теперь торопились  нагнать  время.  Я  наблюдал  за  погрузкой  и
посадкой. Огромные реечные ящики поднимались  в  грузовые  люки  под  нижней
палубой и исчезали в недрах корабля. Судно было  пришвартовано  пятьюдесятью
толстыми стальными тросами и совершенно спокойно стояло у  своей  мачты.  Не
стану отрицать:  когда  я  смотрел  вверх,  на  мой  корабль,  я  исполнялся
гордости. Обводы "Лох Этив" мерцали серебряно-голубым, а круглые пластины  с
"Юнион Джеком" на хвостовых "плавниках" сверкали. Ее данные были написаны на
борту: РМА 801 (ее регистрационный номер), "Лох Этив", Лондон, линия Макафи,
Эдинбург.
   А  вокруг  стояли  корабли  Американских   имперских   путей   сообщения,
Версальской линии, Королевской Австро-Прусской аэрокомпании,  Императорского
Российского Воздухоплавательного Общества, Аэрокомпании Японии,  Итальянской
Королевской Воздушной Линии и многих других, более мелких компаний. Но  "Лох
Этив", по моим воззрениям, была прекраснее  всех.  Без  сомнения,  она  была
одним из знаменитейших пассажирских судов.
   В  некотором  отдалении  от  сооружений  аэропарка  я  разглядел  зеленый
электробус, который приближался по  траве  к  нашей  мачте.  Вероятно,  наши
последние пассажиры. Довольно  поздно  они  явились,  подумал  я.  Меня  уже
поставили в известность о том, что "Вильям  Рэндолф  Херст"  сошел  с  линии
из-за поломки в машинном отделении и что мы, поскольку у нас с ним в общем и
целом один маршрут, возьмем к себе некоторых его пассажиров.  Скорее  всего,
это были именно они. Мы были уже готовы к отлету. Я проследил,  как  лебедки
поднимают на борт последний груз, как закрываются люки на "брюхе" корабля, и
с известным облегчением вернулся к мачте.
   Хотя в полой сердцевине причальной  мачты  функционировал  лифт,  он  был
предназначен только для пассажиров и офицеров. Обслуга пользовалась винтовой
лестницей,  обвивающей  шахту  лифта.  Я  посмотрел,   как   экипаж   быстро
поднимается наверх, чтобы занять свои  места.  Тапки,  доставившие  топливо,
давно уже отогнали от корабля.
   Я стоял возле  корабельных  офицеров,  проверявших  билеты  и  посадочные
талоны справа и слева от входа в  лифт.  Состоятельные  американцы,  которые
садились  на  наш   корабль,   не   имели   при   себе   решительно   ничего
подозрительного, разве что выглядели немного раздраженными из-за  того,  что
приходится лететь другим судном.
   Увидев в конце очереди одного пассажира, я невольно улыбнулся.  Ему  было
около пятидесяти лет, и он был довольно чудаковато одет: шорты  цвета  хаки,
гольфы до колен, зеленая рубашка, сплошь усеянная значками. В руке он держал
полированное древко с маленьким флажком, а на голове его  сидела  коричневая
шляпа с большими полями. Забавное  впечатление  только  усиливалось  мрачным
выражением его налитого кровью шишковатого лица. Коленки и нос у него розово
блестели, и я поневоле принял его за комика, у которого не  хватило  времени
переодеться  после  спектакля.  Позади  него   столпилось   около   двадцати
двенадцатилетних пареньков, одетых точно так же, с рюкзачками  за  спиной  и
флагштоками в руках. Все они глядели столь же убийственно серьезно, как и их
старший товарищ.
   - Святые небеса, почему они так вырядились? - спросил я офицера, стоящего
рядом.
   - Это американская версия юношеских бригад  Баден-Поуэлла  <Полковник  Р.
Баден-Поуэлл  (1857  -  1941)  -  основатель  скаутского  движения,  которое
зародилось в Великобритании в начале XX  в.>,  -  пояснил  он.  -  Разве  вы
никогда не были скаутом?
   Я покачал головой.
   - А эти - кто они?
   - Рузвельтовские скауты, - сказал он мне. - Полагаю, юные мустангеры.
   - Но их предводитель вовсе не выглядит таким уж юным.
   Тем временем забавный человек уже повернулся ко мне спиной. Я увидел  его
выступающую  заднюю  часть,  на  которой  шорты  натянулись,  грозя  вот-вот
лопнуть.
   - Целая куча подобных людей так и остается на всю  жизнь  бойскаутами,  -
заметил офицер. - Они никогда не взрослеют. Да вы наверняка знаете таких. Им
бы только командовать детишками.
