горам неслась крохотная  фигурка  скачущего  коня.  Придон
рассмотрел в седле человека в доспехах и с  красным  плащом  за  спиной.
Конь скакал по скалам, как горный козел, что знает каждый выступ, каждый
камешек. Всадник повернул голову в их сторону, Придону почудилось  пламя
на месте глазниц, затем всадник исчез за выступом скалы.
   Придон украдкой посматривал на воеводу. Тот  слегка  помрачнел,  лицо
стало задумчивым.
   - Аснерд, - сказал Придон с надеждой, - ты же
   Видел... Ты же видел!
   Воевода нехотя кивнул.
   - Да.
   - Всадника на крупном коне?
   - Верно.
   - С красным плащом за спиной?
   Аснерд подвигался в седле, лицо из задумчивого стало недовольным.
   - Придон, его многие видят... Это же Забертур!  Придон  оглянулся  на
Вяземайта с Констом, те смотрели только в мешок,  не  замечали  даже  их
двоих.
   - Ну и что? - сказал он жалко. - Аснерд, я не знаю даже всей Артании,
а уж здешние порядки...
   - Это старая история, - буркнул Аснерд. -  Очень  старая.  Ее  забыли
даже здесь, в горах.
   - А ты откуда знаешь?
   - От Льдяста. Я у него бывал раньше, когда-то мы  даже  дружили.  Ну,
мне так казалось. Словом, жил был тцар,  который  привел  в  эту  долину
полумертвых изгнанников и беглецов из разных племен. Он  создал  из  них
новое племя, а затем половину жизни провел с мечом  в  руке,  защищая  и
укрепляя страну. Наконец он добился, что другие  племена  его  признали,
перестали тревожить набегами, а затем ему предложили
   Руку самой красивой женщины мира! И вот должна быть свадьба...
   Придон сглотнул ком в горле. Весь мир говорит  о  свадьбе,  грезит  о
свадьбе, творит свадьбы. Вон два горных коршуна летят крыло в крыло,  по
перьям видно, что сейчас пойдут вить общее гнездо,  вон  две  одинаковые
скалы...
   - И все люди, - продолжал Аснерд почти через силу, - знали и говорили
с благодарностью, что не было большей  заботы  у  него,  чем  благо  его
молодой страны! Боги, которые в те века больше, чем сейчас,  вмешивались
в судьбы людей, усомнились и решили  проверить,  так  ли  это.  И  тогда
явился к нему  один  и  предложил  на  выбор:  жениться,  жить  долго  и
счастливо, вырастить сынов, даже внуков  посадить  на  коней  и  сделать
воинами... или же умереть сегодня, в цвете лет, но оставшиеся дни  жизни
тратить медленно, медленно...
   Придон ахнул:
   - Это же... это бесчеловечно!
   - А при чем тут человечность? - удивился Аснерд. -  Выбор  предложили
боги.
   - И что выбрал молодой тцар?
   - Поколебавшись, - сказал Аснерд тяжелым  голосом,  -  что  было,  то
было, он выбрал все же последнее.
   - Что? - не поверил Придон. - Что он выбрал? Аснерд не повел  бровью,
продолжал, будто не слышал:
   - Был тогда по всей стране плач великий, ибо умер красавец тцар,  что
безумно любил страну и заботился о ней. Плакала  молодая  невеста,  что,
так и не став женой, превратилась во вдову...  И  вот  тцар  каждый  год
просыпается от вечного сна, выезжает на коне  на  белый  свет.  Три  дня
скачет, смотрит, вопрошает, как живут люди  в  его  стране,  которую  он
создал, ликует ее успехам и горько рыдает над поражениями,  над  павшими
воинами. Три дня ему отпущено в каждом году. Иногда он  что-то  успевает
сделать для своей маленькой страны великое, полезное...  А  потом  снова
земля с грохотом разВерзается... ты еще услышишь!., он падет в бездну  и
засыпает
   До следующего года.
   Придон слушал в благоговейном молчании. По спине  беГали  мурашки,  а
кожа на руках вздулась пупырышками. Аснерд взглянул  в  его  потрясенное
лицо. По губам старого воеводы скользнула горькая усмешка.
   - Ну как?
   - Я бы так не смог, - прошептал Придон.
   - Он был настоящий тцар, - согласился Аснерд. -
   Настоящий.
   - Настоящий, - сказал Придон с трудом. - Я... я не такой. Это Скилл у
нас настоящий. Он весь в отца. А я... я в
   Маму.
