... тебе  этого
мало?.. Не умирай, держись...
   Тяжелый грохот оборвал его слова. Храм раскачивался, целые куски стен
вываливались, очень медленно падали на площадь. От каждого  удара  земля
вздрагивала  и  стонала.  На  месте  величественного   здания   осталась
дымящаяся груда развалин, и тут Придон с ужасом увидел, откуда идет гарь
и
   Запах горелой земли. Темная груда камней медленно  опускается,  тает,
уходит в красное озеро лавы, а та выступает из  берегов.  Тяжелые  волны
очень медленно выкатываются на площадь, и вот уже начинают  гореть  сами
каменные плиты.
   - Уходим, - прохрипел он.
   Из озера лавы взметнулся фонтан оранжевого огня.  Страшный  жар  сжег
все волосы на руках и лице Придона,  мгновенно  вздул  кожу  пузырями  и
вошел в тело до мозга костей, вызвал невыносимую боль. Ноги подкосились,
он упал, подполз к Олексе. Тот стонал, не открывая глаз.  Лицо  и  грудь
почернели, жуткий жар сжег верхний слой кожи,  Олекса  казался  покрытым
серой пылью, но это был пепел его сгоревшей кожи.
   Он ухватил Олексу, сам закричал  от  боли,  кожа  на  руках  сожжена.
Грохот затих, земля не дергается, только сильный жар все так же иссушает
кожу и превращает оболочку глаз в мертвую слюду.
   На том месте, где возвышалось  последнее  убежище  дивов,  плескалось
огненное море лавы. В низком небе разверзлась  жуткая  дыра,  проглянуло
такое же  жуткое  красное  пятно,  неподвижное,  без  бегущих  в  страхе
округлых, как бараны, туч, словно страшное озеро отражалось там,  как  в
зеркале,
   В сторонке пытался подняться и снова падал на руки Конст.  Спина  его
стала красной, словно кожу сняли заживо, волосы сгорели, а  серый  пепел
сдуло порывом жаркого ветра. Придон, почти теряя сознание, отнес  Олексу
подальше от огненной лавы, затем вернулся за Констом и положил их рядом.
Очнувшись, Конст слабыми пальцами пощупал Олексу, тот перестал  стонать,
и Придон подумал, что не зря он вытащил этого Конста, умеет лечить лучше
любого из артанских лекарей.
   От изнеможения в глазах плыло. То ли заснул, то  ли  терял  сознание,
но, когда очнулся, пурпурные тучи  стали  темно-багровыми,  а  оранжевое
море лавы остыло, покраснело, кое-где покрылось темной коркой.
   Массивные глыбы почти целиком скрылись в озере, только в самом центре
озеро остыло чересчур  быстро,  и  несколько  огромных  каменных  блоков
торчат из оплавленной дымящейся
   Земли, уже не погружаясь. Земля еще вишневая, но остывает,  доносится
треск, шипение, сухие щелчки, рвутся остывающие каменные пласты.
   Конст укутал Олексу обгорелыми тряпками так, что из лохмотьев  торчит
только нос, красный, обгоревший, распухший.
   - Спасибо, - прохрипел Придон. - Теперь помоги мне  его  на  спину...
Нет, я подниму сам, ты привяжи...
   Горячий злой ветер сильно толкал в спину. Придон чувствовал, что  без
этого ветра он не мог  бы  идти  вовсе,  страшно  и  подумать,  как  это
двигались совсем недавно в обратную сторону,  как  ломились  сквозь  эту
пылающую стену.
   Конст дважды брался помогать  нести  Олексу.  На  нем  раны  заживали
быстро, затягивались на глазах даже жуткие ямы от выжигания  раскаленным
железом.
   - Сделай что-нибудь с моим другом!  -  потребовал  Придон.  -  Ты  же
можешь!
   Конст на ходу повернул к нему худое,  как  будто  на  череп  натянули
кожу, лицо. Запавшие глаза  прятались  так  глубоко,  что  Придон  видел
только пугающе пустые глазницы.
