усмехнулся, переложил другое копье в правую руку.
     -  Зачем?  -  спросил  он.  -  Честь,  правила...  Это  для   слабых.
Сверхчеловек не нуждается в общепринятой морали. Это  для  толпы.  Сильные
стоят вне морали.
     - Сверхчеловек - значит сверхдикарь? - спросил я. - Но даже у дикарей
есть нормы морали. Только у животных их нет...
     - А мне плевать, - прервал он и размахнулся.
     На этот раз он целился мне прямо в лицо. Не в грудь, не в  сердце,  а
чтобы каменное острие сокрушило кости,  выбило  глаза,  чтобы  насладиться
уничтожением вставшего на пути, это я видел на его лице.
     Мне показалось, что почва качнулась, хотя, может быть,  это  качнулся
мир перед глазами из-за потери крови и слабости.  Острая  боль  ударила  в
правый бок, я ощутил себя пригвожденным к столбу и с этой стороны.
     Виктор свирепо  выругался,  лицо  его  исказилось.  Третье  копье  он
подбросил на ладони, мстительно взглянул мне в глаза.
     Почва дрогнула, донесся глухой гул. Вдали блеснуло  багровым,  словно
проснулся вулкан, на горизонте плюнуло в небо огнем.
     Дикари закричали, стали разбегаться. Виктор рявкнул, удерживая их, но
почва уже ходила ходуном, он даже не мог бросить копье. Меня шатало вместе
со столбом, землетрясение свалило нас, я ударился лицом о  твердую  землю,
тут же задергался в путах, тщетно искал острый камень, чтобы перетереть  о
него сухожилия, но камней не  было,  однако  же  рука  выскользнула,  и  я
догадался, что путы от усилий растянулись...
     Через минуту я освободился уже полностью.  Кровь  стекала  по  бокам,
раны неглубокие, но голова закружилась от страха и отвращения.
     Я успел увидеть Виктора, что наносил удар копьем, успел  отшатнуться,
и мы сцепились  врукопашную,  покатились  по  земле.  Он  бил  жестоко,  я
задыхался от боли, неумело тыкал кулаками, но страшные удары вышибали дух,
и когда сознание  прояснилось,  я  лежал  распростертый,  окровавленный  и
избитый, а он быстрым шагом уходил в темноту.
     - Стой, сволочь! - прошептал я.
     Собрав все силы, я поднялся на четвереньки, с трудом встал и бросился
на подкашивающихся ногах  в  погоню.  Виктор  пробирался  через  завалы  и
огромные камни. Я догнал его не скоро, он в изумлении остановился, выпятил
нижнюю челюсть. Огромный кулак встретил меня, во рту хрустнуло, и когда  я
снова пришел в себя, то лежал на камнях, и кровь бежала изо рта.
     Подняться стоило нечеловеческих усилий, но  я  пошел  за  ним  снова.
Виктор уходил быстро, я задыхался от усталости и потери  крови,  все  силы
уходили на то, чтобы заставить себя двигаться.
     Виктор остановился, лицо его  изменилось.  Его  глаза  встретились  с
моими, и он отступил, повернулся и стал быстро уходить.
     Мы забирались все выше. Луна вышла из-за облака  и  осветила  мрачные
горы. Мы карабкались по  узкой  тропинке,  слева  отвесная  скала,  справа
пропасть. Виктор обеспокоено оглядывался, но я карабкался  изо  всех  сил,
падал от усталости, поднимался, шатаясь, снова брел, не выпуская  из  виду
ненавистную спину. Кровь капала изо рта.  Засохшая  было  на  боках  кровь
снова пошла струйками, и в ногах хлюпало.
     Внезапно Виктор остановился. Я шагнул еще,  он  обернулся,  его  руки
угрожающе растопырились. Я шагнул ближе и увидел, что дальше  тропки  нет:
обрыв и пропасть в три-четыре метра. Архары могли бы еще  отсюда  прыгнуть
на соседнюю скалу, но только архары.