   Аснерд дотянулся и похлопал его по  плечу.  Звук  был  такой,  словно
шлепал по огромному обкатанному волнами  камню.  И  по  твердости  плечо
Придона не уступает камню. Вот только сердце у брата  Скилла  совсем  не
каменное. Нет, у героя сердце  и  не  должно  быть  каменным,  иначе  не
услышит горестных криков тех, кого должен защищать,  но  все  же  сердце
Придона слишком уж похоже на сердце девочки-подростка.
   - Я не знаю, что тебе сказать, - признался Аснерд.  -  Не  знаю,  что
лучше. Это слабость... наверное, я  уже  старею,  теряю  волчью  хватку,
которой гордятся все артане, но скажу как свое  личное,  хоть  ты  и  не
поверишь, - пусть будет правильно и то, и другое.
   - Что?
   - Большой стране, как вот наша Артания, нужны  и  железные  герои,  и
мягкосердные ревуны.
   - Ревуны? - переспросил Придон. - А что это за
   Звери?
   Аснерд отвел глаза  в  сторону.  Придону  показалось,  что  по  губам
старого воеводы пробежала едва заметная усмешка.
   - Плаксы, - ответил он коротко. Придон прикусил язык.
 
ГЛАВА 10 
 
   Дорога истончилась, пропала, еще сутки пробирались только  по  указке
Аснерда. Он не то сверялся со звездами, не то ориентировался по вершинам
гор,  затем  появилась  тропка,  выросЛа  в  дорожку,  а  та   и   вовсе
превратилась на следующий день в настоящую дорогу.
   По обе стороны начали попадаться широкие каменные плиты с высеченными
на них знаками и фигурками  зверей.  Дорога  все  еще  поднималась,  под
копытами трещал лед, в щелях белел настоящий снег, хотя середина лета. А
затем Аснерд ликующе вскрикнул:
   - Ну, кто сомневался?
   За все время в горах им попадались разве  что  крохотные  каргалистые
деревья, чудом выросшие  в  трещинах,  щелях.  Обязательно  низкорослые,
покрученные, почти всегда одинокие, в таких расщелинах места  только  на
одного, всегда все мелкое, кривое, разве  что  на  дрова,  а  тут  вдруг
сперва мелколесье, Луговик вброд перешел мелкую горную речушку, и за ней
сразу от воды  пошли  такие  сосны,  что,  будь  у  Придона  шапка,  уже
свалилась бы с головы. Вершинки все упираются  в  небо,  стволы  ровные,
вытянутые, дрожат  от  жажды  дотянуться  до  небес,  разорвать  острыми
вершинками брюхо облакам...
   На вершине неприступной горы гордо и надменно высилась над остальными
горами, долинами, селами и пастбищами массивная крепость, что показалась
Придону просто продолжением самой горы.
   У самого основания холм окружал  высокий  забор  из  толстых  бревен,
вкопанных одним концом в землю. Даже ворота деревянные, но  по  середине
холма идет уже каменная стена, довольно толстая, с массивными  воротами.
Сама вершина  выглядит  монолитной  скалой,  хотя  Придон  по  рассказам
Аснерда уже знал, что там есть и внутренний двор, отсюда  не  видный,  в
том дворе два колодца, своя кузница, оружейная, не считая пристроек  для
столь необходимых хлебопеков и прочей челяди.
   Крепость выглядела квадратной, только на левом  краю  торчит  высокая
каменная  башня.  Видно  было,  как  ходит  страж,  изредка  исчезая  за
массивными зубцами. А над  самой  башней  трепещет  по  ветру  кумачовый
прапор, страшная дракрнья морда то появляется на полотнище, то исчезает.
   Когда Придон  послал  Луговика  вслед  за  Аснердом  и,  двигаясь  по
извилистой тропке в сторону ворот, оглянулся, то невольно дернул  повод,
удивив Луговика. Все горы окрест и  вся  долина  как  на  ладони,  видны
крохотные села, игрушечные домики, едва различимые фигурки людей...
   Под копытами вместо снега  шуршала  сухая  хвоя.  Стволы  толстые,  в
три-четыре обхвата, а когда конь выскочил  на  пригорок,  Придон  увидел
выбежавшую навстречу деревушку.
   Дома все один в один, собраны  из  толстых  каменных  глыб.  Крепость
далековато, но дома все до единого - тоже маленькие крепости. Видно, что
построены недавно, камни со свежими  сколами.  Придону  почудилось,  что
здешние люди привыкли строить из бревен, но здесь в горах  леса  нет,  а
эта дивная роща - ее явно берегут, священная, что  ли,  потому  рубят  и
обтесывают камень. Но зато камня не жалели, благо ездить за ним не надо,
все постройки высокие, широкие, словно в них  живут  великаны.  Даже  на
сараи,  конюшни  и  всякого  рода  пристройки,  без  которых  не   может
существовать деревня, пошли  добротные  толстые...  он  чуть  не  сказал
"бревна", но в самом деле эти  каменные  блоки  больше  годились  бы  на
ограду защитной стены небольшого города.
