ь, и вы  больше  не
испытываете физической боли. Кроме того, имеется еще  "Эмма-
Пруссачка".  Ее  основные симптомы - кровотечения  изо  всех
естественных отверстий. Если верить тому, что я слышал,  эта
смерть  должна  быть очень мучительной. А есть  еще  "Гнилой
глаз", "Красный волдырь", "Кровавая тошнота". Примечательные
названия,  не  так  ли? Такие же пестрые, как  их  симптомы,
высыпающие  на  вашей коже. Помимо эпидемий, существуют  еще
бродячие  банды,  убивающие  всякое  живое  существо,  какое
только  встретится  им  на  пути,  -  и  притом  далеко   не
милосердным  способом.  Вам грозит  опасность  наступить  па
газовую бомбу, которая взорвется и выплеснет в лицо ядовитый
газ.  Если  же  вам  удастся избежать всех этих  опасностей,
'-  )b%:  вас  подстерегают десятки  других.  Поверьте  мне,
капитан  Бастэйбл, только на воде или под  водой  существует
сегодня  настоящая жизнь, жизнь для порядочного человека.  В
море    возвратились   многие   из   нас.   Основное    наше
времяпрепровождение - подкарауливать друг друга.  Но  только
таким образом нам удается избежать ужасов и лишений, которые
сулит  суша.  Под водой еще существует определенная  степень
свободы.  Здесь ты все еще хоть в чем-то хозяин  собственной
судьбы.   На   земле   же  воплотились   кошмарные   видения
средневековых художников, когда те пытались представить себе
ад. Так что мне милее морские пути!
     - Уверен, что могу с вами согласиться, - сказал я, - но
я  хотел  бы увидеть все своими глазами. Корженевский  пожал
плечами:
      -  Хорошо. Мы высадим вас в Дувре, если вам угодно. Но
коль  скоро вы измените свое мнение, я мог бы найти на борту
этого  корабля  место для опытного офицера, пусть  даже  это
армейский офицер. Вы могли бы служить под моим началом.
      Вот  это  было  бы  поистине повторением  моей  старой
истории!  Я  уже  служил как-то под командой  Корженевского,
хотя  не в армии, а в воздушном флоте - о чем капитан  "Лолы
Монтес"  оставался в неведении. Каково работать и воевать  с
ним  бок о бок - все это я знал наизусть. Я поблагодарил его
и заявил, что решение мое остается неизменным.
      -  Что  ж,  как хотите, - сказал он, - но на  какое-то
время я оставлю этот пост свободным. Никогда не знаешь,  что
случится.

                             ***

      Несколько  дней  спустя я стоял  на  побережье  против
знаменитых  дуврских белых скал и махал  на  прощанье  "Лоле
Монтес", которая погружалась в воду и постепенно исчезала  в
пучине.  Затем  я  забросил  за спину  мешок  с  провиантом,
покрепче взял подаренное мне капитаном скорострельное  ружье
и зашагал по направлению к Лондону.

                           Глава 4

                    Король Ист-Гринстеда

      Если  я считал, что, описывая мне послевоенную Англию,
Корженевский  сильно преувеличивал, то вскоре  вынужден  был
убедиться  в  том,  что в своем рассказе о состоянии  страны
капитан был весьма и весьма сдержан.
      Повсюду бушевали эпидемии, и на каждом шагу можно было
встретить  жертвы ужасных болезней. Однако самый пик  заразы
миновал  -  прежде  всего потому, что  многие  из  тех,  кто
пережил войну, уже скончались от болезней, а живые приобрели
иммунитет  против большинства опасностей или  же  каким-либо
образом  мутировали.  У  этих мутантов  часто  отсутствовала
какая-нибудь  часть тела - глаз или нос, в то  время  как  у
других гнили и отпадали целые части лица или тела. Осторожно
пробираясь в Лондон, по дороге я видел среди развалин  Дувра
(   Кентерберри   несколько  банд   несчастных,   наполовину
разложившихся созданий.
