твоему отцу... и ты протянешь мне руку. Я вскину тебя  на  седло,  степь
загремит под конскими копытами, ибо со мной  приедут  сильнейшие  витязи
Артании, дабы твой отец видел, что не за пастуха отдает дочь!
   Он поднялся, шум в голове затих, во всем  теле  внезапная  ясность  и
свежесть.
   - Отдохнули? - спросил он нетерпеливо. - Старик сказал, что через это
болото пройти можно только здесь... Где здесь?
   Олекса долго  всматривался  в  туман.  Тур,  напротив,  с  удивлением
посматривал на Придона.
   - Ты уверен, - спросил он, - что сможешь двигаться? Я уж  хотел  было
ноги вытереть, думал - мокрая тряпка лежит.
   Олекса стоял к  ним  спиной,  ноги  на  ширину  плеч,  ладонь  прижал
козырьком к глазам.
   - Странное болото, - обронил он хмуро.
   - Чем? - спросил Придон.
   - Не вижу в тумане, - ответил Олекса зло. -  Или  у  меня  с  глазами
что-то, или же туман... не туман. Придон сказал в нетерпении:
   - Узнаем на месте.
   Не дожидаясь ответа, он шагнул вперед. Обострившийся слух  подсказал,
что Тур задвигался, вот поднимается, тяжелые шаги за спиной,  от  сердца
отлегло, а то уже кольнул страх, что не пойдут, ибо в Артании слабые  не
распоряжаются сильными.
   Горы, как он понял, торчат прямо  из  болота.  Хотя  нет,  с  внешней
стороны эти болота давно высохли, как рассказал селянин, но  здесь  горы
закрывают их от сухого знойного ветра, сюда местные демоны не  позволяют
занести тучи благослоВенного  артанского  песка,  здесь  смрад,  вонь  и
ядовитые испарения болота...
   Влажный  воздух  коснулся  лица.  Придон  задержал   дыхание,   запах
отвратителен, сделал несколько шагов, под ногами захлюпало. Он  невольно
выпустил спертый воздух и  сделал  вдох.  Ноздри  защипало,  а  в  груди
разлилось неприятное жжение.
   Сзади плюхнуло, Тур громко выругался, Олекса сказал  что-то  ехидное.
Придон молча двинулся вперед. Вода оказалась  неприятно  теплой,  быстро
поднялась выше голенища. Он ощутил,  что  вместе  с  гнилой  водой  кожи
коснулись и мелкие не то рыбешки, не то болотные черви.
   - Олекса, - проговорил он сдавленным голосом, - что-нибудь видишь?
   - Туман, - ответил Олекса. И добавил,  будто  считал  Придона  совсем
тупоумным:
   - Вижу туман.
   Тур обогнал и двинулся впереди, в одной руке топор, другой взмахивал,
как крылом, удерживая равновесие на подводных кочках, склизких корнях.
   Он  часто  останавливался,  прислушивался,  потом   плюнул   на   все
предосторожности, пошел напролом. Хуже всего, этот розовый, а теперь еще
и грязно-желтый туман окружал их и сверху. Двигались в странном  белесом
полумраке, видно не больше чем на десяток шагов,  зато  слышно  за  пару
сот. Звуки странные, ни на что не похожие.  Придон  сперва  хватался  за
рукоять топора, но вскоре устал,  шел  уже  почти  равнодушный  к  этому
бормотанию, шипению, бульканью, кашлю, хрипу, стонам.
   Иногда воздух дрожал от мощного рева, время от времени слышался писк,
сочный  хруст,  словно  ломались  толстые  молодые  деревца.  Или  кости
большого зверя в пасти еще более крупного.
   Тур на ходу обернулся, лицо в  зеленых  потеках,  на  плече  болотные
листья. Олекса поспешно сорвал их с брата, пока те не пустили корни.
   Тур сказал пораженно:
   - Ничего себе безопасный проход!
   - Да, - пробурчал Олекса, - тот мужик насоветовал... Придон напомнил:
   - Он не говорил, что здесь мед и цветы. Просто в других местах вообще
не пройти.
   Со всех сторон  окружал  двигающийся,  но  абсолютно  плотный  туман.
Теперь не розовый и даже не желтый, а странного  грязно-лилового  цвета,
выглядел то монолитным, как скала, то в нем  возникали  тени,  сгущения,
призрачные фигуры, что манили, завораживали, тут  же  исчезали,  уступая
место другим.
   Все трое остановились перевести  дух  в  трясине  по  колено.  Придон
первым сделал шаг, провалился  до  пояса.  Из  тумана  доносился  не  то
приглушенный рев, не то бурчание. Хотя, может быть, это лопаются  пузыри
болотных газов.
