уже
едва  ли  в  пятнадцати  метрах над  землей,  и  перед  нами
поднималось  облако  черной  пыли,  в  котором  можно   было
различить  очертания людей и лошадей. По крайней  мере,  это
имело немного больше сходства с честным поединком.
      Капитан  Леонов, стоя на мостике, оценил обстановку  и
отдал приказ:
     - Огонь!
      Рычаг  был  нажат, из труб в носу гондолы  со  свистом
вырвались  торпеды  и  полетели в завывающую  казачью  орду.
Торпеды  производили пронзительный звук,  как  будто  своими
короткими  крыльями рассекали воздух. Потом раздался  низкий
звук, когда они ударили в ряды казаков. Но хотя первый  залп
имел довольно смертоносные последствия, он ни в малейшем  не
затормозил яростной атаки.
      Затем,  когда  всадники уже проскакали  под  нами,  мы
сбросили  наши бомбы и тотчас поднялись вверх,  чтобы  затем
снова  спуститься  и произвести второй залп  торпед.  Умелые
руки  штурмана  повернули штурвал, и  при  быстром  повороте
корабль закряхтел. Никогда прежде я не летал на судне  таких
безупречных характеристик, и когда мы вершили свое  кровавое
дело, я молился о том, чтобы мне когда-нибудь предоставилась
возможность   получить  настоящий  пост  на  корабле   такой
маневренности. Когда мы снова снизились, казаки разделились,
и  поначалу  это  выглядело так,  будто  они  были  охвачены
паникой.  Затем  мне стало ясно, что это тактический  прием.
Они стремились выйти из прямой линии огня, продемонстрировав
при  этом  высший класс кавалерийской дисциплины.  Теперь  я
начал понимать, что имел в виду Пильняк. Пораженный подобной
ловкостью и мужеством, я чувствовал себя в той роли, которую
вынужден был играть, еще отвратительнее.
      Согласно приказу, полученному от флагмана по рации, мы
сбросили остаток наших бомб и быстро поднялись вверх. Теперь
мы  получили  полный  обзор  последствий  своего  нападения.
Повсюду  лежали мертвые и умирающие люди и кони. Земля  была
разрыта  кратерами  и  усеяна красным  месивом  и  разбитыми
костями. Меня едва не стошнило.
     У Пильняка слезы стояли в глазах.
     - Этот "Старец", этот чокнутый расстрига Джугашвили! Он
ответит  за  это!  Никакой  он  не  социалист.  Он  безумный
нигилист, который играет жизнями бедных парней.
      Слишком  часто мы переносим свою вину  на  первого  же
подвернувшегося  подонка. Однако должен  признаться,  что  в
отношении  так  называемого Стального Царя я  был  полностью
согласен с Пильняком.
     Но я желал себе, и уже не в первый раз, чтобы воздушные
*.`  !+(  никогда  не  были изобретены. Убойная  сила  этого
оружия была пугающей.
      Капитан Леонов стоял на мостике, бледный и молчаливый.
Он  отдал приказ по-русски, тихо и кратко. С кем бы из  моих
товарищей  я  ни встретился взглядом, постоянно складывалось
впечатление,  что во всех нас бродили одни и  те  же  мысли.
Случившееся  может стать началом гражданской  войны.  А  нет
войны более страшной, чем гражданская; нет ничего, где  была
бы  очевиднее  бессмыслица  убийства  одними  людьми  других
людей,  своих  братьев. По какой-то причине (или  вовсе  без
всяких причин) я был избран судьбой вновь и вновь переживать
отвратительные  примеры безумных войн (а все  войны  кажутся
мне  безумными) и выслушивать от чрезвычайно разумных  людей
нелепейшие  объяснения  касательно  необходимости   массовых
убийств.  Я давным-давно устал от войн, Муркок. Если  Вам  я
кажусь  более  миролюбивым и склонным  к  компромиссам,  чем
Вашему  деду,  так это потому, что я наконец понял,  что  не
отдельные личности ответственны за войны - все мы как единое
целое  отвечаем за грехи человеческой жизни. И когда  я  это
постиг,  то  научился вместе с тем известной  терпимости  по
отношению к себе и другим, чем прежде никогда не обладал.

                             ***

     Нам не удалось остановить атаку казаков, хотя натиск ее
ослаб. Когда мы вернулись к аэропарку, я узнал вторую  часть
нашего  плана.  В  предместьях огромные транспорты  высадили
свой "груз".
