, с жадностью стрелял глазами по сторонам, в то же время  стараясь
держать лицо суровым и неподвижным, а смотреть, как и надлежит  мужчине,
красиво, гордо и только прямо перед собой.
   С внутренней стороны к городской стене лепятся дома,  но  неопрятные,
хоть и каменные. Много  нищих,  зато  дальше  дома  С  добротные,  улицы
чистые, а народ одет богато, не  по-мужски  ярко.  Встречались  мужчины,
женщины,  много  детей,  все  останавливались,  с  испугом  и  суеверным
восторгом  начинали  рассматривать  мускулы  проезжающих  гостей  Куябы.
Качали головами, в глазах ужас и детское удивление.
   Придон чувствовал, что среди этих одетых  с  ног  до  головы,  словно
больных людей они выглядят как  сказочные  герои.  Могучие,  рослые,  на
таких же огромных могучих конях, обнаженные до  пояса,  с  блестящей  на
солнце здоровой кожей сильных мужчин, смотрятся как  шесть  быков  среди
стада коз.
   Странно, он не ощутил со стороны куявов вражды  или  страха.  Он  сам
почувствовал бы вражду к  человеку,  который  едет  вот  так,  как  они:
разведя плечи, напрягая мышцы, играя мускулами, это же вызов,  но  куявы
только таращили глаза, качали головами, а когда артане проезжали, Придон
еще долго  чувствовал  на  спине  пораженные  и  опять  же  восторженные
взгляды.
   Из большого богатого дома выпорхнула стайка молоденьких  девушек.  На
ходу смеялись, сплетничали, но, увидев  проезжающих  Скилла,  а  за  ним
страшноватых даже для артан Аснерда и Вяземайта, могучих  Олексу,  Тура,
Придона, замерли, как испуганные степные зверьки. Их  большие  блестящие
глаза провожали статные фигуры артан с непонятным выражением.
   Придон поспешно выпрямился в седле. Плечи красиво развернуты, а когда
девушки повернулись и стали  смотреть  на  него  блестящими  любопытными
глазами, вскинул руку и поправил медный обруч, что прижимает  волосы  на
лбу. При таком движении мышцы могучей длани играют особенно красиво...
   Он знал, что кожаные брюки плотно  обтягивают  его  сильные  икры,  а
сапоги сшиты лучшими умельцами Артании. И еще  он  знал,  что  со  своим
устрашающе суровым лицом с тремя шрамами пугает женщин и в то  же  время
притягивает их взоры, как притягивает иной раз пропасть или темный омут.
   Щеки  молодых  куявок  заалели,  но  все  рассматривали  в  упор  без
привычной застенчивости артанок, а когда поравнялся с ними, одна задорно
показала язык, а вторая громко пожалела, что он на таком  красивом  коне
обнажен только до  половины,  какая  жалость,  она  бы  тогда  за  таким
красавцем бежала до тех пор, пока бы он не остановился...
   Придон ощутил, что теперь покраснели  щеки  уже  у  него  самого.  Он
проехал мимо надменный  и  неподвижный,  не  зная,  что  сказать  и  как
отреагировать, и только страшился, чтобы еще не покраснела и  спина  под
их взглядами.
   Черево, проводник, вел их по главной улице, а с  соседних  доносились
запахи свежего хлеба, сырых и уже  выделанных  кож,  горьковатый  аромат
горелого железа, сырой  и  обжигаемой  глины  -  из-за  высоких  заборов
слышалось конское ржание, надсадный рев верблюдов, блеянье коз.
   Придон покосился на двух богато одетых мужчин, что  остановились  так
внезапно, словно их дернули сзади.  Не  бездельничающие  торговцы,  явно
богатые горожане, вельможи. Сразу вперили удивленные глаза в проезжающих
артан, Придон ощутил их острые как булавки взгляды.
   Один сказал потрясенно:
   - Ты смотри!.. Я таких здоровяков еще не видел.
