м людям, что в близлежащей церкви они  получат
койку и обед.
     Нам не хотелось расставаться с остальными офицерами, но
выбора не было.
      Махно соскочил с тележки и легким кивком пригласил нас
к  зданию  школы.  В  большой классной комнате  нас  ожидали
несколько  казачьих  предводителей.  Они  были  одеты   куда
роскошнее, чем их люди, в богато вышитые рубахи и кафтаны  с
множеством золота и серебра на одежде и оружии.
       Но  самое  диковинное  зрелище  представлял  человек,
сидевший  впереди  в классной комнате па учительском  месте.
Его   лицо  было  полностью  скрыто  шлемом,  представлявшим
мужское  лицо  с  усами. Только глаза  были  живыми,  и  они
показались  мне  безумными и в то же время  очень  злобными.
Человек   был  невысок,  но  кряжист,  на  нем  был  простой
крестьянский кафтан и серые шаровары, заправленные в  черные
сапоги.  Он  не  носил  оружия, не имел  на  одежде  никаких
значков,  и одна из его рук была тоньше другой. Я знал,  что
мы  предстали  перед  самим Стальным Царем;  это  был  вождь
мятежников Джугашвили.
     Голос из-под шлема звучал металлически и приглушенно.
      -  Английский ренегат Бастэйбл. Мы слышали  о  вас,  -
слова  звучали  хрипло и злобно. Человек  этот  казался  мне
одновременно  и  сумасшедшим, и пьяным. - Это  что,  честный
спор на английский манер? Убивать казаков?
      - Я офицер добровольческого воздушного флота, - заявил
я ему.
      Металлическая  маска поднялась и уставилась  прямо  на
меня.
      -  Что  вы  там  делали? Наемник?  Я  не  стал  ничего
объяснять  ему.  Он  тяжело откинулся на  стуле,  точно  его
придавила тяжесть собственной власти.
     - Вы завербовались, чтобы сражаться против японцев, это
верно?
     - Более или менее, - ответил я.
      -  Стало быть, вам приятно будет услышать, что  японцы
почти разбиты.
      -  Я принял бы такое известие с радостью. Если бы  эта
война  наконец  закончилась, я был бы только  рад.  Если  бы
закончились все войны.
      -  Так  вы  пацифист!  - Джугашвили  расхохотался  под
шлемом. Это был страшный смех. - Для пацифиста, друг мой, вы
слишком много пролили крови. Под Екатерипославом погибли две
bkaog(  человек.  Но  мы взяли город и уничтожили  воздушный
флот, который вы натравили на нас. Что скажете?
     - Если война с Японией почти закопчена, - возразил я, -
то вашему триумфу длиться недолго. Должны бы знать.
      -  Ничего подобного, - он сделал знак одному из  своих
людей,  который подошел к боковой двери, открыл ее и кого-то
позвал.  Мгновением позже я увидел, как оттуда  показался...
Гарри  Бирчингтон.  Передо мной во всей  красе  вновь  стоял
Нервогрыз из лагеря Рисири.
     - Здорово, Бастэйбл, старый товарищ! - вскричал он. - Я
знал,  что  в  России  должна найтись  пара-тройка  истинных
социалистов. Но я отыскал самых лучших.
     - Вы работаете на этих людей?
      - Разумеется. Я так счастлив, что смог предоставить  в
их распоряжение свои таланты.
      Не прошло и секунды, как его обычный самодовольный тон
стал действовать мне на нервы.
     - Мистер Бирчингтон обслуживает наши воздушные корабли,
-  пояснил Стальной Царь. - И оказывает нам большую помощь в
других областях.
      -  Как  мило с вашей стороны говорить об атом, сэр,  -
Бирчингтон  улыбнулся  своей  пакостной  улыбкой,  гордой  и
смущенной.
     - Доброе утро, мистер Бастэйбл, - я тотчас узнал теплый
иронический голос. Обернувшись к двери, я увидел миссис  Уну
Перссон.  Поверх  шинели  у  нее были  скрещенные  патронные
ленты,  на  бедре  "смит-вессон", меховая шапка  на  голове.
Нежный  овал лица и светло-серые глаза - она была прекрасна,
как всегда.
     Я поклонился.
     - Миссис Перссон.
     Я не видел ее с того времени, как мы встречались в мире
Черного  Аттилы.  В ее глазах появилось то особое  выражение
узнавания, какое бывает у всех путешествующих между мирами в
мгновение встречи.
      -  Предполагаю,  вы присоединитесь к  нашей  армии,  -
многозначительно сказала она.
