тело за борт.
       Но   корабль  поднялся  недостаточно  высоко,   чтобы
преодолеть следующую горную цепь.
      Я  спрашивал себя, не потребует ли капитан в  качестве
следующей  меры  добровольцев для прыжка  за  борт.  В  этот
момент  мы  пролетали  над голой пустынной  землей  остывших
лавовых  потоков,  где  не  было  ни  единой  пальмы,  чтобы
смягчить удар, когда мы рухнем. Напряжение снова возросло, и
проснувшиеся пациенты переговаривались между собой  высокими
голосами, в которых сквозила паника.
      На  некоторые  вопросы было непросто  ответить.  Среди
вещей,  "не  являющихся предметом первой необходимости",  от
которых  мы  избавились, было несколько трупов -  умершие  в
пути.  Но  даже этот акт отчаянного бесчувствия не облегчили
корабль должным образом.
      Снова  затрещали микрофоны внутренней связи. Заговорил
первый помощник:
     - Пожалуйста, приготовьтесь к... О господи!
      В  следующий  миг я увидел, как на нас  несется  склон
горы, и прежде чем мы это осознали, нас уже окутывали облака
серого   дыма  и  днище  корабля  издало  ужасающий   треск,
протащившись по скалам.
      Крики пациентов смешались с предсмертным воплем самого
корабля.  Я  услышал оглушительный треск,  после  чего  меня
оторвало от опоры. Я почувствовал, как валюсь на койки.
      Корабль  подпрыгивал  и  трясся.  Одно  мгновение  он,
казалось,  удерживал высоту, а затем с отчаянным воем  начал
падать,  так  что  койки выскакивали из креплений.  Я  видел
вокруг  себя размахивающие руки и ноги, растерянные лица.  Я
слышал,  как  звенят  подносы с инструментами,  видел  тела,
,.b  "h(%ao точно тряпичные куклы. Под общий жалобный  вопль
корабль  вошел  в  штопор  и наконец  рухнул.  Оказавшись  в
бьющейся,  содрогающейся куче тел, я был отброшен  к  борту,
ударился  головой  о  стекло обзорной  палубы.  Я  попытался
высвободить руки, чтобы смягчить этот удар, но  они  были  в
цепком плену, прижатые телами и предметами. Затем последовал
последний  удар. Смутно вспоминаю, как меня  охватило  почти
горячее облегчение от того, что я наконец умер и закончились
все мои муки.

                           Глава 4

                        Дорога к морю

      Я,  должно быть, на короткое время очнулся и откуда-то
издалека  услышал  хриплые голоса. Итак,  я  жив  и  надежно
спрятан. Осознав это, я снова потерял сознание.
      Когда  я  в следующий раз пришел в себя, то попробовал
пошевелиться, но это мне не удалось. Я подумал, что,  должно
быть,  сломал себе позвоночник, потому что почти  ничего  не
ощущал, кроме того, что придавлен сверху чем-то тяжелым. Это
давление не позволяло мне сделать достаточно глубокий  вдох,
чтобы   позвать   на   помощь,   которая,   согласно    моим
представлениям,  уже  недалеко, потому  что  я  слышал,  как
совсем близко проходят люди.
      Голоса были мне не знакомы. Я внимательно прислушался.
Какой-то малайский диалект, который я понимал лишь с большим
трудом.  Сперва  я  подумал, что это местные  крестьяне  или
сборщики  серы,  работающие на вулканах,  пришли  похоронить
нас.  Я  улавливал  запах острого дыма,  и  это  еще  больше
затрудняло мое дыхание. Следующая моя попытка крикнуть также
провалилась. А потом я услышал другие крики.
      И  на  зов  о  помощи  последовало резкое  возражение,
которое я тотчас же узнал. Ружейный выстрел.
      С  чувством ужасающего бессилия я попытался  повернуть
голову, чтобы разглядеть, что же происходит.
      Крики  затихли.  Воцарилась  тишина.  Затем  -  тихий,
истерический  вскрик.  Еще один выстрел.  Тишина.  Малайский
голос, отдавший короткий резкий приказ.
     С большим трудом мне наконец удалось повернуть голову и
вглядеться в происходящее сквозь искаженные лица  мертвых  и
груды  обломков. Я увидел прижатые к борту трупы и за  окном
дымные  облака,  сквозь  которые двигались  неясные  фигуры.
Когда  дым  на минуту развеялся, я увидел зеленые,  красные,
желтые  шелка. Эти малайцы не были сборщиками  серы,  что  я
установил мгновенно.