      Жители окрестностей Лондона за несколько лет буквально
рухнули   с  высот  цивилизации  в  глубины  отвратительного
варварства.  Остатки прекрасного города  -  некогда  широкие
чистые   улицы,  система  освещения,  светлая   архитектура,
созданная  О'Бином,  - все это еще стояло  немым  свидетелем
погибшего  великолепия, которое пришло  так  быстро  и  было
уничтожено  так  молниеносно.  Нынче  там  гнездились  банды
одичавших  людей, разрушающих остатки цивилизации  лишь  для
того,  чтобы смастерить себе примитивное оружие или  слепить
временные хижины; где запросто убивали друг друга.  Ни  одна
женщина  не  была  в  безопасности.  У  некоторых  "племен",
рыскавших   в  руинах,  дети  считались  особо  деликатесным
блюдом. Прежние банкиры, биржевые маклеры, менеджеры  видели
теперь  в  насекомых-паразитах изысканное лакомство  и  были
готовы перегрызть друг другу глотку, если замечали, что один
из  них  завладел  дохлой кошкой. В употреблении  оставалось
очень   немного   современного  оружия  (после   изобретения
воздушных  кораблей и подводных лодок производство  ружей  и
пистолетов  пришло  в  упадок); вместо  этого  почти  каждый
владел примитивно изготовленными копьями, луками и стрелами,
ножами и дротиками.
      Днем  я  прятался  в каком-нибудь  укрытии,  а  ночами
продвигался  вперед, рискуя попасть в засаду. Но  я  считал,
что  у  меня  больше шансов в ночные часы, когда большинство
"племен" уже возвращались в свои лагеря.
      Здесь  не  наносили с воздуха таких страшных  бомбовых
ударов,  как  в  других регионах, но зато велся  интенсивный
обстрел  из  орудий с той стороны канала.  Местность  вокруг
Лондона дважды была оккупирована, один раз с моря, один  раз
с   воздуха.  При  этом  было  опустошено  все,  что  только
оставалось; последние продукты питания разграблены, а  дома,
которые еще стояли, взорваны, прежде чем остатки нашей армии
изгнали захватчиков.
      По  ночам на холмах Кента и Сарри мерцали точки огней,
показывая  стоянки полукочевых лагерей,  где  днем  и  ночью
горели  огромные  костры. Огни служили не только  источником
тепла  и  использовались  не для одного  лишь  приготовления
пищи: там сжигали все новые и новые трупы жертв эпидемии.
     Счастье не изменяло мне, покуда я не добрался до окраин
Ист-Тринстеда, некогда прелестной деревушки, знакомой мне  с
детства.    Теперь   это   была   пустыня    с    истощенной
растительностью  и  грудами развалин. Как  обычно,  я  начал
присматривать  себе  укрытие и  на  самой  северной  стороне
деревни  заметил  грубый палисад из неотесанных  стволов.  В
поселке  царило  постоянное движение,  приходили  и  уходили
вооруженные люди; я с удивлением обнаружил у многих ружья  и
дробовики; да и лохмотья, в которые эти люди были  облачены,
отличались от тех одежд, что я до сих пор замечал на  людях,
куда  лучшим  состоянием. Эта община  казалась  больше,  чем
остальные,  и  лучше  организованной. У них  был  постоянный
лагерь вместо маленьких, постоянно сменяемых укрытий.  Вдали
я слышал мычанье коров, блеянье овец, коз и пришел к выводу,
gb.  животные, пережившие бомбежки, должно быть, содержались
за  частоколом. Здесь воистину царила "цивилизация"!  Я  был
готов обнаружить свое присутствие и просить помощи у жителей
этого "очага культуры" - от здешних людей можно было ожидать
меньшей агрессивности, чем от всех тех, кого я видел до  сих
пор. Но из осторожности я продолжал наблюдать за поселком  и
выжидал,  не откроется ли мне что-нибудь еще, прежде  чем  я
объявлюсь.
      Через два часа у меня появился повод поздравить себя с
осмотрительностью.   Я   прятался  в   маленьком   кирпичном
строении,   которое   непонятным   образом   уцелело   после
обстрелов.   Это  строение,  я  полагаю,  использовали   для
хранения  дров, и его размеров едва хватало для того,  чтобы
там  помещался  один  человек.  Оставаясь  незамеченным,   я
подглядывал за палисадом сквозь вентиляционную решетку. Трое
мужчин  в причудливых лохмотьях, где соседствовали панамы  и
котелки, охотничьи шапки и дамские шляпки, брюки для гольфа,
кожаные  охотничьи куртки, фрак, оперная  мантия  -  привели
пленного.
      Это  была  молодая  женщина довольно  высокого  роста,
одетая  в  длинную  черную шинель, сшитую специально  по  ее
мерке.  На  ней  были  черные брюки и  черные  кавалерийские
сапоги.  У меня не имелось ни малейшего сомнения в том,  что
она,  как  и  я, была в глазах местных жителей нежелательным
гостем  и "оккупантом". Они обращались с ней так грубо,  так
что  дважды  она упала и встала лишь с большим  трудом  (они
связали ей руки за спиной).
