ыступившего ранним утром 23 декабря  1907  года  из
Рейкьявика - черно-красный ковер на сером поле зимнего моря.
Рваные тучи то и дело затягивали грандиозную сцену, и  когда
я  стоял на ахтердеке "Дингисвайо" и слышал звук корабельных
сирен, отдающийся вдали, меня преисполняло благоговение. Где
еще,  так спрашивал я себя, могла собраться подобная силища?
И  как мог Господь, если он действительно существует, вообще
допустить, чтобы смертными было создано такое могущество?
     В это мгновение мне казалось, что меня вырвали из моего
мира   для  того,  чтобы  я  смог  пережить  наяву   видение
Армагеддона  <Армагеддон - место последней битвы  на  исходе
времен,  перед концом света. По одной из версий,  это  слово
.!.'-  g  %b "гору у города Мегиддо" на севере Палестины,  с
которым связаны важные сражения ветхозаветной эпохи.  Иногда
Армагеддон  -  обозначение  самой  битвы.>  -  и  что  самое
удивительное: я воспринимал это как привилегию.
       Думаю,  тогда-то  я  и  подумал  в  первый  раз,  что
Провидение  избрало  меня именно  для  того,  чтобы  я  смог
участвовать в бесконечной череде альтернативных версий конца
света;   что  я  обречен  снова  и  снова  проживать  гибель
человечества  и вновь и вновь искать дорогу в тот  мир,  где
человек  научился  обуздывать  свои  порывы,  приводящие   к
самоубийственным войнам - и, вероятно, проклят никогда ее не
найти.  До сих пор еще я не вполне понимаю, почему  описываю
мои  приключения, но может статься - в надежде  на  то,  что
они, если кто-нибудь их прочтет, послужат хорошим уроком для
человечества,   до  сих  пор  занятого  лишь  приготовлением
собственной погибели.
      Но,  как я уже прежде говорил, я не принадлежу к числу
людей  вдумчивых, обращенных внутрь своей души.  Вскоре  мои
мысли  вновь  обратились к внешним, более насущным  сторонам
моего положения.

                             ***

      Было  примерно  четыре часа пополудни  Рождества  1907
года,  когда  показался австрало-японский флот.  Двигаясь  в
сумерках  с  юго-юго-востока, корабли быстро приблизились  к
нам, остановились и тут же открыли огонь.
      Битва  еще  не  развернулась вполне, когда  сгустилась
ночь.  В  воздухе висел тяжелый дым, и шум сражения оглушал.
Над  нашими  головами воздушные силы вели  кровавую  борьбу;
вокруг  огромные пушки сеяли ослепляющую смерть; если  вдруг
неожиданно  наступала пауза, одна или две секунды  тишины  и
мрака, то меня охватывал холодный, ничем не объяснимый ужас,
ибо  я  тут  же  приходил к убеждению, что все кончено,  что
самый мир уничтожен и солнце никогда больше не встанет.
     Благодаря беспроволочному телеграфу Гуд был в состоянии
руководить  битвой  с  борта  "Чаки",  который  колыхался  в
облаках  где-то  высоко  над  нами,  и  я  постепенно  начал
понимать,  что он создает защитный "вал" вокруг  содержимого
таинственного   монстра,   возвышающегося    среди    нашего
соединения. Хотя "Дингисвайо" находился поблизости от центра
столкновения,  он не сразу был затянут в водоворот  событий,
но  нетерпеливо ждал приказаний открыть огонь по  врагу.  Мы
стреляли,  когда получали приказ, в небо, целясь в  один  из
австрало-японских воздушных кораблей. Те отвечали бомбами  и
направленным огнем, однако ни один выстрел нас не  задел,  и
ни один не пробил нашей сверхпрочной стальной обшивки.
      Наконец  мы  получили  распоряжение  выйти  из  нашего
подразделения и на полной скорости занять позицию на  фланге
основной  группы австрало-японского флота, где наши  корабли
несли особенно большие потери.