   - Я только рад, что не  мне  приходится  приглядывать  за  сорванцами,  -
произнес я сочувственно, скользя взглядом по  прыщавым  физиономиям,  нервно
поглядывающим из-под широких полей шляп. Эти ребята  явно  еще  ни  разу  не
бывали на воздушном корабле.
   И тут я  заметил  нечто,  показавшее  мне,  насколько  я  забыл  о  своих
обязанностях. На обширной талии предводителя юных следопытов  был  застегнут
кожаный пояс, а на поясе болталась гигантская кобура.  Когда  он  подошел  к
офицеру, проверявшему его билет, я подождал,  пока  они  закончат  разговор,
после чего вежливо поздоровался.
   - Мне очень жаль, сэр, но боюсь, все оружие придется сдать, прежде чем вы
ступите на  борт.  Если  бы  вы  были  столь  любезны  и  вручили  мне  свой
пистолет...
   Человек сердито взмахнул своим флагштоком  и  попытался  протиснуться  на
корабль, минуя меня.
   - За мной, парни!
   - Мне очень жаль, сэр, но я не имею права допустить вас на борт, пока...
   - Это мое право - носить оружие, если мне того хочется. Что за болван!..
   - Это постановление Международной Компании Авиаперевозок,  сэр.  Если  вы
передадите мне свое оружие, я выдам вам квитанцию, и вы получите его  снова,
когда... - я бросил взгляд на его билет.  -  Когда  мы  совершим  посадку  в
Сиднее, мистер Рейган.
   - Капитан Рейган, - оборвал он меня. - Юный мустангер.
   - Капитан Рейган. Если вы не отдадите мне пистолет, я не смогу  допустить
вас на борт.
   -  На  американском  корабле  у  меня  не  возникло  бы   этих   дурацких
неприятностей. Подождите, когда...
   - Международное постановление распространяется  на  американские  корабли
точно так же, как  и  на  британские,  сэр.  В  таком  случае  нам  придется
стартовать без вас, - и я демонстративно посмотрел на часы.
   - Сопляк! Выскочка!
   От гнева он сделался пурпурно-красным и забормотал  себе  под  нос  нечто
невразумительное, потом принялся суетливо возиться с застежками на  поясе  и
отстегивать кобуру. Поколебавшись,  протянул  ее  мне.  Я  расстегнул  ее  и
осмотрел оружие.
   - Знаю, - буркнул он. - Пневматический пистолет. Но очень сильный.
   - Однако постановление распространяется и на  это,  сэр.  А  остальные..,
э.., ваши ребята, они тоже вооружены подобным же образом?
   - Разумеется, нет. Я был среди мустангеров. Настоящих  мустангеров.  Один
из последних. Идемте, парни! - он указал своим флагштоком вперед и шагнул  в
лифт. Весь отряд серьезных мальчиков сурово воззрился на  меня,  ибо  я  был
виновен  в  том,  что  их  предводитель  подвергся  унижению.  В  лифте  еще
оставалось место для меня, но я решил лучше подняться по лестнице. Я не  был
уверен в том, что еще долго смогу держать себя в руках.
   Как только я очутился на борту, я сдал оружие казначею и получил  у  него
расписку. Ее я отдал первому же стюарду, который  попался  мне  на  пути,  и
сказал ему, чтобы он передал ее капитану Рейгану. После  чего  направился  в
рубку.
   Мы уже собирались отчаливать. В эти минуты рубка  всегда  манила  меня  к
себе. Зрелище никогда не могло  мне  наскучить.  Тросы  отвязывали  один  за
другим, и я чувствовал, как корабль слегка вздрагивал, словно он  был  полон
нетерпения скорее полностью освободиться от пут и взмыть в воздух.  Взревели
моторы, и в зеркалах я смог разглядеть, как медленно  вращаются  пропеллеры.
Капитан бросил  взгляд  вперед,  вниз,  затем  взглянул  в  перископ,  чтобы
убедиться в том, что за кормой  путь  свободен.  Он  отдал  приказы;  убрали
сходни и пришвартовали их к корпусу. Теперь корабль держался у мачты  только
двумя цепями. Капитан Хардинг заговорил в телефон:
   - Готовность к отправлению!
   - Все готово, сэр! - отозвался в динамике голос диспетчера с мачты.
   - Отчаливаем!
   Легкий толчок - отстегнули цепи. "Лох Этив"  начала  разворачиваться,  ее
нос был все еще направлен в сторону посадочной площадки причальной мачты.