      В  ее манере держаться было нечто очень знакомое, и  я
узнал  женщину еще прежде, чем она обернулась, чтобы  что-то
сказать    своим    мучителям    (без    сомнения,    что-то
оскорбительное,  потому  что ее  тут  же  ударили  по  губам
тыльной   стороной   ладони).  Это  была   миссис   Перссон,
революционерка,  с которой я впервые познакомился  на  борту
воздушного  корабля  "Скиталец"  и  которую  считал  дочерью
капитана Корженевского. Сейчас последнее было бы невозможно,
потому  что она была примерно того же возраста,  что  и  сам
Корженевский.
     Тяжко было мне размышлять о тайнах и парадоксах времени
-  постепенно я узнавал их и учился отслеживать,  точно  так
же,  как  люди приучаются замечать противоречия обыкновенной
человеческой жизни.
      В  то мгновение я видел в У не Перссон только женщину,
находившуюся в смертельной опасности, и знал, что  ее  нужно
спасти любой ценой. У меня был карабин и несколько магазинов
патронов.  Кроме того, я обладал значительным преимуществом,
поскольку  никто из жителей поселка ведать не ведал  о  моем
присутствии. Я подождал до наступления темноты, чтобы  затем
выбраться  из  моего  укрытия, и  возблагодарил  Провидение,
позволившее облакам затянуть полную луну.
      Я  незаметно  добрался до палисада. Это было  довольно
примитивное  "крепостное сооружение"  -  ни  один  настоящий
дикарь  не  создал бы столь жалкой ограды, -  и  перемахнуть
через  него не составляло никакого труда. Я осторожно  залез
наверх и бросил взгляд вниз.
       Моему   взору   предстала   картина   отвратительного
варварства.  Посреди лагеря с раскинутыми  руками  и  ногами
висела  Уна  Перссон,  привязанная  к  решетке.  Перед  ней,
скрестив  ноги, сидели люди "племени" - многие изуродованные
болезнями.  Позади эшафота находился помост,  представлявший
собой  не  что  иное,  как старый сосновый  стол;  на  столе
громоздилось  кресло с высокой спинкой,  обильно  украшенное
резьбой,  -  в  середине  XIX века это  считалось  признаком
хорошего  вкуса.  Бархатная обивка кресла  была  оборвана  и
висела лохмотьями; деревянные части обильно замазаны золотой
краской. Несколько костров горели полукругом позади помоста;
жирный  коптящий дым тянулся через всю сцену;  бесчисленными
дьяволами подскакивали красные языки пламени, окрашивая алым
испещренные  шрамами лица собравшихся. Таково было  зрелище,
представшее моим глазам, прежде чем я спрыгнул с палисада  и
спрятался в тени нескольких полуразвалившихся хижин.
      И  вот из глоток зрителей вырвалось жуткое рычание,  и
они  начали  раскачиваться из стороны в сторону,  неподвижно
уставившись на полуобнаженную Уну Перссон. Миссис Перссон не
шевелилась.   В   своих   оковах  она  застыла,   совершенно
спокойная,  и  на  взоры присутствующих  отвечала  взглядом,
полным  отвращения  и презрения. Как не  раз  уже  бывало  и
раньше,  я дивился ее мужеству. Очень немногие вели бы  себя
столь бесстрашно в ее положении.
       Поскольку   сейчас  ей  не  грозила  непосредственная
опасность, я решил подождать, что произойдет дальше.
       Из   хижины  побольше  других,  расположенной  позади
полукружья  костров, показалась высокая кряжистая  фигура  в
великолепном костюме: изящная серая шляпа слегка  набекрень;
большие   пальцы  рук  в  жилетных  карманах;  на   манжетах
сверкающие   алмазные  запонки  -  новое  действующее   лицо
выглядело  совершенно  как  герой  оперетты  моего  времени.
Медленно,  сохраняя  равнодушную  мину,  взобрался   он   на
пьедестал и, придав себе вид чрезвычайной важности, уселся в
золотое   кресло.   Толпа   тотчас   прекратила   мычать   и
раскачиваться,  чтобы приветствовать его чудовищным  криком.
Слов мне разобрать не удалось.
      Его голос, напротив, был отчетливо слышен. Визгливый и
недобрый, он звучал властно, хотя это и был всего лишь голос
полуграмотного мелочного торговца.