      Я  полностью доверился ей и тотчас принял ее намек.  К
величайшему удивлению Пильняка, я кивнул.
     - Это было моим намерением все это время, - заявил я.
     Джугашвили ничуть не удивился.
      -  Многие  за  границей настроены к нам  положительно.
Люди,  которые  знают, как ужасно страдали  мы  под  властью
Керенского. А что ваш спутник?
     Пильняк выпрямился.
     - Пусть меня доставят туда же, где томятся мои товарищи
по плену, - сказал он.
     Стальной Царь пожал плечами. Металл его маски блеснул и
отразился в его глазах.
      - Превосходно, - он дал знак своим людям. - Сделайте с
ним то же, что...
     Внезапно вмешался Махно:
      -  "Сделайте"?  Что вы хотите сказать  этим,  товарищ?
Джугашвили отмахнулся:
      -  Нам  нужно  теперь  прокормить  очень  много  ртов,
товарищ. Если мы оставим этих людей в живых...
      - Они пленные, захваченные в честном бою. Отправьте их
в  Харьков.  Я  не  хотел ничего, кроме  их  корабля.  Пусть
уходят!
      Пильняк  переводил  взгляд с  одного  на  другого.  Он
никогда  не  думал, что станет яблоком раздора  в  моральных
разногласиях двух бандитов.
      - За все решения отвечаю я, - сказал Джугашвили. - И я
решил, что...
      -  Я  взял  их  в  плен, - Махно был  охвачен  ледяной
яростью.  Он  понизил  голос, но чем тише  он  говорил,  тем
больше  властности излучал. - И я никогда  не  дам  согласия
убить их!
     - Это не убийство. Мы лишь выметаем сор истории.
     - Вы намерены убить честных людей.
     - Они посягнули на социализм.
      -  Наша  жизнь должна быть примером для  остальных!  -
заявил Махно. - Вот единственно возможный путь.
       -  Вы  идиот!  -  Джугашвили  поднялся  и  ударил  по
письменному столу здоровой рукой. - Почему мы должны кормить
их? Почему мы должны отсылать их назад? Чтобы они продолжали
сражаться против нас?
      - Некоторые из них будут сражаться против... Но другие
поймут суть нашего дела и расскажут об этом своим товарищам,
-  Махно  скрестил  на груди руки. - И так всегда.  Проявляя
жестокость,  мы  лишь даем повод для дальнейшей  жестокости.
Ради   бога,   Джугашвили,  это  же  все  довольно   простые
аргументы. Чего вы хотите? Потоков крови? Как вы  можете,  в
таком  случае, утверждать, что представляете  собой  свет  и
свободу?  Вы уже несете ответственность за массовое избиение
евреев,   за  разрушение  деревень,  за  мучения  неповинных
крестьян.   Я  согласился  предоставить  вам  мои   корабли,
поскольку   вы   заверяли,  что  подобные   инциденты   были
несчастными случаями и что подобного не повторится. Но вы не
прекращали  резни. И вот теперь вы хотите мне доказать,  что
убийства должны продолжаться. Вы лжец, вы тиран и святоша!
      Когда  Махно  замолчал, голос  из-под  шлема  зазвучал
громче.
      -  Я  велю  расстрелять вас, Махно. Ваши  анархистские
бредни  суть  голые  измышления высоколобых  болванов.  Люди
жестоки,  жадны  и  беспринципны.  Для  святости  их   нужно
дорастить.  И  их  нужно  наказывать,  когда  они  совершают
ошибки, - он тяжело закашлялся. - Ничего другого русские  не
понимают.  Только кнут и пряник. И казаки ничего другого  не
поймут.
     - Вы не можете говорить за всех казаков, - сказал Махно
с  легкой  усмешкой. - Я больше вам не помощник.  Я  передам
весь наш разговор людям, которых я представляю, и спрошу их,
не уйдут ли они со мной.
     Он повернулся, чтобы идти.
     Внезапно Стальной Царь принял примирительный тон:
      -  Нелепо,  Махно! Мы с вами сражаемся за  одно  дело.
Отправляйте  своих  пленных  в Харьков,  куда  угодно,  если
e.b(b%. А вы что думаете, миссис Перссон?
      -  Я думаю, это показало бы правительству, что казакам
не  чуждо милосердие, что они вовсе не негодяи и не сброд  и
что они справедливы. Это было бы доброе дело.
      Казалось,  она  имела  на него  значительное  влияние,
потому что он кивнул в знак согласия.
