дь. Ты никуда не пойдешь...
     - Нет, пойду! Пойду! Я ничего не могу с собой поделать.  Если  ты  не
хочешь, тогда я одна!
     - Нет, я не могу позволить тебе...
     - Будь мне настоящим другом,  кузина,  пойдем.  А  нет,  так  прощай!
Любовь побеждает  все!  -  Не  дожидаясь  ответа,  Аврелия  повернулась  и
бросилась к двери, взмахнув дешевой коричневой  накидкой.  Она  исчезла  в
мгновение ока, на лестнице послышался быстрый стук ее шагов.
     Элистэ застыла в нерешительности. Вероятно, следует позвонить слугам,
чтобы они перехватили потерявшую голову беглянку, прежде чем она  унесется
за сто футов от  дома.  Но  это  означало  поставить  Аврелию  в  неловкое
положение, что, возможно, кончится наказанием бедняжки, которая доверилась
своей кузине. Это было бы предательством. Может, в конце концов, и  правда
лучше сопроводить этого ребенка? Тогда она сможет предостеречь  порывистую
и неопытную девочку от  опрометчивых  поступков,  наблюдать  за  развитием
ситуации, в которой заложена гибельная опасность,  кроме  того,  она  сама
сможет наконец  выбраться  из  дома.  При  этой  мысли  ее  интерес  начал
разгораться.
     - Никому ничего не говори, -  велела  Элистэ  растерявшейся  Кэрт  и,
завернувшись в коричневую накидку, поспешила вслед за своей кузиной.
     Она догнала Аврелию в нескольких ярдах от дома. Девушка шла медленно,
явно стараясь держаться подальше от дверей и сохраняя постоянную дистанцию
с преследуемым. Впереди спокойно  шествовал  ни  о  чем  не  подозревавший
Байель. Почувствовав на плече легкое прикосновение, Аврелия вздрогнула  и,
резко повернувшись, узнала  кузину.  Чувство  облегчения  нашло  выход  во
взрыве визгливого хохота. Довольная собой, она прямо скорчилась от  смеха,
и Элистэ терпеливо выжидала, пока она успокоится. Наконец Аврелия пришла в
себя и сказала:
     - Кузина, я знала, что ты меня не бросишь. Ах, я  так  рада,  что  ты
пришла... Я ничего не соображаю... мне кажется, я сейчас  умру...  чувства
захлестывают меня...
     - Вижу. Хорошо, Аврелия, я здесь, хотя  и  не  одобряю  всего  этого.
Теперь соберись с  мыслями  и  решай,  что  будешь  делать  дальше.  -  За
благоразумным  поведением  Элистэ  скрывала   свое   собственное   шальное
возбуждение, неуместное желание вторить хихиканью кузины. Она чувствовала,
что ее рот вот-вот растянется в улыбке,  поэтому  твердо  и  строго  сжала
губы. В конце концов она ведь дуэнья.
     - Я не знаю. - Аврелия задыхалась от волнения, лицо ее раскраснелось.
- Я еще не решила. Жду, что меня осенит. О, я сейчас что-нибудь  придумаю,
а пока давай просто пойдем за ним, только  посмотрим  на  него.  Он  такой
замечательный!
     - Ну, тогда давай смотреть скорее. Видишь, он садится в фиакр, мы  же
не станем пешком следовать за ним, так что,  боюсь,  на  этом  конец  всей
затее. Тебе придется вернуться домой.
     - Ах, нет! Нет! Уже? Не может быть! -  Расширенными  глазами  Аврелия
смотрела, как ее возлюбленный  поднимается  в  экипаж,  запряженный  одной
лошадью. Дверца захлопнулась, и фиакр покатил по улице.
     - Ну, милая, - начала Элистэ, - он уехал, и боюсь, что...
     - Нет! - С невероятным воплем отчаяния Аврелия выскочила на  середину
улицы и бешено замахала рукой. Элистэ, немало удивившись, подбежала к ней.
Тут же подъехал второй фиакр, привлеченный яростными сигналами девушки.
     - Ты понимаешь,  что  делаешь?  Это  обычный,  грязный,  общественный
экипаж! Мы не можем ехать в нем! - воскликнула Элистэ.
     - Нет, можем! У меня есть деньги! - Аврелия уже прыгнула внутрь. - За
ним! За ним! Не дайте ему скрыться! Но чтобы не было заметно! - наставляла
она кучера, указывая на удалявшуюся карету.
     Видимо, сообразив, он кивнул головой. Аврелия повернулась к кузине:
     - Ну же! Скорее, кузина, скорее, а то мне придется ехать одной!
