отчаяние, он прошептал:
   - Нет жизни без Итании...
   - Есть, - возразил Аснерд уже мягче, - а вот без человечества нет...
   - Но как я буду жить?
   - Просто, - ответил Аснерд. - Как живет большинство.
   А Вяземайт поерзал в кресле, с кривой усмешкой кивнул на Аснерда:
   - Вон как он живет. Разве не счастлив? Посмотри на его рожу!  А  ведь
признался, что устрашился сорвать цветок на краю пропасти!
   Аснерд смолчал, взгляд был устремлен в пол. Придону  показалось,  что
от фигуры старого воина пахнуло не порицанием, а странным сочувствием.
   - Но я не устрашился, - ответил Придон пылко.
   - Да. Ты не устрашился. Но это касается  твоей  жизни.  А  если  всей
Артании? Вообще рода людского?
   Придон опустил голову. Он весь вздрагивал, неведомые силы сражались в
нем, как могучие рати в тесной долине. Тело дергалось, а на лице  быстро
сменялись ярость, страх, неведомая ранее кротость, вдруг снова  звериный
оскал, вздутые желваки и воинственно выдвинутая  нижняя  челюсть,  потом
окаменевшие мышцы расслаблялись,  уходили  вглубь,  снова  покорность  и
смирение перед неизбежностью.
   Именно эта покорность и смирение  с  неизбежностью  завладели  душой,
когда он вздохнул тяжело и сказал тихо:
   - Да, вы правы. Я ничего не могу с собой поделать. Я поеду  за  мечом
Хорса и сделаю все, чтобы егб добыть...
   Ибо я - человек! Отказаться, отступить, уступить - это  наступить  на
горло своей песне... и перестать быть человеком. Не  этого  ли  возжелал
Творец, называемый еще Темным Богом?
 
ГЛАВА 2 
 
   У него было суровое лицо, печать обреченности легла, как густая тень,
погасив  краски.  Аснерд  и  Вяземайт  долго  мяли   его   в   объятиях,
всматривались, понимая, что видят в последний  раз.  Молодые  герои  уже
сидели в седлах, молчали, чуяли, что происходит нечто важное.
   - Прощай, - сказал наконец Аснерд. - Наша беда в том, что мы, артане,
идем до конца.
   - Возможно, - добавил Вяземайт невесело, - артане первыми исчезнут  с
лица земли... Но будут последними, о ком перестанут петь!
   Они стегнули коней, за ними  быстро  повернули  и  унеслись  молодые.
Куявы завороженно смотрели вслед, не часто видишь таких героев,  даже  о
встрече с такими вспоминают всю жизнь и рассказывают дома.
   Придон оглядел их, сказал резко:
   -  Все,  возвращайтесь!..  Вон  там  уже  кордон  со  Славией.  Дунай
поглядел, поколебался, сказал с сомнением:
   - Ну, вообще-то, можно. Если думаешь, что  мне  очень  хочется  везти
тебя в Славию, ошибаешься. Родзяник, Щелепа! Двое воинов выехали вперед,
один сказал:
   - Да, мы поедем с ним. В самом деле, тут рукой подать.  Дунай  кивнул
Придону.
   - Если хочешь, могу даже  пожелать  тебе  удачи.  Все  равно  это  не
поможет, я кое-что слышал о том, с чем столкнешься. Эти  двое  поедут  с
тобой, это распоряжение  Тулея.  У  героя  всегда  должны  быть,  ха-ха,
помощники!
   Придон оглядел обоих воинов, Дунай назвал их Родзяни-ком и Щелепой.
   - Эти? Почему они? Вон те, - он указал на воинов  сотни,  -  выглядят
куда крепче.
   Дунай сказал с усмешкой:
   - Я слышу артанина.
   - Да, - ответил Придон твердо, - я - артанин. И пока еще не  стыдился
этого.
