абыть о том случае. В ушах  до  сих  пор  звучала  визгливая  брань
попрошайки. Ее угрозы - тогда они  казались  пустым  звуком  -  постепенно
обрели под собой почву. "Братство до тебя доберется... Лишай своих в обиду
не  даст..."  Карга   хотела   сказать,   что   Нищее   братство,   хорошо
организованная лига шерринских нищих, отомстит за ущерб, причиненный лицу,
которое в нем состоит. Но в конце концов Карга первой накинулась  на  нее,
Элистэ только защищалась. С тех пор она не нарушила ни одного  их  закона,
никому не перебежала дороги. Она чуяла, что нищие вот уже  несколько  дней
внимательно приглядываются к ней, но никакого вреда от них пока  не  было.
Может, этот Лишай, что бы он собою ни представлял, сочтет ее безобидной  и
оставит в покое?
     Вскоре, однако, Элистэ пришлось убедиться, что это не так.
     Вечер только начинался, становилось холодно, но Элистэ это  почти  не
пугало.  У  нее  выдался  удачный  денек,  она  "роскошно"   поужинала   -
пропитанный жиром хлеб  и  целая  миска  капустной  похлебки,  к  тому  же
остались еще деньги, чтобы оплатить место на нарах в "Радушии  и  тепле  у
Воника". Ночлежка Воника, где начисто отсутствовали обещанные  в  названии
блага, все же предпочтительней улицы, и Элистэ была рада провести ночь под
тряпьем и крышей над головой. Погруженная в свои мысли, она не заметила ни
блеска  глаз,  пристально  следящих  за  ней,  ни  перебегающих   в   тени
преследователей. Она ни о чем не подозревала и уж  меньше  всего  ожидала,
что сзади ее вдруг обхватит чья-то рука. Не успела девушка и пикнуть,  как
ей зажали ладонью рот, оторвали от земли и поволокли  в  темный  переулок.
Нападение произошло на сравнительно оживленной улице  Водокачки,  но  либо
осталось незамеченным, либо никто не захотел вмешиваться.
     Все ясно - ее,  конечно,  изнасилуют  и  убьют.  И  то  и  другое  не
редкость, но чтобы это выпало именно ей - в такое она никогда  не  верила.
Сколько времени пробродила она по самым гнусным трущобам - и ничего такого
с ней не случалось; видно, теперь удача отвернулась от нее.
     Элистэ сопротивлялась изо всех сил - лягалась, изворачивалась, лупила
кулаками, но оказалась бессильна против железной хватки. В  переулке  было
темно, однако она  понята,  что  нападающих  двое:  здоровенные  мужики  в
лохмотьях, от них исходила крепкая застоялая вонь профессиональных  нищих.
Тут же ей на голову набросили мешок, крепко затянули завязки на  шее.  Она
перестала видеть и начала задыхаться. Грязная мешковина липла  к  лицу,  в
ноздри лезла мучная пыль. Ей сжали  руки  с  обеих  сторон,  подхватили  и
быстро потащили какими-то  кривыми  закоулками  со  множеством  поворотов,
Сперва она молчала, но затем, упершись, набрала в легкие пыльного  воздуха
и закричала. Невидимые  пальцы  мгновенно  засунули  складку  мешка  в  ее
разинутый рот. Элистэ подавилась, задохнулась, начала вырываться.
     - Тихо, не то руку сломаю, - приказал грубый голос, и резкая  боль  в
запястье подтвердила, что это не пустая угроза.
     Сопротивляться не имело смысла. Она покорилась, и ее потащили дальше,
по каким-то аллеям, закоулкам, все время сворачивая в разные стороны,  так
что она вконец запуталась. Элистэ не могла понять,  почему  они  идут  так
долго. Нет чтобы сделать то, что хотят, и разом со всем покончить. Похоже,
она попала к ним в лапы отнюдь не случайно; значит, дела обстоят еще хуже.
На глаза у нее навернулись слезы, но Элистэ взяла себя в руки:  эти  скоты
не узнают, как она их боится. В лохмотьях, грязи и нищете  она  все  равно
оставалась Возвышенной.
     Они поднялись на крыльцо и через ворчливо скрипнувшую дверь  вошли  в
какой-то дом. Какой именно, она  не  могла  догадаться,  ибо  ощущения  ей
ничего не подсказывали. Вверх по застланной  ковром  лестнице.  Ступенька,
вторая, еще одни двери, затем  ее  втолкнули  внутрь,  отпустили  и  сняли
мешок. Элистэ огляделась. От удивления у нее перехватило дыхание,  на  миг
она даже забыла про страх.
