подпространство...  Назовите  его  гиперпространством,
внепространством или как угодно, но суть в том, что мозг способен  уловить
больше,  чем  самые  сверхчувствительные  приборы.  И  мы  очень  на   это
рассчитываем.
     Я спросил в приподнятом расположении духа:
     - Хорошо бы... Но почему я? К вам, как я знаю, ломились многие.
     Он развел руками, в  глазах  появилось  странное  выражение,  тут  же
исчезло. То ли хотел сказать, что я лучше, то ли  еще  что,  но  выражение
глаз почему-то напомнило мне,  с  каким  видом  администратор  листал  мою
трудовую книжку.


     Я полагал, что день-другой буду привыкать к ванне, растворам, но едва
меня опустили в эту теплую воду, как сразу перестал ощущать тело. А  когда
закрывал глаза, то ощущал  себя,  как,  наверное,  чувствовал  бог-творец,
зависший в черной пустоте.
     Иногда становилось страшновато, я распахивал глаза, белый  потолок  и
угол стены действовали успокаивающе. Веки  опускались  будто  сами,  снова
погружался в полусон-полудремоту. В темноте плавали цветные пятна,  круги,
кольца, иной раз чудилось, что со  мной  пытаются  установить  контакт,  я
бросался мысленно навстречу... и  всякий  раз  видел,  что  это  очередные
глюки.
     Но к концу недели показалось, что нащупал во тьме нечто живое. В  той
странной черноте нет расстояний, я не знал - рядом ли это нечто или же  за
тридевять галактик, но тут же бросился жадно пробиваться сквозь непонятные
барьеры, страстно взывал к чужому разуму,  чувствам,  мысленно  заверял  в
дружелюбии...
     Ответ пришел смутный, не словами и не образами, а скорее чувствами:
     - Кто... кто это?
     - Я,  -  закричал  я,  -  человек  разумный!..  Мыслящее  существо...
дружелюбное и открытое... Я хочу с тобой общаться!
     Некоторое время я ощущал только  красновато-розовое  свечение,  потом
оформилось нечто, что я с некоторой натяжкой назвал бы даже образом:
     - Кто... откуда... Какой?
     Торопливо, захлебываясь  словами  и  мысленными  образами,  я  спешно
передал, что я - человек, двуногий, с планеты Земля, что  вертится  вокруг
Солнца, а Солнце эта такая звезда, что вертится на заднем дворе  одной  из
захудалых галактик, а та галактика находится на краю Метагалактики...  Еще
нес какую-то чушь, ибо не силен в астрономии, но я просто боялся  потерять
контакт, потому вываливал и  вываливал  уйму  информации,  пока  ответ  не
пришел настолько ясный, что я поперхнулся на полуслове-полуобразе:
     - Понятно... Землянин. Русский. Эксперимент в лаборатории Жолудева...
     Я едва не утонул в ванне, настолько удивился, начал  барахтаться,  но
контакт не оборвался, связь чувствовалась, наконец я сказал растерянно:
     - Если вы это знаете...
     - Еще бы, - ответил мысленный голос. Я уловил в нем досаду. -  Вместо
того,  чтобы  отыскать  братьев  по  Разуму,  мы  отыскали  друг  друга...
Интересно, сколько нас лежит в ваннах, вслушивается и внюхивается?
     Я пробормотал:
     - Жолудев мне ничего не говорил...
     - А вы спрашивали?
     - Н-нет...
     - И я не спрашивал. Да и какая разница? Чем больше выйдет  на  поиск,
тем больше шансов..
     Голос то слабел, то усиливался, но слышимость  оставалась  достаточно
четкой, я слышал чужой голос даже сквозь шум крови в висках.
     - Но это уже шажок, - сказал я, скрывая разочарование. - Я что-то  не
слыхивал, чтобы люди могли обмениваться мыслями... Или хотя  бы  образами.
Может быть, надо сперва научиться понимать друг друга, а  потом  пробовать
понять чужих в космосе?
     - Это аллегория, - ответил голос уверенно. Я  сразу  представил  себе
человека средней молодости, сильного и уверенного в  собственной  правоте,
успевшего  сделать  карьеру,  пусть  не  самую  высокую,  но   обогнавшего
одноклассников, а сейчас идущего к цели уверенно и напролом.  -  Но  будем
искать... Время у нас еще есть...


     Жолудев если и удивился, что мне удалось установить мысленную связь с
таким же испытуемым, то не отреагировал ни положительно, ни  отрицательно.