   - Не надо обижаться, - сказал Дунай покровительственно. -  Артане  по
своей дикости в первую очередь замечают рост  и  ширину  плеч.  Да  еще,
конечно, толщину рук. Но сила не только в крепости мышц, герой.
   Придон  пожал  плечами.  Неясности  никогда  не  нравились,  а  когда
начинались, он торопливо уходил от них.
   - Эти, - сказал он равнодушно, - так эти.  Вам  виднее.  Лишь  бы  не
мешались под ногами.
   Дунай молча повернул коня,  взмахнул  рукой,  сотня  воинов  ответила
радостным ревом. Придон проследил  взглядом,  как  пошли  обратно  сразу
галопом, повернулся к воинам.
   - Кто из вас кто?
 
*** 
 
   Земля привычно гремела под копытами, он несся  на  заводном  куявском
коне, давая отдохнуть своему скакуну, тот мчался сзади, но и этот  летит
так, что земля слилась в  серую  полосу,  а  стук  копыт  превратился  в
монотонный шум дождя.
   Он пригнулся, прячась от ветра. Не то чтобы ветер так уж  сдует,  как
сухой лист, просто мешает мечтать и  грезить  об  Итании.  А  мечтать  и
грезить о ней он готов всегда, всюду.
   Родзяник и Щелепа  неслись  следом.  К  его  удивлению,  не  отстают,
держатся прямо за спиной. Правда, коней  им  отбирали  по  всей  Куявии.
Рослые кони, сильные, к тому же  быстрые  и  выносливые,  как  все  кони
Артании. А сами Родзяник и Щелепа в доспехах, но без  толстых  панцирей,
всего лишь в блещущих, как мокрая рыбья чешуя, легких кольчугах.
   Обычно держались вплотную за спиной, а когда позволяла дорога,  брали
его в подобие  клещей  и  вызывающе  посматривали  по  сторонам,  словно
провоцируя нападение. Придон хмуро улыбался, такое рвение понятно, хотят
выказать себя перед  ним  героями.  Сами  по  себе  оба  крепкие  дубки,
могучие, есть сила в руках, есть жажда показать себя в мужском деле,
   А не только в дворцовых покоях, где одни пьянки да распущенные девки,
подмигивающие жены беров, дворцовые сладострастные  женщины,  непонятно,
кто и чем занимается...
   На развилке дорог он свернул направо, тут же догнал Родзяник, а затем
и Щелепа, у него конь чуть поплоше, едва ли не в один голос закричали:
   - Это длинная дорога!.. Надо на ту, что во-о-он там! Придон изумился:
   - Но эта дорога ведет в Славию, даже я знаю.
   - Это дорога  торговцев,  -  объяснил  Родзяник.  -  Хорошая  дорога:
широкая, вымощенная камнем, с указателями, а через  каждые  три  дневных
перехода всегда большой постоялый двор. Можно есть,  пить,  спать,  дать
отдохнуть коням...
   Щелепа хохотнул и ядовито добавил:
   - Еще там воинские отряды через каждые десять верст.  Чтобы  защищать
караваны от разбойников. Конечно, я понимаю, отважному артанину никто не
страшен...
   Придон нахмурился, куяв издевается, ясно. Если  со  всеми  по  дороге
драться,  то  двигаться  будешь  медленно.  А  там  и   власти   Славии,
встревоженные, что кто-то побивает их заставы,  вышлют  навстречу  целое
войско.
   - А что с другой дорогой?
   - О, она скоро станет тропой, а  потом  и  вовсе  сгинет.  Там  дикие
непроходимые леса. Там даже сами славы, судя по всему,  не  живут.  Если
пройти через тот лес, а он не так уж и  велик,  то  сразу  будет  Черное
Капище.  Но,  конечно,  если  доблестный  артанин   желает   обязательно
подраться, можно и по главной дороге...
   Придон молча повернул коня.
