...
     В холодильнике пусто, за два дня  выгреб  все.  А  идти  в  гастроном
неловко, если примется ощупывать стены. Надо выждать, наладится же...
     Не наладилось и на третий день. Он позвонил на работу, договорился об
отпуске на неделю за свой счет, нервный срыв, потом наверстает. Матери  бы
позвонить, но та сперва поднимет крик, что зря разводился,  девочка  очень
хорошая - это  Фрося-то  хорошая  девочка!  -  сам  виноват,  теперь  надо
иглоукалывание, мать помешалась на этом иглоукалывании...


     На четвертый день он ощупью, почти в полной  мгле,  пробрался  своему
столу, нащупал телефонный аппарат. Зажав трубку возле уха плечом, принялся
набирать номер. Приходилось всякий раз пересчитывать дырочки, но и  потом,
когда услышал гудки, не был уверен, что набрал правильно.
     К аппарату долго не подходили. Он считал гудки, наконец уже  собрался
положить трубку, когда щелкнуло, еле слышный знакомый  голос,  похожий  на
комариный писк, неуверенно произнес:
     - Алло?
     -  Послушай,  Фрося...  -  сказал  он  сухим  стерильным  голосом,  -
последний выпуск по нуклеонике остался у тебя. Я когда собирал  книги,  не
заметил, что он остался...
     - Алло? - донесся из трубки шелест.  -  Алло!..  Ничего  не  слышу...
Перезвоните из другого автомата...
     - Алло! - заорал он, срывая  голос.  -  Это  я,  Кирилл!..  Это  твой
аппарат барахлит, не мой! Говори...
     - Я слышу, не надо орать, - донеслось злое  как  шипение  разъяренной
змеи. - Что тебе? Теперь будешь гадить и по телефону?
     - Дура! - крикнул он бешено. - Да мне бы тебя век не видеть... Просто
для работы позарез нужен последний выпуск ядерного вестника. Он у тебя...
     - Я его видела, - ответила она неприязненно. - Собиралась  выбросить,
но не успела.
     - Говори громче! Сделай последнюю услугу, - сказал он, с  облегчением
видя, что из мрака начинает  выступать  светлое  пятно.  -  Вынеси  его  к
магазину. Я сейчас выйду, заберу.
     - Очень мне надо, - ответила она со злостью. - Зайди и забери сам.
     Он удивился:
     - Я думал... ты сама не захочешь, чтобы я заходил!
     - Я не хочу, - отрубила она. - Но еще меньше хочу  идти  к  магазину,
где только что была и купила все, что мне было нужно. Ясно? Довольно я шла
на поводу у твоих прихотей...
     - Ладно-ладно, - сказал он торопливо,  уже  начиная  различать  перед
собой окно. - Я сейчас зайду. Ты будешь дома? Никуда не соизволишь выйти?
     Из рассеивающейся тьмы донеслось капризное:
     - В течении часа - да. Потому выхожу.
     - Куда? - спросил он. Спохватился, обязательно не так  поймет,  дура,
да плевать куда пойдет и с кем будет, он просто хотел, что если все  равно
выходит, то захватила и эту брошюрку, не  подорвалась  бы,  но  эта  змея,
конечно же, даже если по пути, то сделает все,  чтобы  ему  было  хуже.  -
Все-все, я не спрашиваю!..
     Да, он стоял у окна, темнота постепенно отступала. Сперва  в  комнате
появился  просто  свет:  слабый,  рассеянный,  но  теперь   Кирилл   проще
ориентировался в пространстве, предметы вырисовывались достаточно надежно,
и он воспрянул духом. В конце-концов, это от нервного истощения, за неделю
пройдет и без лечения, а надо будет - и  витамины  попьет,  а  то  и  пару
уколов примет.
     - Это точно? - переспросил он.  -  Через  полчаса  выйду,  пятнадцать
минут пешком... Я буду вовремя.
     На самом деле выйти  собирался  сейчас,  с  его  нынешним  зрением  и
слабостью добираться, держась за стены, но пусть не надеется, что она  его
таким увидит, перед ее дверью соберется, выпрямится гордо, возьмет  книжку
и уйдет сразу же...
     В  мембране  донеслось  совсем  слабое,   он   едва   различил   этот
отвратительный писк, полный яда::
     - Но... лишь  в...  часа...  Вечером  меня  не  будет!  Достаточно...
насиделась... ни в театр, ни на концерт...
