чных  солдат,  строителей,  наконец  врываются  в  подземные
галереи, где находится  молодь,  камеры  с  яичками...  самые  быстроногие
сминают  символическую  охрану  у  палат  Царицы  Основательницы  и  жадно
бросаются кромсать самое сердце их Мира...
     - Не исключено, - закончил Итторк мрачно, - что в  том  Мире  с  ними
все-таки произошло Осознание, хотя шанс ничтожно мал.  Но  все  равно  нет
уверенности, что мы с ними поладим. У каждого  Мира  свои  законы.  Вполне
возможно, что после Осознания эти лютые звери станут еще опаснее, хитрее!
     Оппант держался тихо. Черные  Старцы  -  самые  древние,  они  помнят
многое, у них готовы  ответы  на  многие  случаи  жизни.  Итторк  -  самый
талантливый, самый яркий,  самый  разносторонний  ум  среди  термов.  Даже
присутствие панцирников оправдано, хотя они права голоса не имеют,  только
слушают то, что им положено слушать:  панцирники  начинают  играть  важную
роль в Мире,  ибо  ранее  застывший  Мир  расширяется  быстро,  панцирники
необходимы в каждом новом туннеле для схваток со зверьем,  среди  которого
бывают очень лютые...
     Панцирников на совете было двое. Трэнг и его безгласный  помощник  по
имени Тирраг. Трэнг  сидел  как  каменная  глыба,  его  маленькие  глазки,
защищенные роговыми наростами, осматривали всех зло и недоверчиво. Он  был
ветераном многих боев, в которых погибли лучшие воины, он был первым среди
тех, кто ворвался в первую камеру вормов, огромных злобных чудовищ, он  же
затем очищал остальные камеры от вормов, был  много  раз  ранен,  но  поле
битвы не покидал, и теперь дети даже высших стазов  пели  о  нем  песни  и
старались ему подражать.
     Оппант с неловкостью  отводил  глаза  от  Трэнга,  когда  их  взгляды
встречались. Панцырники принадлежали к низшим  стазам,  ниже  были  только
мэлы, совершенно  неразумные  животные,  которых  использовали  как  скот,
тягловую силу,  и  поэтому  панцирники  понимали  только  язык  феромонов,
наиболее древний и примитивный, где было не  так  уж  много  символов.  На
Совете  пользовались  лишь  идеографическим  языком,  который  позволял  в
считанные секунды передать массу информации. Этот язык был труден даже для
высших стазов, а все средние стазы пользовались звуковым языком, удобным и
достаточно емким для повседневных нужд.
     Мир меняется, подумал он потрясенно. Многие  эоны  лет  было  просто:
термы жили на поверхности вселенной, свободно бегали по деревьям и камням,
но  постепенно  вселенная  менялась,  воздух  стал  суше,  вместо   мягких
деревьев, переполненных водой, пришли на смену твердые  и  очень  сухие...
Исчезали многие виды огромных, как горы, животных, им на  смену  приходили
другие, которые затем снова исчезали...
     Когда  вселенная   стала   сухая   настолько,   что   пришлось   либо
перестраиваться,  приспосабливаться,  как  делали  другие  животные,   или
погибать, как получилось с некоторыми упрямцами, тогда-то и пришло Великое
Осознание. У термов...  нет,  не  у  самих  термов,  а  в  племени  термов
зародилась искра разума, и они нашли третий путь: не  приспосабливаться  к
природе, как делали неразумные твари, а приспосабливать ее к себе!
     Они ушли в землю, где в туннелях и пещерах, наглухо  замурованных  от
поверхности,  удавалось  поддерживать  самый  лучший  тепловой  и  влажный
режимы. Так шли миллионы лет. Их подземный мир стал всем Миром для  низших
и средних стазов. По-прежнему весной рабочие  открывали  верхние  туннели,
оттуда вылетали тысячи крылатых - надежда племени! - встречались в воздухе
с крылатыми  из  других  Миров,  спаривались,  затем  юная  Основательница
поспешно спускалась на землю и торопливо  рыла  норку.  Сверху  заделывала
плотной земляной пробкой, и так зимовала...  А  весной  появлялись  первые
крохотные мэлы, начинали углублять и расширять норку, что становилось  для
них Миром...