 
*** 
 
   Еще когда мчались сюда со всей сотней  Дуная,  каменистое  плато  уже
гремело  под  копытами,  а   сейчас   оно   заметно   приподнималось   и
приподнималось, словно стремилось привести их на небо. Воздух становился
свежее и чище, словно он снова очутился в горах.
   Родзяник догнал, лицо веселое, рука выстрелила  вперед  повелительным
жестом:
   - Славия!
   Придон заставил усталого коня перейти с шага на рысь, затем на галоп.
Что-то не правильное чудилось впереди. Он не мог сообразить, что именно,
только линия горизонта почему-то быстро приближалась, а он уже привык не
спрашивать больше по-детски волхвов: почему, сколько ни скачи,  а  линия
между небом и землей все отодвигается и отодвигается?
   Сейчас же эта линия, напротив, с каждым  конским  скоком  становилась
ближе и ближе. Горизонт был в виде выщербленного скалистого  края.  Конь
захрапел, прижал уши. Придон сбавил бег, а в десятке шагов от этого чуда
остановился и соскочил на землю.
   Впереди  край  света,  так  почудилось  в  первое  мгновение.   Земля
обрывается отвесно, словно он, как крохотный муравей, стоит  на  вершине
каменной стены. Далеко внизу в жуткой бездне клубится желтый  неприятный
туман. Плита, что  несколько  дней  вела  с  небольшим  наклоном  вверх,
закончилась. Сейчас он стоит на ее краешке. На  самом  краешке  огромной
каменной плиты.
   По телу прошли  мурашки,  он  начал  догадываться,  что  там,  внизу.
Послышался стук копыт, конский храп, шаги. Голос за спиной произнес:
   - Отсюда всего сутки... от силы двое!.. до Черного Капища.
   Подъехал Щелепа, посмотрел с седла, не слезая, сказал уныло:
   - Двое суток?.. Это ворона долетит за двое суток.
   - А ты чем хуже вороны? - спросил Родзяник. - Ты же почти орел!.. Вон
у тебя какой нос... красивый.
   Щелепа потрогал свой длинный  крючковатый  нос,  в  глазах  мелькнуло
злое, не поверил, пожал плечами.
   - Отдохнем, -  сказал  он  и  спрыгнул  на  землю,  -  подумаем,  как
спускаться.
   Придон подошел к  самому  краю,  всматривался  в  желто-зеленую  жуть
внизу. Живя в чистом, прокаленном солнцем  мире  ровной,  как  обеденный
стол, степи, он не любил и боялся лесов, хотя что за леса в Степи?  Так,
мелкие рощи, просматРиваемые насквозь. Только в северной части  Артании,
что граничит со Славней, уже  да,  леса.  Настоящие.  У  него  все  тело
покрывалось мурашками, когда вступал под сень, так это называлось,  сень
леса. Над головой вместо бездонного пронзительно синего неба,  иногда  с
облачками, появляется низкий зеленый полог, постоянно  шевелятся  ветки,
по ним что-то ползает, скачет, наблюдает за ним враждебно и злобно.
   Кордоны между Куявией, Артанией и Славней сложились как бы сами,  где
по рекам, а где по  горным  хребтам,  там  зимой  вовсе  ни  пройти,  ни
проехать, да и летом непросто провести войско  горными  тропами,  а  вот
сейчас он на высшей точке каменного плато, солнце жжет кожу,  но  почему
во всем теле ширится, расползается смертельный холод могилы?
   Там внизу уже Славия...  Славия  в  виде  сплошного  топкого  болота,
поросшего предательским мхом.  Даже  не  кочками,  тогда  можно  бы  еще
попробовать прыгать с одной на другую, как делают это порождение  жаб  -
славы... хотя, если честно, он никогда  на  такое  не  решится,  у  него
затрясутся колени, и тут же промахнется мимо кочки в  гнилую  воду,  где
топь за-глотнет его сразу же. Болото бесконечное, тухлое, даже сюда,  на
такую высоту донесло  сладковатый  запах  разложения,  гнилья,  особенно
мерзкий для человека чистых солнечных запахов степи.  Кое-где  пятна  не
зеленые, а вовсе желтые, а то  и  красноватые,  словно  нарывы  на  теле
человека или животного. А вон там  бугрится,  будто  из  мерзких  глубин
поднимается исполинский пузырь болотного газа, уперся в моховой  покров,
ищет, где прорвать...