      - О, добрые патриоты Ист-Гринстеда, - начал он, - всем
вам  известно  наше  гостеприимство по отношению  к  каждому
приходящему,  будь  то  мужчина  или  женщина,  если  те   в
состоянии доказать свою ценность. Но никогда Ист-Гринстед не
принимал   к   себе   инородцев,   попрошаек,   жидов    или
бездельников,  и это вам тоже хорошо известно.  Ист-Гринстед
знает,  как  следует  поступать  с  ними.  Мы  схватили  эту
лазутчицу,  эту  шпионку,  когда  она  бродила  вокруг  Ист-
Гринстеда, откровенно не замышляя ничего хорошего -  и  хочу
добавить:   до   зубов  вооруженная.  Итак,   мои   любезные
верноподданные,  делайте выводы. У  меня..,  у  нас  нет  ни
малейшего  сомнения  в  том, что она - иностранная  летчица,
которая  возвратилась разведать, как мы  живем  здесь  после
нанесенных   ею  бомбовых  ударов.  Что  ж,  она  обнаружила
/`.f"%b  ni%% общество - стабильное, несгибаемое и ко  всему
готовое. Имей эта шпионка хотя бы малейший шанс добраться до
передатчика, она доложила бы своим землякам о том, что  Ист-
Гринстед  не  разрушен,  и  нам пришлось  бы  ожидать  новых
бомбардировок. Но... - тут он заговорил тише, в  его  голосе
зазвучала  беспощадная  угроза.  Он  откровенно  наслаждался
пыткой Уны. - Она никогда не вернется. Дадим ей урок, не так
ли?  Пусть  знают, что ждет чужеземных летчиков  и  шпионов,
если они хоть раз еще посмеют сунуть нос в Ист-Гриистед!
      Он  продолжал в том же духе, и я слушал с возрастающим
ужасом.  Неужели  этот  человек  когда-то  просто  стоял  за
прилавком обыкновенного сельского магазина? Может  быть,  он
продавал   мороженое  или  чай...  А  его  "верноподданные",
которые  сейчас рычат, хихикают, бушуют, обуреваемые  жаждой
крови,  в  те  годы  представляли собой  вполне  порядочное,
известное   своей   консервативностью   сельское   население
английских графств. Неужели потребовалось так мало  времени,
чтобы лишить их всяких признаков культуры? Если когда-нибудь
я  вернусь в мое собственное время, то буду смотреть на этих
людей совершенно другими глазами.
     Теперь "король" Ист-Гриистеда поднялся со своего трона,
и  кто-то  протянул  ему факел. Когда он  поднял  факел  над
головой,  в свете пламени толстое небритое лицо превратилось
в   страшную   рожу  дьявола.  Глаза  его   сверкали,   губы
искривились в жестокой усмешке.
      - А теперь мы ей кое-что покажем! - проскрежетал он. И
его  подданные бросились вперед, простирая руки, и завопили,
требуя, чтобы он сделал то, что давно уже хотел.
      Факел  наклонился и приблизился к голове Уны  Перссон.
Она   не   могла  видеть,  что  происходит,  по,   очевидно,
догадалась. Она содрогнулась в своих путах, затем сжала губы
и закрыла глаза. Огонь все приближался к ее волосам.
     Я приложил ружье к плечу, прицелился и выстрелил королю
Ист-Гринстеда  между  глаз. Удивление, проступившее  на  его
лице, было почти забавным; он рухнул с пьедестала и свалился
в грязь у ног своих "подданных".
       Спасибо  армейской  выучке  и  военному  опыту  -   я
действовал быстро.
      Пока  все эти отвратительные физиономии таращились  на
меня  в  бессильном ужасе, я бросился к решетке и  освободил
миссис Перссон двумя ударами ножа.
     Затем я застрелил еще троих из тех, что стояли поближе.
Один  из  них  был вооружен, и я знаком дал  миссис  Перссон
понять,  чтобы она взяла его ружье. Она быстро повиновалась,
хотя, должно быть, все еще мучилась сильной болью.
      -  Поселок  обнесен частоколом, - сказал  я  людям.  -
Первый  же, кто посмеет угрожать нам оружием, умрет  так  же
быстро,  как  ваш вожак. Вы видели, нам неведомо милосердие.
Если  вы  останетесь за забором и не станете  препятствовать
мам, ничего плохого больше не произойдет.
      Несколько человек зарычали, как звери, однако они были
слишком  ошеломлены и запуганы, чтобы предпринять хоть  что-
нибудь.  Когда  мы направились к выходу, я не  удержался  от
заключительного слова.