   По эту сторону стены тумана прямо из темной жижи поднимаются струйки,
а иной  раз  и  целые  клубы  зловонных  испарений.  Налетавший  ветерок
размывал их, но когда не успевал, то  гнилостные  испарения  скатывались
волнами, удивительно живыми, двигались  будто  сами  по  себе.  За  ними
исчезали лягушки, а  зеленые  сочные  стебли  превращались  в  желтые  и
высохшие, ломкие с виду.
   Они  стояли  долго,  вслушиваясь,  всматриваясь  в  неясные  тени,  в
выступающих  болотных  чудовищ,  но  ветерок  размывал   и   зверей,   и
проступающие вдали деревья.
   - У меня уже в глазах рябит, - сказал Тур. - Надо  идти,  пока  снизу
никакая тварь не подобралась.
   - Или наши ноги не пустили корни, - добавил Олекса очень серьезно.
   Придона передернуло с головы до ног. Он с детства слышал  о  народах,
что в старости пускают корни и превращаются в деревья. От них даже пошло
слово "укорениться", так стали говорить о тех, кто оставил славный  путь
воина и осел на хозяйстве.
   Ломились  через  красный,  как  кровь,  мир,  Придону  чудилось,  что
багровый закат не отступил, а приблизился  сам,  принял  их  в  себя,  и
теперь бредут в этой красноватой мгле,  похожей  на  редкий  розовый,  а
временами грязно-лиловый туман.
   Затем то ли ветер чуть развеял красную мглу, то ли подоШли ближе,  но
навстречу из тумана выпукло выступил  город...  или  настолько  огромный
дворец, что равен городу:  исполинское  здание,  которому  не  подыскать
сравнения,  множество   неимоверно   высоких   башен,   причудливых,   с
парапетами, площадками, высокими остроконечными шпилями...
   Именно выступил: как барельеф, как лицо бога из  каменной  стены,  за
чудо-городом мутно проступало нечто вроде огромного оранжевого шара,  он
почти тонул в красной мгле, но Придон всеми чувствами осознал неимоверно
чудовищную массу, перед которой даже горные хребты -  пылинки.  Верхушка
шара блестит, вся из металла, но красная мгла гуще, шар исчез, даже  сам
город   начал   колебаться,    жутковато    прекрасный,    непостижимый,
причудливый...
   Тур бросил холодновато:
   - Мираж.
   Олекса подтвердил мрачно:
   - Наше счастье, что города нет уже тысячи и тысячи лет.
   - А жаль, - прошептал Придон. - Почему красота так мимолетна?
   Воины посмотрели с удивлением, переглянулись. Придон  усмотрел  в  их
взглядах озабоченность. Как бы не сочли, что рехнулся. Кто  рожден  быть
воином, тот должен быть воином! И думать  только  о  подвигах,  о  новых
срубленных головах врагов, а не о красотах чужих городов.
   В болоте часто попадались гниющие деревья,  обычно  из  воды  торчали
покрытые слизью корни.  Дважды  встретили  странные  плиты,  похожие  на
камень, но слишком уж пористые, как творог, черного цвета.  Они  торчали
из воды, полузатопленные, все трое обычно  слышали  шумные  всплески,  а
когда подходили ближе, Тур, как  лучший  следопыт,  старался  по  мокрым
отпечаткам определить, что же там сидело.
   Солнце начало клониться к закату, Придон уже едва  волочил  ноги,  но
Олекса вскрикнул, указал в туман, сам устремился, будто  его  тащили  на
веревке.
   Тур и Придон вскоре увидели еще одну такую огромную черную плиту. Она
по наклонной торчала из болота, а другим
   Концом уходила далеко в туман. Олекса уже  стоял  на  плите  и  махал
рукой.
   - Там какие-то заросли! - крикнул он.
   - А здесь болото, - сообщил ему Тур.
   - Дурень, так заросли уже на берегу!.. Болото кончилось!
   Огромная плоская плита, на которую взобрался Олекса, другим концом  в
самом деле тонула в зарослях странных растений, похожих на трубки. Снизу
на плиту пыталась взобраться плесень, карабкался мох, но блестящая, хотя
и ноздреватая поверхность все еще блестела гордо и вызывающе.
   Придон ускорил шаг, провалился по грудь. Отсюда бледные волны  тумана
казались такими плотными, что он видел только сгущения, плавающие комки,
а сама плита в разрывах тумана появлялась  то  с  одной  стороны,  то  с
другой.