   Придон вздрогнул, наконец-то ощутив, что видит  не  пузырь  болотного
смрада, а холм, поросший лесом.  И  не  болото  там  вовсе,  а  сплошной
дремучий лес, что с этой высоты выглядит толстым слоем мха на  стареющем
болоте.
   За спиной Родзяник долгое время  смотрел  с  седла,  слез  с  великой
неохотой, будто этот обрыв его изумил до крайности,  а  ведь  еще  Дунай
говорил, это эти двое знают все  дороги  как  свои  пять  пальцев,  даже
бывали в Славии не раз. Щелепа соскочил на землю  бодрее,  с  Родзяником
переговаривались
   Вполголоса, Придон не прислушивался, только слышал в голосе Родзяника
сильнейшее раздражение. За спиной послышались шаги.
   - Как будем слезать? - спросил Щелепа.  Он  подошел  ближе,  опасливо
вытянул голову.  Чертыхнулся,  отступил.  -  Ничего  не  боюсь,  но  вот
высоты...
   - Так зачем же вызвался? - спросил Придон.
   - Я ж говорю, - ответил Щелепа с обидой, - что ничего не  боюсь!  Мне
бы только слезть...
   Подошел Родзяник, скалил зубы. Придону  очень  не  понравились  глаза
бывалого воина. Так смотрят лишь на человека, которому  вот-вот  нанесут
смертельный удар. Правда, Родзяник тут же отвел взгляд, даже  улыбнулся,
но Придон ощущал себя так, словно по груди  проползла  большая  холодная
змея.
   Щелепа,  посвистывая,  принялся  снимать  с  заводного   коня   мотки
прочнейшей веревки.  Закрепил  конец  за  выступ  скалы,  остановился  в
задумчивости. Родзяник сказал раздраженно:
   - Что застыл? Другой конец себе за пояс - вот и все.
   -  А  вдруг  расстегнется?  -  спросил  Щелепа.  -  Я  ж  так  хорошо
пообедал...
   - Тогда обвяжись, - посоветовал Родзяник. - Только и всего.
   - А дальше?
   Придон, не обращая на них внимания, потуже  затянул  перевязь,  ножны
меча бога войны прижались к спине, как будто стали ее  частью.  Родзяник
посматривал неодобрительно, сказал наконец:
   - Это не мое дело, но... тебе лучше передать эти ножны одному из нас.
   - Почему? - спросил Придон враждебно.
   - Тебе спускаться первым, - объяснил Родзяник. -  Если  там  какая-то
дрянь, то и драться в одиночку. Мы когда еще поспеем!
   - Ну и что?
   - Если по привычке схватишься за рукоять меча, -
   Объяснил Родзяник, как дурачку, - а меча там нет, одна рукоять...
   - Я не схвачусь за рукоять меча, - сказал Придон. А Щелепа буркнул за
его спиной:
   - Гордые артане дерутся только топорами. Как плотники.
   - Эй-эй, - сказал Родзяник,  -  не  дразнись.  У  нас  сегодня  будет
нелегкий день... Хотя, если честно, я бы меч все-таки передал.  У  тебя,
доблестный Придон, руки должны быть свободны.
   - Обойдетесь, - буркнул Придон.
   Что-то в его тоне не понравилось Родзянику, он вскинул тонкие женские
брови.
   - Ты что... нам не доверяешь?
   - Когда меч за спиной у меня, - сказал Придон насмешливо,  -  вам  не
так захочется перерезать веревку.
   Щелепа оскорблено фыркнул, Родзяник покачал головой.
   - Зря ты так.
   - Он нас обижает, - сказал Щелепа печально.
