша, напоминает, что не  стоит  вам  на
ночь брать рабынь... Придон спросил тупо:
   - Почему?
   - Она велела передать, что никто из них не сумеет  согреть  вам  ложе
так, как сделает она. И что ложе вообще воспламенится от того,  что  она
умеет и покажет вам.
   Придон с тоской обвел взглядом комнату.  Снова  удирать  по  стене  и
скитаться по ночному городу, рискуя получить нож в спину? Вдруг в голову
пришла мысль, а что, если вообразить себя на минутку  Аснердом,  как  бы
поступил тот?
   - Это бы хорошо, - ответил он  медленно,  стараясь,  чтобы  в  голосе
прозвучало сожаление, - но вот-вот придет благородная Пельша.  Она  тоже
просила не брать рабынь и велела передать, что  покажет  такое,  что  не
снилось даже Тельше!  Так  что,  скажи,  что  мне  жаль,  но  Тельша  не
успела...
   Слуга скривился. Видимо, пока госпожа  забавлялась  бы  здесь,  слуги
тоже нашли бы  себе  дело.  Придон  захлопнул  дверь  перед  его  носом,
прислушался. Слышны удаляющиеся  шаги.  На  цыпочках  вернулся  к  ложу,
поднял и перенес в самую дальнюю комнату. Ибо если вдруг захрапит, пусть
никто не узнает, что он спит один.
   Да, мелькнула мысль, Аснерда бы сюда!
   Он рухнул в роскошнейшую постель и поспешно закрыл глаза. Чем быстрее
придет сон, тем скорее увидит Итанию. И в ночных грезах, и утром, утром,
утром...
   И все-таки сон не шел долго, сердце слишком колотится, роскошное ложе
слишком роскошно, устроиться ну никак, мешают то  собственные  ноги,  то
уши, то локти. Аснерд бы попользовался всеми, снова мелькнула мысль. Это
нисколько не мешает старому черту любить свою жену нежно и верно.
   А вот он просто не может, у него не получится. В мозгу
   Все время стучит, что  обкрадет  себя,  отщипнет  крупинку  от  своей
золотой горы души, что принадлежит Итании,  а  он  хочет,  чтобы  Итания
получила все, все! Даже не он хочет, а  в  нем  хочет  нечто  великое  и
властное. Вся его душа так велит, сердце не принимает другого  пути,  он
обречен, он заколдован, над ним уже смеются,  но  пусть  это  наваждение
останется в
   Нем навсегда...
   Он вздрогнул, рука метнулась к рукояти топора. Лунный свет  падал  из
окна наискось широким лучом. Из  тьмы  медленно  выступила  человеческая
фигура. Лунный луч вычленил из темноты  только  ноги,  а  верхняя  часть
осталась  в  сумраке.  Глаза  быстро  привыкли,  Придон  различил,   что
незнакомец высок, широк как в плечах, так и в поясе, и, судя по складкам
одежды, под нею тяжелые доспехи.
   Фигура качнулась, двинулась в сторону ложа. Придон вскочил и  ухватил
топор обеими руками.
   - Успокойся, герой, - донеслось от незнакомца. Страх пополз по  спине
Придона, голос замогильный, в нем ничего человеческого. -  Артания  была
моим врагом... очень давно. Но сейчас я пришел к тебе за помощью.
   Придон напряг все мышцы, не показывать же врагу,  что  всего  трясет,
ответил сквозь зубы:
   - Я бью врагов Артании везде, где вижу!
   - Смелые слова, - одобрил незнакомец. Он сделал еще шаг, лунный  свет
упал на его  лицо.  Придон,  уже  начавший  заносить  топор  для  удара,
похолодел, а рукоять едва не выскользнула  из  слабеющих  пальцев.  Лицо
незнакомца было человеческое, но сквозь него смутно  просвечивали  камни
на противоположной стене. - Ты отважен, герой, потому  я  прошу  у  тебя
помощи...
   Придон пробормотал заклятие, отгоняющее злых духов.
