Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
...
Тем временем мы были уже внутри. Лагерь не был покрыт
крышей. Это был просто большой огороженный кусок земли, где
вповалку спали черные рабы в своих цепях, отдыхая, покуда их
не выгнали на новую работу. Огромное свиное корыто с каким-
b. дерьмом посреди лагерной территории - вот и вся их пища.
Те, у кого доставало сил, подползали к этому корыту,
остальные же либо надеялись на своих друзей, либо умирали от
голода. Белым все это было безразлично, потому что черные
выполнили уже почти все свои задачи.
Мы прошли по лагерю в самый темный угол и крикнули
людям, чтобы те вставали, поскольку мы намерены произвести
инспекцию, а тем временем начали тайно доставать оружие.
Этим мы привлекли к себе внимание двух часовых, и те
медленно направились в нашу сторону.
К своему стыду должен признаться, что первый выстрел
произвел именно я. Я сделал это без всякого предупреждения и
убил солдата на месте пулей в сердце. Остальные тоже открыли
огонь и побежали назад, к воротам. Но здесь счастье изменило
нам. Поднятый по тревоге выстрелами, из глубин лагеря явился
"броненосец": закованный в импровизированную броню паровой
трактор, вооруженный двумя автоматами. Он преградил выход
прежде, чем мы успели подбежать к воротам.
Наступила короткая пауза. Команда примитивного
"броненосца" заколебалась при виде наших белых капюшонов.
Часовые завопили, чтобы пас немедленно уничтожили!
Мы бросились в спасительную тень. Темнота была
единственным нашим прикрытием. Целый град пуль засвистел над
лагерем, сея повальную гибель. Многие из тех, кто лежал еще
в цепях, были убиты на месте, и нам пришлось воспользоваться
их трупами. Прячась за мертвыми, мы отчаянно отвечали на
огонь. Часть нашего отряда бежала вдоль стен в поисках
других возможностей для отступления.
Но стены были высокими: их построили так, что не
сломаешь. Мы сидели, как крысы в ловушке. Нам ничего другого
не оставалось - мы продолжали безнадежный бой.
Гусеничная машина медленно катила по лагерю, не
прекращая огонь ни на мгновение. Наши пули со свистом
отскакивали от брони, не причиняя ей никакого вреда, с какой
бы яростью мы ни палили.
Пол положил мне руку на плечо:
- Ну что, мистер, можете утешаться тем, что бились на
правильной стороне, прежде чем умереть.
- Не слишком большое утешение, - заметил я.
Внезапно земля под нашими ногами заколебалась, по ней
пробежали волны, точно по морю, после чего из глубины
вынырнуло что-то металлическое, что-то невероятно знакомое.
Раздалось яростное завывание мотора, и спиралевидный нос
высунулся из почвы, оказавшись на пути гусеничного трактора.
Мощный треск автоматов смолк. Мы услышали приглушенный гром
электрической пушки.
Теперь из-под поверхности земли показались еще два
металлических "крота", которые тоже открыли огонь. За
несколько секунд от импровизированного "броненосца" осталась
лишь груда покореженного металла. "Кроты" выползали на
поверхность один за другим. Их выстрелы в клочья разносили
стены лагеря.
Кажется, мы громко кричали от радости, когда бежали
следом за этими машинами. Уверен, О'Бип никогда даже в
,ka+oe не представлял себе, что его "кроты" могут
применяться подобным образом. Всякий встреченный нами "белый
капюшон" был мишенью для нашего прицельного огня (свои
капюшоны мы давно уже сорвали).
Вероятно, с моей стороны было наивно предполагать, что
такой умный стратег, как генерал Гуд, не дал бы себе труда
выяснить, какие планы разработали защитники Вашингтона, и не
предпринял бы шагов, чтобы уничтожить эти планы. Мы широким
потоком вырвались из лагеря и двинулись в сторону парка, где
сохранилось еще несколько кустов. Там мы могли спрятаться.