Просто кивнул, поинтересовался не кажется ли вода холодной, не добавить ли
соли, а когда ушел, я с новой энергией бросился искать  голоса  в  черноте
подпространства.
     Второй, кто откликнулся на зов, был такой  же  испытуемый.  Я  ощутил
сильное  разочарование,  потом  пришла  успокоительная  мысль,  что   если
кого-то, скажем, в Австралии положить  в  ванну  с  таким  же  подобранным
раствором, то и с ним свяжусь... может  быть.  Пусть  не  космос,  но  все
откроется возможность мысленной связи через континенты.  А  там,  глядишь,
можно будет научиться и без ванн...
     Жолудев однажды сказал благожелательно:
     - Не истязайте себя так... Может быть, как раз в момент  расслабления
получится  лучше.  Кроме  того,   нелишне   посоветоваться...   обменяться
опытом... или хотя бы впечатлениями с теми,  с  кем  удалось  связаться...
Хотя, гм, вам они могут не понравиться...
     - А кто они? - насторожился я.
     Жолудев пожал плечами, взгляд ушел в сторону:
     - Понимаете ли... Нам важна психика...  Нам  не  важно,  кем  человек
работал, какую музыку любит.
     - Понятно,  -  прервал  я.  Не  люблю,  когда  в  разговоре  мелькают
"понимаете ли", "знаете ли", "видите ли", это крайне невежливо, культурный
человек никогда не оскорбляет этими словами собеседника.  -  Мне  тоже  не
важен пол, возраст, и кто сколько сидел в тюрьме. Но если  они  лежат  вот
так же в ваннах с теплой водой,  мне  есть  о  чем  с  ними  переброситься
словцом. Если, конечно, это не нарушит чистоту эксперимента.
     - Не нарушит, - ответил Жолудев.
     Он чуточку замялся, я тут же спросил настороженно:
     - Что-то не так?
     - Нет-нет, все в порядке, - сказал он поспешно.  -  Только  крохотный
пустячок... У меня просьба... Вы называйте их по номерам, хорошо?
     - Хорошо, - ответил я с недоумением. - Если это важно...
     - Важно, - улыбнулся  он.  -  Вдруг  да  в  минуту  откровенности  вы
исповедуетесь друг другу в  каких-то  грешках...  Пусть  не  стыдно  будет
потом. Вы друг друга не знаете!
     - Обещаю, - сказал я. - И это все?
     - Все, - ответил он со странной улыбкой.


     На этот  раз  я  сосредоточился  на  первом  голосе,  представил  его
интонации, образ того человека, и, к моей радости, через минуту  негромкий
голос произнес:
     - Я слышу вас...
     - Здравствуйте, - сказал я, ощущая некоторую неловкость, потому,  что
я с людьми схожусь не сразу и не легко. - Я подопытный экземпляр...  будем
считать меня номером седьмым. Просто так,  мне  эта  цифра  нравится.  Как
здорово, что можно мысленно выбирать с кем вступить в разговор...  Я  ведь
уже нащупал еще одного... Как у вас дела? Я за неделю пока не  продвинулся
ни на ангстрем.
     - Я тоже, - ответил голос. - Чувствую слабость. Долго не мог  понять,
что со мной происходит и где я нахожусь. Перед глазами и сейчас  еще  иной
раз плавают пятна...
     - Эк вас взяло, - посочувствовал я. - У меня уже  проходит...  Сперва
тоже был как в тумане, потом все вернулось в норму.
     - Завидую. А я все еще ошарашен. Говорите, вы отыскали еще одного?
     - Надеюсь, отыщу и еще... Это намного  проще,  чем  нащупывать  мысли
разумных осьминогов в другой вселенной.
     Он хохотнул, я ощутил его  веселье.  Следующий  партнер,  которого  я
условно назвал номером первым, еще больше обрадовался моему звонку.  Голос
у него был молодой, и я  по  интонации  и  ряду  высказываний  понял,  что
разговариваю  с  крепким  парнягой,  который  больше  заботится  о   своей
спортивной карьере, чем о мировых проблемах. Точнее, о  мировых  проблемах
не думает вовсе. Между тренировкам клепает девок. Вот и все.
     Открытие меня  обескуражило.  Не  ошиблись  ли  экспериментаторы?  Но
открытия на меня просто сыпались: в тот же день к вечеру  я  ощутил  среди
бездн  пространства  еще  чье-то  присутствие,  жадно  прильнул,  вошел  в
контакт. Ответил мягкий голос:
     - Кто здесь?