     - Ты пришел за смертью, - процедил Виктор.
     - Да, но вместе с тобой, - ответил я хрипло. Кровь заливала глаза,  я
плохо видел и боялся, что потеряю сознание.
     Виктор заколебался, сказал:
     - Черт с тобой.  Дай  мне  пройти  или  возвращайся  сам.  Нет  нужды
погибать здесь.
     - Одним подонком станет меньше.
     Он криво ухмыльнулся:
     - Но и одним святошей, не так ли? Ты благороден,  признаю.  Но  жизнь
благородного человека ведь ценнее, чем моя? Какая  обществу  польза,  если
сцепимся и рухнем в пропасть оба? Подонков много, да и не стоят они  того,
чтобы из-за них погибали такие идеалисты, как ты...
     - Подонки трусы, - сказал я  хрипло.  -  Когда  увидят,  что  с  ними
борются даже ценой жизней, то сами умолкнут, сойдут со сцены.
     Я пошел на него, выставив руки, собрав  всю  волю  в  едином  желании
ухватиться за врага и сделать шаг в  пропасть.  Виктор  отступил  на  шаг,
красивое мужественное лицо посерело. Он отступил  еще,  вдруг  пошатнулся,
отчаянно взмахнул руками...
     Невольно я ступил вперед и  протянул  ему  руку,  он  сделал  попытку
ухватиться за мои  вытянутые  пальцы,  но  уже  потерял  равновесие,  нога
соскользнула, он страшно крикнул и замедленно начал падать...
     Слабость навалилась с такой силой, что я опустился тут  же,  прижался
лицом к холодному камню. Губы  коснулись  тепло-соленого,  и  я  не  сразу
понял, что это моя кровь.
     Голова сильно кружилась, я поднял  глаза,  чтобы  удержать  блекнущее
сознание, смутно удивился голубому небу: было же кроваво-красное, грозное!
- и сквозь скалы, сквозь темноту стали проступать стены операционной.
     Я лежал на  столе,  голова  раскалывалась  от  боли.  В  поле  зрения
мелькнуло белое лицо Мальцева. Я попробовал  улыбнуться,  но  щеку  стянул
огромный пластырь. Я лежал голый, но от груди до бедер был забинтован так,
что едва дышал.
     - Очнулся? - спросил Мальцев  встревожено.  -  Фу,  напугал...  Идиот
сопливый!
     Надо мной, отстранив его, появилось лицо главного.
     - Тержов, - сказал он жестко, - от  психохирургии  отстраняетесь!  Вы
только что доказали полную неспособность.
     Он повернулся и быстро вышел. Мальцев подмигнул мне, дескать, главный
у нас зверь, но мужик отходчивый, и заговорил быстро, путаясь в словах.  В
его руках дрожал шприц, которым он тыкал мне в руку и  все  никак  не  мог
попасть в вену:
     - Все сроки прошли, а ты не возвращаешься! Ну, думаем, крышка молодой
смене... Тут тебя начало корчить. Все перепугались, на дисплеях  кривые  с
ума сошли! Тут у тебя еще  начали  вскрываться  раны  -  ну,  скажу  тебе,
зрелище! Шеф  побелел,  не  придумал  ничего  лучшего,  как  вкатить  тебе
лошадиную дозу кофеина. Тряхнуло тебя, но  вроде  бы  полегчало.  Добавили
еще, смотрим - выкарабкиваешься...
     - Да уж совсем полегчало, - простонал я. - Так выкарабкиваться...
     - Ничего, - сказал он бодро. - Красивый  шрам  на  лице,  ну  и  что?
Остальные под рубашкой. Мужчину шрамы не портят, я так полагаю.
     Движение  на  соседнем  столе   прервало   его   слова.   Таня,   уже
освобожденная от захватов, приподнялась на локте,  ее  бледное  лицо  было
обращено к нам. Мы затаили дыхание.