      Поначалу это выглядело так, точно мы удаляемся от ядра
сражения  -  прочь  из темно-красного и  золотого  полыхания
корабельных   орудий,  прочь  от  непрекращающегося   грома,
"/%`%$,  в  полную  темноту. Но затем  внезапно  два  боевых
корабля,  как  будто  кто-то сказал им о нашем  приближении,
направили на нас свои прожектора. Сильный белый свет ослепил
нас на мгновение. Я все еще находился на ахтердеке, где мне,
по правде говоря, совершенно нечего было делать, поскольку я
не принадлежал к числу членов экипажа. Я слышал, как капитан
кричит  с  мостика, видел, как наши длинные орудия  занимают
боевую  позицию,  чувствовал, как вздрагивает  "Дингисвайо",
когда повернулся к врагу бортом под острым углом. Впервые  я
по-настоящему  увидел  два  длинных  ряда  боевых  кораблей,
казавшиеся  смутными  силуэтами  в  ослепительных   вспышках
орудийного  огня. Гранаты с воем пронеслись  по  воздуху,  и
раздался  хриплый гром - взрывы раздались в воде  впереди  и
позади  нас  и  по  счастью не повредили ни  корпуса  нашего
судна,  ни  его надстроек. Затем все наши орудия  выстрелили
одновременно; "Дингисвайо" вздрогнул от кормы до носа,  и  я
испугался,   что  он  развалится  на  части.  Наши   снаряды
пронеслись   с  пронзительным  свистом  -  это   был   почти
торжествующий вопль. Вражеские корабли столпились так тесно,
что  мы почти не могли промахнуться. Густой дым затянул  все
вокруг нас, так что все мы были вынуждены надеть специальные
маски, чтобы защитить наши легкие.
      Похолодало, температура опустилась ниже нуля,  но  нам
было  жарко, точно в тропиках. Мы набрали скорость  и  снова
исчезли  в  темноте, поскольку хорошо знали: нам всего  лишь
повезло,  а  больше  надеяться на это в  схватке  с  дюжиной
боевых кораблей нельзя.
      Какое-то время прожектора шарили над морем, разыскивая
нас,   но   мы   ускользнули  из  пределов  досягаемости   и
использовали теперь этот свет, чтобы лучше ориентироваться и
выбирать оптимальную дорогу. Один корабль вышел из  строя  и
слепо  двинулся  на  нас. Он очевидно  не  замечал,  что  мы
находимся  прямо по его курсу. Для нас это была великолепная
возможность.  Я  слышал,  как был  отдан  приказ  немедленно
готовить  торпеды. Послышался тихий звук,  похожий  на  удар
колокола; торпеды вылетели из клюзов и беззвучно устремились
к своей добыче, в то время как вражеский корабль оставался в
полном неведении.
      Я  увидел прямое попадание - мы торпедировали  корабль
ниже ватерлинии. Он получил пять пробоин и начал тонуть  еще
до  того,  как  на  борту  поняли, что  произошло.  До  меня
донеслись  смятенные вопли с палубы; прожектора  лихорадочно
шарили  вокруг,  но  корабль уже опрокинулся,  и  луч  света
медленно обращался к небу, как палец руки, воздетой в  немой
мольбе.  Он  пошел ко дну, не произведя ни одного  выстрела.
Еще    мгновение   я   видел   мерцание   под   водой    его
электрифицированных  надстроек, затем  огни  погасли  и  нас
вновь обступила чернота.
      У  нас  не было времени вылавливать из воды  живых  (а
ашанти  не  имели ничего против милосердия  по  отношению  к
побежденным  противникам).  Нас  вновь  обнаружили,  и   два
корабля  помчались  к  нам  со скоростью,  которая  на  суше
показалась  бы  невероятной, а на море выглядела  совершенно
невозможной.  Мы  могли развить скорость едва  ли  вполовину
,%-lh%,   но  нам  вновь  удалось  скрыться  в  спасительной
темноте.
      У  меня сложилось впечатление, что мы довольно  далеко
отошли от эпицентра сражения. Небо и море, объятые пламенем,
выглядели единым океаном огня. Зарево заливало все вокруг, и
то  и  дело  мы  видели обломки. Все море  было  полно  этих
печальных  останков  -  не  только  кораблей,  но  и  сбитых
воздушных   судов.  И  среди  груд  разбитого,  разметанного
металла,  среди  разноцветных разливов  нефти  и  деревянных
частей  то и дело мелькали очертания подводных лодок,  точно
гигантских  китов-убийц, которые вышли на  охоту  в  поисках
добычи.
      Раз  я  наблюдал битву двух подводных разрушителей  на
глубине.  Я  увидел, как что-то вспыхнуло в  глубине,  затем
вода вырвалась на поверхность. Точно гигантский гейзер,  она
выбросила  высоко  в воздух обломки металла  и  человеческие
тела, и тогда я понял, что случилось с одним из кораблей.
