а  бы  острый
каблучок в ногу слишком настойчивого ухажера, однако здесь, в  королевском
дворце, да еще по отношению к брату его  величества,  такой  поступок  был
вряд ли уместен.
     Музыка положила конец ее затруднению.  На  сей  раз  оркестр  заиграл
старомодный медленный триерж. Герцог Феронтский взял Элистэ  и  за  другую
руку - сквозь перчатку она ощутила  жар  его  тела.  Свирепо  взглянув  на
наглеца, она попробовала сопротивляться, но потом неохотно последовала  за
герцогом.
     - Ну вот, так-то лучше, - одобрил он.
     -  Для  кого  лучше,  ваше  высочество?  -  Элистэ  уже  совладала  с
выражением лица, и теперь на нем читалось легкое презрение. -  Ваша  шутка
меня совсем не забавляет.
     - Я редко шучу.
     - Тем хуже для вас. Впрочем, мне нет до этого никакого дела.
     - Вам будет до этого дело, когда мы познакомимся поближе.
     - Я не собираюсь знакомиться с вами поближе.
     - Тем лучше.  Большинство  женщин  стремятся  стать  единственными  и
незаменимыми, а для этого стараются залезть мужчине в душу. Когда же такая
особа не встречает взаимности, то чувствует себя уязвленной. Очень приятно
иметь дело с дамой, которая готова обойтись без этих скучных игр.
     - Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, ваше высочество.
     - Вот как? А мне показалось, что вы  отличаетесь  сообразительностью.
Хотя с таким личиком, как ваше, это не имеет никакого значения.
     - Кажется, ваше высочество пытается за мной ухаживать? - с  насмешкой
спросила Элистэ.
     - У меня нет времени на пустые галантности. Придется вам обойтись без
них.
     - Возможно, я услышу их от кого-нибудь другого.
     - Не рассчитывайте на это.
     - Не слишком ли вы в себе уверены, ваше высочество?
     - У меня есть на то все основания. Посмотрим, как обстоят  дела.  Вас
здесь никто не знает, у вас нет влиятельных родственников, вы приехали  из
какой-то  глуши,  а  я  -  герцог  Феронтский.  Вы  молоды,  но  наверняка
честолюбивы, иначе не появились бы при дворе. Таковы  исходные  данные,  а
вывод самоочевиден. - Герцог слегка пожал плечами. - Это бесспорно.
     - Бесспорно то, что ваш грубый цинизм еще отвратительнее,  чем  столь
наглое предположение.
     Бабушка наверняка содрогнулась бы от ужаса,  услышав  эти  слова,  но
Элистэ уже позабыла об этикете.
     Однако  на  герцога  ее  восклицание  не   произвело   ни   малейшего
впечатления. Он лишь заметил:
     - Я вижу, вас оскорбляет  моя  манера  выражаться.  Ничего,  придется
привыкнуть.
     - Придется? Я правильно вас расслышала?
     - Не знаю, эти придворные обезьяны так  расшумелись.  Знаете  что?  В
конце галереи есть тихая комнатка, там нам никто не помешает. Идемте туда,
и я вам все объясню. Ну же!
     Элистэ изумленно воззрилась на герцога.
     - Что ж, если хотите, сначала дотанцуем триерж, - милостиво  разрешил
он, сделав вид, что не понимает ее замешательства.
     - Дотанцуете без меня!
     Яростным движением Элистэ высвободилась из его рук и быстро  зашагала
прочь, не обращая внимания на взгляды любопытствующих.  Если  этот  наглец
посмеет задержать ее, она непременно наступит ему на ногу  -  и  будь  что
будет. Однако герцог Феронтский не стал преследовать беглянку. Если бы она
оглянулась, то увидела, что он смотрит ей вслед с повышенным интересом.
     Очевидно,  внимание,  оказанное  новоиспеченной  фрейлине   герцогом,
означало, что испытание пройдено успешно, ибо теперь от кавалеров не  было
отбоя. Элистэ больше не томилась у стены в компании бабушки; череда танцев
так закружила ее, что она уже не помнила, где осталась Цераленн. За  вечер
она сменила, пожалуй, не меньшее количество партнеров, чем сама  королева.