     Тысячи крылатых поднимались в воздух, но считанные единицы опускались
на землю. Хищники к этому времени уже ждали момента,  и  едва  открывались
подземные туннели, как крылатых еще на взлете перехватывали, пытались даже
ворваться в туннели... Большая часть крылатых гибла в воздухе, потому  что
там стремительно носились огромные монстры, на лету хватали крылатых сразу
десятками. Но даже уцелевшие, которые  опускались  на  землю,  чаще  всего
становились добычей  наземных  хищников...  Но  даже  те,  кому  удавалось
зарыться в норку и даже начать  строить  свой  Мир,  нередко  погибали  от
вторжения хищных чудовищ, которые тоже рыли туннели...
     И тогда появился Великий Пророк Анака. Принято  считать,  что  с  его
появления  началось  Второе  Осознание.  Он  доказал  Племени,   что   нет
необходимости каждую  весну  отправлять  на  верную  гибель  тысячи,  даже
десятки тысяч сыновей и дочерей,  цвет  Мира.  Распространяться  можно  не
таким кровавым и мучительным способом...  И  объяснил,  как!  С  той  поры
рабочие  постоянно  роют  один  нескончаемый  туннель,  и   через   равные
промежутки там остается молодая пара,  будущие  Основатели.  Силы  племени
резко возросли, потому что не требовалась ежегодная кровавая жертва. Можно
было позволить роскошь увеличить количество высших стазов...
     Только высокоразвитой Мир может иметь высшие  стазы.  Сначала,  когда
изнуренная пара Основателей откладывала первые  яйца,  из  них  появлялись
бледные слабые мэлы - самый низший стаз. Эти животные пригодны только  для
рытья туннелей и переноски грузов. Правда, первые мэлы даже для  перевозки
грузов не годятся. Они вымирают через два-три сезона. Где-то на  четвертую
весну  в  потомстве  появляются  первые  панцирники.  Это   второй   стаз,
панцирники уже обладают зачатками сознания, понимают  простейшие  сигналы,
даже владеют языком феромонов, в  котором  содержится  несколько  десятков
символов.
     Лишь на пятый-шестой сезон появляются фуражиры, и Основатели  с  этой
минуты  полностью  передают  управление  растущим  племенем,  переходят  к
основному своему делу, которое становится их  единственным  навсегда.  Они
перестают сами добывать пищу, строить новые туннели,  направлять  мэлов  и
панцирников. Фуражиры уже способны взять на себя эти функции.
     Если в растущем племени все благополучно, появляются стазы все  более
и  более  высокого  порядка,  пока  не  приходит  очередь  высшего   стаза
ноостеров, из которых формируются мыслители, управители племенем.  Если  у
панцирника в головном мозгу насчитывается  всего  десяток  ганглий,  то  у
ноостеров их несколько тысяч. Ноостеры почти не пользуются  даже  довольно
богатым звуковым языком, предпочитая изографический, ибо на  обеих  сяжках
по двенадцати члеников, изгибая которые можно в кратчайший срок передать в
десятки раз больше информации, чем звуковым кодом. А если  подключить  еще
движение челюстей, шести ножек, туловища?
     Правда, по словам мыслителей, далеко не в каждом  племени  появляется
высший стаз. Для этого нужно, чтобы совпали сразу несколько  исключительно
благоприятных  обстоятельств:  вдоволь  корма,  изобилие   панцирников   и
рабочих,  лишь  тогда  могли  появиться  в  потомстве  термы,  которые  не
отличаются ни силой мэлов, ни лютостью  панцирников,  ни  острым  нюхом  и
быстрыми ногами рабочих... Только обилием высшего продукта - ганглиями!
     Естественно, что в любом племени больше всего средних стазов рабочих,
которые  делятся  на  ряд  категорий,  после  них  идут   по   численности
панцирники,  мэлы,  тични  -  няньки,  нурсы  -  образователи  молоди,   а
ноостеры... ну, их количество стало увеличиваться совсем недавно.


     Он вздрогнул, выныривая из глубоких мыслей, ибо Итторк повысил голос,
будто чувствовал, что старцы уже задремали под монотоную речь:
     - О, Мудрые!.. Наступил момент, когда нам просто необходимо ввести  в
Совет панцирников!
     Среди черных термов пронесся шорох возмущения. Итторк  поднял  сяжки,
призывая выслушать его внимательно:
     - О, Мудрые! Только что наши мэлы,  прокладывая  туннель  в  северном
направлении,  наткнулись  на  чужой  туннель.  К  счастью,   он   оказался
заброшенным или просто пустым в это время суток,  и  еще  к  счастью,  там
оказался один из ноостеров, Оппант.