   - Да, - согласился второй, - у них  мышцы,  как  у...  даже  не  могу
припомнить!
   - У Гертонда?
   - Пожалуй, Гертонд будет послабее, - сказал второй.
   Придон чувствовал, как взгляд вельможи скользит по его могучему телу,
инстинктивно напряг  мышцы.  В  теле  разливался  жар,  кровь  кипела  и
раздувала мускулы, и без того толстые, могучие.
   - Ты прав, - согласился первый. - Гертонд рядом с ними  мальчишка.  -
Да,  это  просто  быки,  а  не  люди!...  Я  даже  не  подберу  слов.  -
Смотри-смотри, у них даже волхв...
   - Да что волхв, ты взгляни на  этого  мальчишку!..  Его  плечи  двумя
руками не обхватить!
   Остались далеко позади, но Придон чувствовал, как взгляды  разодетых,
как селезни, вельмож скользят по его бугристой от мышц спине, широченным
плечам, и  велел  мускулам  Раздуться  еще  больше.  Пусть  считают  его
мальчишкой, но даже артанский мальчишка справится  со  взрослым  куявом.
Здания тянулись по обе стороны высокие, от стен несло полуденным  жаром.
Копыта коня Черева звенели звонко и чисто, искры выскакивают быстрые, но
все же заметные даже в солнечный день, а что будет  вечером  или  ночью?
Проклятые  куявы   уродуют   коней   этими   бронзовыми   штуками,   что
приколачивают к копытам, в то время как артанские кони вольно скачут  по
степи без всякой тяжести на ногах.
   Проезжая мимо переулка, он увидел, как двое обнаженных до пояса людей
тащат тяжело груженную телегу. Оба потемневшие от  беспощадного  солнца,
крепкие, жилистые. Собственно, одеждой им служат разве  что  набедренные
повязки, словно оба направляются на состязания в честь Волшебного Меча.
   Придон догнал Скилла, спросил:
   - Это что, артане?
   Скилл повернулся, Придон успел увидеть гнев в  лице  старшего  брата,
успел подумать, что плохо придется  тем,  кто  держит  вольных  артан  в
плену, но Скилл лишь бросил короткий  взгляд  на  впряженных  в  телегу,
отвернулся с ледяным безразличием.
   - Нет. Поехали, поехали!
   Придон пустил коня следом, но не выдержал, оглянулся. Оба одетых  так
не по-куявски все так же тащили телегу, уже в гору, мышцы вздувались  на
руках, плечах, по всему телу, а  голые  ноги  стали  похожи  на  обвитые
толстыми корнями стволы деревьев.
   - А кто?
   - Да так, - отмахнулся Скилл. Он настороженно всматривался вперед.  -
Поехали, не отставай!
   -  Не  отстаю,  -  крикнул  Придон  сердито.  -  Ты  чего?  Тебя  как
зачаровали! Я брат тебе или не брат?
   Скилл оглянулся, в глазах мелькнуло виноватое выражение.
   - Прости. Там чуть дальше дом одной... гм... знакомой... отца. А  муж
ее в это время обязан бывать у тцара. Прости, брат!.. Но эти жалкие люди
недостойны твоего внимания. Это всего лишь рабы.  Там  дальше  их  будет
намного больше. А если проедем мимо каменоломен, то  там  и  вовсе,  как
муравьев...
   Он некоторое время сдерживал коня, терпел ради брата,  но  конь  сам,
чуя нетерпение хозяина, перешел с шага на грунь, затем на  рысь.  Придон
ехал сзади. Некоторое время двигались  за  Черевом,  сокращая  путь,  по
улочкам настолько кривым  и  тесным,  что  два  таких  широких  всадника
обдерут бока о стены, а надо еще и местный  народ  не  пораздавливать...