Каждый придворный кавалер - вне зависимости от возраста - во что бы то  ни
стало хотел разглядеть новую фрейлину Чести  вблизи.  Партнеров  было  так
много, что Элистэ не смогла запомнить все лица и имена.  Однако  некоторые
произвели на нее особое впечатление. Маркиз во Ль„ в'Ольяр - тот самый,  с
полным лицом и тучной фигурой - оказался скучным и вялым собеседником.  Он
все время говорил о своем поместье, о новом особняке, о каретах,  лошадях,
яхте и коллекции монет. Правда, выглядел  он  вполне  безобидно.  Поэтому,
когда маркиз предложил покатать Элистэ по садам  Авиллака  в  своем  новом
роскошном фаэтоне, она не стала сразу отказываться. Граф Рувель-Незуар  во
Лиллеван, чьи черные кудри, сияющие  синие  глаза  и  безупречный  профиль
составили ему славу первого красавца  королевского  двора,  в  отличие  от
толстяка был  стремителен  и  блестящ.  Он  считался  талантливым  поэтом,
написал множество трогательных сонетов, чувствительных пасторалей и томных
мадригалов. Граф казался идеальным кандидатом для  романтической  истории,
но у него был один существенный недостаток. Несмотря на  знатное  имя,  во
Лиллеван не имел ни бикена за  душой.  За  его  роскошные  наряды  платили
кредиторы. Граф по уши залез в долги, и расплатиться  с  ними  он  мог  бы
разве что с помощью приданого.
     Благородный Векин в'Иссеруа,  третий  сын  герцога  Лесиньского,  был
красноречив, энергичен и восторжен. Щуплый, маленького роста,  но  кипящий
энергией, с крошечными черными глазками,  неистово  горящими  на  курносом
широком  лице,   уродливость   которого   лишь   подчеркивали   украшенные
драгоценными камнями зубы - последнее веяние моды. Это зрелище  показалось
Элистэ   малопривлекательным,   зато   Векин    оказался    очаровательным
собеседником: он легко перескакивал с предмета на  предмет,  но  неизменно
возвращался к своей излюбленной теме - Чарам. Векин в'Иссеруа был  уверен,
что унаследовал от своих предков магический дар. Трудно было  судить,  так
ли это на самом деле - молодой  человек  слишком  самозабвенно  предавался
придворной жизни и скачкам, и вряд ли у него имелась  возможность  изучить
древнее искусство с тем же тщанием, с каким это делал  всю  жизнь  дядюшка
Кинц.  Уловив  скептический  взгляд  партнерши,  кавалер   пообещал,   что
продемонстрирует ей свое  мастерство,  причем  сегодня  же.  Когда  Вскину
наконец удалось разжечь любопытство Элистэ, он вдруг раскланялся и исчез.
     Возвышенный Стацци во Крев, стройный и элегантный  кавалер,  танцевал
лучше всех прочих. Остроумный виконт во Ренаш, почти не уступавший по  уму
самому Дрефу сын-Цино, осыпал Элистэ ослепительными комплиментами. Кавалер
во Фурно, прославленный забияка  и  дуэлянт,  оказался  заикой  с  нежным,
девичьим лицом. Рыжеволосый, веснушчатый барон Пленьер  в'Оренн  буквально
сыпал  рискованными  шутками,  по-мальчишески  радуясь  ошеломлению  своей
партнерши.
     Все  кавалеры  проявили  к  новой  фрейлине  максимальное   внимание.
Возможно, это объяснялось не столько достоинствами Элистэ,  сколько  духом
соперничества, но девушка была не  склонна  анализировать  причины  своего
успеха. Празднество постепенно растекалось по дворцу, от  аудиенц-залы  на
балконы, в галереи, а также в  Лебединый  зал,  где  были  накрыты  столы.
Элистэ неизменно  окружала  толпа  ухажеров.  Она  пила  шампанское  с  во
Лиллеваном, лакомилась крылышками  ортоланов  с  в'Оренном,  беззастенчиво
флиртовала с во Ренашем.
     Затем она вновь вернулась в аудиенц-залу, чтобы кружиться в танце  со
все новыми и новыми партнерами. Поодаль она заметила Цераленн во Рувиньяк,
изящно танцевавшую гавот в паре с кавалером  во  Мереем.  Издали  Цераленн
походила на  молоденькую  девушку,  наряженную  в  допотопное  маскарадное
платье, а во Мерей был полон достоинства и элегантности,  как  и  подобало
живой легенде. Смотреть на эту  пару  было  сплошным  удовольствием,  жаль
только, что Элистэ  совсем  не  располагала  временем.  Ведь  надо  успеть
поболтать и с во Кревом, и с во Фурно, и с во  Ль„  в'Ольяром  и  прочими.