     Кто-то проворчал раздраженно:
     - Опять Оппант...
     Итторк сказал быстро:
     - Нам повезло, что там оказался именно Оппант.
     - Почему?
     - Оппант мгновенно велел заделать ход, причем, были приняты все  меры
маскировки. Он поступил единственно верно, но все же это ничего не  меняет
- мы вступили в решающий период нашей истории! Если не мы, то в  ближайшее
время иной Мир дотянется до нас. И в этот решающий период мы  должны  быть
как никогда готовы к неожиданностям. К любым. Если тот  Мир  будет  хорош,
прекрасно. Если враждебен - мы должны встретить его во всеоружии!
     Один из старцев сказал напряженно:
     - Можно подать сигнал, чтобы  из  отложенных  яиц  появлялось  больше
панцирников. Это просто. Но вовсе незачем этим полуживотным присутствовать
на равных среди мыслителей! Это нелепо.
     Итторк энергично возразил:
     - Старые методы руководства устарели! Сейчас  другое  время.  Мы  уже
многое изменили, пора убрать и эту преграду. Панцирники играют все большую
роль в обществе, им  по  праву  надо  дать  больше  участия  в  управлении
племенем. Особенно сейчас, в этот критический момент!


     Оппакт  не  думал,  что  Итторку  удастся  переломить  Совет,  но   в
конце-концов решение было принято: от стаза панцирников  в  Совет  допущен
Тренг. Когда все расходились, Итторк негромко окликнул:
     - Оппант! Задержись чуть-чуть.
     Похолодев, Оппант остановился. Ощущение беды стало таким сильным, что
передние два сердца почти остановились.
     - Я слушаю тебя, Учитель.
     Итторк проговорил медленно, выпуклые  глаза  впились  в  съежившегося
молодого терма:
     - И что там было... внутри?
     - Где? - переспросил Оппант, все  еще  пытаясь  отсрочить  неприятное
признание.
     - В чужих туннелях, - сказал  Итторк  безжалостно.  -  Я  никогда  не
поверю, что ты туда не заглянул!
     Бесполезно запираться, подумал Оппант  с  отчаянием.  Он  меня  видит
насквозь... К тому же ему могут сказать панцирники. Ему  они  скажут  все.
Итторк для них уже едва ли не важнее Основательницы...
     - Я почти ничего не видел, -  сказал  он  слабо.  -  Только  заглянул
чуть... сделал несколько шагов, тут же вернулся.
     Итторк кивнул:
     - Для такого проницательного терма, как ты, этого достаточно. Что  ты
увидел?
     - Немного, - ответил Оппант слабым  голосом.  -  Они  вымерли  давно.
Очень! Клей на стенах не просто высох, а окаменел. Это кажется дико, но  я
готов предположить,.. пока только предположить, что их мир  не  был  нашей
колонией...
     Итторк насторожился, это было видно по серым полоскам на  панцире,  а
запах потек над полом густой и резкий.
     - Как это?
     - Возможно, они из более ранних. Мудрец Анана предполагал,  что  наше
Племя было не первым, а тоже лишь отводок... Точнее, так же  из  какого-то
Мира выплеснулись весной крылатые, почти  все  погибли,  а  одной  молодой
самке  удалось  спрятаться  под  камнями,  она  вырыла   норку   и   стала
Основательницей. От нее и разрослось наше Племя. Но в  какой-то  период...
от того первого Мира другая самка могла заложить  начало  Племени,  в  чей
мертвый мир мы вторглись... Они могли быть даже более  древними,  чем  мы!
Хотя, честно говоря, я сам это представляю смутно.
     Итторк внезапно зябко передернул плечами:
     - Подумать только, от какой случайности зависит жизнь всего  Племени!
Вернее, зависела. Но твое открытие ставит целый ряд сложнейших вопросов...
Ладно, разберемся с ними потом. А пока иди... и не особенно рассказывай  о
своих нарушениях. Я пойму, но другие?
     Он дружески хлестнул кончиком сяжка по спине, Оппант  даже  вздрогнул
от горячей благодарности. Великий ученый его понимает!


     А потом было третье заседание Совета, оно же и последнее для Оппанта.
Он тогда вбежал в пещеру  как  всегда  резво,  словно  термик-гонец,  живо
огляделся. Под стенами панцирники, члены Совета застыли  на  своих  местах
неподвижные, напряженные. Оппант прошел к своему месту, заглядывая в  лица
Старших, но все отводили глаза, словно страшась чего-то.