      Махно казался не вполне довольным, но он явно думал  о
безопасности  Пильняка и остальных. Он  глубоко  вздохнул  и
наклонил голову.
      -  Я беру на себя ответственность за военнопленных,  -
сказал он.
     Уходя вместе с Махно, Пильняк крикнул через плечо:
     - Желаю вам счастья с вашим новым господином, Бастэйбл!
     Я знал одно: если я и верен кому-либо, то только миссис
Перссон. Я доверял ей.
     Когда Махно исчез, Джугашвили начал смеяться.
      -  Что  за нелепый детский театр! Что за спор о  жизни
нескольких москалей!
      Миссис  Перссон и я обменялись взглядами. Тем временем
Гарри  Бирчингтон в точности копировал смех Стального  Царя.
Ни тот ни другой не имели никакого чувства юмора.
      -  Верно, что японцы почти разбиты? - спросил я миссис
Перссон.
     - Разумеется, - ответила она. - Уничтожение их - вопрос
нескольких дней. Они уже начали переговоры о перемирии.
      -  Тогда  все эти люди обречены, - сказал я. -  Казаки
никак  не  смогут  оказать сопротивление  всему  российскому
флоту.
     Бирчингтон меня услышал.
      - В этом вы заблуждаетесь, старина, - заметил он. -  В
этом вы очень сильно заблуждаетесь.
     Если я не ошибаюсь, миссис Перссон вздохнула.

                           Глава 6

                        Тайное оружие

     Когда позднее предводители казаков возвратились к своим
людям, Стальной Царь предложил нам всем подняться на верхний
этаж  и  приступить к ужину. У меня еще не было  возможности
поговорить с миссис Перссон наедине, поскольку все это время
меня осаждал Бирчингтон, желая обрисовать мне картину своего
спасения при нападении на Рисири. Его пригласили (как он это
сформулировал)  в  Харьков, поскольку  он  совершил  ошибку,
признавшись  в том, что он - инженер, а русским  были  нужны
инженеры на харьковской железной дороге. Вскоре после  этого
мой  Нервогрыз  уже  находился в поезде, на  который  напали
бунтовщики.   Повстанцы  притащили  его  к   Джугашвили,   и
революционер заключил его в свои объятия.
     - У него настоящий размах, старина. Не то что у дураков
в  Лондоне и Шанхае, не хотевших дать мне шанса. Мне  только
всего и нужно было, что немного доверия и немного финансовой
поддержки.  Они  бы  не  поверили, какие  открытия  я  здесь
сделал.  Грандиозные идеи! Значительные идеи! Идеи, старина,
*.b.`k% потрясут мир!
     Я заметил, что меня клонит в сон.
       -   Стальной   Царь,  дорогуша,  дал   мне   огромные
возможности. Я создаю для него вещи, которые окажут решающее
воздействие  на  победу  революции.  И  тогда  у  нас  будет
настоящий социализм. Все будет отлично функционировать,  как
хорошо  смазанная  машина.  Каждый  будет  чувствовать  себя
вольготно,  как винтик в налаженном механизме.  Они  увидят,
они  оценят. И для всего этого ему потребовался  всего  лишь
один  Бирчингтон.  Я - ключевой фактор, старик.  Я  войду  в
историю. Так говорит Джугашвили.
      Мы  пошли  наверх за Стальным Царем.  Он  взял  миссис
Перссон  под  руку и двинулся тяжелым шагом, как  будто  был
пьян.
      -  Я  не  знал,  что  вы друзья, - сказал  Джугашвили,
повернувшись  ко мне. - Надеюсь, вы поможете  Бирчингтону  в
его работе.
      -  Разумеется, - бросила миссис Перссон. - Не так  ли,
мистер Бастэйбл?
     - Конечно.
      Я  попытался  сделать  так,  чтобы  голос  мой  звучал
воодушевленно,   но   перспектива   провести   в    обществе
Бирчингтона еще хотя бы пять минут сразила меня наповал.
      Помещение было чрезвычайно холодным. Здесь был  накрыт
только  один  длинный стол. Нам предлагали вкусить  здоровой
украинской  пищи,  включая  горшок  с  красным  борщом   для
каждого.  Джугашвили  занял место  во  главе  стола.  Миссис
Перссон уселась справа от него, а Бирчингтон - слева. Я  сел
рядом  с  миссис Перссон. Несколько минут спустя  в  комнату
вошел Махно. Было слишком заметно, что он явился неохотно. С
ним  был  еще один человек, и этого человека я тоже знал.  Я
уже  начинал  задаваться вопросом, не миссис ли Перссон  все
это отрежиссировала.