     - Я выбегаю, - сказал он коротко и бросил трубку.
     Быстро оделся, отметив, что резкость зрения если и не восстановилась,
то сейчас он не слепой, а лишь сильно близорукий,  но  по-прежнему  все  в
сером цвете. И слаб настолько, в голове гул, что в самом деле не сказал бы
даже по памяти, где красное, где синее или зеленое...
     Из подъезда выбрался тяжело, смутно удивляясь  своему  по-стариковски
тяжелому телу, вялым мышцам. Когда привычно  переходил  через  улицу,  где
переходил вот уже лет пятнадцать, в первый  момент  сразу  не  понял,  что
недостает в мире, лишь когда сзади под колени мягко  ударило  плотным,  он
завалился на капот легкового автомобиля, сразу  все  понимая  и  ужасаясь.
Мелькнуло перекошенное лицо водителя, что грозил кулаком  и  что-то  орал.
Кирилл не стал прислушиваться, кое-как выбрался на ту сторону улицы.  Весь
дрожал, ушибленное место ныло, будет громадный кровоподтек, но хуже всего,
что в трубку Фрося, по всей видимости, в самом деле орала, это он глух как
крот, или по меньшей мере оглох на три четверти.
     Он торопливо шел к шестнадцатиэтажке, злясь и ненавидя  женщину,  что
может сейчас за минуту до его появления исчезнуть, а  потом  заявить,  что
он-де не уложился в полчаса, хотя не прошло и десяти минут, а у нее  время
расписано...
     Ушибленный  зад  ныл,  но  слабость,  как  ни   странно,   постепенно
отпускала. Наверняка сказывалось  дикое  перенапряжение.  Он  все  ускорял
шаги, сердце скрипело, однако работало достаточно бодро. Подходя  к  дому,
который так и не стал его домом, а теперь чужой,  услышал  как  неподалеку
проехал  микроавтобус.  Из  открытого  окна  на  третьем  этаже  какого-то
любителя ретро неслось "Каким ты был...".
     Открывая дверь парадного, услышал знакомый скрип пружины.  Все  точно
так, как скрипела и раньше. Слух восстановился полностью!  В  неприглядном
парадном все также как солдаты на плацу выстроились одинаковые  коричневые
ящики для почты. На их ящике номер написан зеленой краской... Зеленой!  Он
различает зеленый цвет?
     Вдавил кнопку, загорелся розовый  огонек.  Вверху  на  горизонтальном
табло  побежали  оранжевые   квадратики,   останавливаясь   через   равные
промежутки. За коричневыми створками опустилось темное, створки  дрогнули,
бесшумно разошлись,  открывая  ярко  освещенную  теплым  солнечным  светом
кабину.
     Он шагнул, привычно вдавил четырнадцатую кнопку. Лифт  бодро  понесся
вверх, Кирилл настороженно прислушивался к тому,  что  происходило  в  его
теле, организме.
     Лифт остановился, дверь  распахнулась,  и  он  шагнул  на  лестничную
площадку.  Дверь  с  номером  "55".  Он  поднес  палец  к  кнопке  звонка,
прислушиваясь к себе... Он снова слышал, видел, обонял, мыслил  с  прежней
силой, яркостью, интенсивностью!
     - Черт бы побрал, - прошептал он вслух. На часах, циферблата  которых
он не видел последние три дня, оставалось еще четверть  часа  до  момента,
как она уйдет. - Черт тебя побери...
     Рефлекс экспериментатора,  может  быть,  неуместный  в  этот  момент,
развернул его к лифту. Слышно было как  кабинка  уже  уходит  по  чьему-то
вызову вниз, и он на всякий случай держал палец на кнопке, чтобы никто  не
опередил с новым вызовом. Он готов был предположить, что лифт  не  придет,
придется подниматься по лестнице, но  техника  от  нервного  истощения  не
страдала, на причуды психики плевала, и он все же увидел как распахиваются
двери лифта.
     Опускались с той же  скоростью,  Кирилл  читал  "Правила  пользования
лифтом", и вдруг ощутил,  что  свет  в  кабине  меркнет.  Одновременно  он
перестал  улавливать  звук  мотора,  а  крупные  буквы  расплылись,  стали
двоиться...