     Итторк вошел все так же стремительно, но на этот раз за ним  шли  два
панцирника. Один из них был Трэнг.
     Итторк  выглядел  напряженным,  он  двигался  еще  лихорадочнее,  чем
обычно. Он остановился в середине круга:
     - Мудрые! В этот критический час, когда каждое мгновение может  стать
решающим для судьбы Мира, я взял на себя тяжелую и неблагодарную задачу...
Отныне вся власть сосредоточена в моих руках! Это временно, естественно.
     Готр прервал негодующе:
     - Ты поставил себя над Советом! Это святотатство. А  за  святотатство
одно наказание - смерть...
     - Дорогой Готр, - сказал Итторк, но его лицо и голос были  не  такими
ласковыми, как  слова.  -  Мы  слишком  много  времени  тратим  на  пустые
разговоры, обсуждения. Это еще терпимо в мирное время, но в  этот  грозный
час...
     - Где грозный час? - прервал его Готр опять. - Почему ты пугаешь  нас
опасностью, которой, возможно, вовсе нет?
     - Ты сам сказал "возможно", - ответил Итторк.  -  А  если  есть?  Для
жизни Племени никакие меры защиты  не  чрезмерны...  Впрочем,  что  это  я
оправдываюсь? Опять все хочешь утопить в пустых  словопрениях?  Эй,  взять
его!
     Два панцирника  оказались  возле  Готра.  Один  схватил  его  мощными
жвалами поперек туловища и бегом вынес из  зала.  Второй  грозно  пощелкал
огромными челюстями, словно прикрывая отход.
     Все произошло так быстро, что  никто  не  успел  шевельнуться.  Члены
Совета сидели, как приклеенные.  Итторк  проводил  взглядом  панцирника  с
брыкающимся Готром, сказал резко:
     - Никаких споров в чрезвычайное время! Из-за пустых прений  мы  можем
потерять все Племя! Отныне, вплоть до отмены чрезвычайного положения,  все
мои распоряжения должны выполняться безоговорочно!
     Он еще несколько секунд пристально рассматривал членов Совета,  и  те
под его взглядом опускали головы или отводили глаза. Оппант молчал, только
в свою очередь рассматривал бывшего члена Совета, который теперь  поднялся
над Советом, стал Первым и Единственным...
     Их взгляды встретились. Несколько  мгновений  Итторк  ломал  взглядом
Оппанта, но тот с непонятным для себя спокойствием и горечью  рассматривал
Итторка. Горечью и чувством стыда...
     Похоже, Итторк ощутил, что во взгляде Оппанта нет ненависти,  а  есть
странная смесь, в которой разобраться непросто, и где не  последнее  место
занимает сожаление по нему, блестящему и мудрому Итторку...
     - Заседание окончено, - бросил Итторк. - Отныне будем собираться лишь
в тех случаях, когда я позову. Уверяю, таких случаев будет немного! Я  еще
не встречал проблем, с которыми бы не справился  без  многодневных  пустых
словопрений!
     Панцирники разом сдвинулись с мест. На Старших пахнула волна  запахов
угрозы.  Напор  был  так  страшен,  что  престарелые  термы  подпрыгивали,
пятились, затем опрометью  начали  выбегать  из  зала  Совета.  Панцырники
двинулись следом, только двое  остались  за  спиной  Итторка,  на  Оппанта
смотрели зло и недоерчиво.
     Итторк повернулся к Оппанту:
     - А теперь разберемся с тобой, самый загадочный из термов. Ты, так  я
слышал, не смирился с тем, что ты урод, калека..
     - Я им себя не чувствую, - ответил Оппант нехотя. - А что  говорят...
Конечно, гадко. Но я мало общаюсь с говорунами.  Когда  я  ломаю  стену  в
другой мир, стена не говорит, что я урод.
     Широкие фасеточные глаза Итторка потемнели, а их нижние части  матово
заблестели. Сяжки задвигались:
     - Ты не только ломаешь стену.
     - А что еще?
     - Как я слышал, - проговорил Итторк медленно,  -  ты  уже  ломаешь  и
Купол!
     В его словах было столько угрозы, что все сердца Оппанта дернулись  и
остановились. Холод пробежал по всем членам. Он  с  трудом  заставил  себя
развести мускулы, прогнать сквозь  трахеи  теплый  воздух,  и  лишь  когда
сердца робко запульсировали снова, сказал с натужной небрежностью:
     - О, пока что это лишь игра ума!..