   Призрак покачал головой.
   - Не поможет. У нас разные боги. Когда-то были одни,
   Но теперь те заклятия забыты.
   - Что ты хочешь? - прошептал Придон.
   - Ты в полночь явишься в усыпальницу куявских тцаров. Придон ахнул.
   - Я?
   - Ты, герой.
   - Зачем?
   - Тебе сообщат там. Я лишь один из посланцев своего повелителя.
   Придон спросил невольно:
   - А кто твой повелитель?
   - Его имя известно и в Артании, - ответил призрак  уклончиво.  -  Так
что передать моему повелителю?
   Придон лихорадочно раздумывал. Конечно,  надо  отказаться,  но  какой
артанин откажется из страха, что  сочтут  трусом?  Да  еще  сам  о  себе
подумает, что устрашился куявского мертвяка?
   - Если отыщу дорогу, - ответил он сердито. - И...
   - Что?
   Придон  заколебался,  но  перед  куявом,  хоть  и  призраком,  негоже
выказывать страх, бросил небрежно:
   - Если не просплю полночь.
   Незадолго до полуночи он неслышно  встал,  на  цыпочках  подкрался  к
двери. От окна со двора долетает слабый непонятный скрип,  едва  слышные
голоса, но в коридоре тихо. Он как можно тише отодвинул  засов,  толкнул
дверь.  Не  поддалась,  он  надавил  плечом.  Толстая  массивная   доска
нагрелась под его горячим плечом, но даже не скрипнула.
   Так же тихо, рассерженный и встревоженный, он задвинул засов  обратно
в  петли.  Его  заперли,  заперли  надежно.  С  той  стороны  двери.   В
единственное окошко все еще падает  лунный  свет,  только  сместился  на
другой  конец  комнаты,  между  толстыми  металлическими   прутьями   из
закаленной стали разве что просунешь руку...  Да  и  то  если  это  рука
худосочного куява, а не настоящего артанина. Но призрак сказал,  что  он
выберется. Конечно, тут и призраки пришибленные, откуда им быть другими,
если сами куявы мало  отличаются  от  коров,  которых  пасут,  но  вдруг
призраку что-то известно?
   Прутья приятно обожгли горячие пальцы холодом. Толстые, каждый  втрое
толще большого пальца руки, к тому же слишком  короткие,  не  согнуть...
Все же напрягся, тянул изо всех сил, Задержал дыхание, вложил  последние
капли, что
   Еще оставались...
   Вдруг скрипнуло. Он не поверил глазам, это подался  камень.  Железные
штыри начали со скрипом выползать из  каменных  гнезд.  Нажал  еще,  уже
вернее  распределяя  силы.  Целый  каменный   блок   выдвинулся,   повис
козырьком.
   Во дворе тихо, слышно, как далеко завыла собака. Внизу  прохаживается
страж. Если спрыгнет ему на  спину,  сломает,  как  соломинку,  но  ведь
призрак просил, чтобы об этом... ну, его посещении,  никто  не  узнал...
Или не просил? Трудно ждать, будто  призрак  хоть  что-то  да  попросит,
призрак и есть
   Призрак...
   Душа еще раздумывала, а тело  лезло  дурной  головой  вперед,  пальцы
хватались за выступы камней.  Он  повис  над  темной  каменной  бездной,
выждал миг, пока жидкое, как кисель, облачко наползет на  сияющую  луну,
на руках начал подтягиваться, ноги упирались в каждый  выступ,  пока  не
ткнулся макушкой во что-то твердое.
   - Дураки, - прошептал он обессиленно. - Какие же
   Дураки!
   Навес крыши выступает почти на длину стрелы. И выглядит  ветхим,  как
вся Куявия, вместе взятая.  Наверняка  удержит  воробья,  может  быть  -
некрупную ворону, но крепкоплечего артанина...
   Он изошел потом и проклял все на  свете,  пока  сумел  сдвинуться  на
расстояние вытянутой руки, там навес прогнил вовсе, зато по бревну можно
вскарабкаться на саму крышу.