      Множество  солдат  выпрыгнули из  большой  гондолы  на
тонких крыльях.
      Десантники опускались на землю, направляя  свой  полет
шелковыми  парусами.  Оказавшись на  земле,  они  складывали
крылья  в  чехлы  и  направлялись к  заранее  приготовленным
окопам.    Затем    на   больших   парашютах    приземлились
артиллерийские    орудия.   Они    были    установлены    на
подготовленных позициях. Когда казачьи сотни приблизились  к
предместьям, их внезапно встретила артиллерийская  канонада.
Я  слышал треск винтовок и автоматов, гром гаубиц и  больших
орудий.
     Пильняк сказал мне:
      - Хотел бы я быть там, внизу, среди них. Лично я хотел
лишь одного: быть как можно дальше от Екатеринослава.
     - Возглавляет ли Стальной Царь свои атаки? - спросил я.
Вероятно,  я  отчаянно  надеялся,  что  этот  человек  падет
жертвой собственного безумия.
      -  Говорят, - Пильняк скроил гримасу. - Но  кто  может
знать  наверняка? Я предполагаю, что он уже довольно  старый
человек.
      -  Бог  ты мой, и как это грузинский священнослужитель
мог  стать атаманом казаков? Для меня это загадка, -  сказал
я. - А вам это не кажется довольно-таки странным?
     - Он жил здесь довольно много лет. Казак не принадлежит
к  какой-либо  определенной расе или  национальности.  Своих
предводителей,  как  я  вам уже рассказывал,  они  избирают.
@таман  должен  обладать мужеством, быть сильной  личностью.
Кроме  того,  я  предполагаю, Джугашвили  сумел  чрезвычайно
удачно   воззвать  к  гордости  этого  народа.   Центральное
правительство унизило казаков, которые хорошо знают, что без
их поддержки революция бы провалилась. Исток демократической
революции 1905 года там, где зарождались все наши восстания.
Здесь,  на юге, в пограничных областях (то есть на Украине).
Революция  могла выродиться в обычный мятеж  с  погромами  и
массовыми  убийствами,  но  царское  правительство   скверно
обращалось  с  казаками,  в  войне  с  Японией  царь  терпел
сплошные   неудачи,  так  что  казаки  встали   на   сторону
социалистов  и  внесли  свой вклад в  созвание  действенного
парламента,  нашей Думы, которая и свергла с  престола  царя
Николая.  Именно  казаки возвысили Керенского,  сделали  его
президентом. Именно казаки заменили царские портреты образом
Керенского.
      - Вы и ваши святые иконы... - начал я, но Пильняка уже
было не остановить.
      - Разумеется, казаки чувствуют себя глубоко униженными
Керенским.  Они  привели  его  к  власти  и  требовали  себе
независимости в качестве награды. А он предал  их,  посягнул
на  их  свободы.  Когда он в октябре 1905 года  стоял  перед
Думой  и  казачьими ордами, он говорил о "вечной  вольности"
казаков. Теперь же он совершает в точности ту же ошибку, что
и царь Николай, - и платит за это сполна.
      -  Вы,  как  мне  кажется, не слишком тверды  в  своей
верности правительству, - упрекнул я его.
      -  Я  верен нашим социалистическим идеалам.  Керенский
стар. Может быть, он уже плохо соображает, я не знаю.
       Полный   сожалений,  я  взглянул   на   поле   битвы.
Удивительно!  Эти  дикие всадники, живой  анахронизм,  могли
оказывать  такое  большое  влияние  на  течение  современной
истории!  Если  они действительно требовали  лишь  признания
своих  свобод  и не стремились к политической власти  как  к
таковой, то отнюдь не удивительно, что они чувствовали  себя
униженными  тем, кого некогда поддержали. В  истории  немало
подобных примеров.
      -  Джугашвили  обещает  возвратить  им  все  их  былые
вольности,  -  горько  сказал  Пильняк,  -  но  единственная
свобода,  которую он им пока что действительно  дал,  -  это
свобода  умирать.  В  его  сердце  засел  чугунной  задницей
необразованный  и  хитрый  крестьянский  поп.   Из-за   этих
чернорясых  проклятье  лежит на  России.  Что-то  в  них,  в
крапивном  семени, есть такое, чему русский народ  не  может
противостоять.
     - Надежда? - спросил я сухо.