     - Не портят, - сказала  Таня  еще  слабым,  но  уже  чистым  и  ясным
голосом. - Еще как не портят.



                               Юрий НИКИТИН

                                 ВЕЛИКАНЫ

     Это был исполинский дремучий лес. Могучие кряжистые деревья  вздымали
вверх свирепо изогнутые ветви, из почвы выползали,  извиваясь,  как  змеи,
холодные  скользкие  корни.  Особенно  страшными   они   казались   ночью.
Белесоватые и цепкие, как щупальца  морских  животных,  они  переплетались
друг с другом и вспучивали мох безобразными буграми, сцепляясь во мраке.
     Но жителям леса он не  казался  страшным.  Да  еще  ночью.  Там  жили
великаны. Угрюмый и страшный лес был для них не крупнее,  чем  низкорослый
кустарник для остальных  обитателей  леса.  Грохот  и  треск  сопровождали
великанов, когда они ходили по лесу и попутно крушили по дороге  столетние
дубы и кедры.
     А утром солнце освещало поваленные деревья и  растоптанные  цветы  на
полянах. Да еще  попадались  небольшие  холмики  свежевырытой  земли  и...
норки.
     А надменные великаны? Их нигде не было. И непосвященный никогда бы не
догадался, что это и есть норки ночных исполинов. Тех самых,  что  страшно
ревели во Мраке и крушили  деревья.  Им  не  нашлось  места  под  солнцем!
Метаморфоза происходила каждое утро.


     Однажды в лес вернулся Странник. Этот великан часто уходил из обжитой
части леса, чтобы и в незнакомых  местах  показать  свою  угрюмую  мрачную
силу. В смертельном страхе разбегались  звери,  птицы  в  испуге  покидали
гнезда с птенцами, рыба зарывалась поглубже в  ил.  Странник  мог  ладонью
прихлопнуть буйвола или дикого вепря, а медведя легко  перебрасывал  через
речку. Нередко можно было видеть умирающих животных, которых он  ловил  по
дороге и накалывал на вершины деревьев.
     - Новости! - крикнул он громко.
     От страшного голоса треснули ближайшие деревья, повскакивали с лежбищ
олени, косули, козы, кабаны, зайцы. Вскочили, повели ушами и  бросились  в
чащу.
     Со всех сторон сходились великаны. Они не любили  и  ненавидели  друг
друга. Каждый считал себя сильнее и  лучше  остальных,  между  ними  часто
вспыхивали страшные драки. Тогда лес  на  много  верст  вокруг  оказывался
перемолотым в щепки.  Великаны  вырывали  деревья  с  корнями  и  с  ревом
бросались друг на друга,  швыряли  исполинские  камни  и  целые  скалы.  В
короткие дни затишья копили злобу, жили отдельно друг от друга.
     - Я выходил из леса! - сказал Странник гордо.
     - Что ты увидел в той пустыне? - спросил Бронт,  самый  надменный  из
великанов.
     - Там, оказывается, не пустыня, - ответил Странник. - На равнине тоже
теплится жизнь. Правда, никчемная. Однако внешние похожие  на  нас.  Ох  и
позабавился я, когда топтал их жилища. Это  было  очень  удобно,  ибо  они
строят хижины одну подле другой.
     Он оглушительно захохотал. Это действительно было забавно: топтать  и
сшибать игрушечные домики.
     - И это все? - спросил холодно великан по имени Ноо.
     Он не находил ничего хорошего в том, чтобы обижать маленький народец.
Живут себе, ну и пусть живут.
     - Нет, не все, - сказал Странник. - Они очень похожи на нас,  хотя  и
мелкие. Но дело не в этом. Они остаются прежними и с  восходом  солнца!  Я
едва не погиб, зарываясь в землю, когда ребенок кинулся ко мне с палкой...
