ела на дядю.
     - Он... ушел, - удивленно прошептала она.
     - Вижу, деточка. Значит, наша миссия закончена. Разве ты не рада?
     - Наверное, рада.
     На самом деле Элистэ чувствовала себя расстроенной, почти безутешной.
Когда несколько часов назад она составляла  план  спасения  Дрефа,  ей  не
хватило воображения предвидеть такой финал - исчезновение Дрефа из деревни
и из ее жизни.
     - Дядюшка, вы думаете, с ним все будет в порядке?
     - Он изобретательный паренек. Будем надеяться на лучшее.
     - Да? Ну что ж... Вот и все...
     - И отлично. А теперь, чтобы отметить успех  нашего  предприятия,  не
согласишься ли ты зайти ко мне в гости на стаканчик сидра? Заодно поиграли
бы в "Голубую кошечку".
     - Не сегодня, дядюшка. Уже очень поздно, я  ужасно  устала,  и  лучше
вернуться к себе, пока не обнаружили моего отсутствия. Обещаю -  в  другой
раз.
     - Ну, тебе виднее, милочка. Ты действительно выглядишь усталой,  и  к
тому же какая-то грустная. Ты не заболела?
     - Нет. Со мной все в порядке. Дядя, спасибо вам за  то,  что  помогли
мне сегодня ночью. Вы были просто великолепны.
     -  Я  получил  огромное  удовольствие,   деточка.   Это   вышло   так
увлекательно! Если тебе  еще  понадобится  помощь  в  каких-нибудь  тайных
проделках, можешь смело обращаться к своему дядюшке Кинцу!



                                    4

     Исчезновение Дрефа произвело настоящую сенсацию. Еще  никогда  никому
из серфов не удавалось скрыться из владений Дерривалей. Ни один беглец  не
оставался на свободе более недели. Чаще всего они возвращались добровольно
- сломленные, сдавшиеся и не без  оснований  страшившиеся  гнева  сеньора.
Самых упрямых привозили на повозках крепко связанными, да и то  им,  можно
сказать,  повезло,  потому  что  менее  удачливых  тащили  на  привязи  за
лошадьми, а то и волокли по земле. Четыре года  назад  маркиз  купил  стаю
псов, обладавших поистине невероятным, вселявшим ужас чутьем. С тех пор до
минувшей ночи ни один из серфов не пытался  бежать.  Разумеется,  у  Дрефа
сын-Цино были все основания  рискнуть,  да  и  предприимчивость  его  всем
известна. Никто не сомневался, что собакам  придется  изрядно  поработать.
Среди слуг нашлись и такие,  кто  заключал  пари  -  сколько  Дреф  сумеет
продержаться на свободе.  Самый  оптимистичный  прогноз  давал  ему  целую
неделю. А так как сын-Цино пользовался всеобщим уважением, то  меньше  чем
на три дня тоже никто не ставил.
     Ставки резко повысились, когда стало известно, что собаки взяли след,
но на Большой Королевской дороге его потеряли. Естественнее всего было  бы
предположить, что беглец воспользовался колесным транспортом, однако каким
образом ему это удалось, оставалось загадкой. Никто из местных крестьян не
подвез бы его на своей  телеге.  Карета  какого-нибудь  сеньора  не  могла
подобрать жалкого серфа. Оставался лишь  шерринский  дилижанс,  но  в  нем
полагалось платить за проезд. А у Дрефа, только что выбравшегося из плена,
наверняка не было при себе денег, да и по дороге раздобыть их  негде.  Вот
почему исчезновение беглеца на Большой Королевской дороге показалось  всем
чудом.  Крестьяне  восхищались  Дрефом  все  больше.  Шли  дни,  а  беглец
оставался на свободе. У серфов зародилась надежда, многие шептались о том,
что прежде казалось невообразимым: вдруг  Дрефу  сын-Цино  удастся  вообще
избежать погони и он навсегда останется свободным! Вот  из  таких  историй
рождались легенды.
     Единственным человеком, не разделявшим всеобщего энтузиазма, был  сам
маркиз во Дерриваль. Вне себя от  ярости,  сеньор  обратил  свой  гнев  на
ближайшего и самого очевидного виновника - Борло сын-Бюни, которому велели
охранять преступника до утра. Борло  вызвали  к  маркизу,  с  пристрастием
допросили, но тупоумный кузнец  рассказывал  какие-то  невероятные  байки.
Якобы гигантские волки с  огненными  глазами  напали  на  него,  заставили
покинуть  пост,  и  он  едва  сумел  унести  ноги.  Это  было  неслыханно!