      Затем  я  вновь обратил все свое внимание  на  те  два
боевых  корабля,  чьи лучи обнаружили нас.  Неожиданно  свет
залил нашу палубу, и почти в то же мгновение начался обстрел
из  вражеских  пушек. На этот раз нам повезло  куда  меньше;
Одна  граната  попала в середину борта, и  воздушная  волна,
поднятая  взрывом, швырнула меня на палубу. Мимо  промчалась
аварийная команда, разворачивая на ходу длинный шланг; огонь
потушили буквально за секунду. Я поднялся на ноги и забрался
по  трапу  на мостик, где капитан смотрел в бинокль  ночного
видения и громким голосом отдавал приказы в мегафон, который
делал  еще более отрывистой его и без того грубоватую манеру
говорить  (это  был  диалект  Берега  Слоновой  Кости,   мне
незнакомый). "Дингисвайо вновь развернулся и попытался уйти,
при этом все наши бортовые орудия выстрелили одновременно, и
корабль, повредивший нас, был задет, по меньшей мере, в двух
местах.  Мы  увидели, как он тяжело завалился на бок,  часть
корпуса  осветилась  алым и взметнулись  искры.  Мы,  должно
быть, угодили в жизненно важный центр, потому что мгновением
позже  прогремел  чудовищный взрыв,  который  отбросил  меня
назад  и  ударил спиной о стену, так что на  миг  я  утратил
зрение  и  слух.  От места взрыва пополз маслянистый  черный
дым,  и  какое-то  время мы ничего не  видели.  "Дингисвайо"
закачало, как будто его подхватил внезапный ураган, затем он
запылал.  От  нашего  противника почти ничего  не  осталось,
только  топ-мачта торчала над поверхностью воды еще секунду,
а затем исчезла и она.
     Второй корабль-близнец теперь открыл интенсивный огонь;
и  снова мы получили повреждение, хотя и опять несильное. Мы
отвечали  на  огонь  так долго, пока противник  не  счел  за
лучшее  прекратить  поединок, не  развернулся  и  на  полной
скорости не исчез в темноте.
       Столь  осторожное  поведение  противника  значительно
сказалось   на   нашем  боевом  духе;  на  палубе   поднялся
оглушительный  крик восторга, в то время  как  наше  носовое
орудие  дало последний, уже презрительный выстрел в  "спину"
убегающему кораблю.
      Мне  бросилось  в глаза (и позднее это показалось  мне
/.`  '(b%+l-k,), что австрало-японский военный флот при всем
своем превосходстве в скорости и мощности орудий сражался не
слишком  успешно.  У  них не было опыта  в  ведении  морской
войны.  Ашанти  же,  напротив, несколько  лет  находились  в
состоянии  войны и привыкли к тому, что почти  ежедневно  им
приходится играть с собственной жизнью. Перед лицом  ужасных
последствий битвы наш враг начал терять самообладание. И  то
же самое происходило и под водой.
     Когда забрезжил рассвет, сражение все еще продолжалось.
На  много миль во всех направлениях боевые суда обстреливали
друг  друга, пробираясь сквозь настоящее Саргассово море  из
обломков кораблей (кое-где вообще уже не оставалось открытой
воды), в воздухе гремели орудия, свистели снаряды; кричали и
стонали раненые, тонущие, цепляющиеся за обломки люди -  эти
звуки  слышны  были  куда хуже, однако  для  моего  уха  они
звучали  куда страшнее. То и дело огонь вспыхивал на  водной
поверхности  и жирный дым поднимался в холодное серое  небо.
Одеяло  облаков  висело теперь так низко, что  лишь  изредка
можно было видеть маневрирующие наверху воздушные суда, хотя
мы  постоянно слышали громовые выстрелы и видели непрерывные
вспышки огня, разрывающие облака. Дважды я видел, как падает
пылающий корабль.
      Вскоре  мы вновь сошлись в битве с кораблем; он  носил
имя  "Иво  Хима"  и,  судя  по  его  виду,  уже  побывал   в
переделках.  Носовая  часть  выше  ватерлинии  была  снесена
выстрелом,   и   в   его   тросах  нависла   огромная   куча
разнообразного   мусора,  занесенного  туда   волной,   либо
заброшенного взрывом. Мостик был серьезно поврежден,  однако
"Иво  Хима"  еще  держался молодцом и обладал,  как  тут  же
доказал, довольно значительной огневой силой. Он считал себя
уже  погибшим  и  потому был преисполнен решимости  взять  с
собой  на  дно  и  "Дингисвайо". К такому выводу  я  пришел,
поскольку   японец  не  выказывал  ни  малейшей   заботы   о
собственной  безопасности  и  рулил  прямиком  на   нас,   с
откровенным  намерением  разнести  в  клочья  тараном,  если
выстрелы из орудий не потопят нас раньше.