     Могучий стон пронесся над лесом Остаются прежними!  Встречают  восход
солнца! Никто никогда не мечтал об этом так  страстно.  Увидеть  солнечные
лучи  из  листьев   деревьев,   услышать   пение   птиц,   посмотреть   на
распустившиеся цветы... А  что  такое  цветы?  Что  такое  цвет?  Красный,
желтый, голубой, зеленый? Что такое радуга?
     - Не врешь? - спросил Бронт недоверчиво.
     - Это правда. - ответил Странник.
     Великаны молчали, обдумывая сказанное. И мечтали...
     - Не стоит завидовать, - сказал Бронт наконец. - Эти твари  ничем  не
отличаются от остальных зверей. Застывшая костная форма А  мы  -  вершина!
Дети эволюции. Природа постоянно экспериментирует, создает новые виды.  Мы
- самый необычный вид. И самый удачный!
     - Но у них тоже есть разум, - возразил Ноо. - Ты же сам  слышал,  что
они строят хижины!
     - А живут сообща, - фыркнул Бронт. - Как  осы,  муравьи,  пчелы.  Или
бобры. Вряд ли они обладают разумом. Ведь он в том и состоит, чтобы  сеять
смерть, искоренять все, что ненужно нам. Непригодное  для  нас  -  предать
ужасной смерти! Сравнять горы с равниной, а  на  равнинах  -  взгромоздить
горы! Скажи, под силу этой мелюзге такие  исполинские  задачи?  Это  можем
сделать только мы, гиганты, живущие по тысяче лет. Сила и  только  сила  -
высшее проявление разума!
     Он ревел и бил себя  в  грудь  тяжелым  кулаком.  Грудь  гудела,  как
колокол, а зубы во мраке сверкали белым пламенем.
     - Не знаю, - ответил Ноо после долгого молчания. -  Может  быть,  они
разумны как-нибудь по-другому. Эволюция слепа,  и  боковых  ветвей  нашего
рода много.
     - Да, - ответил Бронт. - Тупиковых ветвей!
     Он встал во весь рост, дохнул так, что поднялся ветерок,  -  и  пошел
прочь. Треск ветвей сопровождал каждый его шаг. Ноо грустно  посмотрел  на
поверженные стволы. Он не любил ломать деревья без  всякой  причины.  Лишь
потому, что те оказались на дороге. Он вообще не любил убивать  кого-либо,
будь это животное или растение.
     - Да, - сказал Ноо, - но они видят солнце!
     Глубокое молчание было ему ответом. Каждый старался представить  себе
это солнце, о котором ходило столько легенд, но которого никто  не  видел.
Странник оглянулся издали:
     - Они кричали, завидев меня: "Гигантопитек!"


     Он сидел на обломке скалы. Полночь уже минула, черное  звездное  небо
начало сереть. Как только исчезнут звезды, а  нежные  облака  окрасятся  в
волшебный розовый цвет, он перестанет быть великаном. Вместо него в  землю
начнет зарываться жалкая пугливая тварь.
     От жалости к самому себе у него даже дух перехватило. Ночью - гигант,
днем - ничтожная тварь. А в среднем - что-то подобное существу из соседней
тупиковой ветви.
     Самое страшное в подобной ежеутренней метаморфозе - неизвестность. Ни
у кого нет уверенности, что ночью он снова станет могучим великаном.
     С дерева что-то упало.  Ноо  увидел,  как  на  мягкий  мох  шлепнулся
маленький живой комочек. Это был птенец, желтый и  пушистый.  Упругий  мох
спружинил,  птенца  подбросило  вверх,  он  торопливо  замахал  крошечными
крылышками, но тут же упал на прежнее место  и,  не  удержавшись,  ткнулся
головой в траву. Шейка у него  была  тоненькая,  вот-вот  переломится  под
тяжестью большой головы с хищно загнутым клювом. Но пищал  он  жалобно,  и
лапки у него разъезжались.