   Прошло еще с полчаса, пока сумел спуститься на  землю,  потом,  часто
припадая к земле, начал пробираться в сторону дворцового  сада.  На  той
стороне, как уже знал из разговоров,  громадная  усыпальница  правителей
Куявии. Только правителей, жен и детей хоронят на другом кладбище.
   Половинка луны светила с такой яркостью, словно на небе полыхают  три
полных, а все звезды приблизились. Мир залит
   Серебристым светом, но тени стали еще злее  и  чернее.  Он  ненадолго
припадал к земле и замирал в каждой тени по дороге. Дорожка  вела  между
деревьями в темноту, он нырял туда  почти  с  облегчением,  искололся  и
поцарапался, зато никто  не  видит,  наконец  на  звездном  небе  начала
вырисовываться темная громада из массивных  черных  плит.  Здесь  лунный
свет терял силу,  блеск  даже  не  отражался  от  черного  камня.  Глаза
вычленили из тьмы массивную металлическую дверь,  выкованную  из  черной
бронзы, что втрое прочнее  любых  сортов  железа.  Так  вот  она  какая,
древняя усыпальница куявских тцаров!
   Из земли выдвинулись призрачные стражи, лунный свет  проникал  сквозь
их доспехи и длинные мечи, но лица настолько строгие и решительные,  что
по спине пробежал предостерегающий холодок.
   -  Тихо,  ребята,  -  прошептал  он.  -  Я  не  ломлюсь  сам...  Меня
пригласили.
   Стражи переглянулись, редкий куяв удостаивается чести войти  под  эти
своды, но, словно получив неслышный приказ, исчезли.
   Он взялся за массивную ручку,  пальцы  ощутили  покалывание.  Челюсти
сжались, но трусить поздно,  он  с  силой  потянул  на  себя.  Огромная,
тяжелая, как городские врата, дверь подалась медленно, нехотя.
   Скользнув  вовнутрь,  он  так  же  осторожно  притворил   за   собой,
огляделся. Сплошная тьма,  потом  глаза  чуть  привыкли,  впереди  слабо
блеснул рассеянный свет. Ступеньки  повели  вниз,  он  сперва  нащупывал
вслепую, потом  глаза  начали  их  различать,  а  вскоре  увидел  и  сам
светильник:  широкий,  медный,  с  медленно  горящим  маслом.  Запах  от
светильника шел мягкий, совсем не гадостный.
   Придон всмотрелся в темноту дальше, хоть глаза  выколи,  поколебался,
но что храброму артанину  какие-то  куявы,  да  еще  дохлые,  решительно
выломал светильник из стены. Да, ступени все еще ведут вниз,  в  темноте
хорошо бы загремел голова-хвост, голова-хвост, но  по  освещенному  идти
можно без потери достоинства...
   Длинный, как рассказ волхвов о сотворении мира, спуск  привел  еще  к
одной двери. Старинной, массивной, но хуже того - опечатанной знаками  в
виде  драконов,  пастей  драконов,  пылающих  мечей.  По  коже  побежали
мурашки. Может быть, это и безобидные  знаки,  но  откуда  безобидные  в
таком зловещем месте, да и вообще все тайное -  происки  злых  колдунов,
кои исчезнут из мира лишь тогда, когда там проскачут артанские кони.
   Он сделал шаг, обнаженной кожи коснулся холод. Теперь,  когда  в  нем
иногда звучал  голос  неведомого  бога,  душа  будто  потеряла  защитный
доспех,  чувствовала  малейшее  прикосновение  воздуха...  и  сейчас  он
понимал и даже видел, что дверь защищена так, как не защищен сам  дворец
Тулея. - Но не от нас, артан, - выдавил он сквозь зубы. Губы  прошептали
заклятие против злых духов, хотя умом понимал, что в Куявии  свои  духи,
им наплевать на артанских колдунов, но руки уже протянулись к  двери,  а
еще раньше, озлившись на себя, пнул ногой.