     - Здравствуйте, - сказал я. - Похоже, судя по слышимости, мы  все  из
одной группы... Лаборатория Жолуева? Как двигаются ваши дела?
     - Средне... - ответил голос  с  заминкой.  -  Я  пробовал  входить  в
самадхи асампрайната, чтобы уловить Зов, но много помех...
     - Вам удается что-нибудь сделать? - воскликнул я. - Поздравляю!
     - Пока поздравлять рано. Только смутно чувствую эту дорогу, нащупываю
ее сквозь тьму,  но  еще  слаб...  Однако  же  другие  великие  проходили?
Находили путь к воссоединению с Мировым Разумом?
     Он  еще  говорил  что-то  о  Шамбале,  парапсихологии,  эзотерических
науках, но я не слушал, я  ждал  только  паузы,  чтобы  вежливо  закончить
разговор. С этим испытуемым все ясно. Я сам в средней молодости  переболел
подобной глупостью, да и сейчас  нередко  встречаю  людей  образованных  и
вроде бы не абсолютных идиотов, которые на полном  серьезе  верят  в  НЛО,
телепатию,  тибетские  тайны  и  прочее-прочее.  Хорошо,  хоть   перестали
говорить  о  бермудском  треугольнике,  снежном  человеке  и  деревьях   -
людоедах!
     Ночами спал теперь мало, мозг уже не ломился  по  космосу  в  поисках
барьеров, мысли рассеянно блуждали. Интересно, у соседей успехи такие  же?
Или у кого-то намечается прогресс? Правда, после первого  контакта  как-то
отпало желание с ними общаться. Не то, что именно  отпало  желание,  но  я
как-то сразу ощутил, что никто из них не откроет Истину. Во всяком случае,
не откроет ее тот затравленный жизнью трус, который отчаянно надеется, что
вот-вот приедете барин, барин все рассудит. Из космоса барин, с НЛО. Да  и
второй, спортсмен, как назвал я его условно,  тоже  мало  вероятно,  чтобы
что-то сделал в этой области. Слишком занят своими мышцами, а сила есть  -
ума не  надо.  Я  предпочел  бы  инвалида  в  соседней  комнате.  Те  чаще
компенсируют физическую слабость духовной мощью.


     Все-таки одиночество - штука малоприятная. Я с удивлением открыл, что
хотя я по природе своей человек  некоммуникабельный,  но  к  концу  недели
начал общаться с коллегами. Правда, коллегами их было можно назвать только
с огромной натяжкой. Или, будучи наделенным особым чувством юмора, которым
я, увы, не обладал.
     Один, как стало  понятно  с  первого  же  разговора,  был  спортсмен.
Культурист. Усердно занимался изометрической гимнастикой, чтобы  экономить
время.  Рассуждал  как  удобно  ею  заниматься  в  городском   транспорте,
незаметно напрягая группы мышц. Так, дескать, экономится уйма  времени,  а
дома можно заниматься штангой и гантелями. Я не спорил, хотя знал и другие
способы разумно расходовать время. Спорить было не о чем. Мы  были  более,
чем разные, как  если  бы  он  был  для  меня  марсианином  или  говорящим
осьминогом.
     Не спорил я и с другим, которого назвал для себя Мистиком. Прошло  то
время, точнее - прошел тот возраст, когда я с пеной у рта доказывал людям,
что занимаются  они  абсолютной  чепухой.  Теперь  я  вижу,  как  я  глупо
выглядел. Доказывать можно тем, кто верит в доказательства, а  девиз  этих
людей: "Важнее чувствовать, чем знать". Они не верят в то, что дважды  два
всегда четыре, но верят в астральные  миры,  загробную  жизнь,  бессмертие
тибетских мудрецов.
     Второй был Олегист или Мафусаилист. Я не сразу выбрал термин,  а  для
меня это важно - люблю точность, - ибо князь Олег хотел прожить как  можно
дольше, даже  отказался  от  своего  коня,  а  древний  патриарх,  вообще,
каким-то  образом  ухитрился  прожить  свыше  девятисот  лет...  Лучше  бы
Олегист, даже с малой буквы, ибо этот князь в  самом  деле  делал  попытки
продлить жизнь, даже ценой  нелегких  ограничений,  но  я  все  же  пришел
постепенно ко второму названию, инерция победила: Мафусаил более известен,
чем князь Олег.
     Мафусаилисту не надо постепенно отказываться от коня, но он отказался
от всего, что грозило опасностью: от соли и сахара, кофе  и  чая,  мяса  и
мучного...