   - Не могу, - ответил Конст просто, и Придон увидел, что спасенный  им
человек держится из последних сил. - Нужна вода, много воды... И мне,  и
ему...
   - Вода, - вырвалось у  Придона  хриплое.  -  Вода!..  Да  будь  здесь
вода...
 
*** 
 
   Они шли под пурпурным небом, что  значило  день,  шли  под  багровым,
такая здесь ночь, снова под пурпурным, а горячий  ветер  с  каждым  днем
слабел, а без подталкивания в спину каждый шаг становился все тяжелее,
   Придон сам впадал в беспамятство, а когда вздрагивал и возвращался  в
этот жуткий мир, обычно видел впереди тощую фигуру  Конста.  Его  фигура
отбрасывала жуткие тени по мертвой выжженной земле, он что-то  бормотал,
размахивал руками, словно так  было  легче  идти.  Похоже,  он  нарочито
выходил вперед, что если какая беда, то хотя  бы  успеет  поднять  крик,
могучий воин очнется и схватится на огромный топор.
   Сухой воздух сушил горло, оба жадно разевали рты,  пытаясь  захватить
больше жизненной силы, но сухость лишь проникала по  гортани  в  легкие,
заставляя  долго  и  судорожно  кашлять,  выплевывать  горячие   комочки
спекшейся пыли.
   Придон чувствовал, что мозг уже плавится от дикой жажды.  Губы  стали
сухими, как кора старого дерева, полопались,  как  эта  же  кора,  горло
саднит, словно изнутри содрали кожу, а потом еще и набили туда  горячего
песка, язык превратился в неподвижную каменную плиту, его  не  сдвинуть,
не сдвинуть...
   Конст молчит, не жалуется, хотя Придон  видел,  как  тот  падает  все
чаще. Последний раз он не захотел вставать,  пришлось  попинать  ногами.
Второй раз не помогли и пинки. Придон опустил Олексу на  землю,  оторвал
длинную полосу ткани и привязал Конста за шею.
   - Я, - выхрипел он пересохшим  горлом,  -  я...  буду  тащить...  Мне
тяжело... Если ты пойдешь... мы дойдем... Конст ответил совсем сипло:
   - Мы... не дойдем... Иди один...
   - Нет... мы дойдем...
   Он качнулся, поднял Олексу и двинулся, не видя дороги, но так,  чтобы
ветер дул в спину. Конст некоторое  время  тащился  следом,  но  однажды
Придон не ощутил привычного натяжения. Дернул сильнее, подтащил веревку,
поворачиваться с Олексой на плечах  труднее,  в  ладони  оказался  чисто
срезанный обрывок.
   Зарычал, бережно опустил Олексу, разогнулся, широко  расставив  ноги.
Ветра уже нет, но качает так, словно треплет ураган. Если присмотреться,
то можно заметить легкие отпечатки... вот здесь  он  упал  и  уже  полз,
цепляясь за камни, за неровности почвы... Вот здесь ударился  головой...
уже не видит...
   На Конста он наткнулся всего через сотню шагов.  Упал  рядом,  тяжело
дыша, сказал измученным голосом:
   - Там остался мой лучший друг... Его ждет отец, который  отправил  со
мной двух сыновей... Один уже погиб, закрывая меня!  Могу  ли  я  лишить
отца и второго сына?
   Конст долго лежал молча, уткнувшись лицом  в  горячий  черный  песок.
Прошептал едва слышно:
   - Иди сам. Если можешь, неси своего друга... Я вам только помеха...
   - Ты в моем отряде, - ответил Придон.
   - Я... я чужой...
   - Ты в моем отряде, - повторил Придон. - Теперь ты наш...
   - Если ты оставишь меня... - прошептал Конст, - доберешься быстрее...
Со мной можете не добраться вовсе..
   - Я же не куяв, - ответил Придон. - Артане своих не бросают!