   Он въехал на околицу, на дома посматривал с  некоторой  опаской.  Нет
привычных  украшений,  узорчатых  наличников,  петухов  или  коньков  на
крышах, на камне узор не оставишь с такой же легкостью, ставни есть,  но
не раскрашены, зато когда навстречу попались утки,  важно  шествующие  к
озеру,  он  посторонился  с  конем:  утки  размером  с  гусей,  толстые,
уверенные, гогочущие, а когда позволил Луговику идти дальше,  впереди  в
луже увидел свинью, что сперва показалась коровой или  спящим  бескрылым
драконом.
   Объехал свинью, дивился колодцам, в каждом дворе по колодцу, сруб  из
массивных глыб, а  сверху  обязательно  на  толстенных  столбах  могучий
навес. Если пролетевшая ворона выронит мельничный  жернов,  то  и  тогда
подобный сор не попадет в чистую воду колодца...
   Из-за  каменных  заборов  на  него  смотрели  люди.  Все,  как  один,
кряжистые, хотя и рослые, мужчины обязательно черНобородые,  с  угрюмыми
дерзкими глазами, женщины все румяные, упитанные, бойкие, со  смешливыми
глазами, блестящими, как поспевший чернослив.
   Аснерд весело блестел глазами,  помахивал  рукой,  крупные  люди  ему
всегда нравились. Крупных он считал обязательно честными и прямодушными,
в то время как всякая мелочь, чтобы выжить, обязательно будет хитрить  и
умничать.
   - А кто здесь? - спросил Придон.
   Вместо Аснерда ответил язвительно Вяземайт:
   - Как я понял, очередные друзьяки Аснерда. На  самом  деле  нам  чуть
правее. Там пост Трех Мечей, куда за нами прибудет дракон.
   Аснерд услышал, буркнул независимо:
   - Придон, не слушай этого зануду. Увидишь, мы не зря заедем.
   Дорога пошла по прямой, все укатаннее, шире. Аснерд выехал вперед, от
возбуждения раскраснелся,  глаза  весело  блестели.  Стены  великанские,
слишком высокие для крохотной горской  крепости.  Сюда  огромное  войско
привести невозможно, а от мелочи не  обязательно  поднимать  стены  так,
чтобы зубцами обдирали толстые брюха тучам.  Либо  здесь  отбиваются  от
врага посерьезнее,  могут  же  нападать  волшебники  или  драконы,  либо
выстроили такую громаду просто так, от избытка силы.  Женщинам  такое  в
голову не придет, а мужчины  -  могут.  Дров  наколоть  поленятся,  зато
топоры точить или крепости складывать - всегда найдется время и желание.
   В спину дохнул холодный ветер,  в  воздухе  закружился  мелкий  снег.
Аснерд неспешно вытащил рог,  Вяземайт  поморщился  и  приложил  к  ушам
ладони. Аснерд покосился на него, поднес рог к  губам...  подумал  и  со
вздохом опустил. Лицо  его  стало  опечаленным.  Вяземайт  в  недоумении
опустил ладони, и тут же коварный Аснерд быстро приложил рог к  губам  и
дунул во всю мочь.
   Страшный рев разметал снег на десятки шагов, обнажились голые  камни.
Тугая стена заснеженного воздуха понеслась в сторону  крепости.  Снежная
волна ударилась о камни с
   Силой океанской волны в бурю. Взметнулось наподобие брызг, стражи  на
стене отшатнулись, затем оттуда донесся звучный
   Здоровый хохот.
   Придон прислушался: воины ржали над собственным испугом и  теми,  кто
испугался сильнее. Ворота дрогнули, со скрипом отворились.  Обе  створки
тащили в стороны по двое дюжих мужиков, каждый  выше  Придона...  да  и,
пожалуй, выше самого Аснерда. Снег возле ворот убран, но дальше  сугробы
поднимаются выше окон. За высокими стенами  метелице  не  разбушеваться,
здесь кружились только вихри да вих-рики, снежная  пыль  ходит  винтами,
как привидения. На улицах пусто, время ужина  и  сна,  многие  окна  уже
темные.
   Миновали  рынок,  дальше  небольшое  скалистое  возвышение.  На   нем
серебрились покрытые инеем массивные стены, тоже уходящие в низкие тучи.