плечи обвисали все больше. Его сильный и мудрый старший  брат  едет  все
так же: гордо  выпрямившись,  могучие  плечи  разведены,  грудь  вперед,
смотрит свысока, солнце играет на плотной, как у быка, коже,  коричневой
от жаркого солнца, обветренной... как у тех двух несчастных,  что  тащат
повозку.
   Теперь он по-другому расценивал взгляды куявов. Кто-то из этих жалких
людей в самом деле смотрит как на героев, но кто-то... Те двое вельмож с
крашеными бородами  рассматривали  не  как  героев.  Скорее,  как  особо
могучих рабов. Которых хоть в каменоломню, хоть на ловлю диких зверей...
   Конь под Скиллом уже  перешел  в  веселый  галоп.  Любой  бы  всадник
пригнулся к конской гриве, но старший брат все такой же ровный,  гордый,
с надменно разведенными плечами и гордо вскинутой головой. Ему  плевать,
что о нем думают и как на него смотрят жалкие куявы.
   Придон сжал челюсти, мысленно воззвал к Роду. Вообще-то Рода почитают
как верховного бога и в этой Куявии, даже в загадочной Славии, но артане
прекрасно знают, что только они, народ воинов, достойны  внимания  Рода!
ОстальНые так... даже у великих родителей бывают неудачные дети. РОД  их
любит, конечно, он всех детей любит, даже  кривеньких,  но  все  надежды
возлагает на славный  народ  Артании.  Аснерд  успел  показать  огромные
дворцы беров Волога и Плеска,  знатных  наместников  Нижней  и  Северной
Куявии,
   Что годами не показываются в Куябе, но дворцы по размерам,  богатству
и  пышности  соперничают  с  тцарским.  Злые  языки   говорят,   что   и
превосходят. Такую наглость ни в одной стране не потерпят,  но  нынешний
тцар совсем выпустил вожжи из
   Рук... Придон рассмотрел еще с десяток удивительно красивых,
   Богатых домов, сердце стучало часто и взволнованно, но дорога пошла с
холма вниз, да и солнце заходит, нещадный блеск
   На крышах  гаснет,  на  мир  начала  опускаться  тьма,  только  город
удивительнейшим образом засиял, словно на него одного продолжает светить
солнце. Аснерд проворчал:  -  Я  ж  говорю,  богатый  город,  богатый!..
Дорогого масла не жалеют, совсем не жалеют. Ишь,  освещают  даже  улицы.
Вяземайт указал на высокий и длинный серый дом на перекрестке  дорог.  -
Постоялый двор. Заночуем. - Еще ведь совсем рано! - взмолился Придон.  -
А что нам ночью в этом протухшем городе делать?  -  хладнокровно  сказал
Вяземайт.
 В восточной части города прозвучали трубы. Придон встрепенулся, более чистых звуков не слыхал: боевые трубы артан всегда ревут хрипло и зло. А других труб, не зовущих 
   К кровавой битве, не бывает, просто не должно быть: зачем они?
   Его  пальцы  сжали  рукоять  топора.   Скилл   хмыкнул,   и   Придон,
устыдившись, отдернул пальцы.
   Трубы чисто и  звонко  прозвучали  ближе,  потом  еще  ближе.  Артане
видели, как с той  стороны  города  вдоль  улицы  понеслись  всадники  в
дорогих одеждах. Народ разбегался, прятался в  дома.  Мать  выскочила  и
поспешно увела играющих детей.
   Черево вскрикнул умоляюще:
   - Вам нельзя здесь стоять!.. Вернемся  обратно...  там,  в  переулке,
переждем за углом...
   Придон вспыхнул до корней волос от стыда и унижения. Воины заворчали,
Скилл обронил веско:
   - Мы останемся.
   Черево вспикнул, торопливо  соскочил  на  землю.  Скилл  фыркнул,  но
знатный бер, бросив коня, начал пятиться, пока не  очутился  за  крупами
артанских коней. На площади народ не бежал,  у  торговцев  здесь  лавки,
товар, но все становились на колени, опускали головы, как покорные рабы,
которым отрубят головы.