   Дверь исчезла, он оказался в большом темном зале. Правда, вдоль стены
слабо мерцают огоньки светильников, но освещают разве  что  самих  себя.
Такие же медные чаши  на  вбитых  в  каменную  стену  штырях.  А  внизу,
освещенные этими желтыми мертвенными огоньками,  стоят  жертвенники,  на
иных все еще темные пятна крови.  Одни  жертвенники  -  простые  валуны,
другие - гладко отесанные  камни  с  надписями  на  всех  сторонах,  над
третьими потрудились мастера -  блистают  золотом,  серебром,  у  самого
основания искусная рука высекла колдовские знаки.
   Он обошел все  помещение,  встревожился,  наконец  заметил  еще  одну
дверь. Черную, под цвет стены, без всяких украшений. Перед ней слой пыли
был толстым, как тцарское одеяло. Сердце  Придона  заколотилось,  как  у
пойманного
   Зайца.
   Сцепил зубы, нажал плечом. Дверь не подалась, нажал
   Еще, запоров не видно, и тут взгляд упал на  небольшой  металлический
штырь в полу рядом с дверью. Грубо дернул, ничего
   Не  изменилось,  но,  когда  снова  толкнул  дверь,  она  без  скрипа
приоткрылась.
   Из щели пахнуло плесенью. Придон  задержал  дыхание,  приоткрыл  еще,
протиснулся вовнутрь и тут же с усилием придвинул створку на место.  Но,
когда повернулся, его словно окунули в ледяную воду, ноги ослабели, и он
не решался убрать спину от двери из страха, что сползет на землю.
   Помещение  оказалось  длинным,  дальняя  стена  теряется  в  темноте.
Светильники горят только с  одной  стороны,  так  что  другую  стену  не
увидеть, будто ее нет, словно там другой мир, жуткий мир смерти, а  сами
светильники бросают свет на лица... мертвецов.
   В Артании тцаров тоже хоронят в склепах, но там все умершие  упокоены
в каменных гробах, а здесь...
   Он присмотрелся, с шумом выдохнул. То, что  он  принял  за  лица,  на
самом деле каменные изображения умерших. Чтобы издали  видеть,  что  где
лежит. Но какое нечеловеческое умение так изобразить их  куявские  хари!
Да не только хари, вон фигура выступает из камня, оставаясь  погруженной
в него разве что на треть...
   Пальцам стало больно, он опустил взгляд, костяшки побелели на рукояти
топора. Заставил себя перевести дыхание, с трудом разжал пальцы, а потом
и вовсе убрал руку. Не зная, куда ее деть, зацепил  большим  пальцем  за
пояс, огляделся, стараясь  держать  лицо  надменным,  а  нижнюю  челюсть
вперед.
   С трепещущим сердцем, он все-таки заставил себя стронуться  с  места.
Каменные ящики поплыли мимо, запорошенные толстым слоем пыли, в  мертвой
паутине, с засохшими трупиками пауков. Разные по форме, размерам, то  из
мрамора, то из черного гранита, то вовсе из неведомых пород,  три  гроба
вовсе из черной бронзы, что не поддается ржавчине, один гроб  словно  бы
из дерева, но Придон не знал такого дерева, чтобы не рассыпалось в  этом
влажном сыром воздухе...
   Чем дальше от двери уходил, тем меньше пыли на каменных  гробах,  но,
когда оглянулся, сердце остановилось в страхе.  Вместо  стены  с  дверью
такая же чернота, как и впереди, а в
   Обе стороны уходят бесконечные  огоньки  странных  светильников,  что
горят, не сгорая, и масло в них никогда не кончается.
   Он стиснул зубы, есть там выход,  есть,  вот  сейчас  он  вернется  и
отыщет тут самую дверь, в которую вошел...
   Сырой воздух колыхнулся. Ему показалось, что сами  стены  сдвинулись,
как  при  землетрясении.  Затрепетали  огоньки  светильн