     Воздух в помещении был теплый и очень влажный, а сама комната  тонула
в полумраке: свет давала только кучка углей в камине. Но Элистэ  научилась
видеть в темноте и сразу узнала характерный стиль городского дома из  тех,
что украшали проспект Парабо. Судя по тому, как быстро ее сюда  доставили,
она все еще находилась в Восьмом  округе,  средоточии  шерринских  трущоб.
Однако комната, где она  сейчас  стояла,  выглядела  типичной  библиотекой
Возвышенного  кавалера  -  чистая,  с  роскошными  коврами  и  портьерами,
отделанным мрамором камином, она была обставлена мебелью красного  дерева;
в камине угли, по стенам - книжные шкафы; залах кожи смешивался  с  резким
ароматом каких-то лекарств. Но центральное место, где  обычно  возвышалось
бюро с  письменными  принадлежностями,  занимала  огромная  медная  ванна,
имевшая форму башмака с квадратным носом и высоким задником, а  в  ней  по
грудь в воде сидел человек. То был  мужчина  неопределенного  возраста,  с
белыми волосами и совершенно гладким лицом, такой тучный,  что  его  плоть
свисала  валиками  и  складками  через  края  ванны.  Кожа  у  него   была
примечательная: нежная  и  снежно-белая,  как  чистое  сало,  но  усеянная
сероватыми пятнами со средней величины монету, которые  по  виду  и  цвету
напоминали  плесень.  Во  многих  местах  эти  пятна  полопались,  обнажив
сочащиеся сукровицей  язвочки.  Поперек  ванны  лежала  доска,  а  на  ней
колокольчик и открытая книга, которую  увлечение  читал  сидящий  в  ванне
альбинос. Он не оторвался от книги даже тогда, когда в  комнату  втолкнули
Элистэ; необычайно острое зрение, судя по всему, позволяло ему  обходиться
почти без света. Наконец он заложил страницу, не спеша отодвинул  книгу  и
взглянул на  вошедших.  Глаза  у  него  были  неестественно  прозрачные  и
розовые, почти красные, а ресницы - белесые, еле заметные.  Мужчина  подал
знак, и похитители вышли, прикрыв за собой дверь. Затем он принялся  долго
и внимательно разглядывать Элистэ. Она ответила ему таким  же  пристальным
взглядом, и тень улыбки тронула его губы.
     - Так вот она какая, наша маленькая грызунья, - сказал он наконец.  -
Подойди ближе.
     Он выловил из воды губку и осторожно прижал  к  открытой  язвочке  на
бледном плече. Темный ручеек побежал вниз по телу; в  полумраке  казалось,
что это кровь. Запах лекарств усилился.
     Элистэ постаралась не выказать отвращения. Точно так же она скрыла  и
удивление, услышав его голос - красивый, глубокий, мелодичный,  отнюдь  не
соответствующий внешности. Еще поразительней было то, что его произношение
и интонации напомнили людей ее круга. Он говорил, как Возвышенный.  Подняв
голову, она приблизилась к ванне на несколько шагов.
     - Ты знаешь, кто я? - спросил он.
     Тут  у  нее  не  оставалось  и  тени  сомнения.  Доходившие  до   нее
разноречивые слухи и непонятные намеки сейчас обрели плоть и кровь.
     - Вы,  должно  быть.  Лишай,  -  ответила  она,  памятуя  о  северном
выговоре.
     - А, деревенская девчонка! Каким ветром занесло тебя к нам из  твоего
родного Фабека, милочка?
     - Привезли горничной при госпоже, - пробормотала  Элистэ.  -  Госпожи
уже нет, забрали в "Гробницу". Пришили ее, я так думаю.
     - А ты, разумеется,  оказалась  совсем  одна  в  Шеррине,  никого  не
знаешь, лишилась и места, и средств. Так?
     - Ваша правда, господин.
     - Печально, но сейчас такие истории  в  порядке  вещей.  Стало  быть,
пришлось тебе вскоре просить подаяния?
     - Ага, господин, пошла с протянутой рукой.
     - И небезуспешно, как я понимаю. А скажи-ка, милочка,  как  Прикажешь
тебя называть?
     - Карт, господин.
     - Что ж, при нынешнем раскладе сей псевдоним сойдет  не  хуже  любого
другого.
     Элистэ сделала вид, то не поняла мудреного слова.
     - А знаешь ли ты, малышка Карт, почему тебя сюда привели?
     - Потому как я схлестнулась с одной из ваших и наставила ей  синяков.
- Увиливать не имело смысла. -  Но,  истинное  слово,  мастер  Лишай,  она
первая начала. Я, право, не хотела ее так отослать.