Только теперь я услышал вдали шум. Больше всего он
напоминал мне отдаленный стук, какой бывает, когда
выколачиваешь ковер. Но я слишком хорошо знал, что означает
этот стук.
Секундой спустя взрывы уже грохотали над Вашингтоном.
Земной Левиафан приближался.
Мы снова собрались отрядом, насколько нам удалось, и
старались держаться как можно дальше от открытого, хорошо
простреливаемого пространства. Над городом вспыхивали теперь
пятна света - там Левиафан вел обстрел фосфорными снарядами.
***
Мой личный взгляд на битву за Вашингтон был в высшей
степени однобоким, поскольку я не просматривал стратегию
целиком и она была не вполне мне ясна. Гуд слышал, что
подразделения АЯФ находятся уже в пути, и ускорил свое
продвижение, чтобы обстрелять город прежде, чем союзники
смогут воссоединиться. Кроме того, ему было известно, что
ночного нападения никто даже не ожидает. Наличие яркого
дневного света не было для него вопросом принципиальным,
поскольку огни Левиафана могли осветить цель на практически
любом расстоянии.
Пока мы вели свою маленькую партизанскую войну на
улицах, огромные лучи прожекторов чудовища выныривали из
тьмы, освещали какое-нибудь здание и обрекали его тем самым
на уничтожение. Тотчас раздавался громовой удар,
сопровождаемый пронзительным визгом снаряда, после чего
следовал взрыв, заглушающий все остальные звуки.
Не то чтобы Вашингтон был совершенно беззащитен. Его
орудия (в особенности те, что были на Капитолии) упорно
отвечали на огонь, и я думаю, что обыкновенный танковый
дивизион Черной Орды вряд ли имел бы шанс овладеть этим
городом. Каким-то образом я оторвался от своего отряда,
когда рядом взорвалась бомба и мы разбежались в разные
стороны. Дым улегся, и оказалось, что "кроты" ушли и с ними
ушла маленькая "армия" бывших рабов. Я чувствовал себя
одиноким и беззащитным. Сначала я искал своих товарищей. Но
мне дважды приходилось менять направление, поскольку меня
обнаружил отряд "белых капюшонов".
Целый час я только и делал, что скрывался, стрелял из
засады, если враг появлялся на моем пути, а затем бежал
дальше. Инстинкт подсказывал мне, что я должен найти
уцелевшее здание и забраться на крышу, откуда смогу
- !+n$ bl за белыми, не подвергаясь опасности быть
обнаруженным. Но я знал, что идея не слишком хороша: дома
вокруг так и рушились под непрекращающимся обстрелом орудий
Земного Левиафана.
Я осторожно пробрался в центр. Там я обнаружил, что
большинство солдат противника теперь забрались на стены.
Неожиданно поблизости от Капитолия установилась
относительная тишина, если не считать грома пушек,
доносящегося из помещений административных зданий. Я
спрятался за кустом, пытаясь привести в порядок свои мысли и
задуматься над дальнейшими действиями. Внезапно я услышал за
спиной стук лошадиных копыт. Кони неслись галопом. Я стал
следить из-за своего куста и увидел множество всадников,
мчавшихся от стен, точно сам дьявол дышал им в спину.
Всадники сорвали свои капюшоны, открыв мрачные лица. В ужасе
погоняли они своих лошадей. За ними с дикими воплями в своем
легком открытом автомобиле доблестно следовал "президент"
Пенфилд. Мимо меня промчались, как в калейдоскопе, конные и
пешие. Многие побросали оружие. Все они были совершенно явно
охвачены паникой. Я по-прежнему лежал в укрытии, однако не
было нужды опасаться этих беглецов: слишком они были
перепуганы, чтобы остановиться и схватить меня.
Земля рядом со мной задрожала. Неужели Господь решил
наконец покарать всех нас за наши чудовищные деяния? Не
наслал ли он землетрясение, чтобы уничтожить Вашингтон?
Грохот накатывал волнами, нарастал. Я уставился в
темноту. Постепенно я начал понимать, что происходит.