      -  Когда-то  - несомненно да. Но сегодня? Наша  страна
почти  поголовно грамотна, а наше бесплатное здравоохранение
простерло свою сеть на весь мир. Наш уровень жизни выше, чем
в   большинстве  других  стран.  Мы  зажиточны.  Почему  они
продолжают нуждаться в "старцах"?
      -  Они  ожидают небес. Вы сами это говорили.  Но  ваша
социалистическая Дума, кажется, подарила им только землю.  А
такая   действительность,  пусть  даже  в  улучшенном  виде,
a+(h*., им хорошо известна.
     Пильняк кивнул:
      -  Мы,  славяне,  вечно надеемся  на  большее.  Но  до
Керенского  мы вечно получали намного меньше. Что  же  может
сделать для нас Стальной Царь?
      - Он может освободить вас от личной ответственности, -
сказал я.
     Пильняк рассмеялся:
     - Это никогда нас не вдохновляло. Это вы, англосаксы...
       Я   никак   не  отреагировал  на  укол.  Оценив   мою
сдержанность, Пильняк продолжал уже более дружелюбно:
      -  В  известной  степени нами все еще  управляет  наша
церковь. Мы - народ, который пострадал от нашей религии,  ее
последствия   и  воздействия  куда  сильнее,   чем   другие.
Вероятно,   своим  мессианским  социализмом  Стальной   Царь
предлагает  нам еще одну религию. Вы, англичане, никогда  не
испытываете   такой  потребности  в  боге.   Слишком   часто
обрушивались на нас иноземные захваты и горькая нужда, чтобы
мы  могли полностью его игнорировать, - он пожал плечами.  -
Старые  привычки, мистер Бастэйбл. Религия  -  вот  средство
залечивать раны. У нас большая склонность рядить наши беды в
мистические и утопические одежды.
     Я начинал понимать его.
      -  И ваши казаки готовы убивать ради воплощения мечты,
вместо  того чтобы принять философию компромисса,  идеологию
Керенского?
      -  Чтобы быть точным, они готовы также умирать за  эту
мечту,  -  сказал он. - Они как дети. В этом  смысле  они  -
истинно  верующие. Еще недалеко то время, когда все  русские
были  детьми.  И  если пойдет так, как хочет Джугашвили,  то
скоро они снова станут детьми. Ошибка Керенского была в том,
что  он  отказался от роли патриарха - или, как вы говорите,
роли  святого  образа,  иконы, - он улыбнулся.  -  Социализм
петербургского образца кажется казакам холодным;  они  лучше
будут обожествлять личность, нежели восхвалять идею.
     Я поддержал иронию:
     - Вы говорите о них так, точно они американцы.
      - Это кроется во всех нас, мистер Бастэйбл; особенно в
трудные времена.
     Теперь крейсер приблизился к мачте и приготовился стать
на  якорь. Капитан Леонов напомнил нам о нашем долге,  и  мы
заняли наши места на мостике.
     Но причалить нам было не суждено.
      Когда  солнце начало снижаться над степью  и  ландшафт
озарился  неподражаемым мягким российским  светом  -  не  то
сумерек,  не  то предрассветной мглы, - Пильняк взволнованно
указал на восток.
       -   Корабли,  ваше  высокоблагородие!  -  крикнул  он
капитану. - Примерно десять!
      Они стремительно приближались: военные корабли средней
величины, черные от верха до гондолы, без каких-либо  знаков
различия или надписей. Они открыли огонь.
      У  нас  оставались  только легкие корабельные  орудия;
бомбы   и  торпеды  были  израсходованы  полностью.   Черные
*.` !+(, очевидно, выжидали, не нападая до тех пор, пока  мы
не расстреляем все свои боеприпасы.
      Один  из  наших  крейсеров стал мишенью массированного
обстрела  и  завалился  на бок, когда  его  тросы  были  уже
привязаны  к  мачте.  Он  попытался снова  поднять  нос,  но
разрывные  снаряды с чудовищной силой ударили  в  гондолу  и
машинное  отделение. Один или два его орудия открыли  огонь,
но  на  их  выстрелы  враги  мгновенно  ответили  еще  более
яростным  огнем. Должно быть, наши враги попали  крейсеру  в
баки,  полные  горючего,  потому что  из  гондолы  вырвалось
пламя. Корабль вздрогнул, как загарпуненный кит, ударился  о
мачту   и   бессильно  осел  на  землю.  Команда   наземного
обслуживания быстро побежала к кораблю, чтобы одолеть  огонь
и, если возможно, спасти экипаж.