Однако,  несмотря  на  всю  свою  занятость,  она  постоянно   чувствовала
присутствие герцога Феронтского. Он не выпускал  ее  из  поля  зрения,  не
сводил с нее своих пронзительных темных  глаз.  Два  раза  герцог  пытался
приблизиться к Элистэ,  но  она  успевала  упорхнуть,  приняв  приглашение
очередного партнера.  После  второй  неудачной  попытки  Феронт  несколько
отдалился и наблюдал за гордячкой на  расстоянии.  На  время  Элистэ  даже
забыла о нем, но тут глаза ее встретились с испепеляющим взором  мадам  во
Бельсандр, и это враждебное отношение впервые напомнило  девушке,  что  за
исключением королевы ни одна из придворных дам за все время к ней так и не
подошла. Женщины явно ее бойкотировали.
     Это было неприятно, но Элистэ не стала утруждать себя  беспокойством.
В конце концов, что она могла тут  поделать?  К  тому  же,  полученное  от
бабушки воспитание запрещало ей предаваться  сомнениям.  Элистэ  танцевала
без устали, зная, что за ней  наблюдает  весь  двор  -  по  крайней  мере,
сегодня ночью. С очаровательной улыбкой она обменивалась  любезностями  со
своими партнерами и не замечала, как летит время.  Перед  самой  полуночью
наступило  некоторое  затишье,  и  было  объявлено,  что  Векин  в'Иссеруа
развлечет собравшихся сеансом Чар, который  состоится  в  Лебедином  зале.
Вспомнив о недавнем разговоре, Элистэ улыбнулась.
     Насладиться зрелищем пожелали многие, в том числе  король,  королева,
герцог  Феронтский,  а  также  большинство  влиятельнейших  придворных.  В
Лебедином зале уже ждал Векин в'Иссеруа, стоявший возле  накрытого  стола.
Когда зрители собрались и молодой человек  удостоверился,  что  среди  них
находится Элистэ, он произнес небольшую речь. Векин явно обладал  талантом
актера и не стал утомлять слушателей болтовней. Краткое  выступление  было
рассчитано так, чтобы возбудить любопытство слушателей,  затем  воцарилась
леденящая  кровь  тишина.  Через   полминуты   Векин   забормотал   что-то
неразборчивое, зажмурил глаза, наморщил губы и замахал руками.  Бормотание
его все убыстрялось, лоб покрылся испариной, движения делались все  резче,
грудь тяжело вздымалась - и наконец, уста исторгли мистический стон. В тот
же миг свечи в канделябрах начали гаснуть. Через несколько секунд  пятьсот
пылающих огней превратились  в  крошечные  точки,  похожие  на  отдаленные
звезды. Лишь светильники на стене, находившиеся позади  стола,  продолжали
пылать так же ярко, и на этом ярком фоне силуэт  Векина  смотрелся  весьма
импозантно.  В  зале  поднялся  восхищенный  гул,  лишь  Элистэ   осталась
безучастной. Возможно, этот спектакль заинтересовал  бы  ее  куда  больше,
если бы она не наблюдала  множество  раз,  как  дядюшка  Кинц  проделывает
подобные фокусы, да еще без всякой помпы. По сравнению  с  дядюшкой  Векин
в'Иссеруа казался жалким фигляром.
     Уставившись взглядом в поверхность  стола,  Векин  прорычал  какую-то
неразборчивую команду.  Сначала  ничего  не  изменилось,  а  потом,  среди
сияющего серебра и хрусталя, начала оживать еда  на  блюдах.  Повскакивали
поджаренные молочные поросята с  золотистой  корочкой,  веточками  зелени,
разбрасывая зажатые в  зубах  печеные  яблоки.  Затем  со  стола  поднялся
жареный фазан, развернул пышный хвост и попробовал взлететь.  Его  примеру
последовали  многочисленные  безголовые  птицы:   они   захлопали   своими
обжаренными  крылышками,  а  тем  временем  верхушка  гигантского   пирога
откинулась, выпустив на волю целую  стаю  запеченных  перепелов.  Заливные
угри начали извиваться, копченый лосось приподнялся на хвосте, а  огромный
вареный омар загрохотал своим алым панцирем. Во  все  стороны  разбежались
фрукты и овощи, похожие на теннисные мячи. Посреди  стола,  на  украшенном
цветами пьедестале, возвышалась ледяная скульптура, изображавшая  сфинкса.
Ледяное чудовище раскрыло свои прекрасные глаза, расправило  перья,  после
чего  вся  ожившая  снедь  склонилась  перед  королем  Дунуласом.   Монарх
заулыбался, весьма довольный спектаклем. Королева Лаллазай,  вне  себя  от
восторга, захлопала в ладоши, а придворные восхищенно заахали.
     Еще мгновение провизия казалась живой, а  затем  видение  рассеялось.