     Кроме того, жестко  блюл  режим,  не  допускал  недосыпания,  избегал
стрессов, с женщинами не знался. Словом, растягивал жизнь, как резинку.  В
загробную жизнь не верил, а смерти  боялся,  потому  был  мрачен,  что  не
способствует долголетию, завидовал всем, кто моложе.
     Этот  мне  понравился  меньше  всех.  Впрочем,  мне  здесь  никто  не
нравился, но к мафусаилисту я ощутил даже неприязнь.
     Я связался с четвертым:
     - Алло?.. Как  дела  идут  у  вас?  Мы  все,  приходится  признаться,
застряли.
     Приятный грустный голос ответил:
     - Может быть, к лучшему?.. Уж очень мы увлеклись технической стороной
дела.  Машинная  цивилизация  заполонила  землю,  а  нравственные  аспекты
позабыты...  Моря  и  океаны  задыхаются  от  нефти  и  отходов,  половина
животного мира уже истреблена начисто...
     - Спасибо, - поблагодарил я, даже не дослушав, и вышел из контакта.
     С этим вообще яснее ясного. Алармист.  Апологет  антисайонтизма,  или
антисциентизма, как пишут в провинциальных изданиях. Член общества  охраны
памятников старины. Призывает воспитывать народ историей. Призывает  назад
к природе, в старое доброе время. Правда, сами они это называют - вперед к
природе.
     Что за странный выверт у экспериментаторов?


     Не шло дело и на третьей неделе. И снова мысли вернулись к  странному
подбору команды. Не здесь ли ключ? С Мистиком  еще  можно  как-то  понять:
отчаянно  стремится  понять  мировые  константы,  но  как  с   остальными?
Спортсмен занят своими мышцами, мафусаилист вообще плюет на все и  бережет
здоровье, алармист тянет в "старое доброе прошлое"  с  крепостным  правом,
дикостью, эпидемиями...
     Постепенно оформлялась идея, показавшаяся  сперва  невероятной.  Мол,
остальные члены нашей команды подобраны только для  того,  чтобы  каким-то
образом стимулировать мои мыслительные процессы. Я далек  от  того,  чтобы
считать себя гением и ставить во главу угла, но как иначе  все  объяснить?
Явно же остальные не могут решить задачу! У нас это называлось  "постучать
в дурака". То есть, когда уже зашел в тупик, придумать ничего не  удается,
тогда спрашиваешь совета у дурака.  Он  тебе  такое  нагородит!..  И,  как
всякий  дурак,  уверенно  и  с  апломбом,  что  раздражает  больше  всего.
Начинаешь  с  ним  спорить,  опровергать,  выдвигаешь  доводы...  и  вдруг
натыкаешься на решение!
     Конечно, так получается далеко не всегда, иначе в каждой  лаборатории
держали  бы  по  дураку  на  зарплате,  чтобы  директор  и  администраторы
полагали, что уж с ними-то ученые советуются на полном серьезе...  Словом,
здесь этих испытуемых держат для того лишь, чтобы я мог  отталкиваться  от
их мнений, спорить, искать!


     Приятнее всего было разговаривать с четвертым, я назвал его про  себя
Технофилом. У этого - влюбленность в строгую логику, презрение к верящим в
НЛО, телепатию, жизнь  после  смерти,  астрологию,  Несси,  тайные  знания
древний... Только алгеброй гармонию! Других путей нет и быть не может.
     Черт, тоже не очень-то приятный человек, уж слишком однобок,  но  все
же не такой дурак, как Мистик или Спортсмен.
     Итак, еще раз. Что я имею? Вторую неделю лежу как Ихтиандр  в  теплой
воде, балдею, а в соседних номерах такие  же  дурни.  Еще  раз:  первый  -
Спортсмен. Культурист, занятие греблей на каноэ. Изометрическая гимнастика
в транспорте. Мячик в ладони. Женщины делятся на два типа: машки и клюшки.
Одни для показа, другие для гормонального тонуса.  Помешан  на  рыцарстве,
хотел бы побывать мушкетером.
     Второй:  мафусаилист.  Йога.  Хатха  и  немного  раджа.   Сыроедение,
вегетарианство. Очищение, Здоровье.  Попытка  осознать  мировые  константы
через самадхи асампрайната. Мировой  разум.  Калпы.  Отчаянные  попытки  -
проговорился, чуть не до инсульта, - понять мировые константы,  пробраться
через чувство. Для него чувствовать важнее, чем знать. Идиот...
     Третий - алармист. Контркультуртрегерство.  Антинаука.  Антисайонтизм
или антисциентизм, как пишут в провинциальных  изданиях.  Общество  охраны
памятников старины. Воспитание историей. Назад к  природе.  Старое  доброе
время.