Во-первых, волки никогда не спускались в долину - разве что зимой, когда в
горах им нечем питаться; во-вторых, подобного  вида  волков  во  владениях
Дерривалей  никогда  не  видывали;   в-третьих,   волки,   как   известно,
сторонились людей и предпочитали не показываться им на глаза. Несмотря  на
все эти очевидные факты, Борло упрямо цеплялся за свою  идиотскую  версию,
тем самым навлекая подозрение на самого себя: то ли он  лжет,  то  ли  всю
ночь пропьянствовал, то ли сошел с ума.  Однако  многократные  допросы  со
всей очевидностью показали, что кузнец и в самом деле верит в  подлинность
своего рассказа. Убежав с поста, он разбудил кучера, спавшего  в  каретном
сарае, и позвал его на подмогу. Кучер, человек разумный,  никаких  волков,
естественно, не увидел, однако сам этот  факт  уже  служил  подтверждением
тому, что кузнец истово верил в свои бредни. Той  же  ночью,  вооружившись
пистолетом кучера, Борло обшарил все окрестности и, не  обнаружив  никаких
волков,  вернулся  на  свой  пост.  Кузнец  никогда  не  отличался  особой
сообразительностью, поэтому ему и в голову не пришло проверить,  на  месте
ли узник, и исчезновение Дрефа сын-Цино обнаружили лишь утром.
     Кем бы нерадивый часовой ни являлся -  лжецом,  безумцем  или  просто
пьяницей, - расплаты ему было не миновать.  Маркиз  решил  собственноручно
покарать виновного, и наконец в кои-то веки Борло сын-Бюни  испробовал  на
собственной шкуре полдюжины быстрых  ударов  хлыстом  для  верховой  езды.
Итак, виновного наказали, но маркиз по-прежнему исходил яростью.  День  за
днем поисковые отряды прочесывали окрестности. На  много  миль  вокруг,  в
каждой деревне развесили объявления  с  описанием  внешности  беглеца.  За
содействие в его поимке  была  обещана  даже  небольшая  награда.  Но  все
безрезультатно. Никто не видел Дрефа сын-Цино даже мельком,  он  бесследно
исчез.
     Одновременно с ним  исчезла  его  сестра  -  во  всяком  случае,  так
полагали вначале. Наутро после смерти Зена сын-Сюбо и бегства Дрефа Элистэ
обнаружила, что в ее спальне непривычно тихо.  Почему-то  никто  не  завел
музыкальную шкатулку, чьи мелодии всегда  будили  ее  по  утрам,  рядом  с
кроватью не оказалось обычного кубка с охлажденным фруктовым соком,  никто
не приготовил для барышни одежду, а Принца во Пуха не накормили.  Это  уже
переходило все границы! Нахмурившись, Элистэ  направилась  к  чулану,  где
обычно спала  Стелли,  и  властно  постучала  в  дверь.  Когда  ответа  не
последовало, она распахнула дверь и увидела,  что  внутри  пусто.  Скудные
пожитки Стелли исчезли. Не на шутку рассердившись,  Элистэ  изо  всех  сил
дернула шнур звонка. Через несколько минут  явилась  одна  из  служанок  и
помогла молодой госпоже одеться. Элистэ спросила, где Стелли, и  услышала,
что кто-то видел, как горничная на рассвете с мешком за плечами уходила из
замка.
     Неужто девчонка исследовала примеру своего брата? Элистэ не  хотелось
привлекать внимание маркиза к этому событию,  поэтому  она  предпочла  для
начала расспросить слуг. Через несколько часов выяснилось, что рано  утром
Стелли дочь-Цино вернулась в  дом  своего  отца.  Итак,  эта  бестолковая,
безответственная девка попросту ушла,  не  сказав  ни  слова,  не  получив
разрешения, не подумав о том, какое неудобство доставляет  своей  госпоже!
Неужто она предпочитает сидеть сиднем в своей лачуге, нежели  прислуживать
в замке благородной госпоже? Ну что ж, тем  лучше.  Ничего  не  стоило  бы
притащить негодную в замок, но пусть лучше остается там, где есть. Если ей
нравится трудиться в поле, стирая себе руки до крови и ломая спину, -  так
ей и надо. Глупая девчонка не понимала собственного блага,  ей  всегда  не
хватало мозгов. Кроме того, добровольный уход  служанки  сам  собой  решал
проблему - проще будет взять новую горничную.