      Затем  я увидел их отчетливо. Они были одеты в обычном
стиле малайских бандитов и пиратов. На них были многоцветные
роскошные саронги и вышитые куртки. Головы покрыты тюрбанами
или  шляпами  кули.  На  коричневых  ногах  -  сандалии   из
расписной  кожи, на груди патронные лепты. На поясах  висели
пистолеты,  ножи,  паранги, а в руках они держали  ружья.  Я
видел,  как  один из них подошел ко мне. Его  лицо  выражало
одну  только  ненависть.  Я уронил голову,  закрыл  глаза  и
ca+kh +, как он ворошит обломки надо мной. Я услышал выстрел
совсем близко от моего лица и подумал, что он палит в  меня,
но пуля попала в труп, лежащий на мне. Затем он отошел.
     Я снова стал смотреть.
      Бандиты гнали оставшихся в живых вверх в гору.  Сквозь
дым   я   видел,   как  медицинские  сестры  в  обрызганной,
разорванной  одежде,  врачи  в  пиджаках  или  в   рубашках,
персонал  воздушного  корабля  в  светло-голубом  бредут  по
склону, подгоняемые предводителями бандитов. Пациентов среди
них  не  было. Оглушенный и отчаявшийся я смотрел им  вслед,
покуда дым не поглотил их.
      Когда  затем  в  моем  сознании постепенно  забрезжила
догадка  о  том,  что  стало с моими  спутниками,  мое  тело
пронзила  боль.  Я  старался  изо  всех  сил  повернуться  и
выяснить, как мне отсюда выбраться.
      На  мне  лежала сравнительно легкая койка,  а  на  ней
оказался труп ребенка. Его мертвое лицо уставилось  на  меня
широко  распахнутыми  глазами.  Дрожь  пробрала  меня,  и  я
попытался  снять  койку.  Она  немного  подвинулась.  Голова
ребенка   откатилась  в  сторону.  Я  повернулся,  выпростал
окровавленные  руки и схватился за треснувшую  опору,  чтобы
медленно  вытянуть себя из-под груза. Наконец я освободился,
и  сразу стало легче дышать. Но мои ноги онемели, и я не мог
стоять. Я наклонился вперед и оперся на мертвеца, чтобы  еще
на  несколько  сантиметров выбраться  из-под  мешанины  тел.
Затем на несколько минут потерял сознание.
      Мне  пришлось  немало времени поработать  над  опорой,
разбитыми  планками  и телами, пока я наконец  не  лежал  на
жестком камне, свободный от этого хаоса.
      Но, несмотря на все ссадины и кровавые царапины, я  не
сломал  костей. Трупы моих товарищей спасли меня при падении
от худшего. Постепенно тепло возвращалось в мои ноги и я мог
снова стоять, пусть даже скрежеща зубами от боли.
      Я стоял возле кучи, оставшейся от корабля, на одном из
желтых  сернистых  склонов  горы.  Повсюду  лежали  трупы  -
мужчины,  женщины  и  дети,  пациенты  в  халатах  и  ночных
рубашках, раненые солдаты в окровавленных мундирах,  офицеры
и  члены  экипажа,  медсестры, сиделки и  врачи.  Почти  две
тысячи  тел,  и  ни один не шевелился, когда ветер  проносил
тяжелый  дым, закручивая желтоватую пыль в маленькие смерчи.
Лоскутки ткани трепетали между знакомыми остатками огромного
воздушного  корабля. Потеряв всякую надежду, я  побрел  мимо
гор  прочь  от  мертвецов. Две тысячи человеческих  существ,
которые верили, что избежали смерти в огне Сингапура,  чтобы
потом  найти  ее  здесь,  на пустынных,  исхлестанных  всеми
ветрами  скалах неведомой яванской горы. Я вздохнул,  сел  и
вытащил  раскрошившиеся сигареты, которые  нашел  раньше.  Я
разорвал пакетик, вынул одну раздавленную сигарету, зажег ее
и   попытался   раскинуть  мозгами.  Однако  безрезультатно:
сознание отказалось мне служить.
      Я  огляделся  по сторонам. Острые дыры зияли  в  днище
корабля. Большинство газовых камер были разорваны,  и  гелий
вытек. Обломки покрывали большую часть горного склона.  Куда
бы  я  ни глянул, повсюду валялись куски железа. И надо всем
bo-c+ao  густой  вулканический дым.  Дым  застилал  разбитые
кости  корабля, сломанные кабины, уничтоженный мотор,  точно
дух   смерти,  пришедший  приветствовать  новичка   в   ряду
покойников.