   - Все машины задний ход!
   Судя по голосу капитана Хардинга, он был рад снова оказаться  в  воздухе.
Он пригладил свои седые усы, топорщившиеся, как у моржа. Заревели  дизельные
моторы, когда мы дали задний ход. Корабль наклонился сильнее.
   - Два градуса лево руля, штурман! - сказал капитан.
   - Есть, сэр! Два градуса лево руля!
   - Высота пятьсот футов! И держать высоту!
   - Есть пятьсот футов, сэр, - штурман повернул штурвал, у которого стоял.
   Вокруг нас в большой рубке гудели и тикали различные приборы, и мы видели
на них множество цифровых показаний, которые наверняка привели бы  в  полное
замешательство капитана какого-нибудь старого корабля.
   Под нами огромный аэропарк становился все меньше и меньше. Мы вылетели  к
сверкающим водам залива Сан-Франциско. Внизу мы видели корпуса морских судов
- отсюда они казались крошечными. "Лох  Этив"  маневрировала  блестяще,  как
всегда. И вот мы летим над океаном.
   - Пять градусов лево руля, штурман! - сказал капитан Хардинг и наклонился
над экраном компьютера.
   - Есть пять градусов лево руля, сэр. Мы стали поворачиваться, так  что  в
иллюминаторах рубки всеми  цветами  радуги  начали  переливаться  небоскребы
Сан-Франциско.
   - Высота тысяча пятьсот футов!
   - Есть высота тысяча пятьсот футов, сэр. Мы поднялись  еще  выше,  пройдя
сквозь несколько рваных облаков, и очутились в ясном голубом пространстве.
   - Все машины полный вперед!
   Чудовищно, взвыв, могучие машины погнали корабль вперед. Мы держали  курс
на Южную Америку. Делая сто двадцать  миль  в  час,  имея  на  борту  триста
восемьдесят человек и сорок восемь тонн груза, "Лох Этив" летела теперь  без
всякого напряжения, как орел, несущий в когтях мышку.

***

   До самого вечера весь экипаж обсуждал мое  столкновение  с  предводителем
юных  следопытов.  Офицеры  давали  мне  советы,  как  лучше  разобраться  с
"мустангером Ронни" (как кто-то успел уже его окрестить), но я  заверил  их,
что весь остаток путешествия буду тщательно обходить его стороной, разве что
он окажется опасным угонщиком. Однако, как вскоре  показало  дальнейшее,  он
вовсе не разделял моего желания избегать встречи с ним.
   Мое следующее свидание с Ронни воспоследовало в тот  же  вечер,  когда  я
завершал  контрольный  обход  корабля  -  обыкновенно  это  была  скучная  и
обременительная повседневная обязанность.
   В  проспектах  компании  отделка   "Лох   Этив"   характеризовалась   как
"роскошная", а в помещениях  первого  класса  роскошь  становилась  поистине
расточительной. Повсюду был  пластик,  имитирующий  мрамор,  сосну,  красное
дерево и тик, сталь, медь или золото. Шелковые и плюшевые занавеси висели на
широких  панорамных  окнах  вдоль  всего  корабля;  мягкие  ковры  голубого,
красного, желтого цвета устилали полы; в комнатах и на палубе стояли удобные
кресла. Рестораны, курительные комнаты, бары и ванные -  все  было  оснащено
самой  современной  техникой  превосходного  дизайна,   озарено   сверкающим
электрическим светом. Именно эта роскошь и делала "Лох Этив" одним из  самых
дорогих кораблей воздушной линии. Притом  большинство  пассажиров  держалось
того мнения, что цены слишком высоки.
   Когда я добрался  до  третьего  класса,  меня  уже  неудержимо  влекло  в
кровать. И тут внезапно из одного из боковых коридоров, ведущих в  столовые,
выскочил капитан юных мустангеров собственной персоной.  Его  лицо  заливала
багровая краска. Он прямо-таки кипел от гнева.
   - У меня имеются жалобы! - взревел он, хватая меня за руку.
   На комплимент я и не надеялся. Я поднял брови.
   - Да, жалобы - на ресторан, - продолжал он.
   - Вам лучше обсудить это со стюардом, сэр, - с облегчением ответил я.
   - Я только что  жаловался  главному  стюарду,  и  он  отказался  что-либо
предпринять, - он просто впивался в меня глазами. - Вы ведь офицер,  не  так
ли?
   Я не стал отрицать.
   -  Но  моя  задача  состоит  в  том,  чтобы   обеспечивать   на   корабле
безопасность.