Там еще одна крепость, внутренняя, огромное здание из великанских  глыб,
последний рубеж защиты. Здание под самыми стенами окружает ров,  широкий
и показавшийся бездонным, - единственно черное  место  среди  сверкающей
белизны.
   Аснерд вскинул рог, Вяземайт зажал уши, но Аснерд на этот раз не стал
дразнить  волхва,  протрубил  громко  и  мощно.  В   окнах,   освещенных
светильниками,  появились   темные   головы.   Четверку   чужаков   явно
разглядывали. Потом, видимо, не сочли опасными, ибо негромко заскрипели,
застонали цепи. Мост опустился, а  пока  артане  двигались  по  толстому
бревенчатому настилу, ворота скупо приоткрылись.
   Копыта сухо стучали по камням.  Все  четверо  въехали  во  внутренний
двор, там их окружили очень высокие крупные  люди  в  кожаных  доспехах.
Минуту спустя появился огромный и широкий человек с роскошной бородой  и
волосами до плеч. Он издали зыркнул на гостей  исподлобья,  всхрапнул  и
пошел в их сторону, слегка косолапя.
   - Кого это принесло? - прорычал он грозно.
   - Счастье твое пришло, - заявил Аснерд  сладким  голосом,  -  отворяй
ворота!
   Он  слез  с  коня,  Придон  поспешно  перехватил  повод,  только   из
почтительности, ибо конь Аснерда оставался  похоЖим  на  вырубленную  из
камня фигуру, даже не шелохнул ухом.
   - В прошлый раз, -  прорычал  хозяин  крепости  еще  страшнее,  -  ты
полгорода спалил!..
   - Зато погуляли как, -  ответил  Аснерд  мечтательно.  -  Здравствуй,
Антланец.
   - И тебе... ага, здоровья, Аснерд.
   Сшиблись, как две скалы, сухо заскрипели  толстой,  как  у  драконов,
кожей. Придону даже почудился треск костей, похожий на  щелканье  мелких
камешков. Огромные, могучие, тяжелые, некоторое время мяли друг друга  в
объятиях. Руки у обоих толстые, как бревна, головы  -  пивные  котлы  на
сорок человек, а грудь каждого с сорокаведерную бочку.
   Придон вспомнил старые слухи, что род Гормедов, во  владения  которых
приехали, идет  от  горного  медведя.  Горные  медведи  впятеро  крупнее
лесных, а силы вовсе неимоверной. Якобы однажды девки  собирали  в  лесу
ягоды, одну утащил медведь, найти не удалось, только  через  год  как-то
охотники наткнулись в отсутствие хозяина на  берлогу  в  скалах,  а  там
обнаружили молодую бабу с ребенком и медвежонком. Всех троих  забрали  и
привезли ко двору тцара. Тот подивился чуду, велел  бабу  определить  на
кухню, ее детей воспитывали среди челяди и дворцовой  стражи.  Мальчишка
рос на диво  могучим,  свирепым.  Медвежонок  ему  не  уступал,  но  его
пришлось в конце концов отпустить в лес, слишком многих покалечил.  Зато
выросший сын медвежий стал принимать участие в боях, отличился, ему дали
свой небольшой отряд, а для прокорма - деревушку... С той поры, говорят,
и пошел род Гормедов, могучих воинов, которые  оставались  в  родстве  и
великой дружбе с медведями, своей родней.
   Антланец свое прозвище получил, по слухам, еще в молодости,  когда  с
небольшим отрядом удальцов спустился в долину и прошел огнем и мечом  по
ланам местного  воинственного  племени  антов,  пожег,  истребил,  а  на
оставшихся наложил тяжелую дань и  обязательство  посылать  им  по  пять
девственниц в горы. Анты, впервые получив такой жестокий урок, теПерь не
пытались перечить народу гормедов ездить через их  земли  в  Куявию  или
Артанию.
   - А ты еще не совсем... не совсем... - прохрипел наконец Антланец.
   - Да и ты... - ответил Аснерд полузадушенно, - еще
   Не рассыпаешься... как трухлявый пень...
   Огромный, тяжелый, Антланец напоминал  горного  медведя  и  вытянутой
клином головой, и маленькими глазками,  и  длинным  торсом  с  короткими
кривыми ногами. Сейчас он двигался несколько неуклюже, но в  бою  старый
воевода, по слухам, преображается: бегает как лось,  прыгает  как  коза,
может залезть на ровную и гладкую сосну,  а  в  бою  у  него  словно  бы
вырастает по четыре руки. И все - с топорами.