      Я  встал  и  раздавил  сигарету  грязным  исцарапанным
сапогом.  Из-за дыма я закашлялся; открывшееся  мне  зрелище
заставляло  содрогаться от ужаса и холода.  Склон  находился
приблизительно в трех тысячах футов над уровнем моря. Ничего
удивительного,  что перегруженный корабль врезался  в  него.
Растерянный, я продолжал вести поиски живых, но  после  двух
часов  я  так  и не нашел ничего, кроме смерти. Еще  ужаснее
было то, что действительно довольно многие пережили падение.
Во  время  поисков я находил маленьких мальчиков и  девочек,
которых  добили  выстрелами в голову или  перерезали  горло,
молодых  и  старых  женщин,  пронзенных  мечами,  мужчин   с
отрубленными  головами.  Бандиты систематически  осматривали
всех живых и убивали каждого, кто по той или иной причине не
мог  или  не  хотел  идти. Перед лицом  этого  кошмара  меня
неожиданно  охватило  головокружение, и  я  некоторое  время
постоял, опираясь на скалу. Я снова и снова успокаивал  себя
уговорами,  пока  голос не сел и я не мог выдавить  из  себя
ничего,  кроме сухого удушающего кашля. Затем я  вернулся  к
обломкам  и  отыскал одеяло и пластиковую флягу с  водой.  Я
снял  свой бесполезный спасательный жилет, надетый на случай
водной  посадки,  завернулся в  одеяло  и  побрел  вверх  по
склону,  где  по крайней мере не было трупов.  Затем  улегся
спать.
      Я  проснулся  еще до рассвета. Я замерз. Где-то  внизу
раздавался  вой, о котором я сперва подумал,  что  это  воют
люди.  Но потом сообразил, что это дикие собаки, охотившиеся
в  лесу  у  подножия гор. Когда настало утро, я  вернулся  к
месту катастрофы.
     Тем временем я в общих чертах уже представлял себе, что
Произошло.  Вероятно, наше падение видела одна  из  мятежных
банд,  из  тех, что обыкновенно гнездятся здесь, в горах,  и
время от времени совершают налеты на голландские поселения и
фермы,   расположенные  далеко  внизу.  Благодаря  поддержке
японцев  и  местных националистов эти мятежники в  последнее
время  стали куда наглее и уже представляли серьезную угрозу
для  поселенцев.  Как  бы они себя ни  называли  -  бандиты,
пираты  или "национал-социалисты", общей для всех  них  была
ненависть  к белым и в особенности к голландцам.  Они  взяли
живых,  вероятно, в качестве заложников и передадут их,  что
вполне  вероятно, своим японским дружкам в обмен  на  оружие
или  боеприпасы.  Не  исключено, что они намереваются  всего
лишь  получить удовольствие, медленно убивая их.  Я  не  мог
этого знать точно. Но я был уверен, если они меня обнаружат,
меня  ожидает точно такая же судьба, а ни один из  вариантов
меня отнюдь не вдохновлял.
     На борту госпитального корабля находилось очень немного
оружия, и хотя я склонялся к тому, чтобы вооружиться,  я  не
дал себя труда обыскивать мертвецов в поисках оружия. Если у
них  и  были ружья и пистолеты, то бандиты их наверняка  уже
отыскали.  Вместо этого я наполнил еще одну  флягу  водой  и
'  /  aao  порцией довольно черствого хлеба. Я  нашел  сумку
первой помощи, заботливо закинул ее за плечи, потому что мне
было  ясно, что рано или поздно я окажусь в густых джунглях.
Затем я вырвал один паранг из трупа медицинской сестры,  той
самой, что выходила меня.
      Я побрел прочь от разбитого корпуса воздушного корабля
и стал взбираться на гору. Глаза мои горели, в горле застрял
серный запах.
      Я  двигался все еще точно в трансе, ковылял от  одного
сновидения  к  другому. Ничто не казалось мне  по-настоящему
реальным  с тех пор, как первые корабли японского воздушного
флота показались над Сингапуром.
      И  все же я шел сквозь облака дыма. У меня не было  ни
малейшей потребности оказаться в кошмарном сновидении  плена
у малайских бандитов.
      Наконец я оказался на сияющем солнечном свету,  увидел
расстилающееся  надо мной спокойное голубое  небо  и  густую
многоцветную   зелень  леса.  Я  осмотрелся   по   сторонам,
выискивая признаки присутствия бандитов или их пленников, но
ничего не обнаружил.