   Сцепив зубы, он двигался по памяти, еще  дважды  провалился  по  шею,
наконец ноги уперлись в твердое. Олекса протянул руку, помог  взобраться
обоим.
   Некоторое  время  молча  выливали  воду  из  сапог,   с   отвращением
сбрасывали болотные листья, плети гадких  растений,  что  в  самом  деле
пускали корешки и пробовали дырявить кожу.
   Придон не успел увидеть, что именно рухнуло на то место,  где  только
что стоял Тур. Сам Тур с воплем полетел вверх тормашками в грязь, Олекса
отпрыгнул и вслепую ударил топором.
   Придон увидел массивную тушу, угольно-черную, но без блеска,  пахнуло
животным теплом, в следующий миг прозвенел отчаянный вопль Тура:
   - Вниз!.. Всем вниз!
   Придон бросился  ничком  и  обхватил  руками  камень.  Яркая  вспышка
обожгла глаза. Страшно закричал огромный зверь. Свет был  ослепительным,
а когда погас, Придон видел только пурпурно-красное  зарево  с  толстыми
размытыми жилками внутри век.
   И все же он успел увидеть, как  черная  туша,  изрезанная  дымящимися
полосами, сорвалась с края, плиты. Плюхнуло,
   Будто в  топь  обрушилась  скала.  Наступила  мертвая  тишина,  будто
неведомый зверь сразу ушел на дно и  затаился.  Придон  сказал  дрожащим
голосом:
   - Пожалуй, если оно не утащило с собой Тура...
   - Зачем ему Тур? - возразил Олекса. -  Тура  никакой  зверь  есть  не
станет, у него мясо ядовитое! К тому же я его если не убил, то  серьезно
ранил!
   - Тура?
   - Да кто их разберет в тумане...
   - Вот оно и взяло с собой Тура, чтоб зализывал ему раны...
   - Или не только раны...
   Тур взобрался на плиту сам, оттолкнув руку Олексы. Весь  перемазанный
с головы до ног, сам как болотное чудище,  он  горстями  снимал  с  себя
вонючий ил, грязь, срывал с головы и плеч гибкие стебли болотной травы.
   - Я вам это припомню, - пригрозил он.  -  И  мясо  невкусное,  и  все
другое...
   С головы до ног в липкой  зловонной  грязи,  выкарабкались  на  берег
почти ползком. За каждым волочились присосавшиеся стебли болотной травы.
Тур так и вовсе выволок за собой чуть  ли  не  подводное  дерево,  долго
срывал его липучие ветви.  На  ногах  остались  красные  пятна,  кое-где
корешки отрывал с кожей, там выступала сукровица, и  туда  сразу  начали
липнуть большие сине-зеленые мухи.
   - Что это было? - спросил Придон.
   - Колдун! - ответил Олекса уверенно.
   - Какой колдун? - не поверил Придон. - Я сам видел зверя... только не
понял какого.
   - Тогда то был зверь-колдун! - огрызнулся Олекса.
   - Зверь-колдун?
   - А почему нет?.. Люди могут, а звери нет?.. Тур ударил его  топором,
а зверь в ответ шарахнул огнем. Почти как  дракон.  Только  не  сжег,  а
старался ослепить.
   Тур звучно охлопал себя с  головы  до  ног,  ладони  по  голой  груди
шлепали как весла по воде, огляделся, буркнул:
   - А что, колдун не может перекинуться зверем?
   Олекса оглядел его с головы до ног, кивнул.
   - Может. Если даже не колдун, и то перекидывается.
   Черный край плиты  глубоко  вломился  в  заросли  странных  растений.
Обычно на болоте, как и по берегам, множество сочной  жирной  травы,  но
здесь торчат высокие  шесты,  словно  выкованные  из  бронзы.  Придон  с
нехорошим холодком вдоль спинного хребта видел  металлический  блеск  на
этих растениях, что ни деревья, ни кусты, ни даже трава.
   - А прохода не видать, - прорычал Тур. - Значит, будет!
   Он слез, по-хозяйски вломился... и тут же завис,  словно  ударился  о
решетку. Шесты не поддались, даже  не  качнулись,  а  он  сразу  изорвал
штаны, поцарапал до крови руки и плечи.
   - Это не камыш, - определил.Олекса. - Не камыш.
   - А что? - спросил Придон.
   - А если и камыш, - продолжал Олекса, - то зачарованный. Кто-то велел
стать болотным сторожем. Придон вытащил топор.
   - Но мы должны пройти.
   Он врубился рядом с Туром. И тут же порезался до  крови  листьями.  С
шестов, что поднялись уже выше их  роста,  свисали  плети  с  гроздьями,
похожими  на  металлические  шары.  Изорвали  одежду,  пока  сумели   на
несколько  шагов  протиснуться,  вернее,  прорубиться   в   глубь   этих
молчаливых, но непреклонных сторожей.