   Конст повернул голову, в запавших глазах на этот раз блеснул странный
огонек. Ни говоря ни слова поднялся, пошел, шатаясь, обратно.
 
ГЛАВА 21 
 
   Придон помнил, что он шел, очень долго шел. Потом полз. Тащил на себе
Олексу, возвращался и ловил Конста. Тот все пытался уползти  и  умереть,
чтобы Придон мог двигаться быстрее, без обузы, а Придон чувствовал,  что
для него это тягчайшее оскорбление, если примет такую жертву.
   Все чаще наступало затмение, когда он шел или полз в полной  тьме,  а
затем возникало сияние, в нем проступало лицо  Итании,  он  двигался  на
этот  свет,  и  снова  ноги  переставали  подкашиваться,  а  пальцы   не
соскальзывали с камней, за которые подтягивался.
   Однажды земля  начала  подрагивать,  затем  затряслась  уже  сильнее,
загудела, словно прямо на него несся табун диких коней. У него  не  было
сил поднять голову, но грохот затих. И снова он помнил  лишь,  что  надо
двигаться, надо идти, ползти, надо доставить Аснерду хотя бы Олексу, там
волхвы и маги, там могучие лекари,  там  есть  все,  молодые  и  сильные
должны умирать только в бою...
   Сильные руки  подхватили  его  за  плечи.  Он  услышал  взволКованные
голоса. Ему почудился голос самого Аснерда, он понял, что снова  впал  в
беспамятство, вздохнул и позволил черноте сомкнуться над его головой.
 
*** 
 
   Сейчас он лежал на широком ложе,  что  вынесли  из  шатра  прямо  под
утреннее солнце. Ловкие руки дюжего лекаря  втирали  в  обожженную  кожу
мази, целебные масла. На  ночь  его  обложили  душистыми  листьями,  что
вобрали жар и стерли с кожи ожоги.
   Аснерд наведался лишь однажды,  он  не  отходил  от  Олексы.  Тот  не
приходил в сознание, лекари боролись за его жизнь, но  уверяли  воеводу,
что сын у него с двумя сердцами, выживет, еще и внуков своих будет учить
седлать коней.
   Как узнал Придон, Ютлан и Скилл не  находили  себе  места,  когда  он
отправился на поиски  ножен.  Аснерд  тревоги  не  выказывал,  напротив,
хвастливо заявлял, что у него сорок  сыновей,  все  -  герои,  но  когда
Аснерду предложили выехать навстречу Придону, оказать почет, то Аснерд в
тот же день оседлал коней и пустился вскачь с десятком героев.
   Он прошел по всему пути Придона, побывал на том зеленом  клочке,  где
селянин рассказывал  артанам  про  героев,  добывавших  огонь,  узнал  о
проходе, забрал коней уехавших артан, а потом с двумя молодыми и ловкими
- Придон не поверил своим ушам - сумел взобраться на горы,  спустился  в
болото, прошел по их следам  и  даже  вышел  в  сами  Лихие  Земли,  где
обнаружил массу мелкого зверья и тучи ворон, что  все  еще  пировали  на
трупах кентавров.
   Здесь увидели надвигающуюся черную  бурю  и,  устрашенные,  собрались
было отступить и ждать у прохода к болоту, но  тут  сам  Аснерд  заметил
ползущего человека. За ним - еще одного...
   Сейчас ласковое солнце нежно и ласково трогало кожу Придона,  ветерок
шевелил быстро отрастающие волосы. Он  открыл  глаза,  услышав  знакомый
стук  сапог.  Подходил  Скилл,  могучий  и  красивый,  с   радостным   и
встревоженным лицом. За Скиллом шел Горицвет, он улыбался своей такой не
тцарСкой улыбкой, доброй и немного застенчивой. Придон поднялся, на  это
сил хватило. Скилл обхватил его, прижал к  груди.  Снова  Придон  ощутил
себя маленьким, счастливым  и  защищенным.  А  Горицвет  обнял  коротко,
по-деловому, тут же спросил:
   - Это верно?