     Из лифта он вышел наощупь. Он уже с трудом отличал свет от тьмы, едва
нашел  выход.  Яркий  солнечный  день  показался  лунной  ночью,  но  пока
спускался с крыльца, ушла и луна... Сердце работало с  трудом,  словно  он
вдруг стал весить с полтонны.
     Он ощупью нащупал лавочку, что стояла на прежнем месте, сел, принялся
инстинктивно мять левую сторону груди. Против фактов переть трудно...  Без
этой подлой, лживой женщины он почему-то начинает слепнуть,  глохнуть,  на
него наваливается физическая слабость... Неужели за годы совместной  жизни
он стал так от  нее  зависеть?  Подлую  же  штуку  выбросила  его  нервная
система! Преподлейшую...
     Докурив сигарету, он все так же, наощупь  двинулся  к  подъезду.  Его
подхватили  осторожные  руки,  помогли  войти  в  лифт.  Вероятно,  что-то
говорили, спрашивали, но он не слышал голосов.
     В лифте он снова обрел способность видеть. Когда вышел на  лестничную
площадку, снова мир играл всеми красками, шаги приобрели упругость.  Долго
держал палец на звонке. Дверь никто не открывал. Змея улизнула,  мелькнула
мысль, или не желает открывать?
     Он отчетливо слышал, как по ту сторону двери заливался звонок, вполне
исправен, так что колотить ногами бесполезно. Все больше злясь,  сжимал  в
карманах кулаки, и пальцы нащупали затейливые фигурки брелков. Значит,  он
забыл ей вернуть ключи?
     Свирепея, он сунул в замочную скважину,  с  лязгом  открыл  дверь,  в
прихожей громко потопал, будто сбивал снег с ног в разгаре мая. Змея могла
специально привести какого-нибудь хахаля подруги, но он  будет  холоден  и
тверд и на провокацию не поддастся. Забрать книгу, швырнуть ключ - и адью!
А нервное истощение пройдет! Если понял причину расстройств, то перебороть
сумеет...
     Он рванул дверь в комнату. Фрося сидела в  дальнем  углу  на  диване.
Зареванная, с распухшими губами, жалко шмыгала  носом  -  тоже  красным  и
распухшим,  ресницы  потекли,  и  размазавшаяся  краска   придавала   лицу
удивленный вид. Слез было столько, что вся  сидела  мокрая,  словно  мышь,
едва вылезшая из большой лужи, даже подушка рядом лежала сырая.
     Она выглядела глубоко несчастной, Кирилл  даже  не  представлял,  что
можно быть такой несчастной.
     - Могла бы открыть! - сказал он грубо, с трудом зажимая рванувшую  за
сердце жалость. - Кстати, вот ключ!.. Можешь передать... новому.
     Он швырнул всю связку. Ключи громко звякнули о поверхность стола.  Ее
лицо не изменилось, она все так же сотрясалась от рыданий,  и  потрясенный
Кирилл как при  ослепительной  вспышке  молнии  понял,  что...  эта  самая
злобная на свете фурия, самая независимая и  самостоятельная  женщина,  на
самом деле давно уже смотрит на мир  т_о_л_ь_к_о  е_г_о  г_л_а_з_а_м_и,  и
потому после болезненного разрыва не видит вовсе!..
     Кляня себя во все корки, он осторожно опустился рядом и с  нежностью,
какой никогда за  собой  не  знал,  обнял  этого  несчастного  испуганного
ребенка, который не может без него.
     Как и он без него.





                               Юрий НИКИТИН

                            ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ

     Возле ворот королевского дворца  золотой  цепью  были  прикованы  два
исполинских огнедышащих дракона,  чуть  дальше  на  погнутых  дюзах  стоял
небольшой космический корабль с  лопнувшей  обшивкой.  Возле  него  лежала
русалка. По дороге попадались летающие блюдца самых разных габаритов, а уж
боевым марсианским треножникам и числа не было.
     Лобода угрюмо шагал среди всей этой  бутафории  и  старался  подавить
нарастающее раздражение.  И  раньше  слышал  какие  колоссальнейшие  суммы
тратятся на декорации и съемки, но  голые  цифры  не  так  действовали  на
воображение,  как  прогулка  по  павильонам.   Это   нужно   было   только
представить: в США на  съемку  фильма  "БЕН-ГУР"  Голливуд  затратил  пять
миллионов долларов, а на "Клеопатру" - двадцать пять миллионов!  На  фильм
"Ватерлоо" была истрачена сумма в полтора раза большая, чем  на  настоящую
битву под Ватерлоо! Во что  обходится  иная  халтура  нашему  государству,
Лобода не знал, но не без оснований  предполагал,  что  и  она  влетает  в
копеечку.