     Разумеется, Элистэ не могла позволить этому разгорячившемуся  ребенку
ехать в одиночку - мало ли что может  случиться?  Да  и  в  самой  новизне
приключения было что-то привлекательное. Она забралась в фиакр,  осознала,
что здесь нет лакея и дверцу закрыть некому, и ошеломленно  захлопнула  ее
сама.  Фиакр  двинулся  по  проспекту   Парабо.   Сердясь   и   забавляясь
одновременно, Элистэ откинулась на неудобном сиденье. Аврелия вся подалась
вперед, сжала кулачки, устремив взгляд на карету футах в двухстах впереди,
в которой ехал предмет ее внезапного обожания. Разговаривать с ней было бы
безнадежной затеей, поэтому Элистэ пожала  плечами  и  взглянула  в  окно.
Благодаря заботливым запретам бабушки это был ее первый выход из  дома  за
последний месяц и первый выход без опеки за полгода с  тех  пор,  как  она
вернулась в резиденцию Рувиньяков. Даже беглого взгляда хватило бы,  чтобы
понять, что с тех пор многое переменилось. Когда фиакр свернул с  мощеного
проспекта Парабо, перемены стали еще более разительны  -  их,  собственно,
невозможно было не заметить.
     Признаки  господства  республиканцев  проглядывали  на  каждом  углу.
Повсюду толпилась чернь, в том числе и в приличных кварталах, куда  раньше
простые  люди  не  осмеливались  и  нос  сунуть.  Щеголяя  новообретенными
свободами, они кучками прогуливались в парках и на площадях, располагались
у фонтанов, в аллеях, в садах, толкались  у  входов  в  дорогие  магазины,
гостиницы и даже частные особняки, где раньше  никто  не  потерпел  бы  их
присутствия. Оборванцы шатались по улицам  -  развязные,  сквернословящие,
грубые, а самыми наглыми были те, у кого на шапках  и  куртках  красовался
алый ромб - знак оголтелых сторонников Уисса в'Ал„ра. Ромбы были начертаны
на стенах, колоннах, памятниках и даже на деревьях по всему городу.  Часто
эти символы сопровождались простой, лаконично многозначительной  надписью:
"Экспроприация".   При   виде   этих   многочисленных   надписей    Элистэ
содрогнулась. Проведя многие месяцы в отшельничестве  в  бабушкином  доме,
она все же знала о мстительных чувствах  самых  рьяных  сторонников  Уисса
в'Ал„ра.  Неумолимые  фанатики  чудовищных   крайностей,   они   требовали
возмещения ущерба в виде собственности Возвышенных, их  богатств;  жаждали
их унижения и крови. Неистовые и ненасытные, они прятали свою  жадность  и
ненависть за риторикой самооправдания,  вызывая  отвращение  и  ужас.  Эти
преступники,  именовавшие  себя  "патриотами",  не  чуждались  терроризма,
поджогов, насилия, избиений, даже убийств. Несколько домов  Возвышенных  в
разных частях города были дочиста разграблены, а особняк виконта  во  Сере
сгорел  до   основания.   Уничтожение   экспроприационистами   той   самой
собственности,  которой  они  домогались,  пошло  им  же  во  вред,  зато,
по-видимому,  отвечало  какой-то  их   основной   внутренней   потребности
разрушителей. Их агрессивность являлась угрозой для любого из Возвышенных,
а  закон  служил  слабой  защитой.  Экспроприационисты  с  некоторых   пор
оказались выше закона и  стали  неуязвимее,  чем  когда  бы  то  ни  было,
благодаря мощному Народному Авангарду.
     Народный Авангард - недавно созданное вооруженное формирование, якобы
имеющее  целью  поддержку  административной  политики  Комитета  Народного
Благоденствия при Конституционном Конгрессе, - на самом  деле  представлял
сборище самых убежденных  и  мускулистых  экспров,  преданных  не  столько
Комитету как таковому, сколько его главе,  Уиссу  в'Ал„ру.  Каким  образом
Уиссу удалось осуществить  это  предприятие  при  отсутствии  официального
разрешения и денежных средств, было не вполне ясно даже  членам  Комитета.
Но как бы то ни было, он это  сделал,  и  теперь  "Сосед  Дж."  располагал
военной  мощью,  вовсе  не  соответствовавшей  его  официальному   статусу
депутата Конгресса от Шеррина, - во всяком случае, так  втихомолку  думали
многие из тех, кто теперь уже не осмеливался высказываться вслух.