   Олекса предложил перевести дух и все  же  поискать  выход,  некоторое
время в самом  деле  добросовестно  высматривали,  наконец  Тур  потерял
терпение  и,  озлившись,  вломился,  как  бешеный  тур,  в   это   дикое
переплетение растений из металла  и  ползающих  трав.  Олекса  и  Придон
смотрели с брезгливым сожалением, Тур явно выдохся, раз уж ринулся сломя
голову, сейчас свалится и запросит отдыха...
   ...но  несокрушимая  с  первых  попыток  стена  поддалась   яростному
натиску.  Металлические  растения  внутри  оказались   обычными   полыми
трубочками, из них вытекал такой же сок, так же хрустели под  ногами.  А
Тур, рубя огромным топором направо и налево, рубил стену,  орал,  ревел,
ругался, сыпал проКлятиями. Одежда на нем превратилась  в  клочья,  тело
окрасилось кровью, но вдруг стена поредела. Последние растения со звоном
переломились под  лезвием  уже  зазубренного  топоРа,  впереди  открылся
проход!
   Но какой  проход...  странный  проход.  Справа  и  слева  поднимаются
черные, как ночь, каменные  стены-плиты.  А  между  ними  проход,  можно
вшестером на конях. Земля серая, похоже, сухая.
   Придон жадно смотрел в эту узкую щель между двумя черными блестящими,
как зеркало, плитами. Нет болота, нет! Сухо,  жарко,  серая  земля  -  и
совершенно нет этих растений.
   Тур, тяжело отдуваясь, захохотал:
   - Так вот о каком проходе говорил селянин!.. А болото и эта травка  -
ерунда.
   Придон содрогнулся всем телом,  представив,  что  ломились  бы  через
болото чуть левее  или  правее.  Хорошо,  что  приняли  совет,  все-таки
приняли.
   Черные плиты удлинились, вершины все еще в тумане, но  теперь  видно,
что не плиты, а две стены, а они трое - в узком то  ли  проходе,  то  ли
проломе, земля темная, потрескавшаяся от неведомого жара.
   Стены из черного камня, Придон  такой  видел  только  однажды:  волхв
показывал блестящий камень, который горит жарким пламенем, если положить
на раскаленные угли. Но теперь  с  обеих  сторон  эти  страшные  гладкие
скалы, словно в горном  массиве  прорубили  проход  двумя-тремя  ударами
исполинского топор.
   Он вздрагивал, сердце стучало часто и  боязливо.  Грязно-серый  туман
впереди отодвигается так неохотно,  так  медленно,  что  не  успеешь  ни
изготовиться, ни отпрыгнуть, ни убежать...  Стены  то  сужаются,  совсем
жутко, перехватывает дыхание, словно скалы давят на грудь, то расходятся
самую малость. Дно ущелья усыпано камнями, покрыто слоем пепла,  странно
перекошенное, темное, в трещинах.
   - Ну что? - спросил он не своим голосом. - Вперед? Готовы?
   - Готовы, - ответил Тур. - Жизнь -  тяжелая  штука.  Но,  к  счастью,
короткая!
   Он двинулся вперед, топор в руке, левая рука со щитом впереди, словно
уже отражает удар чужого оружия или принимает прыжок дикого зверя.
   За ним поднималось  облачко  пепла,  весь  стал  серым,  как  степной
призрак. Придон с упавшим сердцем обратил внимание,  что  за  Туром  нет
следов. Олекса пошел шагах в пяти слева, ладонь мерно  колышется  вблизи
рукояти топора. Он, как и Тур, с  тревогой  посматривал  на  узкую  щель
пурпурного, словно закатного неба. Тучи несутся, как  стадо  разъяренных
быков, как кипящая  лава,  вниз  падает  волна  жара.  Туман  постепенно
рассеялся, вершины гор искрятся, словно брошенные в  костер  наконечники
копий.
   Тур зашиб ногу о камень, ругнулся  зло,  остервенело.  Придон  увидел
безумные глаза, бледное лицо, по которому  скользили  красные  блики  от
бешено проносящихся туч.
   - Это уже не Артания, - сказал Тур зло.
   - Артания, - ответил Придон.
   - Уверен?
   - Где мы, там и Артания.
   Черные скалы раздвинулись, отступили, покорно  остались  позади.  Все
трое вышли на простор, от тумана  ни  следа,  а  степь  впереди  пугающе
пустынна,  ни  единого  деревца,  только  редкая  бурая  трава,  чахлая,
покрытая пылью, с уродливыми листьями, что прижались к земле.