Воздух заколыхался, очертания предметов окутались  туманом,  и  все  блюда
вернулись  в  свое  прежнее  состояние.  Свечи  засияли  вновь,  спектакль
окончился.   Зрители   разразились   восторженными   аплодисментами.   Под
одобрительные крики сам король сказал чародею несколько  милостивых  слов.
Векин выслушал похвалу с самым скромным видом, лишь  глаза  его  светились
торжеством.
     Элистэ тоже улыбнулась и  вежливо  похлопала,  внутренне  недоумевая:
неужели  это  все?  Представление,  безусловно,  получилось  занятным,  но
довольно заурядным. Финал же и вовсе выглядел  неуклюже.  По  сравнению  с
чудесами  Кинца  во  Дерриваля  трюки  Векина  в'Иссеруа  казались  жалким
дилетантством. Однако никто из присутствующих, похоже, так не думал.  Лица
сияли  подлинным  восхищением.  Может  быть,  эти  люди  просто  проявляют
вежливость? Или же они в самом деле не понимают  разницы  между  салонными
фокусами и настоящими  Чарами?  Элистэ,  с  детства  привыкшая  к  чудесам
истинного мастера, считала их  чем-то  само  собой  разумеющимся.  Обычные
фокусы милого и эксцентричного дядюшки Кинца - естественное  свидетельство
искусства, секретом которого владеют только  Возвышенные.  Спасение  Дрефа
впервые продемонстрировало ей, каким могуществом обладает ее  родственник.
А королевские придворные пришли в  неописуемый  восторг  от  незатейливого
спектакля, который у дядюшки Кинца наверняка вызвал бы неудержимую зевоту.
     Сам же Векин ничуть не сомневался в своем триумфе. Пробравшись сквозь
толпу, он подошел к Элистэ; лицо его сияло самодовольством. Она поздравила
молодого человека,  сказала  ему  несколько  комплиментов,  изо  всех  сил
пытаясь изобразить восхищение, чего он от нее и ожидал. Попытка удалась  -
мужчины и в самом  деле  не  умеют  различать  притворство.  Так  говорила
бабушка, и правоту ее слов подтверждал собственный опыт Элистэ.
     Возомнив, что победа у него в руках,  Векин  теперь  не  отставал  от
девушки ни на шаг.  Впрочем,  поклонников  было  много,  и  Элистэ  весьма
искусно поощряла каждого из них  -  за  исключением  герцога  Феронтского.
Разговор перескакивал с предмета на предмет: от политики к  искусству,  от
искусства к охоте, от охоты к последним светским  сплетням.  Стремительная
смена тем временами сбивала Элистэ с толку, и она предпочитала  полагаться
не на слова, а на взгляды и улыбки, которые никогда ее не подводили. Самые
увлекательные беседы всегда таковы, что потом невозможно вспомнить, о чем,
собственно, шла речь. Однако кое-что важное Элистэ все же из этой болтовни
почерпнула. Позднее она никак не могла вспомнить, от кого именно  услышала
это. Когда бал закончился и Элистэ  следовала  за  напудренным  лакеем  по
зеркальным переходам дворца, направляясь в покои фрейлин Чести  (туда  уже
перенесли ее багаж), мысли девушки были заняты только услышанной новостью.
Почему-то весть о  том,  что  последняя  книга  Шорви  Нирьена  "Обещание"
запрещена, а ее автор объявлен вне закона, не  давала  ей  покоя.  Нирьен,
конечно,  давно  напрашивался  на  подобные  меры.  Он  требовал  отменить
привилегии Возвышенных, преобразовать  юридическую  систему,  обнародовать
Хартию Прав Человека, да  еще  воссоздать  старинный  Совет  Ста,  который
ограничивал бы власть короля. На сей раз.  Однако,  дело  не  сводилось  к
запрету бредовой писанины полоумного  адвокатишки.  Нирьен  сумел  собрать
вокруг себя  немалое  количество  преданных  сторонников,  так  называемых
нирьенистов,  разглагольствования  которых  могли   оказать   влияние   на
умонастроения народа. Самое время было заткнуть  рот  главному  краснобаю,
вот почему момент для ареста Нирьена казался подходящим. Элистэ стало жаль
мыслителя, ибо кара  обещала  быть  суровой.  Заточения  в  "Гробницу"  не
пожелаешь и  своему  худшему  врагу.  Однако  делать  нечего:  ради  блага
государства Шорви Нирьен должен исчезнуть. Наказание,  возможно,  являлось
слишком суровым, но общественная безопасность требовала чрезвычайных мер.