   - Я добыл ножны, - ответил Придон.
   - Да в задницу эти ножны! Тот, спасенный тобой, рассказал, что  ты  в
самом деле сумел проломить эту  стену!..  Это  верно?  Ты  сумел  пройти
Черные Пески...  россыпь  Зубов  Небесных  Драконов...  и  даже  Красную
Землю?.. Он сказал, но я просто не поверил, что теперь до  самих  земель
Вантита можно дойти по прямой? Без месячного крюка?
   Придон кивнул. Он вспомнил Тура, горло перехватило, как тисками.
   - Может быть, - прошептал он, - ты был прав... Это было  безумство  -
идти туда.
   Горицвет кивнул, но глаза его смотрели поверх головы Придона,  словно
видел, как новой дорогой скачут всадники, осматривают  теперь  артанские
земли, роются в руинах, с торжеством вытаскивают чудесные вещи дивов.
   А Скилл сказал приподнято:
   - Брат мой, в неведомое всегда пути прокладывают безумцы вроде  тебя.
Те самые пути, по которым затем пойдут караваны осмотрительных!
   Придон с трудом поднялся, сел.
   - Брат, - сказал он, - на мне все заживает, как  на  собаке.  Пока  я
буду ехать в Куябу, все раны затянутся. Вели седлать моего коня!
   Скилл долго всматривался в его исхудавшее лицо.
   - Я, - сказал он негромко, - понимаю тебя. Ты  слаб...  но  в  дороге
обрастешь силой. Однако...
   - Что, Скилл? Скилл улыбнулся.
   - Не кричи. Уже вечер. А завтра с утра езжай. Я понимаю тебя, Придон.
Понимаю.
   - Спасибо, - ответил Придон с чувством. - Я люблю тебя, Скилл!
   Еще притронувшись к пологу шатра, он ощутил  сильный  запах  лечебных
трав, настоев. А когда открыл, задержал дыхание: резкий  бодрящий  запах
лез в ноздри, забивал дыхание.
   Олекса раскинулся на ложе, весь перевязанный чистыми тряпицами. Слабо
и виновато улыбнулся Придону.
   - Прости... Это мы должны были охранять тебя.  Но,  выходит,  ты  нас
спасал...
   - Тур погиб, - сказал Придон горько. Олекса сказал хрипло:
   - Мы шли на то, чтобы погибнуть, но помочь тебе добыть  меч.  Придон,
думай об Артании, а потом о себе... О нас же вообще не думай. Мы  живем,
чтобы Артания жила. Но и умираем затем, чтобы она - жила!
   Придон в неловкости переступил с ноги на ногу.
   - Отдыхай, набирайся сил. Мы еще повоюем!
   Он отступил и вышел на солнечный свет и  чистый,  напоенный  степными
травами воздух. На заднем дворе подвели Луговика, помогли  взобраться  в
седло. Сердце застучало  чаще,  что-то  колдовское  в  перестуке  копыт,
городские врата  надвинулись,  над  головой  промельнула  арка,  впереди
распахнулся простор.
   Он придержал коня,  от  скачки  заныли  раны,  пустил  ровным  шагом.
Западная часть неба наливается пурпуром, пока что радостным, живым,  без
той багровости, что быстро темнеет, переходит в ночную черноту.  Оттуда,
из этой бурлящей пурпурности  протянулись  огненные  нити,  вонзились  в
сердце сладкой болью.
   Копыта застучали чаще, конь  перешел  на  легкую  рысь.  Над  головой
пронзительно прокричала  мелкая  быстрая  птица,  Придон  успел  увидеть
только скошенные крылья. Выпрыгнул из травы и скакнул  в  сторону  серый
заяц. Зеленые стебли мерно шелестели о  конские  ноги,  ветер  шуршал  в
ушах, сердце стучало все громче. Сверху с облаков донесся странный звук.