Лучи пронзили ночь ослепительным белым светом. Источник
этого сияния находился высоко над нашими головами.
Прожектора воздушных кораблей? Нет. Весь воздушный флот
Гуда, как позднее выяснилось, был брошен против австрало-
японских сухопутных сил, находившихся как раз на пути в
Вашингтон. Это горели глаза самого Левиафана.
И он приближался, перемалывая все, что попадалось ему
на пути. Он прокладывал свой путь сквозь здания, сквозь
защитные валы, сквозь монументы. Воздух был полон
чудовищного скрежета, рева двенадцати огромных моторов,
кряхтения, которое он издавал, когда колеса слегка
поворачивались.
Чудовищная стальная пирамида смерти - вот что привело в
такую панику Пенфилда и его людей.
Сперва монстр обрушил на город выстрелы, а затем пришел
в движение и сравнял с землей стены, почитаемые местными
жителями за очень прочные. Непобедимый, неумолимый, катил он
к Капитолию. Теперь самое время было брать ноги в руки. У
меня оставалось еще несколько секунд, чтобы спастись.
Чудовище развернулось, закряхтело и остановилось,
уставившись на Капитолий с - как мне показалось - вызывающей
ухмылкой.
Почти истерически взвизгнули пушки Капитолия. Я
наблюдал за всем этим, сам под угрозой гибели, и мне
начинало казаться, будто я вижу смертельную схватку двух
примитивных монстров, сражающихся в далеком прошлом Земли.
Выстрелы из Капитолия следовали один за другим, но без
"ao*.#. результата снаряды отскакивали от боков Левиафана.
Он попросту не замечал их.
Затем две верхние башни Левиафана пришли в движение.
Жерла орудий были направлены теперь на большой белый купол,
отражающий зарево пылающих вокруг пожаров.
Дважды прогремели орудия Левиафана, один выстрел сразу
вслед за другим. Первый снес напрочь крышу. Второй превратил
стены в груду развалин, и Капитолий замолчал. Гигантское
металлическое чудовище вновь покатило вперед. Прожектора
шарили повсюду, как будто он высматривал еще какого-нибудь
наглеца, осмелившегося бросить ему вызов.
Наконец Левиафан покатился по пылающим руинам. Оттуда
донеслись крики людей, которых перемалывали огромные колеса,
давило металлическое чудовищное брюхо. Он проехался по
развалинам и остановился, точно решил немного потоптаться на
костях своей жертвы. Один за другим погасли его огни.
Начинал заниматься день.
Теперь Левиафан воистину превратился в торжествующего
зверя.
Глава 5
К вопросу о лояльности
По забавной иронии судьбы случилось так, что именно
мисс Перссон возглавляла отряд "кротов", освободивших нас из
лагеря. Когда я, позабыв обо всем, неподвижно смотрел на
Левиафана, до моего слуха донесся голос, окликавший меня по
имени. И вот я вижу ее: она высунулась из люка и машет мне
рукой.
- Доброе утро, мистер Бастэйбл! Я уж думала, что мы
потеряли вас.
Я резко обернулся. Я чувствовал себя очень усталым.
- Все кончено?
- Вполне возможно, что так. Согласно последней
радиограмме, австрало-японский флот снова показал спину. Они
получили по своим каналам связи сообщение о том, что
Вашингтон находится в наших руках. Предполагаю, теперь они
готовы вести с нами переговоры о мире. Через неделю
выступаем на юг. За месяц необходимо освободить все
Соединенные Штаты.
Впервые подобное заявление не вызвало у меня сарказма.
После того, как мне довелось стать свидетелем чудовищной
жестокости белых, я полагал, что сейчас планы Гуда
действительно означали освобождение черных.
- Благодарю вас за то, что спасли мою жизнь, - сказал
я.
Она улыбнулась и отвесила мне легкий поклон.
- Вот и пришло время отдать вам мои долги, - она
бросила взгляд в ясное холодное небо. - Как вы думаете,
мистер Бастэйбл, будет сегодня снегопад?