     Ноо нагнулся и протянул  руку.  Птенец  с  готовностью  долбанул  его
клювом  в  палец.  Ноо  засмеялся  и  взял  его  в  ладонь.  Это  был  еще
неоперившийся  орленок.  Весь  желтенький  и  пушистый.  Птенец  попытался
обхватить коготками палец исполина, потом поднял  голову,  широко  раскрыл
рот.
     - Хочешь есть? - спросил Ноо.
     Птенец запищал. Шейку он вытягивал очень старательно, даже переступил
с лапки на лапку,  чтобы  казаться  выше.  При  этом  потерял  равновесие,
потешно замахал крылышками и снова шлепнулся в широкую ладонь.
     - Ах ты, пташик, - сказал Ноо.
     Он обошел дерево. Гнездо оказалось  на  самой  вершине  дуба.  В  нем
сидело еще два таких же птенца. Увидев Ноо, они  запищали,  задвигались  и
широко раскрыли потешные рты.
     - Бедолаги, - сказал Ноо.  -  Ничего  я  вам  не  принес.  Разве  что
братика.
     Он усадил птенца в гнездо и погрозил пальцем. Сиди!  В  ответ  птенец
открыл рот и запищал. И вдруг все птенцы запищали особенно радостно.
     Ноо оглянулся. С высоты быстро неслась большая птица.  В  когтях  она
держала небольшое лохматое животное. Козу или овцу.
     Ноо поспешно отошел. Незачем пугать бедную пташку. Ишь как  волнуется
за детишек!
     Он услышал шорох. Между деревьями пробиралось маленькое  человеческое
существо.
     Ноо впервые видел представителей боковой ветви своего вида. Это  была
измученная девушка в  стареньком  сарафане,  волосы  ее  отливали  красной
медью, босые ноги исцарапала жесткая трава.
     Ноо,  который  прекрасно  видел  в  предрассветной   темноте,   успел
внимательно  рассмотреть  ее  лицо.  Молодая,  глаза  широко  расставлены,
темные, а в них - упорство и отчаянное желание выжить, уцелеть.
     Ноо шелохнул ногой. Девушка  едва  не  уперлась  в  его  колено,  она
взглянула вверх и вскрикнула, тонко и отчаянно. Ноги у нее подогнулись,  и
она упала в траву.
     - Встань, - сказал Ноо. - Не бойся, я не трону тебя.
     Девушка  не  шевелилась.  Ноо  терпеливо  ждал.  Наконец  она   робко
повернула голову и коротко взглянула  одним  глазом  сквозь  растопыренные
пальцы. Посмотрела и сразу же в ужасе уткнулась лицом  в  траву.  Плечи  и
спина ее задрожали мелкой дрожью.
     Ноо понимал ее страх. Все живое трепетало перед гигантами. Его род не
знал жалости. Где появлялись гиганты,  там  исчезала  всякая  жизнь.  Реки
переставали течь, деревья - приносить плоды.
     - Встань же, - снова сказал Ноо негромко.
     Девушка еще раз взглянула на него, потом  приподнялась  и  встала  на
колени. На него смотрела со страхом и отчаянием. По лицу ее текли слезы.
     - Пожалей меня, могущественный, - сказала она.  -  Что  тебе  в  моей
маленькой жизни? Отпусти меня. Я заблудилась в лесу.
     - Да не трогаю я тебя, - сказал он  уже  нетерпеливо  и  посмотрел  в
светлеющее небо. - Хочешь  есть?  Ты  должна  хотеть  есть.  Вы  только  и
делаете, что едите.
     Он легонько стукнул по росшей рядом высокой груше. Дерево вздрогнуло,
на землю посыпались плоды.
     Девушка взяла плод и улыбнулась. Слезы мгновенно высохли.
     - Спасибо, могучий, - сказала она. - Теперь я вижу, что ты не  хочешь
моей смерти. Но я очень боюсь тебя. Ты такой большой и сильный!