Тело Придона содрогнулось в радостном  ожидании.  Звук  донесся  громче,
протяжнее, в него ровным и четким  узором  вплелся  ровный  стук  копыт,
шелест ветра и травы усилился, Придон радостно  закричал,  и  потрясение
увидел, как
   Мир впереди колыхнулся, как будто отражение  в  озере  от  брошенного
камня. Там прогнулось, по краям вспыхнула  радуга,  разлетелась  острыми
стрелами, сердце стучит громче, в  ушах  гремит  кровь,  Степь  ответила
многоголосым криком, с неба тоже странные  звуки,  Придон  жадно  ловил,
сплетал в узор, конь перешел в галоп, перед глазами мелькает зеленое, он
ощутил, что выкрикивает какие-то великие  слова,  способные  перевернуть
мир,  настолько  могучие,  что  небо  могут  обрушить   на   землю,   но
остановиться не мог, тело трясет от неземного восторга,  он  с  грохотом
несется через  степь,  кричит,  поет,  слезы  срывает  ветром  и  уносит
мельчайшими каплями, а он крошечной долей сознания понимает, что из  них
вырастут дивные цветы.
   Пурпурное небо опустилось, приблизилось. Он влетел на  полном  скаку,
растворился, но вместо ужаса была ликующая радость, он  чувствовал,  что
это и есть он - блистающий, великолепный закат, окрашенные красным огнем
облака, пылающее небо, темно-красный край земли, горячий и  пульсирующий
мир, заполненный его криком, голосом, болью и радостью.
   Когда он вернулся, во дворе ждали обеспокоенный Ас-нерд  и  Вяземайт.
Аснерд покачал головой, в голосе прозвучало осуждение:
   - Это ты зря. Перед поездкой надо отоспаться, отъесться. А  то  и  не
один день.
   Вяземайт же прежде всего обратил внимание на потрясенный вид Придона.
Тот спрыгнул с коня, Луговик тяжело отдувался, с  удил  падает  пена,  а
Придон, хоть и устал, побледнел, но глаза блестят, как  звезды,  красиво
вырезанные ноздри раздуваются, словно у зверя, зачуявшего добычу.
   - Что-то случилось?
   - Да, - ответил Придон.
   - Где ты был?
   - Не знаю, - ответил Придон.
   - Как это...
   Придон коротко взглянул на Вяземайта.  Волхв  смотрит  с  недоверием,
глаза из-под нависших  бровей,  похожих  на  заснеЖенные  кусты,  глядят
остро, пронизывающе, но чем дольше Вяземайт на него смотрел, тем  больше
в глазах верховного волхва появлялось изумления, смешанного с почтением.
   - Я был в другом мире, - сказал Придон.  -  Я  и  раньше  ощущал  его
прикосновение... но сегодня я там был.
   Вяземайт подошел  ближе,  его  широкая  ладонь  опустилась  на  плечо
Придона.
   - Ты можешь рассказать, что видел? Придон покачал головой.
   - Нет. Я только чувствовал. Но и это едва не разорвало мое  сердце...
Я ощутил, что в мире есть  нечто  настолько  высокое  и  ценное,  что  я
никогда-никогда... И это наполнило меня всего великой печалью и  великой
гордостью.
   - Почему? - спросил Вяземайт настороженно.
   - Я ощутил, что это недостижимо для меня сейчас... Я муравей рядом  с
горой,  это  наполнило  меня  таким  великим  горем,  что  сокрушило   и
раздавило, как валун раздавил бы муху! Но я ощутил, что  когда-то  смогу
вырасти выше самой высокой горы, все объять, все  вместить...  Вяземайт,
когда копыта моего коня снова застучали по земле, я ощутил, что вернулся
с небес с новой песней. Хочешь, я сейчас ее...
   Вяземайт отшатнулся, выставил перед собой ладони.