Пожав плечами, я потащился к металлическому "кроту".
- Прокатите меня немного, мисс Перссон.
- С удовольствием, мистер Бастэйбл.
***
Ну вот, Муркок, примерно так выглядит финал моей
истории. В течение всего первого года, который генерал
провел в Соединенных Штатах, я оставался на службе у Гуда.
Было еще несколько довольно кровопролитных сражений,
особенно на юге, как мы и ожидали. Хотя как раз там
встречались такие районы, где белые и черные продолжали
сосуществовать в полном согласии. Далеко не все методы Гуда
вызывали у меня оптимизм. С другой стороны, в обращении с
побежденными он никогда не проявлял несправедливости и ни
разу больше не доходил до той ожесточенной ярости, какую
проявил в Вашингтоне. Да, Гуд вовсе не был "добреньким". На
его руках налипло предостаточно крови. Но в своем роде он
был справедлив. Поначалу я невольно вспоминал о Вильгельме
Завоевателе и о той бесцеремонной откровенности, с какой он
захватил Англию в XI веке.
Кроме всего прочего, мне пришлось принимать участие в
публичной казни через повешение "президента" Пенфилда. Его
обнаружили в тех самых сточных каналах, где некогда
прятались мы. С ним казнили его приверженцев, включая
"Бомбардира" Джо Кеннеди. Это зрелище приятным никак не
назовешь, особенно потому, что Пенфилд и многие другие
отнюдь не проявляли мужества перед лицом смерти.
Едва только утвердив свою власть, Гуд применил свои
оборонные машины для мирных целей. Были созданы такие
большие плуги, чтобы цеплять их к "броненосцам" , что
позволяло за несколько минут приготовить для посева целое
поле. Воздушные корабли применялись повсеместно для доставки
продовольствия в те районы, где в них была нужда. И один
только Левиафан не находил себе применения. Он оставался
там, где находился наутро после битвы за Вашингтон - немым
символом победы Гуда. Позднее чудовище, если это
потребуется, вновь будет применено в бою, но Гуд счел
политически правильным на некоторое время оставить его на
прежнем месте. И в этом генерал, несомненно, тоже был прав.
В этот период состоялись переговоры с Австрало-Японской
Федерацией, во время которых было достигнуто соглашение о
перемирии. Втайне Гуд был уверен, что это всего лишь
временная передышка и что Австрало-Японская Федерация,
однажды отказавшись от своей политики изоляции, в будущем
вновь может осмелиться на попытку нападения. Это была еще
одна причина для того, чтобы оставить Земного Левиафана "на
месте преступления", поскольку переговоры проходили в
Вашингтоне. Он взирал на нас сверху вниз своими чудовищными
глазами, покуда мы сидели за столом переговоров. Мои личные
воззрения не вполне совпадали со взглядами Гуда. Я бы счел
за лучшее показать нашим партнерам по переговорам, что мы не
представляем никакой угрозы их безопасности, поскольку
О'Бин, в конце концов, все еще работал на них, однако же Гуд
заявил, что в будущем у нас будет предостаточно времени для
демонстрации доброй воли и теперь нам ни в коем случае
нельзя позволять им думать, что они имеют возможность второй
/./kb*( разгромить нас, в то время как мы ни о чем не
подозреваем. Президент Ганди не поддержал бы этого, но я в
конце концов признал логичность точки зрения генерала.
В течение этого года я совершил поездку в Банту-стан,
чтобы забрать оттуда груз продовольствия и медикаментов,
поскольку потребуется немало времени, прежде чем Америка
сможет обеспечивать себя самостоятельно. Союз между Ганди,
человеком мира, и Гудом, Черным Аттилой и прирожденным
полководцем, выглядел достаточно своеобразным, однако он был
вполне эффективен, поскольку оба политика испытывали большое
уважение друг к другу.