   - А как насчет морали? Я был искренне удивлен.
   - Морали, сэр? - переспросил я.
   - Именно так я и сказал, молодой человек. Я несу ответственность за  моих
скаутов. Я никак не мог представить себе, что им придется стать  свидетелями
такой распущенности, такой демонстрации бесстыдства... Идемте!
   Больше из любопытства, чем по какой-либо  иной  причине  я  позволил  ему
увлечь меня за собой в столовую. Там играл довольно пресный джаз и танцевало
несколько пар. Люди за столами ели и беседовали, и немало пассажиров глазело
туда, где принимали пищу все двадцать юных мустангеров.
   - Вот! - зашипел Рейган. - Вот! Что вы теперь скажете?
   - Не вижу ничего особенного, сэр.
   - Никто не предупреждал меня заранее, что я отправляюсь на борт  летучего
Содома! И летучей Гоморры! Бесстыдные женщины выставляются здесь на всеобщее
обозрение - вы только поглядите! Поглядите!
   Я вынужден был признать, что некоторые девушки  были  в  довольно  смелых
вечерних Туалетах. Однако здесь не  было  ничего  такого,  чего  не  увидишь
каждый день в Лондоне.
   - А эта  чудовищная  музыка!  Музыка  диких  джунглей!  -  он  указал  на
музыкантов, которые выглядели так, словно их истомила скука.  -  И  что  еще
ужаснее, - он придвинулся ближе и задышал мне в  ухо,  -  прямо  возле  нас,
молодой человек,  прямо  возле  нас  обедают  ниггеры.  И  это  -  приличный
корабль?
   За  столом  неподалеку  от  следопытов  разместилась   группа   индийских
правительственных служащих, которые только что сдали  в  Лондоне  экзамен  и
теперь следовали в Гонконг. Они все были хорошо одеты и спокойно  беседовали
между собой.
   - И белые мальчики вынуждены  есть,  буквально  сталкиваясь  с  ниггерами
локтями, - продолжал Рейган. - Они знают, что нас пересадили на этот корабль
против нашей воли. На чистом американском корабле...
   Появился главный стюард. Он послал мне усталый взгляд, полный сочувствия.
Я старательно искал выход из сложившейся ситуации.
   - Может быть, этот пассажир и его  мальчики  могли  бы  обедать  в  своих
каютах? - предложил я стюарду.
   - Это не выход! - в глазах Рейгана появился бешеный  блеск.  -  Я  обязан
блюсти дисциплину. Следить за тем, чтобы  мальчики  кушали  аккуратно  и  не
пачкались.
   Я было хотел уже сдаться, когда стюард сделал  хитрое  лицо  и  предложил
поставить вокруг их стола ширму. Правда, таким образом невозможно  перекрыть
музыку, но капитан и его ребята в  дальнейшем  были  бы,  по  крайней  мере,
избавлены от необходимости лицезреть полуодетых дам и выносить вид индийских
правительственных служащих. Рейган  немилостиво  принял  этот  компромисс  и
хотел  уже  возвратиться  к  своему  столу,  когда  один  из   мальчиков   с
позеленевшим лицом подбежал к  нему,  прижимая  к  губам  салфетку.  За  ним
последовал другой.
   - Мне кажется, Дубровского  укачало,  сэр.  Я  поскорее  сбежал,  оставив
Рейгана стоять посреди столовой и во всю глотку призывать санитаров.

***

   Хотя  "воздушная  болезнь"   обусловлена   преимущественно   психическими
факторами, она тоже может оказаться заразной, и  вскоре,  к  моему  великому
облегчению, я узнал, что Рейган со всем своим отрядом лежит,  сраженный  ею.
Когда двумя днями позднее мы прибыли в Кито в Британском Эквадоре, я  больше
ничего не слышал о скаутах. Зато они задали  хлопот  одному  из  корабельных
врачей.
   В Кито мы сделали короткую остановку, взяли на борт несколько пассажиров,
почту и две клетки с обезьянами для австралийского зоопарка.
   Не успели мы долететь до Тихого океана,  как  Рейган  был  уже  одинаково
знаменит как среди экипажа, так и среди пассажиров. Хотя несколько человек и
могли побить его рекорды, все же  для  большинства  он  стал  весьма  ценной
персоной, поскольку на его счет можно было потешаться бесконечно.
   Капитан Хардинг еще не сталкивался с Рейганом, и когда  рассказы  о  моих
затруднениях дошли до его ушей, они его немало позабавили.