     И  вот  с  полдесятка  так  называемых  народогвардейцев,  видимо   в
увольнительной, толклись под навесом  безымянного  кабачка.  Их  форма  из
грубой коричневой саржи, мешковатая, нарочито плебейская по  покрою,  была
украшена алыми ленточками и знаком красного  ромба.  При  себе  они  имели
оружие. Когда фиакр поравнялся с ними и  народогвардейцы  заметили  внутри
девушек,  они  начали   свистеть,   подвывать   по-волчьи   и   оценивающе
причмокивать губами. Элистэ  метнула  в  их  сторону  ненавидящий  взгляд,
вздернула подбородок и отвернулась. Аврелия, слегка  подпрыгивая  рядом  с
ней, не  сводила  глаз  с  экипажа  возлюбленного,  вовсе  не  замечая  их
дерзости.
     Два фиакра, связанные невидимой нитью, направлялись к  реке.  Миновав
"Гробницу", они перебрались  через  реку  Вир  по  Винкулийскому  мосту  и
доехали  до  Набережного  рынка,  на  котором  тоже  сказались  изменения,
произошедшие в Вонарском государстве. Рынок, как никогда,  шумел  и  кишел
людьми, однако многие торговые лавки были закрыты ставнями  и  заперты,  а
те, что еще  оставались  открытыми,  не  очень-то  радовали  глаз  обилием
товаров, но и  у  таких  скудных  источников  благ  выстраивались  длинные
очереди. Толпа тоже выглядела  по-иному.  Почти  исчезли  цветные  ливреи,
обозначавшие принадлежность к большим домам, тогда как  раньше  они  сразу
бросались в глаза. Враждебность, издевки,  а  время  от  времени  и  побои
вынудили даже самых преданных слуг отказаться от этих видимых  примет,  по
крайней мере в общественных местах. Точно так же вышла  из  моды  и  явная
принадлежность к аристократии. Здесь, на улицах,  царил  стиль  намеренной
неформальности  -  обдуманная  небрежность  в  одежде,  почти   на   грани
неряшливости, назойливо фамильярная манера, за гранью дерзости, вызывающее
пренебрежение к устаревшим условностям. Все было явно  рассчитано  на  то,
чтобы  дать  выход   новоявленной   гордости   и   независимости   недавно
освобожденных граждан Вонара. Среди простых шерринцев расхаживали  люди  в
военной форме, и их было гораздо  больше,  чем  раньше,  если  не  считать
военного времени. Многие  из  солдат  принадлежали  к  Вонарской  гвардии,
известной своей лояльностью к  Конгрессу,  и  к  ним  в  общем  относились
хорошо.  Не  столь  многочисленные,  но   приметные   своей   экзотической
экипировкой, прогуливались наемные солдаты из Гурбана и Релиша. Были тут и
непопулярные в народе шерринские жандармы, и королевские  гвардейцы,  тоже
оставшиеся лояльными к новому режиму. А среди всего преобладали коричневые
и алые цвета народогвардейцев.
     Элистэ с отвращением смотрела на солдат. Их  было  чересчур  много  -
много мундиров, много оружия, много скрытого устрашения. Она перевела дух,
когда фиакр миновал  Набережный  рынок  и  покатил  по  улицам  к  площади
Великого Государя, а оттуда к улице Черного Братца. Через пару  минут  они
проехали магазин мадам Нимэ.
     - Хоть этот на месте, - заметила вслух Элистэ.  -  Разве  не  приятно
видеть, что есть вещи, которые не меняются?
     Аврелия не обратила внимания на вопрос.  Ее  глаза  по-прежнему  были
прикованы к фиакру впереди, а губы лихорадочно  шептали:  "Куда  он  может
ехать? Ну, куда?"
     Вздохнув, Элистэ прекратила попытки завести разговор.  Проехав  улицу
Черного Братца, они попали в переплетение  переулков,  затем  проследовали
мимо  Королевского  театра.  Вдруг  Аврелия,  схватив  кузину   за   руку,
воскликнула:
     - Новые Аркады! Он наверняка едет в Новые Аркады. О, я умру от этого!
     Элистэ  не  видела  в  том  никакой  необходимости,  но  благоразумно
промолчала. Наконец перед ними нависла двухэтажная громада Аркад, и  фиакр
Байеля  во  Клариво  остановился,  чтобы  высадить  своего   единственного
пассажира.
     - Вон! Вон он! Смотри! Это Байель! Вон! -  ногти  Аврелии  впились  в
руку Элистэ. Поднявшись, чтобы  постучать  в  верх  фиакра,  они  крикнула
кучеру: - Высадите нас у Новых Аркад! Да поспешите! Вы нам все  испортите!
Скорей!
     Кучер повиновался, и Аврелия, бросив ему пригоршню монет,  выпрыгнула
из кареты.