      Капитан Леонов поспешно отдавал приказы нашим бортовым
стрелкам.
      -  Чьи это корабли? - прокричал я Пильняку. Он покачал
головой:
      -  Не  знаю,  но это явно не японцы. Они сражаются  за
казаков.
     Капитан Леонов стоял у рации и разговаривал с флагманом
Краснова,  который,  как  мы  могли  наблюдать,  подвергался
сильному обстрелу. Черные корабли, казалось, скоро возьмутся
и за наш крейсер. Леонов быстро говорил по-русски:
      - Да... Да... Я понимаю... <В оригинале по-русски.>  -
затем:
     - Высота шестьсот метров, штурман! Полный вперед.
     Это означало, что сейчас придется хвататься за голову и
желудок,  чтобы не потерять их, когда корабль  взметнется  в
высоту.
      Мы  вцепились  в  перила.  При  взлете  мы  попытались
повернуть свое безоткатное тридцатифунтовое орудие в сторону
черных      кораблей.     Этот     великолепный     образчик
воздухоплавательного  искусства был  вознагражден  почти  на
месте,  когда нам удалось тотчас же дважды удачно попасть  в
ведущего вражеских кораблей. Хотя голова у меня шла  кругом,
я  испытал  ликование. Ради таких секунд и стоило служить  в
армии!
     Два вражеских корабля вырвались из общего строя и взяли
курс  к  нам,  однако  не  проявляя  той  быстроты,  грации,
маневренности  и  исключительной  ловкости,  какие  отличали
"Вассариона  Белинского". В тот момент у нас  оставалась  на
вооружении одна только наша личная убежденность, потому  что
оружия  у  них  было  больше  и  они  превосходили  нас   по
численности. Мы поднимались выше, однако медленнее, чем наши
враги.   Мы  все  еще  продолжали  обстреливать  оба  черных
корабля,  которые  неуклонно  взмывали  ввысь,  как   акулы,
почуявшие кровь.
     Мы ворвались в облачный слой.
      - Вполсилы вперед! - приказал капитан Леонов штурману.
Он  был  теперь  совершенно спокоен, улыбка застыла  на  его
лице.  Очевидно, он предпочитал такой вид борьбы,  каким  бы
опасным  он ни был, тому, в котором мы прежде были вынуждены
участвовать.
     - Стоп машина! - приказал капитан. Теперь мы дрейфовали
под защитой облаков, незаметные для наших врагов.
      -  Атакуем  их, ваше высокоблагородие?  -  осведомился
Пильняк.
     Леонов сжал губы:
      -  Думаю,  нам  не остается ничего другого,  лейтенант
Пильняк.  Но я хотел бы сделать наши преимущества как  можно
более существенными. Два градуса левее, штурман!
     Корабль медленно повернулся.
     - Еще два, - сказал капитан. Его глаза были холодными и
жесткими, когда он вглядывался в облака.
     - Еще два.
     Мы совершили почти полный поворот.
     - Полный вперед! - приказал Леонов. Наши дизели взвыли,
когда  мы снова ворвались в открытое небо. Оно было  бледно-
серым, облака висели под нами, а над нами сгущалась темнота.
Ночью  мы могли сражаться так же хорошо, как днем, поскольку
использовали прожектора, чтобы выслеживать противника.
      До  рассвета  мы играли в прятки с черными  кораблями.
Капитан  Леонов великолепно владел такой тактикой  и  теперь
пытался  выиграть  время.  Тем временем  наш  самый  тяжелый
противник  развил такую же тактику. У нас не  было  большого
выбора,  потому что в прямом столкновении мы были  полностью
бессильны.
     - Стоп машина!
     Мы снова легли в дрейф. Ветер рвал наши кабели так, что
они начали петь. Над нами постепенно загорались звезды.
     Пильняк вздрогнул.
      - Такое ощущение, как будто мир перестал существовать,
- пробормотал он.
      Затем мы увидели черные громады под нами и примерно  в
восьмистах метрах впереди.
     Они тоже увидели нас и быстро стали подниматься.
     - Полный вперед!
     - Снова заревели наши дизели.
      -  Три градуса лево руля, штурман! Мы повернулись, так
что теперь черные корабли приближались к нам сбоку.
     - Все орудия - огонь!