   - Вам следовало жестче взять его в оборот, лейтенант Бастэйбл! Это  нечто
особенное - укрощение строптивого пассажира, знаете ли.
   - Но ведь этот парень ненормальный. Вы  бы  хоть  раз  посмотрели  в  его
глаза, - сказал я.
   Мы принимали вместе по стаканчику в маленьком офицерском баре над рубкой,
Хардинг  улыбался  мне  сочувственно,  но  большую  часть  моих  проблем  он
совершенно явно относил на счет моей неопытности и того прискорбного  факта,
что я в общем и целом был просто сухопутной крысой.

***

   Первая часть нашего перелета от  Южной  Америки  к  южным  островам  была
безоблачной,  как  всегда,  и  мы  свободно  летели  по  голубому,  залитому
солнечным светом небу.
   Когда наконец показался Пука-Пука,  мы  получили  по  рации  сообщение  о
неожиданном шторме, разразившемся над Папеэте <Папеэте -  город  и  порт  на
острове Таити.>. Вскоре связь прервали тяжелые электрические помехи,  однако
к этому времени у нас еще не было трудностей с тем, чтобы удерживать корабль
в  равновесии.  Стюарды  предупредили  пассажиров  о  том,  что,  когда   мы
приблизимся к Таити, возможно,  будет  сильный  ветер.  Однако  мы  надеемся
прибыть на остров  без  опозданий.  Мы  подняли  корабль  на  высоту  две  с
половиной  тысячи  футов  и   таким   образом   сделали   попытку   избежать
неблагоприятных воздушных потоков. Инженеры в дизельном  отделении  получили
приказ гнать "Лох Этив"  на  полную  мощность,  как  только  мы  окажемся  в
эпицентре бури.
   Несколькими минутами спустя  странно  потемнело  и  холодный  серый  свет
хлынул в панорамные окна. Включили электрическое освещение.
   В следующую секунду мы уже находились в центре грозы и слышали, как  град
стучит  по  нашему  огромному  корпусу.  Звук  был  такой,   словно   тысячи
автоматических ружей одновременно открыли огонь. Не было  слышно  ни  слова.
Температура резко упала, и мы дрожали от холода, пока  система  обогрева  не
перестроилась на новые условия. Вокруг нас бушевали громы и молнии,  и  "Лох
Этив" слегка вздрагивала, однако ее моторы ревели упрямо, и  мы  все  глубже
погружались в черные клубящиеся тучи. Не было никакой опасности, что  молния
ударит  в  наш  полностью  изолированный  корпус.  В  конце  концов   облака
расступились, и мы увидели кипящее море.
   - Я рад; что мы не там, внизу, - заметил с ухмылкой  капитан  Хардинг.  -
Раз за разом будешь  радоваться  тому,  что  люди  додумались  до  воздушных
кораблей.
   В телефонных приемниках рубки  зазвучала  нежная  музыка.  Капитан  велел
второму помощнику ее выключить.
   - Почему это считается чем-то хорошим - никогда не понимал.
   У меня свело желудок, когда корабль провалился в  воздушную  яму,  прежде
чем снова стабилизироваться. Я ощутил нечто вроде страха. Впервые с тех пор,
как майор Пауэлл подобрал меня в Теку Бенга, я нервничал на борту воздушного
корабля. А с того дня, казалось, прошли столетия.
   - И вправду тошнотная посадка, - проворчал капитан. - Самая  скверная  из
всех, что упомню, для этого времени года, - он застегнул сюртук. - Что у нас
с высотой, штурман?
   - Мы держим ее, сэр.
   Дверь в рубку распахнулась, и ворвался третий офицер. Он был в бешенстве.
   - Что случилось? - спросил я его.
   - Черт бы его побрал! - выругался он. - Я только что  выдержал  настоящую
баталию с вашим закадычным дружком, Бастэйбл. Этот мерзкий  тип  Рейган!  Он
вопил насчет спасательных шлюпок и парашютов. Совсем рехнулся.  Никогда  еще
не встречал таких пассажиров. Сказал, что хочет спрыгнуть. У меня была с ним
отвратительная перебранка. Он желает говорить с  вами,  сэр.  Немедленно,  -
третий офицер обращался к капитану.
   Я улыбнулся Хардингу, который ответил мне растерянной усмешкой.
   - И что вы ему сказали, третий?
   - Решил, что только  так  смогу  его  успокоить,  сэр,  -  третий  офицер
нахмурился. - Это было единственное, что мне еще пришло в голову, иначе  все
закончилось бы попросту тем, что я набил бы ему морду.
   - Этого бы луч