      Тем  другим человеком был Демпси, о котором я  слышал,
что  он погиб по дороге в японский лагерь для военнопленных.
Он  был бледен и худ и выглядел больным. Возможно, наркотики
отравили его уже безнадежно. Увидев меня, он выдавил  кривую
улыбку и покачнулся в мою сторону, хотя он не был пьян:
      -  Привет,  Бастэйбл. Как чудно снова видеть  знакомые
лица. Вы явились для участия в последней битве?
     - Что?
     - Армагеддон, Бастэйбл. Разве не вы называли это так?
     Стальной Царь разразился своим странноватым смехом.
      -  Чушь! Вы преувеличиваете, капитан Демпси. Профессор
Марек  заверяет нас, что сегодня все это намного безопаснее.
В конце концов, вы принимаете участие в нашем эксперименте.
     Демпси уселся и уставился в свой горшок с борщом. Он не
предпринимал  ни  малейших попыток есть.  Нестор  Махно  сел
напротив  него. Он смотрел на меня удивленно. Вероятно,  его
поразила  та легкость и готовность, с которой я  перешел  на
противоположную сторону.
      -  Собрание старых лагерников? - вопросил он. - Знаете
ли  вы,  товарищ  Джугашвили, что четверо из  присутствующих
были пленниками японцев?
      - Я слышал, - Стальной Царь открыл маленькую дверцу на
своем  шлеме,  и  показался рот, испещренный  шрамами  после
оспы.
      Теперь  я охотно верил слухам о том, что он носил  эту
страшную  маску из тщеславия. Он начал медленно и  осторожно
отправлять еду в рот. Потом посмотрел на Махно:
     - Вы отправили пленных в Харьков?
     - Не лично. Они уже в дороге.
      -  Вероятно, в комфортабельном железнодорожном вагоне,
выстланном шелками.
      -  Их  транспортируют в битком набитых теплушках,  где
раньше  возили  скот,  -  Махно  знал,  что  Стальной   Царь
потешается над ним. Он погладил свои тщательно подстриженные
усики и устремил взгляд в тарелку.
      -  Для  такого изощренного тактика вы чертовски нежная
мимоза,  -  продолжал Джугашвили. - Я почти готов  поверить,
товарищ,  что  когда-нибудь это станет слабым  звеном  наших
предприятий.
      -  Мы  сражаемся против центрального правительства,  -
упрямо сказал Махно. - Мы не "за" вас сражаемся, товарищ.  И
это  я  уже имел честь объяснять вам, коротко и ясно,  когда
вывел наши корабли на поле боя.
      -  Вы  вывели свои корабли, потому что знали, что  без
меня недостаточно сильны. Ваши смехотворные воззрения насчет
"чести"   и   прочего  абсолютно  неприменимы  в   настоящий
исторический момент.
      - Наши воззрения никогда не могут быть неприменимы,  -
возразил  Махно. - Мы отказываемся признавать  хладнокровные
убийства.  Если мы должны убивать, то только лишь защищаясь.
Мы  и  дальше будем называть вещи своими именами и не станем
подменять их псевдонаучными терминами.
       -   Людям   нравятся  такие  термины.   Они   придают
уверенность,  - сказала миссис Перссон саркастически,  точно
говорила со старым другом.
       Я  задумался,  хорошо  ли  знает  она  Махно.  Вполне
возможно,  что  он был одним из ее коллег. В анархисте  было
что-то  непривычное и странное. Хотя логика его политических
взглядов  была  для  меня чересчур сложной,  впечатляла  его
твердость  в  том, что касалось основных принципов.  Сколько
идеалистов  с  легкостью забывали свои  идеалы,  как  только
замечали,  что  те  могут  стать причиной  их  политического
поражения.   Махно  сохранял  самообладание   и,   как   мне
показалось,   почти   сознательно   противопоставлял    себя
Джугашвили,  который строил свой авторитет  на  доктринах  и
маске.
     Джугашвили не прекращал провоцировать Махно.
       -   Ваш   род   индивидуализма  -  это   преступление
самовлюбленной личности против общества, - сказал он.  -  И,
что  еще  хуже,  он  будет  побежден.  А  какая  польза   от
революции, которая развалилась?
     Махно поднялся из-за стола.
      -  Здесь  невозможно ужинать, - сказал он,  поклонился
остальным и извинился. - Я возвращаюсь на мой корабль.