      Мы развернулись к ним бортом и провели, на мой взгляд,
шедевр  артиллерийского искусства. Мы отправили целый  шквал
снарядов  в  направлении  обоих  кораблей,  которые   летели
вплотную друг к другу.
      Один  был серьезно нами подбит, у него были повреждены
моторы,  потому  что  он  начал поворачиваться  на  ветру  и
полностью потерял управление. У нас не было больше разрывных
снарядов, и вывести из боя второй вражеский корабль мы могли
только прямым попаданием, что возможно лишь на очень ближнем
расстоянии; так что мы сосредоточились на пропеллерах высоты
и моторах. Большего мы сделать не могли.
     Второй корабль начал искать укрытия в нижних облаках, и
мы  видели, что он связался по беспроволочному телеграфу  со
своим  спутником,  потому  что, когда  поврежденный  корабль
отступил, еще два новых присоединились к первому.  Наших  же
кораблей мы не видели и вынуждены были предположить, что они
+(!. отступили, либо сбиты.
      Гондола  сильно закачалась, и я почти  потерял  опору,
когда неожиданно в нас попал снаряд.
     - Быстро снизить высоту! - приказал наш капитан.
      Мы  камнем  пролетели по небу, пока не  оказались  под
вражескими  летательными  аппаратами.  Мне  показалось,  что
сейчас мы грянем о землю.
     Затем мы помчались над опустевшей степью. Ни города, ни
казаков нигде не было видно. Капитан Леонов сам выбирал себе
поле битвы.
      Черные  корабли преследовали пас, пытаясь  имитировать
нашу тактику. Один из кораблей не смог вовремя взмыть вверх.
Он  с чудовищной силой ударился о землю. Гондола и все,  кто
были  на  борту,  должно  быть,  были  разнесены  в  клочья.
Разбитый корабль несколько раз подскочил вверх, и мы видели,
как он теряет обломки.
     Леонов мгновенно заметил свой шанс.
      -  Мы используем его в качестве прикрытия. Заходите за
него, штурман.
      Как  раз  когда мы подплывали к разрушенному  кораблю,
заговорили  орудия  кораблей  сопровождения.  Они  попали  в
корпус,  затем выстрелы загремели ниже, однако нам досталось
мало.  Мы  высунулись из-за прикрытия,  дали  залп  из  всех
стволов,   и  нам  удалось  повредить  пропеллер  и   машину
ближайшего к нам вражеского корабля.
      Было  темно. Неожиданно нас ослепил прожектор. Капитан
Леонов  в  ответ  включил  наше  бортовое  освещение.  Таким
образом, мы хотя и были видны врагу, но по меньшей  мере  не
были полностью ослеплены.
      -  Подпустите  их ближе еще на один корпус!  -  сказал
капитан Леонов спокойно.
      Наши орудия искали источник прожекторов, и мы увидели,
как последний из черных кораблей поднимается выше. Вероятно,
он хотел пригласить нас преследовать его.
      Капитан  Леонов  улыбнулся мрачной знающей  улыбкой  и
покачал головой:
     - Поднимаемся.
      Мы взлетели перед нашим врагом снова в облака. На меня
произвела  очень  большое  впечатление  выдающаяся   тактика
нашего капитана.
       Пильняк   непроизвольно  пришел  в   экзальтированное
настроение.
      - Так покажем им, какой должна быть настоящая битва, -
сказал он и хлопнул меня по плечу. - Что вы думаете об этом,
мистер Бастэйбл?
      От  природы  я  не способен так открыто выражать  свои
чувства, как этот русский, но повернулся к нему, улыбнулся и
тряхнул его руку.
      -  Ничего  подобного я еще не видел,  -  признался  я.
Черный корабль потушил свои прожектора и исчез.
      -  Я  думаю,  нужно ждать рассвета, -  сказал  капитан
Леонов. - Благодарю вас, господа. Вы великолепный экипаж.
      Теперь  показалась  половина  луны,  которая  казалась
огромной   на  черном  небе.  Капитан  опять  отдал   приказ
.ab  -."(bl машины. Русские хитрили и давили друг друга. Они
совершенно  выходили  из  себя,  когда  речь  шла  о   почти
невозможной победе над превосходящим по численности врагом.
      Прошло  два или три часа, пока мы отдыхали,  обсуждали
события  утра,  а наш радист пытался получить  сообщения  из
Екатеринослава, и когда это не удалось, - из Харькова. Затем
внезапно корабль содрогнулся от сильного толчка.
      Сначала мы дум