     Еще несколько  дней  назад  Элистэ  присмотрела  для  себя  маленькую
молочницу Кэрт, а потому немедленно вызвала девочку для беседы. Собственно
говоря, не такую уж и девочку - Кэрт исполнилось пятнадцать лет. Она  была
здоровой и рослой, но круглое веснушчатое лицо, вздернутый носик и большие
голубые глаза придавали ей какой-то детский вид. Очень кстати оказалось  и
то, что Кэрт отличалась стройностью и фигурой напоминала Элистэ, - значит,
ее можно будет использовать  для  примерки  новых  платьев.  Волосы  Кэрт,
заплетенные в косу и аккуратно уложенные кольцом, имели медовый оттенок  и
тоже напоминали волосы Элистэ. А главное, Кэрт вела себя совсем иначе, чем
Стелли. Она была почтительна и в то же время проворна, легко  двигалась  и
обладала нежным голосом, а голубые глаза взирали на дочь маркиза с явным и
неприкрытым обожанием. Новая кандидатка так понравилась  барышне,  что  та
немедленно взяла ее на службу.
     Вскоре  выяснилось,  что  Элистэ  достался  сущий  клад.  Потрясенная
внезапным взлетом из  коровника  в  господский  замок,  Кэрт  готова  была
разбиться в лепешку, лишь бы стать лучшей из горничных на  свете.  Правда,
девушке на хватало опыта, она не сразу  научилась  обращаться  со  всякими
застежками, кружевами и оборками, не умела отличить  утреннего  платья  от
вечернего. Но зато она  славилась  трудолюбием,  покладистым  нравом,  все
схватывала на лету и,  что  еще  важнее,  очень  хотела  учиться.  У  Кэрт
обнаружился хороший вкус  во  всем,  что  касалось  цвета  и  линии.  Опта
бесподобно умела укладывать  длинные  локоны  своей  госпожи  неподражаемо
замысловатым нимбов кроме того, выяснилось,  что  она  прекрасно  ладит  с
капризным Принцем во Пухом.
     До отъезда оставалось совсем мало времени, а многие вещи еще не  были
упакованы. Кэрт с рвением взялась за работу и за три дня проделала больше,
чем Стелли за предыдущие три недели. Никогда  еще  багаж  не  упаковывался
столь  искусно.  Девушка  обращалась  с  вещами  Элистэ  чуть  ли   не   с
благоговением, каждый предмет оборачивала салфеткой, прежде чем уложить  в
сундук. К концу недели груды платьев с кресел и подоконников исчезли. Все,
что нужно, было починено и вычищено. В сундуках и коробках,  расставленных
в спальне, лежали аккуратно  сложенные  пакеты,  причем  каждый  перевязан
бечевкой особого цвета, согласно  системе,  придуманной  новой  горничной;
между пакетами  разложены  мешочки  с  ароматическими  травами;  тщательно
начищенные драгоценности распределены по бархатным коробочкам;  флаконы  с
духами, хрустальные пузырьки, баночки с пудрой, ручные  зеркала  и  прочие
хрупкие вещи оказались в специальном отделении, устланном соломой.  Работа
была выполнена превосходно и закончена до срока  Горничная  трудилась  так
самозабвенно, а общество ее оказалось таким  приятным,  что  Элистэ  очень
скоро забыла о том, как раздражала ее Стелли дочь-Цино.
     Все это время Элистэ очень внимательно  прислушивалась  к  тому,  что
люди говорили о Дрефе сын-Цино. Сначала она была уверена, что  его  вскоре
схватят, однако шли дни, а ничего  подобного  не  происходило.  Постепенно
тревога Элистэ ослабела. К счастью, никому не пришло в голову  сопоставить
дурацкие сказки Борло сын-Бюни о волках с  волшебными  фокусами,  которыми
славился дядюшка Кинц. Кинц во Дерриваль слыл человеком не от  мира  сего,
существом абсолютно безобидным и, кроме того, бывал в замке  столь  редко,
что даже родственники временами забывали о его существовании. Да и с какой
стати Кинцу во Дерривалю вмешиваться в  правосудие  маркиза?  Причастность
Элистэ  к  побегу  так  и  осталась  недоказанной,  хотя   у   маркиза   и
закрадывались подозрения на этот счет. Он допрашивал дочь всего один  раз,
но зато довольно долго. Целых полтора часа  она  сидела  в  его  кабинете,
словно пригвожденная к стулу, а отец терзал ее вопросами. Элистэ  отвечала
без запинки, как ни в чем не бывало, однако молилась про себя, чтобы маска
благородной девицы помогла  ей  скрыть  тошнотворный  страх,  от  которого
внутри все сжималось. Она чувствовала, что отец не очень-то верит  ей,  но
признания у нее вырвать не удалось, доказательств же никаких  не  было.  В
конце концов маркиз неохотно  смирился  со  своим  поражением  и  позволил
дочери удалиться. С облегчением она поспешила в свои покои, ликуя в  душе,
что теперь бояться нечего.