     Четвертый - технофил. Сразу начинает издеваться как над  тупоголовыми
спортсменами,  так  и  над  трусами,  что  пытаются  продлить   жизнь   на
год-другой, хотя какая разница во сколько откинуть копыта: в семьдесят или
семьдесят два? Зло высмеивает алармистов, что зовут назад в прошлое, но не
отказываются от телевизоров, холодильников, даже не переселяются из Москвы
в глухие деревни поближе к природе... Хорош, но  уж  лишком  отказывает  в
праве на жизнь всем дуракам и юродивым...


     Еще  неделю  первые  полдня  бился  в  незримые  стены,   ломился   в
подпространство, пытался установить контакты с существами других миров,  а
вечером, уже одурев от усилий, беседовал с беднягами из соседних  ванн.  У
них, естественно, успехов было не больше, чем у меня.
     Об эксперименте можно рассказывать долго, но  когда  к  концу  месяца
результаты все еще были на нуле, я сказал Жолудеву с неловкостью:
     - Чувствую, я вас подвел... Месяц коту под хвост.
     - Ничего, все не так быстро делается...
     - Увы, - сказал я. - Это был мой отпуск, который я  потратил  на  ваш
эксперимент. А от моей работы меня никто не освобождал.
     Жолудев дернулся, даже слегка побледнел:
     - Вы... дальше не хотите?
     - Не могу, - признался я. - Уже  и  то,  что  я  отказался  ехать  на
дачу... Да и то правда: копаться в  грядках  не  люблю.  Я  все-таки  дитя
асфальта. А вот работой пожертвовать не могу. Не обессудьте.
     Жолудев уже справился с собой, ответил с вымученной улыбкой:
     - Спасибо и на этом. Вы ведь на добровольных  началах,  бесплатно!  А
сейчас плати за все... Денег на науку почти не отпускают. Что ж,  полежите
еще несколько минут, вам помогут выбраться.
     Двое дюжих медиков явилось быстренько, даже с их помощью в самом деле
выполз из ванны как дряхлая старуха. Обессилел, отвык от гравитации.  Если
бы не их сильные руки, даже брюки натянуть бы не сумел.
     Жолудев предупредил:
     - Еще сутки придется потерпеть наше общество. Адаптация, то да  се...
А завтра с утра вы уже дома.
     - Да я мог бы и сегодня, -  возразил  я  слабо.  -  Мне-то  отдохнуть
несколько минут. Всего лишь обвыкнуться. Восстановить реакцию..  Я  же  не
полгода в невесомости на космическом корабле!
     Жолудев покачал головой:
     - Вы сами на моем месте поступили бы так же.
     У него были мудрые, всепонимающие глаза. Я заткнулся. На  самом  деле
я, человек осторожный, на обратное привыкание отвел бы суток трое.


     Полдня я валялся на мягкой постели, что казалась невыносимо  жесткой,
с наслаждением потягивался, вслушивался в напряжение отвыкших от  нагрузки
мышц. Обед был настоящий, хотя раньше я не  назвал  бы  обедом  полужидкую
манную кашу. Правда, и от этой порции на блюдце,  что  не  насытила  бы  и
котенка, в желудке появилась приятная тяжесть.
     Время тянулось невыносимо медленно. Когда Жолудев зашел проверить мое
самочувствие, я спросил:
     - А как... остальные?
     Он развел руками:
     - Тоже.
     - Не удается?
     - Ну... у них, как и у вас, времени  в  обрез.  Я  же  сказал,  фонды
урезаны, мы держимся больше на пожертвованиях, помощи  добровольцев.  Наши
сотрудники - сплошь энтузиасты, живут на такую  зарплату...  Даже  доктора
наук стыдятся подходить к кассе, когда зарплату получают наши слесари.
     Он говорил что-то еще,  отводил  глаза,  но  я  чувствовал  фальшь  в
голосе. На самом деле, как я понимал, тем людям уже нет смысла  оставаться
а ваннах.
     Стрелка часов подползла только к девяти вечера,  а  раньше  утреннего
обхода  меня  точно  не  выпустят.  Жолудев  поднялся  уходить,  когда   я
неожиданно для себя попросил:
     - А нельзя ли... повидаться с моими коллегами?
     Он удивился:
     - Зачем? Вы ведь не ладили!
     - А что еще делать? - спросил я. - Спать рано.  Их,  как  я  понимаю,
тоже не выпустя