   Придон, не слушая, обвязал веревку вокруг пояса.  Во  всем  теле  был
холод, кончики пальцев покалывало. Он рожден в Степи и  для  Степи,  для
него вот так, на край бездны - это холод во  внутренностях  и  страх  во
всем теле, это душа в пятках, это запрятанный глубоко свинячий визг, что
рвется наружу...
   Внезапно холод пронзил его до мозга костей. Резкий, ужасающий  холод,
тело застыло, а с последним выдохом вылетело облачко  пара.  Он  силился
крикнуть, но губы не двигались. Кровь замерзла, превращалась в  льдинки,
он чувствовал, как эти льдинки начинают разрывать ткань.
   За спиной послышались шаги. Он успел удивиться и  обрадоваться,  этот
холод сковает только его, так  что  еще  не  все  потеряно,  но  донесся
довольный голос Щелепы:
   - Как ты его шарахнул!.. Он уже инеем покрылся.
   -  Теперь  талисман  выбрасывать,  -  послышался  раздраженный  голос
Родзяника. - Я не думал, что он вот так весь...  Дунай  обещал,  что  на
десять героев или сотню простых воинов хватит!
   - А может, этот и стоит десятка героев, -  ответил  Щелепа.  -  А  уж
сотни простых он точно стоит...
   Он зашел справа,  Придон  видел  его  краешком  остановившихся  глаз.
Получалось плохо, глазные яблоки как будто  подернуло  инеем,  он  видел
только мерцающий силуэт. Ему показалось, что на голове  этого  человека,
если это человек, гребень, а руки чересчур  короткие,  чтобы  оставаться
человеческими.
   - Да? - слышался злой голос из-за спины. - Мне этот талисман обошелся
в три мерки золота!
   - Брось, - сказал другой голос утешающее, - нам дадут  десять  мерок.
Забыл?
   Придона толкнули в спину, за спиной кто-то кряхтел, сопел, дергал  за
ремень. Родзяник зашел спереди, на Придона  внимания  уже  не  обращали,
деловито  пытались  расстегнуть  пряжку  перевязи,  та  примерзла,   оба
бурчали, ругались, дергали его взад-вперед.
   Щелепа сказал злобно:
   - Да шарахни по нему молотом! Рассыплется, с обломков снять проще.
   - Где молот ты увидел?
   - Где-где... Да вон тебе чем не молот?
   Придон не видел, куда  указывает  палец  Щелепы,  догадывался,  рядом
россыпь крупных валунов. Слышалось кряхтенье, затем на  плечо  обрушился
тяжелый удар.  Боли  он  не  ощутил,  только  небо  и  каменистое  плато
сдвинулись, опрокинулись. Он обнаружил, что лежит на боку.
   Родзяник выругался, Придон ощутил еще несколько сильнейших ударов, но
боли не чувствовал. Щелепа сказал разочарованно:
   - Да он не кусок льда, а заледеневший кусок скалы!..
   - Да, крепкий парень...
   Щелепа еще некоторое время пытался содрать перевязь, а Родзяник молча
и уже с явным удовольствием колотил Придона камнем по спине, по  голове,
по плечу, через которое  перекинута  перевязь.  Жар  от  сильных  ударов
нагрел те места, куда с силой опускался камень, застывшая кровь медленно
начала двигаться по жилам.  Придон  ощутил,  что  уже  может  поШевелить
губами, но в этот момент пряжку наконец расстегнули, Щелепа  с  победным
воплем начал снимать перевязь.
   В глазах Придона потемнело.  Если  эти  двое  вернутся  с  ножнами  и
рукоятью меча, то уже никак он не отыщет и не возьмет меч.
   Щелепа  снял  перевязь  с  окаменевшего  артанина,  только  за   руку
зацепилась, там скрюченные пальцы, он нагнулся и начал  выпутывать,  как
вдруг пальцы медленно согнулись и прихватили к ремню  еще  и  кисть  его
руки.