     Прошла еще неделя, и  вот  настал  день  отъезда.  Это  было  большое
событие для всего замка. Съехались родственники - всякие кузины и  кузены,
а также  парочка  теток,  засидевшихся  в  девичестве.  У  главного  входа
собрались все слуги. Там, на  посыпанной  белым  гравием  дорожке,  стояла
карета, которой предстояло доставить дочь маркиза в Шеррин.  Это  была  не
самая роскошная из карет сеньора во Дерриваля, но тем не  менее  выглядела
она вполне представительно: сияющие, покрытые свежим  лаком  дверцы,  алая
обивка, полированная медь, а на самом видном месте - герб  Дерривалей.  На
крыше  кареты  были  аккуратно  сложены   сундуки   и   коробки,   надежно
прикрученные веревками. Кучер сидел впереди, держа в руках  алые  вожжи  и
кнут; четверка гнедых  лошадей  нетерпеливо  перебирала  копытами.  Вскоре
лошади устанут и прыти у них поубавится - дорога предстояла трудная. Рядом
с кучером восседал здоровенный лакей, наряженный в темно-зеленую ливрею  и
соответствующим образом вооруженный.
     Прощание было официальным и особой сердечностью не отличалось. Элистэ
не очень-то любила свою эгоистичную, надменную мать, да и та относилась  к
дочери прохладно. Тетки и кузены с кузинами были и  вовсе  чужими.  Слуги,
при всей своей обходительности,  казались  Элистэ  полным  ничтожеством  -
впрочем,  ничем  большим  им  стать  и  не   позволяли.   С   единственным
родственником, которого Элистэ действительно любила, - дядюшкой Кинцем она
уже попрощалась, а второй из близких ей людей навсегда ушел из  ее  жизни.
Но оставался  еще  отец,  который  ради  соблюдения  приличий  намеревался
проявить родительскую сердечность. После нудного, но, к счастью, короткого
сеанса последних  советов  и  наставлений  маркиз  помог  дочери  сойти  с
парадной лестницы, подсадил ее в карету и, едва касаясь губами,  поцеловал
в обе щеки. От его прикосновения у Элистэ по телу  пробежали  мурашки.  Ей
вдруг представилось,  как  ее  наманикюренные  розовые  коготки  до  крови
расцарапывают это красивое бесчувственное лицо.  Откуда  такая  ненависть,
почему? Элистэ внутренне передернулась от отвращения. Даже  ради  спасения
собственной жизни она не смогла бы заставить себя поцеловать отца в ответ.
Растянув губы в подобающей случаю  улыбке,  дочь  присела  перед  отцом  в
реверансе и скрылась в карете. За ней последовала Кэрт, которая несла  под
мышкой  Принца  во  Пуха.  В  другой  руке  горничная  держала  корзину  с
провизией, напитками, играми, головоломками, письменными принадлежностями,
карандашами для рисования, вышивкой,  книгами,  стихами  и  массой  прочих
подобных вещей, которые должны были помочь  ее  госпоже  скоротать  долгое
путешествие. Один из лакеев  убрал  лесенку  и  захлопнул  дверцу  кареты.
Последние прощания, лес машущих платочков - и  вот  щелкнул  кнут  кучера,
карета покачнулась, заскрипели рессоры и лошади  рысью  помчались  вперед.
Завизжав от восторга. Принц во Пух вырвался из  рук  Кэрт  и  запрыгал  по
сиденьям, проворный и непредсказуемый, как  отрикошетившая  пуля.  Наконец
возбуждение собачки улеглось, она прыгнула хозяйке на  колени,  устроилась
поудобнее и высунула в  окошко  свою  шелковистую  белую  головку.  Элистэ
последовала примеру щенка. Родственники и слуги все еще стояли на месте  и
махали вслед, однако родители, как  заметила  Элистэ,  уже  скрылись.  Она
махнула на прощанье один раз, потом откинулась  на  сиденье  и  больше  не
оглядывалась.