     - Не хотела? Прискорбно слышать, я-то думал, что ты  умеешь  за  себя
постоять. Впрочем, это неважно, внешность Карги Плесси Значения не  имеет.
Небольшое уродство даже поможет ей выручать сверх обычного. В этом  смысле
ты оказала услугу как ей, так и мне. Могла бы оказать и большую, вырвав ей
глаз, однако бессмысленно горевать об упущенных возможностях.  Ты  знаешь,
почему Плесси набросилась на тебя?
     - Ну, она, кажись, говорила, что я ее монетку  присвоила.  Вроде  как
позарилась на ее кровное. Побиралась  на  ее  участке,  и  все  такое.  Но
клянусь, я вовсе не  хотела,  я  извиняюсь  и  больше  такого  не  сделаю.
Клянусь, мастер Лишай, я теперь ни ногой на Воздушную улицу.
     -  Прекрасно,  но  ты,  милочка,  по-прежнему  не  понимаешь   самого
главного. Что Воздушная улица, что улица Водокачки, что Парабо или площадь
Дунуласа - все едино. В любом  квартале  Шеррина  ты  окажешься  на  чужом
участке. Нищее братство владеет исключительным правом просить милостыню  в
черте города. Привилегией "доить", как мы именуем сей промысел, пользуются
только члены  Братства,  а  оно,  хочу  заметить,  бдительно  и  ревностно
защищает свои  традиционные  прерогативы.  С  самозванцами,  одиночками  и
нарушителями Братство обходится круто, весьма круто. А ты,  малышка  Карт,
как раз и есть такая самозванка.
     - В жизни не знала, чтобы люди побирались с чьего-то там дозволения.
     - А теперь вот знай, и, полагаю, это знание пойдет тебе на пользу.
     - На пользу, как же!
     Истинный смысл предупреждения привел  Элистэ  в  ужас.  Он  лишал  ее
единственного оставшегося способа зарабатывать на  жизнь.  Над  ней  опять
нависла непосредственная угроза голода,  и  это  -  после  всего,  что  ей
довелось  вынести,  -  было  несправедливо,  чудовищно  несправедливо.  На
секунду возмущение пересилило ужас, и она даже рискнула сердито посмотреть
на Лишая.  Он  же  наблюдал  за  ней  самым  пристальным  образом.  Словно
раскладывал ее по полочкам и в то же время, как ей показалось,  забавлялся
этим. Но его взгляд хотя бы не таил в себе ни вражды, ни угрозы. Если  она
постарается, то ей, быть может, удастся  пробудить  в  нем  сочувствие.  В
конце концов, какой ни на есть, а он мужчина, и поэтому  -  как  знать?  -
вдруг способен принять к сердцу  мольбу  женщины,  даже  такой,  как  она,
грязной и оборванной. Во всяком случае,  попытаться  стоило.  Устремив  на
него умоляющий взор своих выразительных глаз, она тихо сказала:
     - Но, мастер Лишай, мне-то что остается?  Я  уж  как  ни  искала,  но
работы нигде нету. Раз уж нельзя побираться, как же мне быть?
     - От голода умереть - чем плохо?
     "Ну и дрянь!" Но на лице, на лице - все та же мольба:
     - Ой, господин, неужто вы позволите мне с голоду помереть?  Неужто  у
вас сердце из камня? Ни в жизнь не поверю! А я-то думала - такой кавалер -
из приличных...
     - Вот как?
     "Да никакой ты не кавалер".
     - Истинное слово, господин мой. Вся надежда у меня,  что  вы  поймете
мое положение и сжалитесь. Помогите мне, мастер Лишай! Ну, так прошу,  так
прошу!
     Как бы сейчас пустить слезу? Ой, как нужно... Она вспомнила бабушку в
забрызганном кровью подвале  у  тела  кавалера  во  Мерея,  и  слезы  сами
полились обильным потоком.
     - Гениально, дитя мое. Просто, естественно, берет  за  сердце.  Слезы
всегда  срабатывают.  Дивно.  -  Лишай  снова  выжал  губку  на  язвы,   и
Красноватые ручейки потекли по его груди.  -  Очаровательные  твои  мольбы
тронули мое сердце. Кто бы мог устоять перед этими обильными слезами? Я уж
никак, а потому готов прийти тебе на помощь.
     - Значит, вы скажете своим, чтоб они  от  меня  отстали?  -  спросила
Элистэ, радуясь появившейся надежде.