     Он споткнулся о  фанерного  робота  и  брезгливо  обошел  пластиковые
щупальца осьминога. Где-то  в  одном  из  этих  бесчисленных  захламленных
павильонов  шла  съемка   экспериментального   цветного   широкоформатного
стереоэкранного   звуковкусо-...   тьфу,   в    общем,    модернового    и
супермодернового фильма. Пожалуй. Искусство  в  кино  умерло,  едва  успев
родиться.  После  Великого  Немого  появилось  звуковое,  затем   цветное,
широкоформатное, объемное, панорамное  и  пошло-поехало...  Все  старались
перещеголять друг друга. Добиться злополучного эффекта присутствия,  дался
им этот эффект, В ход пошли даже запахи и климатизаторы.  Разумеется,  при
такой постановке  дела  целые  научно-исследовательские  институты  начали
выбрасывать деньги в трубу, выполняя заказы кинообъединений.
     Вот почему он сейчас вместо того,  чтобы  сидеть  возле  вычислителя,
петлял среди диковинок в поисках  своего  коллеги  Стефановского,  который
соблазнился высоким  гонораром  и  взялся  за  монтаж  новой  проекционной
установки.  На  этот  раз  киношники  задумали  вообще  грандиозную  вещь:
изображение, создаваемое специальными проекторами, можно будет  не  только
увидеть, но и потрогать!  Особая  аппаратура  должна  передавать  и  такие
характеристики объекта, как твердость, упругость и температура.
     .Лично он гордо отказался  монтировать  аппаратуру,  и  администрации
удалось уговорить его помочь лишь  в  заключительной,  фазе  синхронизации
тактилоскопа и ольфатронной приставки. В  этой  области  Лобода  по  праву
считался одним из лучших специалистов, хотя далеко не последнюю роль в его
согласии сыграло желание вырвать Стефановского из цепких лап искусства,  а
также умопомрачительный гонорар, который для него не имел  ровно  никакого
значения, но вот жена, дети, теща...
     Спрашивать дорогу не хотелось, но самостоятельно теперь  и  назад  не
дойдешь. У первой же кинозвезды узнаю дорогу, решил Лобода, но сколько  ни
присматривался, кинозвезды  не  попадались.  Несколько  раз  мимо  шмыгали
девчонки с усталыми и  перепуганными  мордашками,  парни  таскали  нелепое
сооружение на резиновых колесиках, а за  ними  повсюду  бегал  коротенький
человечек и кричал в рупор истошным голосом.
     Лобода подошел к маленькому крикуну:
     - Где здесь идут съемки фильма "Джинн из бутылки"?
     - Тринадцатый павильон, - буркнул коротышка и ринулся  на  кого-то  с
явным намерением убить, разорвать, стереть в порошок, распылить  на  атомы
или кварки.
     Лобода подивился на такой творческий азарт и пошел дальше.
     Тринадцатый павильон оказался на самых задворках съемочного  городка.
К тому же он был еще  и  самым  маленьким  и  убогим,  хотя  именно  здесь
снимались самые фантастические сцены. Киты кинофикации  уже  уяснили,  что
наибольшую прибыль  дает  "Творческое  объединение  фантастики",  но  пока
держали его в черном теле.
     Фонарь с предостерегающей  надписью  не  горел,  и  Лобода  распахнул
дверь. Господи, ну и нелепица! Здесь было все: боевые  лазеры  пришельцев,
разумные дельфины и осьминоги, мутанты, привидения...
     Хорошо еще, что все это сборище штампов лежало по углам,  иначе  этот
паноптикум халтуры для Лободы был бы нелегким испытанием.
     Он  пробрался  в  просмотровый  зал  и  ахнул.  Потом  стал  медленно
свирепеть. Под стеной стояло два новеньких вычислительных агрегата высшего
класса "АЛКОМА": именно таких безуспешно добивались его кафедра, и вот  на
тебе...
     Из  зарослей  шлангов  и  пластмассовых  конструкций,  пятясь,  вылез
Стефановский.
     -   Ты   один?   -   спросил   Лобода.   -   Видно   народец    здесь
дисциплинированный, после звонка никто не задержится.  Сумки,  разумеется,
пособирали заранее. Это же отлично для нас, не  люблю  зевак  за  плечами,
особенно подающих советы. Тебе еще много осталось ковыряться?