     - Пойдем же, кузина! - торопила она. - Скорее, а то мы его  потеряем!
О Чары, как он красив! - В развевающейся накидке она опрометью  вбежала  в
Новые Аркады.
     Элистэ, подчинившись, последовала  за  ней.  Аркады,  некогда  бывшие
предметом ее восхищения и любопытства, теперь, после долгого пребывания  в
Шеррине, не вызывали у нее никакого интереса; но все же она подметила, что
их благополучно обошли социальные, политические и экономические передряги.
Магазины  выглядели   по-прежнему   богато,   покупатели   -   по-прежнему
процветающими. Смотреть на них было приятно,  хотя  прелесть  новизны  уже
исчезла.
     Едва  взглянув  на  огромный  стеклянный  купол,  магазины,  тележки,
украшенные поддельными  драгоценностями,  разнаряженных  продавцов  ручных
певчих птичек и обезьянок в костюмах, не обратив особого внимания даже  на
жонглеров и акробатов, выделывающих свои  штуки  у  фонтана  в  просторном
атриуме, Элистэ поспешила за кузиной, преследовавшей Байеля во Клариво.
     Юноша явно не имел ни малейшего представления, что кто-то следует  за
ним по пятам. Рассеянная манера, с которой он бродил из лавки  в  лавку  -
время от  времени  задерживаясь,  чтобы  купить  носовой  платок,  палочку
сургуча или пакетик нюхательного табака, - свидетельствовала о том, что он
ни о чем не  подозревает.  Девушки  следовали  на  безопасном  расстоянии:
Элистэ терпеливо, ее кузина - с дрожью волнения. Байель неспешно  прошелся
по нижнему этажу Аркад и наконец вывел их к кофейне на  открытом  воздухе.
Там, за сверкавшими чистотой столиками, под навесом на украшенной флажками
террасе, выходившей на Торговую площадь, сидели  завсегдатаи  кофейни.  За
одним из больших столов  собралась  группа  юношей,  чья  речь,  манеры  и
уверенные энергичные жесты выдавали  в  них  Возвышенных.  Молодой  Байель
присоединился к ним, было видно, что его  ждали.  Пока  Элистэ  и  Аврелия
смотрели, стоя в дверях, юноши заказали кувшин пунша.
     - И что же теперь? - осведомилась Элистэ. - Нет  никакого  приличного
способа добраться до него. В самом деле, Аврелия, думаю,  что  лучше  было
бы...
     - Нет! Не говори так! Я найду способ... я должна! Если бы мне  только
остановить мысли...
     - Думаю, это будет нетрудно.
     - ...то вдохновение пришло бы ко мне само. Пойдем, сядем там, где  мы
сможем его видеть. Может быть, он меня заметит. Я хорошо выгляжу? Прическа
в порядке, я не растрепана? Давай сядем  за  столик  и  закажем  фиалковое
мороженое. Нет, от этого у нас губы станут  лиловыми.  Тогда  он  меня  не
полюбит. Пусть лучше будет розовое.
     - Это смешно. Мы не можем войти в общественную кофейню без спутников.
Нас примут за... Ох, неужели я должна тебе говорить, за кого нас примут?
     - Фи, какая разница! Я не боюсь. Ради любви  я  готова  рискнуть  чем
угодно.
     - Ну, а я не готова. Что, если они откажутся нас обслужить?  Подумай,
какой будет конфуз!
     - Кузина, я предполагала в тебе больше отваги.  Что  ж,  если  ты  не
пойдешь, то нам придется расстаться, потому что я должна  идти  дальше.  Я
просто ничего не могу с собой поделать!
     - Аврелия...
     Но было уже поздно. Пощипав себе напоследок щеки, и без того розовые,
Аврелия решительно двинулась вперед, чтобы занять столик, откуда бы  ничто
не мешало ей созерцать точеный профиль Байеля во Клариво. Элистэ  неохотно
последовала за ней. Проходя через террасу, она ловила на  себе  любопытные
взгляды и понимала, что могут о них подумать. Ее щеки  запылали  румянцем.
Сохраняя достоинство, с высоко поднятой головой она  опустилась  на  стул.
Возвышенные  юноши  за  столом  Байеля  заметили   девушек.   Они   начали
подталкивать друг друга, ухмыляться и  подмигивать  -  в  присутствии  дам
одного с ними сословия такое было бы немыслимо. Без сомнения, они подумали
о  них  самое  худшее.  Элистэ  стало  ужасно  неприятно.  Она  с  упреком
покосилась на свою спутницу. Аврелия же ничего не замечала.  Ее  блестящие
глаза без всякого стеснения были устремлены на Байеля,  казалось,  она  не
осознает, что происходит вокруг. Элистэ удрученно покачала головой.