   Скилл сидел в седле неподвижный, надменный. Конь превратился в  скалу
- такой же могучий и несокрушимый, только чуть помахивал  хвостом,  чуя,
как в зад дышит  испуганный  куяв,  но  лень  поднять  ногу  и  треснуть
копытом. Придон, подражая все знающему брату, тоже выпрямился  и  сделал
лицо каменно недвижимым, хотя внутри все бурлило и клокотало.
   Трубы прозвучали совсем близко: звонко,  предостерегающе.  В  дальнем
конце опустевшей улицы показались легкие носилки  с  красным  покрывалом
сверху и голубыми занавесками со  всех  четырех  сторон.  Носилки  легко
держали на плечах четверо крепких мужчин, все  обнажены  до  пояса,  все
широкоплечие и широкогрудые, мышцы вздуваются красивые, выпуклые.
   Придон ощутил смутное желание не то съежиться, не то вообще  укрыться
под какой-нибудь одеждой. Но,  как  истинный  артанин,  раздвинул  плечи
шире, выпятил нижнюю челюсть и постарался смотреть как можно неприятнее.
   За спиной визгливо причитал Черево, вдруг умолк, как свинья с  кляпом
во рту. По обе стороны носилок тяжело бухали в землю сапогами на толстой
подошве очень богато одетые воины. Настолько богато, что Придон ощутил в
этом странную красоту: пышные перья на железных шлемах, нагрудные  латы,
украшенные фигурами диковинных зверей, руки  и  ноги  закрыты  железными
щитками, а зазоры искусными кузнецами сделаны  такими  незаметными,  что
даже лезвие ножа  не  проСунуть!  Таких  только  боевым  молотом,  чтобы
всмятку, как птичьи яйца...
   А при одном взгляде на обувь сердце  Придона  дернулось  от  зависти.
Легкая, из тонкой кожи, но с виду очень прочная, хороша и в степи,  и  в
лесу,  и  на  горных  тропах...  Носилки  приближались,   воины   начали
поглядывать на неподвижных артан угрожающе. Кое-кто  опустил  ладонь  на
руКоять меча слева на поясе, на ходу прожигал этих  дикарей  неНавидящим
взором. Впереди носилок  на  красивом  и  богато  украшенном  коне  ехал
немолодой человек, весь в золотых пряжках, кольцах, цепочках, в  широком
брыле, даже сапоги блестят золотыми  набойками.  Конь  тоже  с  золотыми
бляшками на узде, золото на стременах, подпруга и  та  украшена  золотым
шитьем.
   Всадник угрюмо и с неприязнью покосился на артан, на лице  отразилось
колебание, но конь мерно двигался давно известной дорогой, и его хозяин,
такой же немолодой и умудренный жизнью,  похоже,  решил  проигнорировать
дикарей.
   От носилок исходил свет, настолько  ткань  чистого  небесного  цвета,
радостная, словно смех осчастливленного  ребенка.  Этот  свет  падал  на
носильщиков, достигал охранявших носилки великолепных  воинов,  явно  из
знатнейших семей беричей, а то и беров.  Придон  невольно  тронул  коня,
неосознанно стремясь, чтобы этот свет, эта небесная благодать пала и  на
него.
   Носилки проплывали мимо всего в пяти шагах. В щели между  занавесками
показалась белая нежная рука, тонкая и с множеством  колец  на  пальцах,
отодвинула на короткий миг... На Придона  взглянуло  удивленное  девичье
лицо.
 
ГЛАВА 3 
 
   Он выронил повод, обе руки ухватились за  грудь.  Вдруг  взбесившееся
сердце  пыталось  разломать  свою  темницу  и,  вырвавшись  на  свободу,
броситься под эти носилки.  Кровь  вскипела,  в  ушах  раздался  грохот,
словно понесся табун в сто
   Тысяч голов. Ноздри раскалились от горячего  дыхания,  а  губы  сразу
пересохли и покрылись коркой.