   - Нет-нет!.. Я не хочу, чтобы мое  каменное  сердце  трескалось,  как
валун в жарком огне. Твои песни  исторгают  из  меня  слезы,  а  мужчина
должен быть бестрепетен.
   Придон сказал виновато:
   - Прости...
   - Уходи и пой таким же пустоголовым!
   Рано утром он почти вскочил, по телу стегнула резкая  боль,  но  лишь
стиснул челюсти, не подал виду,  что  еще  не  все  зажило.  Позавтракал
быстро, как голодный волк,  что  глотает,  не  пережевывая,  все  потом,
потом, торопливо выскочил во двор.
   Яркий свет болезненно ударил  в  глаза.  Обнаженные  плечи  мгновенно
впитали солнечные лучи. Прямо от солнца проТянулась нить, по  которой  в
его тело бурным потоком пошла вливаться эта кипящая мощь.
   Всю площадь перед дворцом заполнил народ. Воздух  задрожал  от  сотен
труб,  пищалок,  бубнов.  Слева  от  дворца  на  конях  гордо  восседали
сильнейшие герои Артании.
   Скилл крикнул им что-то веселое, они разом вскинули в воздух  топоры.
Мир дрогнул от их дружного рева:
   - Придон!.. Придон!.. Придон!..
   Придон развел руками. Скилл хотел поддержать его под руку, но  Придон
сбежал по ступенькам резво, молодая сила бурлила, он чувствовал, как все
раны затягиваются на нем вот прямо сейчас, быстро, а  за  ворота  города
выйдет лишь с белыми шрамиками.
   Толпа расступилась, там стоял Градарь. Он ударил пальцами по струнам,
запел хрипловатым сильным голосом. Придон ощутил, как по спине пробежали
мурашки. Он уже  не  услышал  слов,  но  все  тело  встрепенулось,  душа
подпрыгнула и расправила крылья.
   Круг постепенно раздвигался. Туда  вошли  Скилл,  Ас-нерд,  Вяземайт,
даже сам Горицвет, все на ходу в ритме хлопали в ладоши, этот звук  тоже
заставил встрепенуться, кровь
   Вскипела.
   Горицвет поманил Придона.
   - Давай-ка на дорогу танец Победившего Воина!
   Градарь запел громче, Аснерд,  Вяземайт  и  Скилл  начали  хлопать  в
ладоши громче, чаще, убыстряя темп. Придон  вышел  в  круг,  выпрямился,
душа ловила ритм, затем тело вздрогнуло, мышцы сами задвигались,  сапоги
быстро-быстро передвинулись на полшага, почти шаркая подошвами, и дальше
его повела по кругу та сила, что пробуждалась в нем сама по себе,  когда
слышала красивую сильную песнь, когда душа ловила серебряные звуки труб,
создающие небесную мелодию.
   Мужчины хлопали в ладони все громче, сильнее. Придон  шел  по  кругу,
выпрямившись, с гордо разведенными плечами, подошвы пристукивали  часто,
в только им известном ритме, он даже не вмешивался,  эта  странная  мощь
делает все сама, ей надо всего лишь не перечить.
 
*** 
 
   Итания, шепнул он одними губами. Итания, именем твоим  я  прошел  все
дороги. Итания, я начал жить с того дня, как увидел  тебя...  Итания,  я
скоро снова увижу тебя!
   В круг влетел, не удержавшись, Скилл. Его танец был четок и строг, но
глаза смеялись, а губы расползались в счастливой улыбке.
   Придон отступил, взял у Градаря  бандуру.  Все  получилось  само,  он
просто не перечил силе, что вела его в танце, а сейчас она  ударила  его
пальцами по струнам.
   Он услышал свой голос, перед  глазами  лицо  Итании,  звездное  небо,
скачущие кони, гневное лицо бога, яркий свет и снова лицо Итании...
   Скилл танцевал, но теперь строго и торжественно, а когда  Придон  без
перехода заиграл другую мелодию, подошел и встал рядом.
   Могучие силы швыряли Придон