     Сначала ей казалось, что поездка в Шеррин будет очень интересной. Еще
бы - теперь она взрослая и путешествует сама по себе, впервые в  жизни.  В
ее распоряжении одна из лучших карет  семейства  Дерривалей;  у  нее  есть
собственные деньги, которые она может тратить  как  ей  заблагорассудится;
вместо гувернантки - горничная, и никто уже не посмеет сказать, что  можно
делать, а чего нельзя. Новое ощущение свободы опьяняло, и  девушка  решила
немедленно  ею  воспользоваться.  Она  сделала  то,  на  что  никогда   не
осмелилась  бы  в  присутствии  родителей  или  учителей  -  устроилась  с
комфортом. Несмотря на раннее утро,  было  уже  жарко.  Не  успела  карета
докатиться до конца подъездной аллеи, где красовались каменные  колонны  с
львиными головами, а Элистэ уже стянула с рук белые кружевные  перчатки  и
сняла  пышную  шляпку.  Затем  она  скинула   тесный,   облегающий   жакет
серо-голубого дорожного костюма, расстегнула  белое  плотное  жабо,  сняла
серьги,  тяжелые  браслеты  и  сбросила  козловые  башмачки.   В   течение
нескольких  последующих  часов,  пока  они  не  остановятся  на   обед   в
какой-нибудь гостинице, вероятнее всего, в городке Граммант, никто,  кроме
горничной, не увидит ее, а Кэрт вряд ли осудит свою госпожу.  Она  и  сама
устроилась поудобнее, одетая в просторную блузу, легкую юбку и сандалии.
     Колеса громыхали по каменистой дороге, поднимавшейся в гору к деревне
Дерриваль. Пейзаж был знакомым, даже скучным, однако Элистэ, прощавшаяся с
родными местами, оглядывалась по сторонам с новым интересом. Она  поневоле
обратила  внимание  на  то,  как  убого   выглядят   владения   ее   отца.
Покривившиеся лачуги  крестьян,  казалось,  вот-вот  развалятся,  изгороди
покосились и почернели от  времени,  повсюду  валялся  мусор,  отбросы,  в
которых преспокойно рылись крысы. Тут же, рядом, возились  со  скучными  и
вытянутыми от недоедания личиками ребятишки. "Неужели эти скоты  не  могут
убрать за собой собственный мусор?"  -  подумала  Элистэ.  А  потом  вдруг
неожиданно у нее появилась новая мысль: "А какой им смысл  убирать  мусор,
если они живут в таких трущобах?  Хороший  сеньор  оплатил  бы  ремонт  их
домов". Однако мысли такого рода утомляли и расстраивали - думать об  этом
не хотелось, не ее это дело.
     Проехав маленькую деревню за считанные  минуты,  карета  свернула  на
узкий  проселок,  ведущий  к  Большой   Королевской   дороге.   Элистэ   с
удовольствием разглядывала плавный ландшафт, которым славилась  ее  родная
провинция Фабек. Склоны довольно высоких холмов с закругленными вершинами,
не взирая на жару, все еще радовали глаз яркой  зеленью.  Ни  одна  другая
область во всем Вонаре не могла похвастаться такими живописными лугами или
столь богатым черноземом. Во всем королевстве не найти было  других  таких
садов - обширных и благоуханных. Они простирались  на  целые  мили,  а  из
произраставших там сочных плодов делали знаменитый фабекский  сидр  и  еще
более прославленное  яблочное  бренди.  Кэрт  широко  раскрытыми  глазами,
совершенно покоренная, тоже взирала на пейзаж.  Картина  и  в  самом  деле
впечатляла, но не до такой же степени. Тут Элистэ с улыбкой вспомнила, что
Кэрт никогда прежде не бывала дальше деревни Дерриваль. Если малютке  даже
эти луга кажутся столь восхитительным зрелищем, что же с ней будет,  когда
она увидит Шеррин?
     Через час карета  достигла  Большой  Королевской  дороги  -  широкого
мощеного тракта, похожего на неторопливую пыльную реку. Дорога петляла  по
всему Фабеку,  по  селам  и  деревням,  через  древние  сонные  городки  -
Граммант, Фловин,  Беронд,  и  вела  на  юг,  к  холму  Ниэй,  за  которым
начиналась провинция Совань - огромная равнина, сплошь состоявшая из  озер
и пашен. У южной границы Совани, на берегах реки Вир, раскинулась  столица
королевства - огромный город Шеррин.
     Через несколько часов путешествие перестало казаться Элистэ таким  уж
волнующим. Принц во Пух тоже утратил интерес к  огромному  зеленому  миру,
который в прежней жизни ему удавалось видеть очень редко. Песик  свернулся
клубком на кожаной подушке и уснул. Его хозяйка  достала  томик  стихов  и
начала читать, не обращая внимания на тряску.  Лиш