   Занавески опустились, тонкие пальцы исчезли, словно последние  лучики
солнечного света. Носилки проплыли, удаляющиеся подошвы сапог мерно бьют
в каменные плиты. За носилками еще с десяток пеших  воинов,  тоже  одеты
так, что за одну пряжку на одежде можно купить стадо  скота,  но  Придон
ничего не видел, не ощущал, кроме того, что  носилки  уходят,  уплывают,
удаляются, уносят там, за этими занавесками, его воспламененное сердце.
   Сильная рука старшего брата с такой силой натянула  повод  его  коня,
что Придон едва не вылетел через конскую голову.
   - Куда собрался? Придон вскрикнул:
   - Кто это был? Брат, кто это...
   Скилл  сдвинул  плечами,  оглянулся.  Из-за  коней  вынырнул  Черево,
бледный, глаза навыкате, губы .дрожат. Суетливо отряхнулся, ибо какой-то
из коней, воспользовавшись остановкой, вывалил ему на  одежду  и  сапоги
груду теплых пахнущих каштанов.
   - Повезло! - вскрикнул он счастливо. - Просто повезло!..  Нам  нельзя
было даже смотреть в ту сторону! Скилл обронил спокойно:
   - Артане без страха смотрят в лица даже богам.
   - Вы не понимаете, - проговорил Черево торопливо. - Это Итания,  дочь
тцара! Она так нежна, что если мимо пролетит даже самая крохотная в мире
бабочка, то Итания мерзнет от взмахов ее  крыльев!  Если  в  ее  комнату
ворвется солнечный луч, то мгновенно обожжет ее кожу!.. Она...
   Придон слышал и не слышал, перед остановившимися глазами все  еще  та
откинутая занавеска, а прямо на  него  смотрит  девичье  лицо  с  высоко
подведенными бровями. Она казалась удивленной. Придон ощутил  себя  так,
как если бы его в солнечное сплетение лягнул конь.
   Черево прав, что там боги,  разве  их  можно  равнять  с  Нею?  Богов
множество, а она - Единственная. Могучая рука с такой силой тряхнула  за
плечо, что лязгнули зубы. - Что с тобой?.. - спросил Скилл резко, Придон
уловил в голосе брата глубоко запрятанную нежность и тревогу. - Тебя  не
околдовали? Придон сказал хриплым голосом:
 - Брат мой... Разве это дочь тцара?.. Нет, это само солнце... Я ослеплен, я ничего не вижу, кроме ее лица, кроме ее 
   Глаз! - Проклятые колдуны, - пробормотал Скилл люто.
   Пальцы его метнулись к боевому топору. - Уже навели
   Порчу!.. Держись, брат. Мы - сильные. Им нас не сломить,
   Не запугать. Аснерд и Вяземайт сделали отгоняющие знаки, а Черево
   Посматривал на артан с испугом. По мясистому лицу снова
   Покатился пот, а щеки обвисли еще больше. Скиллу даже показалось, что
толстяк побелел от страха. - Я не хочу, - прошептал Придон, -  чтобы  от
меня
   Отводили эту порчу... - Это Итания, - повторил  Черево  торопливо.  -
Ваше
   Счастье, что вы - артане! Любой куяв уже поплатился бы головой. Никто
не смеет на улицах смотреть на дочь тцара даже
   Искоса, даже украдкой. А ты, дерзкий, смотрел в упор! Не
   Удивлюсь,  если  на  ее  нежной  коже  будут   кровоподтеки.   Придон
воскликнул воспламененно:
  - От моего взгляда?.. Да я всю кровь отдам, только бы 
   Ни пылинка ее не коснулась! Я...  я...  Он  сам  поперхнулся  горячим
потоком, что фонтаном
   Вырывался из души. Скилл засмеялся, похлопал по широкой
   Спине брата ладонью. Звук был такой, словно шлепал коня по  крупу.  -
Ах вот оно что, - сказал он с  облегчением.  -  Это  колдовство  мы  все
знаем. Ты сам готов стать той занавесью, что защищает ее от  солнца,  ты
сам готов убить всех носильщиков и носить ее сам, ты многое... даже  все
готов! Но сейчас утри слюни и сопельки, прими надлежащий вид. Мы едем не
просто зреть погрязшие в роскоши земли, где скоро будут
   Пастись наши кони.  Нам  надлежит  увидеть  и  услышать  больше,  чем
удается узнать торговцам и не совсем  торговцам,  что  ходят  здесь  под
личиной торговых людей. Мы - сыновья  тцара!  Значит,  должны  видеть  и
понимать больше.