     -   Ну-ну,   не   совсем.   Попрошайничество   в   Шеррине   остается
исключительным правом Нищего братства, таков закон Если  хочешь  доить  на
улицах, ты должна вступить в Братство, а это не так-то просто. Братство не
может принимать лишних людей, иначе остальным меньше достанется. И все  же
тебе мы, пожалуй, местечко выкроить сможем.
     - Как? Вы примете меня в Нищее братство?
     - Может быть. Но не обольщайся Если  это  и  произойдет,  то  лишь  в
порядке исключения. В твоем случае, как мне  кажется,  это  оправдано.  За
тобой, милочка,  следили  не  один  день,  и  все  наблюдавшие  единодушно
отметили, что ты умеешь потрясающе себя подавать. Молящий взор красавицы в
беде, безмолвный намек на лучшие времена, что знала бедняжка,  -  все  это
действует безотказно. А прием  с  окровавленным  платочком  -  это  вообще
восхитительно, тут чувствуется настоящая  профессионалка.  В  прирожденных
талантах тебе нельзя отказать. Такие способности  заслуживают  дальнейшего
развития, поэтому мы готовы принять тебя в наше Братство.
     - Ой, как же это?
     Мысли теснили одна другую. Она, Возвышенная Элистэ во Дерриваль, -  и
вдруг законная попрошайка? Унизительно, нестерпимо. Однако, с точки зрения
здравого смысла, предложение не так уж и плохо. Она все равно  побирается,
по крайней мере в настоящее время, и если занятие это  будет  признано  за
нею, ей нечего опасаться. Противостоять Братству  она  никоим  образом  не
может, поэтому лучше вступить в него. Шерринские нищие бывали повсюду, все
видели и знали. В столице для них не было  никаких  тайн.  Нищее  братство
могло знать о другом тайном ходе, или  ином  пути  через  кордоны,  или  о
способе обмануть Чувствительницу Буметту. Вдруг Элистэ  удастся  выбраться
из  Шеррина  и  присоединиться  к  другим  Возвышенным   в   Стрелле   или
возвратиться в Дерриваль, где чары дядюшки Кинца  надежно  защитят  ее  от
крайностей революционного энтузиазма? Нет, в общем и целом совсем неплохая
мысль.
     - И что от меня потребуется, господин?
     - Поклясться, что будешь соблюдать  наши  законы,  подчиняться  им  и
хранить в тайне. Считаться с привилегиями и правами на участок  коллег  по
Братству. В свою очередь, тебе тоже выделят участок, и в его  границах  ты
станешь полной хозяйкой. Раз в неделю ты  будешь  передавать  пятую  часть
всего полученного моему личному представителю...
     - Не много ли - целую пятую часть?
     - Административные  расходы,  милочка,  они  ведь  немалые.  Впрочем,
процент отчисления установлен раз и навсегда, тут не о чем спорить.  И  не
советовал бы тебе пытаться утаить что-либо  от  заработанного,  это  сразу
станет известно. Если что неясно, попроси  объяснить  Безносую  Флаут  или
Косомордого Брионна. Они дадут тебе добрый совет.
     - Слушаюсь, господин.
     - Вот и умница. И раз уж мы пришли к взаимопониманию,  остается  лишь
уточнить некоторые мелочи и подобрать участок. Я полагаю - в  каком-нибудь
состоятельном квартале, где  ты,  болезненный  увядший  цветочек,  сумеешь
собрать наилучшую жатву. Там твой образ Чахоточной Гризетки тронет не одно
сострадательное сердце. Впрочем, однако,  -  протянул  Лишай,  словно  эта
мысль только что пришла ему в голову, -  боюсь,  как  бы  мы  с  тобой  не
продешевили Вот я приглядываюсь к тебе - и за грязью, тряпьем и  сероватой
бледностью недоедания различаю куда большие возможности. Если тебя отмыть,
прилично одеть и с неделю покормить  -  интересно,  что  предстанет  нашим
взорам? Мы, пожалуй, найдем для тебя промысел повыгодней, чем дойка. Да, я
просто в этом уверен.
     - Что вы хотите сказать?
     - В Крысином квартале мадам Доу потакает вкусам безбедных  студентов,
которые любят разнообразие  -  по  части  женского  пола.  И  мадам,  увы,
постоянно требуются новые девушки. С другой стороны,  в  "Медовых  сотах",
что по Кривому проулку, клиенты, понятно, немолоды, зато посолидней,  люди
степенные и при деньгах. Если там есть вакансия, то ты  заработаешь  много
больше.