     Подошел хозяин - неуклюжий высокий человек  в  белом  фартуке,  белой
фуражке и с демонстративно неодобрительным выражением лица. Он взглянул на
девушек, глубоко и сердито вздохнул,  но  прежде  чем  он  начал  что-либо
говорить, Элистэ спокойно заказала две порции розового  мороженого.  Когда
тот услышал  ее  речь,  интонации  Возвышенной  и  уловил  бессознательную
уверенность тона, выражение его лица переменилось. Взгляд его упал на ноги
Элистэ,  обутые  в  дорогие  туфли  и  прозрачные  шелковые  чулки,  потом
перескочил на руку - гладкую, очень белую, в золотых кольцах. Затем хозяин
взглянул  на  Аврелию,  отметив  длинные  голубые  ногти  -  косметическую
вычурность Возвышенных, и взгляд его прояснился. С поклоном он удалился  и
через  несколько  минут  появился  вновь,  неся  две  порции   мороженого,
увенчанного сахарными розами.
     Аврелия ничего этого не видела. Она не сводила глаз с соседнего стола
и машинально разминала ложечкой мороженое. Элистэ наскучило  наблюдать  за
ней, и она стала озираться  вокруг.  Их  столик  находился  подле  кованой
решетки на краю террасы. По ту  сторону  низкой  ограды  Торговую  площадь
заполняли экипажи и пешеходы. Какое-то время  она  развлекалась  тем,  что
разглядывала их. Площадь казалась  необычно  переполненной.  В  центре  ее
какой-то субъект, небритый и неопрятный, с алым ромбом на шапке, взобрался
на бочку, чтобы вещать  оттуда  людям  -  обычное  явление  в  наступившие
времена. Элистэ  от  нечего  делать  принялась  разглядывать  оратора.  Он
страстно жестикулировал  с  искаженным  гневом  лицом  и,  видимо,  громко
кричал, но она не могла разобрать ни одного слова. Тема  его  выступления,
какой бы она ни была, вероятно, представляла интерес,  потому  что  вокруг
быстро  собралась  внимающая  толпа  внушительных  размеров.  Элистэ   еще
некоторое время наблюдала за ним, но потом ей это наскучило. Шли минуты, а
Аврелия все молчала, видимо, ожидая, когда ее осенит.
     - Ну что ты так откровенно смотришь на него? Ты  же  выставляешь  нас
обеих на посмешище, - наконец не выдержала Элистэ.
     - Я думаю... думаю, что мне надо послать ему записку,  -  мечтательно
прошептала Аврелия. - Настоящее любовное письмецо, да! Я напишу  ему,  что
девица благородного происхождения, чьи злосчастные обстоятельства  требуют
соблюдения полной анонимности, нуждается  в  его  помощи  по  делу  крайне
неотложному и деликатному. Поскольку ситуация таит в себе страшную угрозу,
она полагается на его отвагу не менее, чем на его умение хранить  секреты.
И предложу  тайную  встречу.  Это  возбудит  его  интерес,  правда?  Налет
таинственности всегда действует безотказно.
     - Нет! Ни в коем случае! - воскликнула Элистэ.
     - Нет? Ты думаешь, что записка должна быть составлена в более сильных
выражениях? Поменьше страхов,  побольше  прямых  излияний  нежных  чувств?
Может быть, ты права. Тогда я просто напишу, что  давно  восхищаюсь  им  и
безумно хочу познакомиться. - Она щелкнула  пальцами,  увидев  проходящего
мимо официанта. - Принесите мне сейчас же бумагу, перо и чернила.
     - Нет, глупая девчонка, не надо!
     - Кузина, зачем ты говоришь мне такие обидные слова?
     - Ты их заслуживаешь, потому что окончательно потеряла рассудок! Я не
позволю тебе унижаться.
     - Я не унижаюсь, я люблю! Это сильнее меня, и  я  ничего  не  могу  с
собой поделать.
     - Твое безумие зашло слишком далеко. Мы сейчас же едем домой.
     - Не поеду! Не поеду!
     - Поедешь, или я все расскажу бабушке.
     - Это черное предательство, а я-то думала, что ты мне друг!
     - Доедай мороженое, и едем.
     - Не знала я, что ты можешь быть такой злой. Наверное, ты  завидуешь.
Да, ты... ты завидуешь моей любви, потому что сама уже старая и одинокая!
     - Ах ты... дерзкая дрянь... безмозглый ребенок...
     На Тор