   Голос его накатывался, как могучие волны.  Когда  дует  южный  ветер,
вода поднимается на высоту двух копий, жители прибрежных сел бросают все
и бегут, но Придон сейчас превратился в тот утес, что даже  не  замечает
этих волн. Целое море прокатывается мимо, оставив на камне клочья  пены,
а он все такой же, смотрит поверх волн на далекое золотое облачко.
   - Брат; - прошептал он.
   Голос дрогнул, Придон со страхом и стыдом ощутил в горле тугой комок.
Только дважды он проглатывал этот ком: когда  умерла  любимая  собака  и
когда видел умирающую мать. Сейчас же  никто  не  умер,  напротив  -  он
увидел самую красивую... да что там красивую, нет слов,  чтобы  выразить
то, что увидел... но в груди тоска, глаза щиплет, душа в тревоге, словно
оказалась на краю пропасти.
   - Брат, - повторил Придон  с  трудом,  -  брат  мой...  Я  ничего  не
понимаю. В один миг простой и ясный мир кто-то смел одним ударом...  как
проигравший игрок сбрасывает доску с костями! Я  околдован,  ослеплен  и
ничего... ничего не понимаю, что ясно знал раньше! Все не  так,  все  не
так. Но одно точно: я жил... я существовал не там, где должен!
   Скилл проворчал уже с некоторой тревогой:
   - Придон, ты что-то не то говоришь.
   - Да все то, - сказал Придон смятенно, - теперь  я  здесь,  с  тобой.
Потому что эта Итания здесь, в этом мире.  Мы  с  ней  ходим  под  одним
солнцем. Брат мой, я ничего не вижу, кроме ее лица!.. Я не слышу, о  чем
говорят, в ушах звучит ее волшебный голос. Прости, но я не смогу  ничего
запомнить и рассказать на Совете. Скилл хмыкнул:
   - Но о тцарской дочери рассказать же сможешь? Кстати, как ты  услышал
ее голос, да еще волшебный?
   Придон смотрел растерянно, за спиной Тур хмыкнул:
   - А ведь ротик не открывала, все верно!
   - Все равно, - прошептал Придон. - Я слышу... Даже сейчас.
   Аснерд довольно гоготнул. Вяземайт сочувствующе качал головой, Олекса
и Тур откровенно пялили глаза. Придон сказал растерянно: - Нет. На свете
нет таких слов... Их еще не придумали!
   Брат, я схожу с ума, но я умру, если завтра же ее не увижу.
   Не знаю, что со мной, но я прошу тебя... Иди к куявскому
   Тцару, проси отдать ее за меня! Проси, уговаривай, умоляй.
   Я не могу без нее  жить,  дышать,  смотреть...  Скилл  хмуро  молчал.
Аснерд громыхнул: - Да, разбежался!.. Так и отдаст! Скилл после  долгого
молчания вдруг сказал: - А почему нет? Воевода уставился во все глаза. -
Ты чего? - Ее отдать могут, - сказал  Скилл.  -  Мы  разве  не  тцарская
кровь?.. Кроме того, Куявия всегда в страхе перед
   Нашей растущей мощью. А этот брак м