      По  ту  сторону леса можно было видеть на небе  слабую
линию.  Это  был морской горизонт. Воздушный  корабль  почти
пересек остров, и ему бы удалось сделать это, если бы  самая
высокая  гора местности не задерживала ветер (теперь  я  это
увидел).  Я  попытаюсь найти корабль, идущий  в  направлении
Джакарты, и буду молиться, чтобы город находился еще в руках
голландцев.  Самый  мой большой шанс состоял  в  том,  чтобы
пересечь  страну  до самого моря, чтобы потом  следовать  по
побережью  на  запад, пока я не окажусь в городе  или,  если
немного повезет по пути, пока меня кто-нибудь не подберет.
      Не  было никакого смысла в одиночку предпринимать что-
либо  для  освобождения  пленников.  Как  только  я  буду  в
Джакарте,  я доложу властям о случившемся и буду  надеяться,
что  голландский корабль с солдатами отправится на поиски  и
спасение людей.
     Так что я начал путь к морю.
     Мне потребовалось три дня. Сперва сквозь густые джунгли
на  равнину,  потом по рисовым полям, которые  мне  пришлось
обойти,  огибая широкой дугой деревни, поскольку  крестьяне,
как  это  часто  происходит, могли быть  заодно  с  местными
бандитами.
      Это  было трудное путешествие, и прежде чем  я  увидел
побережье, до которого оставалось полдня пути, я уже  умирал
от  голода.  С  известным облегчением я  прохлюпал  по  воде
последнего  рисового поля; мои разорванные  сапоги  липли  к
глине;   но   когда  я  вдали  услышал  знакомый   звук,   я
остановился.
     Это было гудение моторов воздушных кораблей. Я взглянул
на небо и поискал источник шума. Серебряное мерцание.
      Слезы  выступили у меня на глазах и плечи  опустились,
когда  мне  стало ясно, что битва моя позади.  Я  спасен.  Я
начал  кричать и размахивать руками, хотя было маловероятно,
чтобы команда смогла меня увидеть с такой высоты.
      Однако  корабль стал спускаться. Он точно искал  меня.
Mеужели  спасательная  экспедиция из Сурабайи?  Я  проклинал
себя  за  то,  что не оставался около места катастрофы,  где
меня  бы  обнаружили  куда быстрее. Стоя  по  пояс  в  воде,
посреди  ровных рядов рисовых посадок, я размахивал парангом
и вопил все громче.
     Но потом я разобрал эмблему на корпусе корабля и тотчас
же  по шею погрузился в растения и втянул голову в плечи. На
корабле  был  красный диск встающего солнца - он принадлежал
имперскому японскому флоту.
      Некоторое  время корабль кружил над местностью,  потом
пропал за горами. Я ждал, пока он не скрылся, и только потом
осмелился вылезти из воды. За прошедшие двадцать четыре часа
я превратился в довольно пугливое существо.
       Теперь   я   пробирался   к   морю   с   чрезвычайной
осторожностью. И вот наконец я растянулся в  тени  скалы  на
теплом  пляже  черного  вулканического  песка.  Рядом  шумит
тяжелый белый прибой Индийского океана.
     Присутствие этого разведывательного корабля над Явой не
означало ничего хорошего. Оно означало, что Япония чувствует
себя  достаточно  сильной,  чтобы  игнорировать  нейтралитет
Голландии. Это могло также означать, что Япония или бандиты,
которые работали на Японию, захватили остров.
      Есть  ли еще смысл пытаться дойти до Джакарты? Я знал,
что  японцы  не  слишком-то  мягкосердечны  по  отношению  к
пленным.
      Грохот  прибоя постепенно успокаивал меня,  и  вопросы
перестали  меня  мучить..  Я  растянулся  на  мягком  песке.
Усталый дух и усталое тело дружно погрузились в сон.

                           Глава 5

                     Цена рыбацкой лодки

       Около   полудня  следующего  дня  я  увидел  рыбацкую
деревушку.  Это  было  беспорядочное  скопление  блочных   и
глинобитных  хижин  самого разного  размера.  Все  они  были
покрыты пальмовыми листьями. Несколько из них были построены
на сваях. Лодки-долбленки из цельных стволов, привязанные  к
столбам,  торчащим  из спокойной воды, выглядели  достаточно
примитивно  и  не  вызывали доверия в  плане  их  мореходных
качеств.  Хижины  стояли  в тени больших  пальм,  склоненные
стволы  и широкие листья, казалось, представляли куда лучшую
защиту от непогоды, нежели эти домишки.