В свободное время, которого у меня оставалось немного,
я составлял эти "мемории" - преимущественно для Вас, мистер
Муркок, поскольку не могу отделаться от чувства вины перед
Вами. Если Вы сможете их опубликовать - в том случае, если
Вы их вообще прочтете - что ж, тем лучше. Можете выдать их
за роман.
Я проводил немало времени в обществе мисс Перссон, но
она оставалась для меня в высшей степени загадочной
женщиной. Я попытался завести с пей разговор о моих прежних
приключениях в эпохе другого будущего, она вежливо выслушала
меня, однако ничего так и не сказала. Тем не менее я все-
таки вытянул из нее правдами и не правдами признание в том,
что она, как и я, путешествует сквозь время и оказывается в
различных "альтернативных" мирах. Я пламенно надеялся на то,
что в один прекрасный день она сдастся и все же поможет мне
возвратиться в мой собственный мир. Стало быть, как-то раз я
вручил ей свою рукопись и рассказал о Вас и о Долине
Утренней Зари; я объяснил ей, как мне важно, чтобы Вы
получили эту рукопись и смогли ее прочитать. Все остальное
мне оставалось препоручить ей. Вполне возможно, что мое
предположение касательно нее является полным заблуждением,
но я так не думаю. Я даже спрашиваю себя, какова доля ее
ответственности в успехе Гуда.
Черная Америка теперь - полноправный партнер
государства Ашанти. Ее благосостояние вновь растет, и черные
правят этой страной. Оставшиеся белые претерпели поражение в
гражданских правах, и так будет оставаться еще некоторое
время. Гуд говорил мне, что хочет "покарать целое поколение
за преступление их предков". Когда же вымрет старшее
поколение, он снимет стопу с преклоненной шеи белой расы. Я
готов признать, что это действительно определенная форма
справедливости, хотя внутренне я не могу найти аргументов в
ее защиту.
Уна Перссон и я были, естественно, объектами ненависти
для большинства белых в Америке. Нас презирали, называли
"предателями" и еще похуже. Мисс Перссон проявляла ко мнению
окружающих великолепное безразличие; я же чувствовал себя
глубоко оскорбленным.
Я все же создание своей эпохи. Один год - это был
максимум, который я смог выдержать в Америке Гуда. Многие из
его людей были настолько любезны, что подчеркивали: они
вообще не видят во мне белого и обращались со мной
совершенно как с черным. Я был в состоянии оценить их добрые
gc"ab" , но это ни в малейшей степени не могло заслонить
того плохо скрытого отвращения, с каким относились ко мне
другие господа, с которыми мне также приходилось иметь дело
при "дворе" Гуда. Так что я в конце концов попросил Черного
Аттилу позволить мне возвратиться к своей службе в
Бантустане. Наутро я уже был на борту воздушного корабля,
доставившего меня в Капштадт. Там я буду решать, что же мне
делать дальше.
Вы, вероятно, вспоминаете о том, что я как-то раз уже
рассуждал о своей судьбе - не обречен ли я бродить сквозь
разные эпохи и миры, слегка отличающиеся от моих, чтобы раз
за разом переживать различные вариации самоуничтожения
человечества. Итак, я вновь задал себе этот же вопрос.
Однако теперь у меня было сильное ощущение, что роль моя мне
совершенно не нравится. В один прекрасный день я, вероятно,
возвращусь в Теку Бенга и снова войду в туннель в надежде,
что на этот раз он приведет меня в тот мир, где меня знают,
где мои родные помнят меня, где добрая старая Британская
империя правит морями, где опасность Мировой войны так мала.
Ведь я не слишком высоко заношусь в своих надеждах, как Вы
считаете, мистер Муркок?
И вот я понял, что начинаю обретать определенную
лояльность, но не по отношению к таким людям, как Гуд или
Ганди, не к целой нации, не к миру и даже не к моей
собственной эпохе. Моя лояльность относится в настоящее
время ко мне самому и ко всему человечеству. Мне трудно
объяснить все это, поскольку я невеликий мыслитель, и думаю,
все это выражено крайне беспомощно. Но