     Повсюду сотни судов различных размеров были вовлечены в
подобные  же  поединки,  но я нигде  не  мог  обнаружить  ни
огромного  таинственного судна Гуда, которое мы так  яростно
защищали,  ни кораблей, которые его тащили на буксире,  и  у
меня возникло ощущение, что монстр просто погиб.
     "Иво Хима" не собирался отклоняться от своего курса. Мы
сделали все возможное, чтобы увернуться. Мы расстреляли  все
свои боеприпасы, какие еще оставались, из носового орудия  и
впервые ввели в бой все пулеметы, расположенные за бортовыми
укрытиями.
      При  этом  маневре мы прошли так близко от противника,
что  едва  не коснулись его, и ни мы, ни японец не  решились
применить  свои пушки или торпеды на таком малом расстоянии.
Я  хорошо  разглядел японских моряков: их нарядные,  немного
непрактичные  мундиры были разорванными и грязными,  лица  в
крови,  копоти и поту. Они мрачно смотрели на нас, проплывая
мимо  и норовя развернуться в надежде протаранить наш  борт.
Но  мы  тоже  повернули, и несколькими минутами  спустя  все
,(-."  +.. По приказу нашего капитана мы выпустили несколько
торпед  в то мгновение, когда стояли бортом к "Иво Химе",  и
одновременно запустили во врага остатками снарядов; при этом
все  орудия  дали одновременный залп. Японец был  достаточно
быстр, чтобы уйти от большинства наших выстрелов, однако  та
же   скорость  теперь  ему  повредила,  поскольку   ответные
выстрелы  до  нас  уже  не долетели и только  один  попал  в
носовую  часть  по  левому борту.  Нам  удалось  вывести  из
боеспособного состояния большинство его орудий. Но он  вновь
развернулся,  хотя  и куда медленнее, чем прежде,  поскольку
наши торпеды успели повредить лопасти винтов. Между тем море
вокруг пас взволновалось, так что нам намного труднее  стало
целиться  и  вообще видеть врага. Куда бы я ни бросил  взор,
повсюду  вздымались горы волн, несущие всевозможные  обломки
битвы   -  металл,  древесина,  трупы  выныривали  и   вновь
проваливались,  точно исполняли чудовищный танец.  Затем  на
мгновение  море затихло и мы снова увидели перед собой  "Иво
Химу". Мы дали поспешный выстрел, и японец вновь исчез.
     Наши повреждения были не столь уж незначительны. Где-то
внизу работали на полную мощность наши помпы, выкачивая воду
из  залитого  трюма.  Судовые надстройки  во  многих  местах
приняли  искаженные формы, разбитые и рассеченные,  и  трупы
висели  на рваном такелаже у боевых башен, пока санитары  не
успели  их  убрать.  Мы получили две большие  пробоины  выше
ватерлинии и одну маленькую посреди борта ниже ватерлинии  и
потеряли  по  меньшей  мере тридцать  человек.  При  обычных
обстоятельствах мы бы уже могли с честью выходить из боя, но
все мы знали, что сражение идет не на жизнь, а на смерть,  и
нам не оставалось ничего иного, кроме как продолжать бой. Мы
вновь  устремились на "Иво Химу", оставили  сбоку  вражеский
"броненосец"  и  произвели маневр,  благодаря  которому  при
небольшой  удаче  смогли достать врага  бортовыми  орудиями,
которые все еще находились в приличном состоянии.
      Высокий  вал  вознес нас над водой, и под  нами  внизу
показался "Иво Хима". Воды на палубе у него было больше, чем
могли  откачать помпы, и корабль начал уже крениться.  Когда
гигантская волна понесла нас вниз, мы открыли огонь.
      "Иво  Хима"  затонул, не успев дать больше  ни  одного
выстрела.  Вода  кипела и пенилась; мы еще видели,  как  нос
упрямо  задирается над водой, высовываясь  над  серо-зеленой
поверхностью  океана; затем и он исчез. Мы  тотчас  же  дали
полный  вперед, чтобы водоворот не затянул нас под  воду.  В
глубине   прогремело   несколько  сильных   взрывов,   затем
последовала  еще одна волна, поднявшаяся на  сотню  футов  в
высоту; маленькие металлические обломки дождем посыпались на
нашу палубу.