   Антланец наконец отпустил Аснерда,  косолапо  переступил  с  ноги  на
ногу, раскинул руки:
   - Придон!
   Треугольная морда кое-где поросла шерстью, но вообще-то лицо  воеводы
было гладким, до багровости  прокаленным  солнцем,  морозами,  встречным
ветром и суровой жизнью на заставах и кордонах. Придон соскочил с  коня,
Конст перехватил оба повода, Придон заставил себя  радостно  улыбнуться,
ибо сказано, что дети и вообще младшие обязаны принимать от родителей  и
старших все "с приятным выражением лица", то есть  радостно,  даже  если
щас кости затрещат...
   Сам Антланец вблизи напоминал массивную  глыбу  с  натянутой  шкурой:
никаких выступающих мышц, никакой стати, просто  движущаяся  скала,  что
крушит и ломает все на пути. Голова прямо на плечах, отчего ею почти  не
двигает, а  поворачивается  всем  телом,  но  делает  это  редко,  будто
медвежьим нюхом и так знает обо всем, что за спиной, по бокам и  даже  в
ближайших домах.
   Обнялись,  Придон  задержал  дыхание,  Антланец  обнял  с  грубоватой
нежностью, отстранил, всмотрелся, но, когда Придон перевел дух, Антланец
снова прижал к груди, воскликнув:
   - Боги, как же ты похож на свою мать... и на того дива, что носится в
снежные бури по здешним горам!
   В глазах Придона было темно, он  слышал  свой  голос,  чтоТо  жалобно
мявкающий. Потом их всех повели в дом, там теплый сухой воздух, пляшущие
языки живого огня, в гигантских очагах сгорают целые дубы, и он  наконец
перестал   чувствовать   себя   так,   словно   его   пропустили   через
камнедробилку.
   Вбежали  собаки,  толстые,  массивные,  тяжелые,  очень  похожие   на
Антланца. Поглядели на Придона подозрительно и уже  высматривая  на  нем
самое вкусное, разделывая взглядами, как мясник корову,  тот  замер,  но
Антланец рыкнул, собаки послушно улеглись на  роскошную  шкуру  снежного
барса, совсем свежую, не вытертую.
   На широком подоконнике в глиняных горшках распустили красные и желтые
цветы незнакомые растения, тоже толстые, мясистые, раскоряченные. Придон
посмотрел на них, потом на Антланца. В окно влетел шмель, закружился над
цветами, но и шмель был похож на Антланца.
   В комнату  роем  забежали  слуги,  от  них  стало  тесно,  но,  когда
схлынули, как морская волна, что  не  столько  уходит  обратно  в  море,
сколько исчезает в песке, огромный стол уже трещал под тяжестью  блюд  и
умолял поскорее все это изобилие... убрать.
   Антланец пригласил взмахом за  стол.  Все  четверо  гостей  не  стали
ждать, пока попросят трижды, расселись, достали ножи.  Похоже,  Антланец
до сих пор по-медвежьи не понимал, что даже  маленького  олененка  можно
варить или жарить по частям. Осоловевший от еды Придон смотрел,  как  на
стол подавали целиком годовалого оленя - съели, затем - барашка - съели,
потом по гусю на каждого, Придон посмотрел,  как  управляется  Антланец,
вздохнул, принялся и за гуся.
   Готовить у Антланца  в  самом  деле  умели.  Придон  чувствовал,  что
отяжелел, у Луговика подломятся ноги, но в желудке  все  еще  находилось
место, там не протестовало, он все принимал, рассовывал по углам, что-то
теснил, укладывал, предчувствуя долгую голодную дорогу впереди.
   Когда покончили с осетром, Придон был  уверен,  что  обед  просто  не
должен  продолжаться,  уже  конец,  но  перед  ним  поставили   вареники
по-куявски: в сметане, каждый вареник с вишнями, а  размером  с  хлебный
каравай, потом особого гуся,
   Выведенного в этой же деревне, - Придон ахнул,  решив,  что  на  стол
пытаются  взгромоздить  жареного  бычка,  гусь  лопался  от   напиханных
вовнутрь яиц и ломтиков жареной  печенки,  но  желудок  все  это  как-то
принимал, а когда Придон поднялся  из-за  стола,  он  снова  с  жалостью
подумал о своем коне.
   - От дела лытаете, - спросил Антланец, - или просто
   Гуляете?
   Он  захохотал,  наконец-то,  подумал  Придон,  он   уже   сгорал   от
нетерпения. Что за мучитель придумал обычай, что нельзя начинать о деле,
пока сам хозяин не спросит? Не  так  уж  и  проголодались...  Сейчас