   Олекса, самый зоркий, вскрикнул:
   - Смотрите!.. Неужели не видите?
   Далеко впереди блеснула золотая искорка. Она  росла,  превратилась  в
крохотную фигурку желтого коня с человеком на спине. В их сторону и чуть
наискось неслась на оранжевом коне женщина с развевающимися волосами.  С
неба падал страшный красный свет, жутко сверкнула ослепительная  молния,
женщина повернула голову в их сторону, и у Придона навсегда останется  в
памяти эта жуткая картина: красивая молодая женщина на  бешено  скачущем
коне, сам конь храпит, пасть разинута в боевом реве, словно это не конь,
а дикий
   Зверь, женщина со злобно оскаленным лицом,  в  одной  руке  изогнутый
меч, блеск лезвия достиг глаз Придона...
   Ему даже показалось, что  конский  хвост,  истончаясь,  заканчивается
змеей с разинутой пастью, но  конь  и  всадница  исчезли,  только  перед
глазами все еще стояла эта жутковатая
   Картина.
   - Кто это? - спросил он. - Как могут жить в этом..
   Страхе?
   Олекса пожал плечами.
   - Вряд ли даже волхвы могут сказать. Никто здесь не бывал.  Никто  не
заходил так далеко. Мы первые!.. Когда-нибудь, если останемся живы...
   Тур буркнул:
   - Ну вот, завел свою песню... Конечно, останемся! А других уроем.
   Вдали показались  двое  всадников.  Они  неслись,  почти  сливаясь  с
низкими облаками. Что-то странное почудилось Придону, но, когда всадники
повернули в их сторону, явно заметив чужаков, Тур прорычал зло:
   - Черт... До чего же не люблю кентавров!
   - Особенно в открытом поле, - сказал Олекса хмуро. - Смотри, вот тот,
что слева, явно сын вождя! На лбу красный камень горит в обруче.
   - Камня не вижу, - огрызнулся Тур, - как и самого обруча. Зато слышу,
как от него несет вчерашней брагой!
   Придон молча взял топор в обе ладони. Топорище Олекса  обстругал  для
него гладкое,  даже  чересчур  гладкое,  такое  будет  скользить,  когда
покроется кровью, но сейчас хорошо уже тем, что оно есть,  а  сам  топор
острее бритвы... Пусть братья бахвалятся, а вот ему, Придону, не дано ни
острое зрение, ни острый нюх, а только гордое имя сына Осеннего Ветра  и
внука Громоверта, которые нельзя опозорить.
   - Итания, - прошептал он. - Если умру, то последний вздох - о тебе...
Если выживу - все о тебе... Я люблю
   Тебя, Итания!
   В небе одобрительно громыхнуло. Сухая земля гремела под твердыми  как
камень копытами. Кентавры неслись  стреМительно,  Придон  изготовился  к
бою, но в теле появилась предательская слабость. Пеший всегда жертва для
всадника, а кентавр в сто раз опаснее - он не управляет конем, он сам же
и конь - бьет копытами, сшибает грудью, в то время как  могучие  руки  с
высоты вбивают тебя в землю по ноздри.
   Кентавры  резко  и  красиво  остановились  в  полуразвороте.   Копыта
пропахали сухую  твердую  землю,  словно  это  мягкая  почва.  Придон  с
содроганием посматривал на толстые  мускулистые  ноги,  широкие  копыта.
Конские тела кентавров крупнее, чем у  скаковых  коней,  а  человеческие
тела не уступают торсу Аснерда, разве что нет складок жира, как на  теле
воеводы, здесь все сухо, прокалено жаром и зноем, выжжено сухим  горячим
ветром.
   Оба кентавра держали в руках по массивной дубине. Один  под  взглядом
Придона закинул дубину на плечо, у Придона пробежала по спине дрожь  при
виде груды мышц, что обнажились при этом движении.
   Передний кентавр грянул сильным грубым голосом:
   - Что за букашки вторглись в наши земли?
   Трое молчали, Придон уловил на себе взгляды Олексы и Тура,  вспомнил,
что он старший, эти двое лишь в помощь, откашлялся и  сказал  как  можно
более мирно:
   - Мы просто идем через этот край. Мы не собираемся здесь пастись  или
искать молодых кобылиц.
   Кентавр прогремел тем же зычным грубым голосом, вполне  человеческим,
но в котором слышалось ржание большого сильного жеребца:
   - Вы... все умрете!
   - Мы это знаем, - ответил Придон. - Все смертны.
   - Вы умрете сейчас! - Возможно,