     - Синхроматика, а так все узлы проверил,  -  пропыхтел  Стефановский.
Пот градом катился по его румяному личику, а у рубашки  только  манжеты  и
остались сухими.
     - Тогда приступим, - сказал Лобода с отвращением.
     Несмотря  на  немыслимый  гонорар  и  остроумное   решение   проблемы
взаимодействия аппаратуры, ему пришлось буквально силой усаживать себя  за
пульт. Во всяком случае, он никому не признается, что  выполнял  работу  в
киностудии.  И  почему  это  балбесы  всех  мастей  так  стремятся   стать
киноактерами? А тупари с манией величия прут в кинорежиссеры?
     - Поехали, - сказал Стефановский.
     Для него существовали  только  сверхсложная  задача  и  прекраснейшее
электронное оборудование в его полном и бесконтрольном распоряжении.


     К десяти вечера удалось наладить  трехмерное  изображение,  в  центре
зала начался процесс материализации пары громадных огнедышащих динозавров,
плод буйной фантазии юного сердцем автора в  период  расцвета  фантастики.
Неуязвимые для любого вида оружия, бессмертные и чудовищно  коварные,  эти
монстры из книги "Джин из бутылки" приводили в трепет уже третье поколение
школьников и режиссеры, хоть и с  привычным  запозданием,  решили  и  сами
снять обильную жатву с беспризорной нивы.
     - Давай перекусим, - предложил Лобода в самый  ответственный  момент.
Не обращая внимания на бурные протесты Стефановского, разложил  на  панели
колбасу, сыр и достал из портфеля две бутылки пива.
     - Эх ты...
     - Эх я, - согласился Лобода.
     Прихлебывая пиво, оон взглянул на свой труд со  стороны  и  подивился
результатам и затраченным усилиям на такое, казалось бы, пустяковое дело.
     Подумаешь, очередной боевик. А тут, чтобы не прогореть в соревновании
с телевидением, кинообъединение берется решать задачи, которых побаивается
и Академия.
     Динозавры ревели, выдыхали огонь и серу  через  красиво  нарисованные
ноздри, били по бокам чудовищными хвостами: словом, вели  себя  строго  по
канонам послереволюционной фантастики и нового бума середины  шестидесятых
годов.
     - Хватит, - крикнул Лобода, - выключай! Публика  останется  довольна,
только не представляю, во  сколько  обойдется  билетик!  Иди  сюда,  а  то
прикончу и твое пиво.
     Стефановекий, как паучок, опустился к импровизированному  столу  и  с
урчанием впился крепкими зубами в ломоть сыра.
     - Ты бы выключил эту штуку, - сказал Лобода, поморщившись.
     - Я выключил, - ответил удивленно Стефановский.
     Он оглянулся и начал медленно бледнеть. Лобода отложил  колбасу,  ему
стало  нехорошо.  Кинопроектор  был  выключен,  но  динозавры   продолжали
растерянно топтаться на месте. На паркете  оставались  следы  их  огромных
лап.
     - Что же это? - растерянно спросил Стефановский.
     Его испуг помог Лободе высказать страшное предположение:
     - Переданных характеристик оказалось  достаточно,  чтобы  они  зажили
своей псевдожизнью!
     - Это невозможно! - пискнул Стефановский.
     - Невозможно, - согласился Лобода, - хотя, кто его знает...
     Он хотел добавить, что никто еще, собственно, и не пробовал вот  так,
но даже в этот момент удержался. К чему  повторять  общеизвестную  истину,
что руки человеческие способны творить и не такие чудеса. И они их творят.
     Динозавры нерешительно переминались с ноги на ногу,  но  было  видно,
что им здесь явно не нравится. Дыхание  становилось  все  чаще,  а  хвосты
работали, как цепа на току. Стефановский с ужасом представил,  что  будет,
если вырвутся из павильона, ведь от них практически нет защиты;  Лобода  в
этот  момент  прикидывал  колоссальнейшие  возможности,  которые   откроет
промышленное применение этой  установки,  то  бишь  материализатора.  Ведь
можно вообразить любую вещь, а с помощью материализатора создать  ее!  Это
ли не золотой век человечества, в котором воплотятся в жизнь самые  смелые
мечты?
     И в это время динозавры рванулись к ним.