     В скромной, выходящей окнами на  Университетскую  площадь  квартирке,
расположенной в богемном квартале Шеррина, получившем  название  Крысиного
города, метался человек. Он поспешно бросал одежду, всякие мелочи,  книги,
бумаги в маленький сундук, стоявший на  полу.  Вскоре  в  сундуке  уже  не
осталось места, и закрыть крышку оказалось  невозможно.  Тогда  мужчина  с
бледным, но решительным лицом начал выкидывать  одежду,  чтобы  разместить
внутри как можно больше книг. Как раз в это время  в  дверь  постучали,  и
человек замер на месте; на его затравленном лице застыла неподвижная маска
- огнем горели одни лишь глаза.
     - Шорви, это я, Дакель, - прошептал знакомый голос.
     Шорви Нирьен открыл дверь и впустил в  комнату  высокого,  плечистого
молодого человека с круглым лицом,  мальчишескую  свежесть  которого  лишь
подчеркивали топорщившиеся рыжие усики.  Сам  Нирьен  выглядел  совершенно
иначе: среднего возраста,  невысокий,  узкоплечий,  сутулый,  с  седеющими
каштановыми волосами и подвижным заурядным лицом аскета. Он легко  мог  бы
затеряться в толпе, если б не выразительность и блеск умных карих глаз.
     - Эдикт издан, - объявил Дакель. - Вас  должны  арестовать.  Они  уже
идут сюда.
     - Понятно. Испытываю сильное искушение  остаться  и  поприветствовать
их.
     - Если вы это сделаете, то сведете на нет усилия всех ваших друзей, а
это будет обидно. Пойдемте, сударь. Внизу ждет  возница  с  повозкой,  вас
отвезут в Восьмой округ, где приготовлено надежное убежище. Кто-нибудь  из
ребят сообщит мадам, вашей супруге, где вы находитесь. Сундук  я  захвачу,
не беспокойтесь. А теперь нужно немедленно уходить.
     - Кому принадлежит это убежище? - спросил  Нирьен,  не  двинувшись  с
места.
     - Кузине Эфа Фуве. Кажется, ее зовут мадам Иру.
     - А мадам Иру знает, чем она рискует, давая приют беглецу?
     - Она ничем не рискует, если не попадется.
     - Это пустые слова, друг мой.
     - Идемте, ни о чем не беспокойтесь. Не сомневаюсь,  что  кузина  Фуве
идет на риск с радостью, как и все мы. Но если вы будете медлить, то  лишь
увеличите долю этого риска.
     - Мне отвратительна мысль о том, что придется  бежать  и  скрываться.
Ладно, Дакель, ничего не говорите. Иду. Дайте только  помогу  вам  закрыть
сундук.
     Вместе они  захлопнули  крышку,  и  молодой  Дакель  с  поразительной
легкостью вскинул на плечо тяжелую ношу. Шорви Нирьен в сотый раз проверил
содержимое карманов своего просторного летнего  камзола.  Убедившись,  что
неоконченная рукопись его  последнего  сочинения  на  месте,  он  довольно
кивнул. Они сбежали с четвертого этажа вниз, проскользнули мимо  дремлющей
консьержки и выскочили на улицу, где ждала повозка.
     Увидев кучера, Нирьен остановился - этого человека он не знал. Совсем
молодой парень, долговязый и длиннорукий.
     - Это новенький, его зовут  Бек,  -  пояснил  Дакель.  -  Он  -  само
хладнокровие, вот увидите.
     Нирьен лишь кивнул в ответ, как бы приберегая  суждение  на  будущее.
Дакель закрепил сундук сзади, они быстро уселись в повозку и  Бек  щелкнул
кнутом.  Лошади  помчались  по  Сидровой  аллее.  Всего  один  раз  Нирьен
оглянулся назад и увидел, что как раз в этот момент  из-за  угла  появился
отряд жандармов. Заметив отъезжающую повозку, полицейские пустились бежать
вдогонку. Нирьен толкнул своего спутника локтем в бок, Дакель  приложил  к
губам два пальца  и  пронзительно  свистнул.  Сидровая  аллея  моментально
ожила:  на  мостовую  со  всех  сторон   высыпали   нирьенисты,   студенты
университета. Поднялась суматоха, крики, но  неизвестно  откуда  взявшийся
молодой предводитель в седом парике  с  преогромными  бакенбардами  в  два
счета навел порядок. Студенты выстроились в  шеренгу,  перегородив  аллею.
Жандармы бросились на них, крик перешел в рев, но шеренга выстояла.
     Бек вовсю  нахлестывал  лошадей.  Повозка  прогрохотала  по