      И  снова на всем корабле поднялось ликование.  Но  оно
слишком быстро оборвалось: огромная черная тень упала на нас
из-под облаков. Перед своей гибелью "Иво Хима", должно быть,
позвал  по  рации на помощь воздушный корабль. У  нас  почти
ничего  уже  не  осталось, чем можно  было  бы  обороняться.
Пулеметы  задрали  стволы  наверх и  принялись  обстреливать
корпус  летающего "броненосца". Я слышал беспрерывный  стук,
точно стучали шарики пинг-понга, когда наши пули отскакивали
.b металла, но эффект ничтожен: все равно что комар пытается
прокусить шкуру носорога. На наше счастье, это чудовище  уже
сбросило  все  свои  бомбы  и расстреляло  тяжелые  снаряды.
Воздушный  корабль открыл огонь из пулеметов. Пули подметали
нашу   палубу,  отыскивая  жертву  в  любом  укрытии;  враги
устроили  нам настоящую кровавую баню. Там, где  только  что
стояли  гордые ликующие ашанти, лежала теперь вздрагивающая,
охваченная ужасом, истекающая кровью плоть.
     Я прочитал имя на темном брюхе воздушного корабля - это
был  "Ботани  Бэй" - и нашел знак различия.  Действие  этого
открытия было подобно удару под ложечку; он летал под добрым
старым   "Юнион   Джеком",  к  которому   добавили   красную
хризантему императорской Японии! Какая-то часть меня рвалась
приветствовать  этот  корабль ликующим воплем,  как  старого
друга,  но другая полностью разделяла чувства моих товарищей
по  "Дингисвайо"  -  тех, кто столь  отчаянно  и  безнадежно
сопротивлялся.  Теперь  наше  носовое  орудие,  своего  рода
современный  "Длинный  Том", было  готово  к  бою,  и  когда
"Ботани  Бэй" пролетал над нами, нам удалось произвести  три
или  четыре выстрела и попасть в него. Мы пробили дыру прямо
под главным пропеллером; на большее мы были не способны.  Не
обращая  внимания  на причиненные нами повреждения,  корабль
изящно развернулся в воздухе и снова зашел над нами. На этот
раз  я успел броситься за щит нашего теперь уже бесполезного
18-миллиметрового  орудия,  прежде  чем  пули  вновь  градом
застучали по палубе.
      Когда  я  поднял голову, я думал, что все кончено,  но
вместо  этого  увидел  черно-белые  знаки  одного  из  наших
воздушных крейсеров. Он мчался так стремительно, точно вышел
из-под  контроля человека, и серые дымные облака  вырывались
по  всей  длине  его  стройного корпуса:  он  открыл  мощную
канонаду.  Один  выстрел  за  другим  таранил  бронированный
корпус  "Ботани Бэй", покуда бензиновый бак не был пробит  в
нескольких местах. Корабль качнулся сперва в одну,  потом  в
другую сторону. Зрелище было столь же впечатляющим, сколь  и
страшным  -  огромное  чудовище погибало  прямо  над  нашими
головами!  Агоний  воздушных  кораблей  я  видел  более  чем
достаточно,  но никогда еще не был свидетелем  картины,  что
можно   было  бы  сравнить  с  гибелью  "Ботани   Бэй"!   Он
сотрясался,  пытался  вновь восстановить  равновесие,  терял
высоту, затем вновь со свистом возносился в воздух почти  до
облаков, заваливался носом. Сотрясания развалили корабль, он
рухнул в море, исчез в волнах, затем вынырнул, лежа на боку.
Пар  шипел,  вырываясь из его люков. Он плыл  по  воде,  как
умирающий  кит. Лишь немногие авиаторы сумели  пережить  эту
катастрофу, но мы не стали брать на себя труд искать их. Наш
воздушный корабль вновь поднялся в облака.
      Несколько минут спустя, когда мы осматривали раненых и
пытались  оказать  помощь тем, кого еще можно  было  спасти,
пришла  радиограмма  с приказом вновь примкнуть  к  главному
соединению, которое находится на позиции в нескольких  милях
от побережья Ньюфаундленда. Атлантическая битва закончилась,
вражеский флот отступил, но сражение за Америку еще даже  не
началось.

                           Глава 2

                       Земной Левиафан

     Остатки нашего флота собрались следующим утром. Если мы
и  нанесли  поражение австрало-японскому  флоту,