       Я   приник  к  маленькому  холму  и  короткое   время
раздумывал.  Существовала возможность,  что  жители  деревни
связаны с японцами, с бандитами или же с теми и другими.  Но
несмотря  на  стремление к безопасности,  я  слишком  устал,
чтобы прятаться, я страшно изголодался и достиг того пункта,
где  не слишком уже заботился о том, кем были эти люди.  Мне
было  безразлично, перед кем им придется держать ответ, если
они  дадут мне немного поесть и уложат спать где-нибудь там,
где нет этого обжигающего солнечного света.
      Приняв  решение, я двинулся дальше. Думаю, я знаю  тот
сорт  белых, которых эти люди вероятнее всего станут терпеть
( даже накормят.
      Я  был  уже  на середине деревни, когда они постепенно
начали  выходить, сперва взрослые мужчины, потом женщины  и,
наконец,  дети. Они мрачно смотрели на меня. Я  улыбнулся  и
поднял вверх мою сумку.
      -  Медицина, - сказал я и отчаянно попытался соскрести
по сусекам все мои скудные познания в их языке.
     Они смотрели на меня - все до единого, как будто знали,
о чем я прошу.
      Из  толпы  выступило несколько человек. Все  они  были
вооружены  ружьями, парангами и ножами, которые не  казались
чересчур  полезными  для  их обладателей  ввиду  преклонного
возраста последних.
     - Медицина, - повторил я.
      Позади  в  толпе что-то зашевелилось. Я услышал  слова
неизвестного  мне диалекта. Я молился, чтобы  кто-нибудь  из
них  говорил по-малайски и чтобы они дали мне хотя  бы  шанс
объяснить  им  что-нибудь, прежде чем меня  убьют.  Не  было
никакого  сомнения в том, что мое появление  вызвало  весьма
враждебную реакцию.
     Пожилой человек протолкался сквозь вооруженных людей. У
него  были ясные веселые глаза и складки на лбу. Он взглянул
на мою сумку и выговорил несколько слов на своем диалекте. Я
ответил  на  малайском. Должно быть, он был их предводитель,
потому  что был одет куда лучше, чем его спутники, в  желто-
красный саронг; на ногах у него были сандалии.
      -  Беланда?  -  спросил  он. -  Голландия?  Я  покачал
головой:
     - Инггерис.
      Я  вовсе  не был уверен в том, что для него существует
большое  различие  между голландцами и  англичанами.  Но  он
взглянул немного поприветливее и кивнул.
      - У меня медицина, - я, запинаясь, выговорил малайские
слова, поскольку его диалект был мне незнаком, - Могу помочь
больным.
      -  Почему ты пришел просто так, без лодки, без машины,
без летающей машины?
      - Я был на корабле, - я указал на море. - Он сгорел  в
огне.  Я  плыл.  Я хотел бы.., в Бали. Если я должен  лечить
ваших больных, вам надо мне платить.
      Слабая  улыбка  скользнула по  его  губам.  Для  него,
видимо, в моих словах был смысл. Я пришел торговать.  Теперь
он смотрел на меня почти с облегчением.
      - У нас мало денег, - сказал он. - Голландцы не платят
ничего за нашу рыбу, теперь, когда джепанг против них воюют,
да,  - он указал на побережье, махнув в сторону Джакарты.  -
Там сражаются, да.
      Я  скрыл  свое  разочарование. Не  было,  стало  быть,
никакого  смысла в попытках добраться до города.  Мне  нужно
придумать другой план.
      -  У нас рис, - сказал деревенский старейшина. - У нас
рыба. Но не деньги.
      Я решил, что буду следовать своей первоначальной идее.
Если все получится, то дела у меня пойдут немного лучше.
     - Я хочу лодку. Я буду лечить все болезни, как могу, но
вы должны дать мне лодку и мотор.
     Предводитель сощурил глаза. Лодки были самым дорогим их
достоянием. Он фыркал, морщил лоб, жевал губы. Затем кивнул.
      -  Ты  останешься у нас, пока десять мужчин не  станут
больны,  и лечишь их, пока не станут здоровы. И пять женщин.
И пять детей мужского пола, - сказал он и опустил глаза.
      Этим  он явно пытался скрыть подвох, подстроенный  мне
при заключении торговой сделки.
     - Пять мужчин, - сказал я.
     - Деся