      - Хочу сказать вам, что я - англичанин, - заявил я.  -
Англичанин, как и вы, и родился в той же части света, что  и
вы.  Но  я возмущен тем, что видел здесь. Британец не должен
вести  себя подобным образом. Вспомните ваши прежние идеалы.
Вспомните,  чем они некогда для вас были. Вот  ваши  поля  и
скот  все еще при вас. Производите продукты питания, как  вы
делали  всю  жизнь. Разводите скот. Возродите  Ист-Гринстед,
пусть  это  будет снова чистая деревенька,  какой  была  она
когда-то...
     Уна Перссон положила руку мне на плечо и прошептала:
      - У нас не так много времени. Они скоро сообразят, что
у вас с собой нет никакого подкрепления. Они уже озираются и
могут  увидеть,  что  здесь, кроме нас, больше  никого  нет.
Идемте! Бежим к моей машине.
      Мы  отступили к воротам и закрыли их за  собой.  Здесь
опрометью  бросились бежать. Я следовал за  миссис  Перссон;
она  хорошо  знала  дорогу.  Мы мчались  по  лесу;  миновали
несколько одичавших полей; затем на нашем пути лежал  второй
лесок,  где  мы остановились и прислушались, нет ли  погони.
Однако ничего не было слышно.
      Задыхаясь,  У  на Перссон торопливо двинулась  дальше,
покуда  в лесу не засветилась прогалина. Там она наклонилась
над  кустом, без всякого напряжения вырвала его с  корнем  и
освободила слабо поблескивающий металлический корпус. Миссис
Перссон  нажала кнопку. Раздалось жужжание, и один из  люков
открылся.
      -  Забирайтесь! - сказала она. - Места хватит как  раз
для нас двоих.
      Я  повиновался. Теперь я находился в тесном помещении,
окруженный  множеством незнакомых приборов.  Миссис  Перссон
закрыла  люк  над  головой и принялась нажимать  на  кнопки,
поворачивать  рычаги,  пока  машина  не  затряслась   и   не
засвистела.  Она заглянула в прибор, похожий на  стереоскоп,
затем  отвела  рычаг  назад. Свист стал  еще  пронзительнее,
машина набрала обороты и глубоко зарылась в землю.
     - Что это за машина? - удивился я.
      -  Вы еще не видели? - мимоходом отозвалась она. - Это
пятая модель туннелекопателя О'Бина. Единственный на сегодня
способ  передвигаться незамеченным. Едешь довольно медленно,
что правда, то правда, но зато безопасно, - она улыбнулась и
на  мгновение  оторвала глаза от контрольной  панели,  чтобы
протянуть мне руку. - Я еще не поблагодарила вас.  Не  знаю,
кто  вы,  сэр,  но  я очень благодарна вам  за  то,  что  вы
сделали.  Моя  миссия  в  этой  части  Великобритании  имела
жизненно  важное  значение, и теперь у меня  вновь  появился
шанс выполнить ее удачно.
      В каюте тесного "автомобиля" было чрезвычайно жарко, и
я  невольно  воображал, что мы приближаемся  к  раскаленному
ядру планеты.
      -  Не стоит благодарности, - отозвался я. - Я рад, что
смог  быть  вам полезным. Мое имя Бастэйбл. Вы  ведь  миссис
Перссон, не так ли?
      -  Мисс  Перссон, - поправила она. - Стало  быть,  вас
прислали ко мне на помощь?
      -  Я  случайно проходил мимо, вот и все,  -  теперь  я
жалел, что выдал наше прежнее знакомство - всякое объяснение
могло оказаться неудачным. Я поспешно начал припоминать, что
мне  рассказывали о ней на борту "Скитальца". - Я узнал  вас
по фотографии. Вы были прежде актрисой, не так ли?
      Она улыбнулась и большим белым платком вытерла пот  со
лба.
     - Кое-кто думает, что я до сих пор остаюсь актеркой.
      -  На какой глубине мы сейчас находимся? - спросил  я,
чувствуя  себя  все  еще довольно слабым:  перепад  давления
совершенно лишал меня сил.
      -  О,  не  глубже  ста футов. Система воздухоснабжения
работает небезупречно, но я недостаточно разбираюсь  в  этом
металлическом  кроте,  чтобы отрегулировать  ее.  Не  думаю,
чтобы нам сейчас грозила опасность.
      -  Что заставило вас отправиться в Ист-Гринстед,  мисс
Перссон?