     Элистэ насторожилась: и этот из тех же сводников. Сколько  же  их  на
свете! Не меньше, чем клопов, - и такие же мерзкие, ненавистные.  Ох,  как
ей хотелось бросить в лицо этой горе передержанного теста все, что  она  о
нем думает, - как раньше бросила в физиономию Прилька. Но на сей  раз  она
не могла себе такого позволить, поэтому ограничилась простым:
     - Нет, господин, это мне как-то не по душе.
     - Привыкнешь, куда тебе деться?
     - Мне бы сподручней доить, коли вы, господин, не против.
     - Ну, малышка Кэрт, это не тебе решать.
     - Значит, моего слова тут никто и не спросит, мастер Лишай?
     - Если ты принесешь клятву Братству,  то  примешь  наше  решение  без
всяких споров, оговорок и возражений.
     - А если ваши решения мне не по нутру?
     - Придется смириться, милочка. А поскольку другого выхода у тебя нет,
то ты смиришься.
     И он уставился на нее своими красными глазами. Элистэ даже  удивилась
- сколько холода может излучать взгляд таких накаленных глаз,  и  внезапно
до нее, словно впервые,  дошло,  что  кроется  за  насмешливой  учтивостью
Лишая. Вот тут она по-настоящему испугалась и сказала уверенно, но тихо  и
как бы с мольбой:
     - Мастер Лишай, прошу, назначьте мне участок для дойки, а больше  мне
ничего не надо.
     - Что тебе надо или не надо, дитя мое, - несущественно. Чем скорее ты
это поймешь, тем лучше. Довольно пререканий! Соглашайся - и делу конец.
     Согласиться? Исключено! А  выбор?  Выбора  нет.  Отказаться  сразу  -
нельзя. По выражению его глаз Элистэ поняла, что с ним лучше  не  спорить.
Нужно оттянуть решение. На время. На сутки. На час. В надежде на чудо.
     - Вы уж дайте мне поразмыслить, господин мой! - попросила она.
     - Вот как? Любопытно. - Лишай, раздумывая, прижал губку  к  очередной
язвочке, и Кровавый ручеек  устремился  вниз  по  его  бледным  безволосым
телесам. - Ладно. Даю тебе двадцать четыре часа, и если за  это  время  не
получу от тебя согласия, то считай, что я тебе ничего не предлагали впредь
не предложу. Ясно?
     - Но как мне с вами связаться? Я даже не знаю, где нахожусь.
     - Шепни первому встречному нищему, и я тут же узнаю.
     - Понятно, господин мой. С вашего дозволения, мастер  Лишай,  мне  бы
сейчас уйти.
     - Тебя проводят, - сказал он и звякнул колокольчиком.
     Дверь открылась, вошел  один  из  ее  похитителей.  Элистэ  позволила
завязать себе глаза, хотя все в ней кипело от  гнева.  Во  мраке  раздался
обольстительный голос Лишая:
     - Не ошибись, малышка Кэрт. Подумай о сегодняшнем дне и  о  том,  что
ждет тебя завтра. А пока будешь думать, прими мой совет - не смей  просить
милостыню. Попробуешь - пожалеешь. Понятно?
     Элистэ утвердительно кивнула.
     - Прекрасно. Надеюсь, мы с  тобой  еще  свидимся,  милочка.  Рад  был
познакомиться.
     Она не  сумела  заставить  себя  ответить,  что  тоже  рада,  сделала
короткий книксен в сторону ванны и позволила сопровождающему отвести  себя
вниз и вывести из дома.  На  улице  у  нее  от  холода  разом  перехватило
дыхание. В кабинете Лишая было так тепло, что  Элистэ  совсем  забыла  про
зиму с ее безжалостным ветром и  предательским  льдом  под  ногами.  Из-за
повязки она ничего не видела,  спотыкалась,  скользила  и  была  вынуждена
опереться на руку своего бывшего похитителя. Он вел ее кривыми переулками,
несколько раз сворачивал и вдруг исчез,  словно  безмолвно  растворился  в
воздухе.
     Сорвав  повязку,  Элистэ  растерянно  огляделась.  Она  находилась  в
каком-то незнакомом безлюдном тупике.  Доходные  дома  по  обеим  сторонам
имели обшарпанный и убогий вид. Она наверняка все еще пребывала в  Восьмом
округе, значит скоро найдет дорогу. Элистэ  выбралась  из  тупика,  прошла
переулком и оказалась на улице Водокачки.  В  двух  сотнях  ярдах  впереди
маячила угрюмая громада ночлежки  Воника.  Элистэ  нерешительно  потрогала
лежавшие в кармане шесть бикенов. Если  она  потратит  их  на  ночлег,  то
завтра не  на  что  будет  купить  еды;  просить  милостыню  ей  строжайше
запрещено. С другой стороны, н