     - Так ли?
     - Уверяю, - сказал Оппант горячо. - Мы мало знаем  даже  о  подземном
мире, в котором живем... и через который  теперь  двигаемся  со  скоростью
двадцать сяжек за сезон, а уж о надземном... Я рассчитал, что если даже  с
вершины Купола можно обозреть далеко вокруг, то что будет, если  подняться
еще выше?
     - Крылатые поднимаются очень высоко, - прервал Итторк нетерпеливо,  -
но что толку? Ни один не возвращается. Да и вернулся бы... В них же разума
меньше, чем в слюне носача, которой  облицовывает  стены!  Это  первое.  А
второе возражение, так  это  восприятие...  Чужие  запахи  нам  ничего  не
скажут. Мы их просто не умеем еще распознавать. Нужно великолепное зрения,
а мы все слепы... ибо зачем зрение под Куполом и  в  глубинах  земли,  где
вечная тьма?
     Все шесть сердец Оппанта бились так, что  на  коже  выступили  шарики
влаги. Запах пошел тревожащий, хотя Оппант отчаянно зажимал все железы.
     - Крылатые зрячи.
     - Еще и панцирники отличают свет от тьмы, - отмахнулся Итторк.  -  Но
крылатым надо в полете  успеть  увидеть  издалека  молодую  самку,  успеть
спариться в полете, а панцирник у входа должен бдить... и хватать  врагов.
Но крылатые, как мы уже говорили, лишены разума, а панцирники... ну, здесь
я с тобой согласен, если даже и увидят, то что поймут?
     - Мудрый Итторк, - проговорил Оппант сдавленно, -  я  урод...  ибо  у
меня зрение... если и уступает крылатым, то немного. Я уверен,  что  смогу
увидеть очень далеко.
     Он увидел, как отшатнулся Итторк. На миг пахнуло запахом  сильнейшего
отвращения. По  спине  пробежала  дрожь,  но  в  следующее  мгновение  все
исчезло, а Итторк бросил без особой неприязни:
     - Я бы не сказал, что это слишком большое уродство.
     - Спасибо...
     - Верно-верно. Я бы, пожалуй, сам от него не отказался. И как ты  это
видишь? Рассказывай!
     Он часто прерывал, задавал неожиданные и бесцеремонные  вопросы.  Это
раздражало, но затем Оппант ощутил, что Итторк ухватил  проблему,  вопросы
ставит очень точно, уточняя детали, которые не всегда  были  понятны  даже
Оппанту.
     - Все ясно, - сказал Итторк, когда  Оппант  выдохся  и  умолк.  -  Ты
задумал великую вещь, терм. Совет распущен, но я  тебя  оставляю  в  своих
советчиках... А теперь, слушай. Я направляю  сто  носачей,  которые  будут
всегда при Умме. Пусть использует, экспериментирует, пробует. Одному  Бюлу
трудно, я поставлю еще десяток рабочих. Да что десяток - сотню!..  К  тому
же половина пусть роет встречный ход прямо из грибного сада. Ясно? Теперь,
с тканью... Делайте ткань потоньше, это главное. А мелкие  дырочки  носачи
пусть  заделывают  сразу.  Это  не  помеха.  Под  Купол  я  пошлю  бригаду
строителей, пусть точно над вашим мешком подготовят на своде  участок  для
вскрытия. Все ясно? Можешь идти.
     Оппант автоматически повернулся, но что-то  заставило  воспротивиться
бесцеремонному обращению:
     - Много рабочих не  поможет,  -  ответил  он,  оборачиваясь  и  глядя
Итторку в глаза. - Нельзя ускорить работу всех звеньев сразу. Грибной  сад
не даст столько газа.
     - Почему не даст? - усмехнулся Итторк. - Я поставлю тебе в  помощники
всех  остальных  специалистов  по  грибам.  Действуй!  Ты  когда   думаешь
запустить первый раз мешок?
     - Через год-два, - ответил Оппант.
     - Термик, - изумился Итторк, - тебе не хочется поскорее посмотреть на
дело своего ума? Какой же ты ученый? Чтобы через две недели было готово!
     Оппант обратно брел, натыкаясь на стены.  Впервые  был  поколеблен  в
своем недоверии Итторку. По-прежнему раздражала  бесцеремонность  лучшего,
но с  какой  легкостью  Итторк  разрешил  его  проблемы  и  походя  оказал
неоцениму