   Он отшатнулся, взгляд уперся в медленно  оживающие  глаза  артанского
героя.
   - Родзяник! - закричал он диким голосом.  -  Он  приходит  в  себя!..
Быстрее!
   Родзяник резко повернулся, глаза его  расширились.  Щелепа  кричал  и
пытался вырваться. Родзяник подбежал к коню Придона, выхватил  из  чехла
боевой топор и, держа в обеих руках,  бросился  к  ним.  Страх  пронизал
Придона, этим топором он с легкостью раскалывал  валуны  покрупнее,  чем
его голова. Этот топор ковали гномы из своих металлов, по  своим  тайным
секретам, и от этого топора уже не уйти...
   Он с нечеловеческим напряжением согнул ноги. Подошвы уперлись  в  тот
самый выступ, за который привязана его веревка. Он с силой  оттолкнулся,
услыхал нечеловеческий вопль Щелепы. Хрустнули кости, веревка  хлестнула
по лицу, мир завертелся. Он  ощутил  пустоту  в  желудке,  его  швыряло,
вертело, било в спину,  плечи,  голову,  ветер  засвистел  в  ушах,  так
длилось долго, ветер гудел и свистел...
   ...затем сильнейший  удар  о  землю.  В  голове  помутилось,  пытался
сделать вдох, но на грудь навалилось тяжелое, он погрузился во тьму.
 
ГЛАВА 3 
 
   По ноге двигалось, ползало, щекотало. Он сделал  попытку  прихлопнуть
комара или  мерзкое  насекомое,  но  рука  не  сдвинулась.  Шевельнулся,
ощутил, что тело расплющено, кости
   Переломаны, а во рту солоно не потому, что наглотался соли, это кровь
все еще вытекает тонкой струйкой...
   Далеко-далеко  за  стеной  тумана  проступил  зеленый  холм.  Придону
почудилось, что холм шевелится. Туман  не  рассеялся,  но  глаз  наконец
ухватил, что это не холм, а обыкновенная жаба  в  двух  шагах,  даже  не
замечает распластанного человека.
   Он чуть повернул голову, скосил  глаза.  Голая  нога  покрыта  свежей
кровью, в одном месте кожу сорвало так,  что  лоскут  шириной  с  ладонь
завернулся, как красная тряпица, пропитанная сукровицей. Широкая  черная
лента движется через его ногу безостановочно,  равнодушная  к  запаху  и
вкусу  крови.  У  этих  крупноголовых  муравьев  другое  задание  от  их
муравьиного вождя или даже тцара. Но  будет  приказ  -  разорвут  его  в
клочья, оставят только чисто обглоданные кости. Пока что муравьиный тцар
не знает, что в его владениях такая роскошная гора неподвижного мяса.
   С трудом приподнялся  на  локте.  Он  наполовину  погрузился  в  яму,
выбитую его телом в твердой как камень земле.  В  трех  шагах  пламенеет
окровавленный кусок мяса размером с ладонь. Еще дальше,  шагах  в  пяти,
еще один клочок: обломок кости с  обрывком  кожи.  Все,  как  он  понял,
оставшееся от Щелепы.
   - А я, - произнес он вслух,  удивился  надтреснутому  голосу,  -  как
уцелел я?
   Почти  отвесная  стена  начинается  в  двух  шагах,   поднимается   и
поднимается до тех пор, пока  не  тонет  в  желтоватом  нечистом  тумане
облаков. Кое-где заметны выступы.  С  иных  все  еще  срываются  крупные
красные капли.
   По всему телу покалывали иголочки,  как  будто  отсидел  руки,  ноги,
голову и даже внутренности. Справа под  рукой  перевязь  с  ножнами.  Он
пощупал  ее  плохо  гнущимися  пальцами,  похолодел,  рукоять   исчезла.
Застонал и, превозмогая боль во всем теле, двинулся вдоль стены,  прошел
около сотни шагов. Покалывание стало