      В глазах Стального Царя вспыхнула искра торжества, как
!c$b.  он сознательно инсценировал отступление Махно и долго
принуждал того к уходу.
      Махно  вопросительно взглянул на Демпси, но тот слегка
качнул головой и потянулся за водкой.
      Анархист  вышел.  Джугашвили, казалось,  улыбался  под
своей маской.
      Демпси  нахмурил  лоб, когда Махно уходил,  Бирчингтон
начал  трепаться о "рациональном социализме" или о чем-то  в
том  же роде, еще больше нагнетая атмосферу, которая  и  без
того была мрачной.
       Несколько   секунд  спустя  мы  услышали  пистолетные
выстрелы.  С  лестницы  донеслись шаги,  затем  Махно  вновь
ворвался  в комнату. На левой руке кровоточила огнестрельная
рана,  в  правой  он  держал револьвер. Он  направил  его  в
сторону Джугашвили, однако не угрожая ему.
      - Ну что, убить? Можете поглядеть, двое из ваших людей
застрелены.  Я  знаю ваши штучки, Джугашвили,  -  он  сделал
паузу  и  сунул  разряженный револьвер в кобуру.  -  Сегодня
ночью черные корабли уходят.
     Он вышел.
      Джугашвили привстал со своего места, в коптящем  свете
масляных  ламп  создавалось впечатление, будто металлическая
маска  постоянно  меняет выражение лица. В  холодных  глазах
застыла страстная ненависть.
      -  Нам  он  не  нужен. Он сражался за  наше  дело  как
посторонний.  Теперь на нашей стороне Наука.  Я  намереваюсь
завтра представить первое изобретение Бирчингтона.
     Бирчингтон выглядел так, будто его застали врасплох.
      -  Ну,  шеф, вы, вероятно, обнаружите, что оно еще  не
совсем...
     - Завтра утром оно будет готово, - заявил "шеф". Демпси
начал  проявлять интерес к ходу разговора, хотя он почти  не
двигался  с  тех  пор,  как Махно  появился  и  сделал  свое
заявление. Уна Перссон теперь задумчиво переводила  глаза  с
одного на другого. Джугашвили подошел к двери и крикнул вниз
по лестнице:
      -  Доставьте сюда профессора! Миссис Перссон и Демпси,
кажется,  оба  знали,  что должно  сейчас  произойти,  но  я
совершенно растерялся.
      Джугашвили  ждал у двери, пока не показался  маленький
седоволосый человечек с круглым пенсне на носу. Он  выглядел
почти  таким  же  нездоровым, как  Демпси.  Кожа  лица  была
изъедена  язвами,  а  глаза слезились  так  ужасно,  что  он
постоянно промокал их красным носовым платком.
      -  Профессор  Марек. Капитана Демпси  вы  уже  знаете,
мистера  Бирчингтона тоже. Вы знакомы с  миссис  Перссон?  С
капитаном Бастэйблом?
     Профессор мутно поглядел в нашу сторону и махнул в знак
приветствия носовым платком.
       -  Ваши  бомбы  готовы,  не  так  ли?  И  изобретение
Бирчингтона тоже, - Джугашвили поковылял к своему  месту.  -
Садитесь, профессор. Выпейте водки, она хорошая. Польская.
     Профессор Марек потер щеку носовым платком. У меня было
такое впечатление, будто его кожа слезала клочьями.
      -  Что это за бомбы? - спросил я профессора, больше из
вежливости, чем из каких-либо иных побуждений.
      - Те же самые, которые я сбросил на Хиросиму, - сказал
Демпси с внезапной силой. - Это верно, профессор?
      -  Бомбы, которые развязали войну? - удивленно спросил
я.
      -  Одна  бомба, - Демпси поднял палец. Миссис  Перссон
ласково положила ладонь ему на плечо. - Одна бомба.  Не  так
ли, миссис Перссон?
     - Вы не должны...
      - Это был только лишь эксперимент, - заметил профессор
Марек. - Мы не могли предвидеть...
      Внезапно  меня охватила та же дрожь, тот  же  страшный
отзвук  узнавания, который я уже однажды пережил в  обществе
Демпси.  У  меня  было  чувство, что  я  смотрю  в  зеркало,
искажающее мой собственный образ. Слабым голосом  я  спросил
профессора:
      -  Что  это  за бомба была, которую вы изготовили  для
Хиросимы?
      Марек шмыгнул носом и вытер глаза. Он сказал почти как
о какой-то обыденности:
     - Атомная бомба, разумеется.

                           Глава 7

                    Механический человек

      Несколько часов