     Ноо почувствовал, что похвала ему приятна. Он протянул руку  себе  за
спину и сломал верхушку абрикосового дерева.
     - На, - сказал он, - подкрепи свои силы. Ты голодна.
     - Ты так легко сломал это дерево, - сказала она с восторгом.  -  Если
мне удастся выбраться отсюда, то  я  не  перестану  рассказывать  о  твоей
необыкновенной силе!
     - Пустяки, - сказал он, - это совсем не трудно.
     - А что трудно? - спросила она.
     Вопрос застал его врасплох. А что в  самом  деле  трудно?  Никому  из
гигантов не  приходилось  встречать  сопротивления  ни  со  стороны  живых
существ, ни со стороны природы..
     - Не знаю, - ответил он искренне.
     - А вот это дерево ты можешь сломать? - спросила  она  и  указала  на
самый толстый из стоящих рядом дубов. - Или хотя бы согнуть?
     Ноо встал. Дуб был громадный, весь в чудовищных узлах и наплывах.  Он
с силой  ударил  кулаком  в  середину  ствола.  Дуб  со  страшным  треском
разлетелся в щепки.
     - Как здорово! - воскликнула девушка. Глаза у нее сияли. Она смотрела
на Ноо с восторгом. - Ты удивительно сильный, добрый  великан!  А  вон  ту
скалу можешь расколоть?
     - Нет ничего проще, - ответил Ноо. Ему было очень приятно, что кто-то
восхищается его достоинствами, вместо того, чтобы восхвалять свои.
     Он шагнул к скале и ударил. Гранитная глыба треснула и разлетелась  в
куски. Грохот пронесся по всему лесу, вспугивая зверей.
     - Ты самый сильный на свете! - крикнула девушка  с  восторгом.  -  Ты
самый сильный и самый добрый на свете.
     Ноо почувствовал гордость.
     - Ешь плоды, - сказал он. - Ты голодна, а идти тебе еще далеко.
     Она вспомнила, где находится, блестящие глаза погасли.
     - Да, - сказала она потускневшим  голосом,  -  мне  еще  очень  много
идти... И я не знаю дороги... Добрый великан, ты укажешь мне  направление?
Я хочу домой.
     Он посмотрел на розовеющее небо  и  ощутил  сильнейшую  тоску.  Скоро
рассвет.
     - Да, - сказал он, - я укажу тебе дорогу.
     Он посмотрел на ее вспыхнувшее радостью лицо, на испачканный  травами
сарафан, на исколотые до крови босые ноги...
     - Я помогу тебе выбраться из лесу, - сказал он неожиданно для  самого
себя. - Садись ко мне на плечо!
     Девушка замирала от страха и обеими руками держалась за его  шею.  Он
придерживал одной рукой ее ноги, чтобы она не трусила из-за высоты.
     Он торопливо шел через лес,  поминутно  поглядывая  на  небо.  Скоро,
скоро, скоро! Дикие звери разбегались в ужасе. На  протяжении  всего  пути
его сопровождали гром и грохот расщепляющихся деревьев, крики  разбуженных
птиц. Он очень спешил!
     Девушка уже перестала дрожать. Она восторженно озиралась по сторонам,
что-то шептала ему, касаясь уха  теплыми  мягкими  губами.  Она  держалась
крепко, хотя он и так осторожно придерживал ее.
     Наконец лес кончился. Совершенно неожиданно, безо всякого перехода  в
кустарник или мелколесье.  Впереди  расстилалась  степь.  Вдали  виднелось
распаханное поле, а еще дальше - аккуратные маленькие домики.
     - Вот  я  и  дома!  -  закричала  девушка  радостно.  Она  благодарно
поцеловала его в щеку, и он осторожно опустил ее на землю.
     - Спасибо тебе, добрый великан! Я буду помнить тебя. Ты такой добрый!
Надеюсь, что и мир будет добрым к тебе! Прощай!
     Она повернулась и побежала