. Обиды, унижения всей  жизни  ожили  в
его  памяти,  и  ярость,  которая   всегда   была   наготове,   дошла   до
взрывоопасного предела. К его облегчению, она вытеснила из души все прочие
чувства. Что такое ярость, Уисс хорошо знал и умел обращаться  с  ней.  Он
знал ее возможности,  пределы,  а  главное,  последствия.  Энергия  ярости
придавала дополнительную силу его  риторике,  силу,  почти  равную  вкладу
угрюмого Хорла. Это было нечто вроде чародейного снадобья, ибо  теперь  он
чувствовал себя  полным  жизненных  сил  и  непобедимым,  словно,  ослабив
самоконтроль, обрел совершенство.
     Уисс подошел к  маленькому  потрескавшемуся  зеркалу,  висевшему  над
умывальником, и увидел свое лицо - неимоверно  бледное,  если  не  считать
двух воспаленных пятен на  щеках,  раздувшиеся  ноздри,  посеревшую  узкую
полоску рта,  горящие  глаза.  Он  выглядел  сильным,  решившимся  на  все
человеком, непредсказуемым и опасным - выглядел  именно  так,  как  хотел,
чтобы произвести впечатление на слушателей. Он был к этому готов и,  поняв
это, решил больше не откладывать.
     Схватив кожаную папку с бумагами, Уисс опрометью выбежал из комнаты и
спустился по лестнице в переднюю, где  его  уныло  дожидался  кузен  Бирс.
Хорла нигде не было видно. Равнодушный,  отчужденный,  незаметный,  -  как
всегда! Охваченный  внезапно  нахлынувшей  обидой,  Уисс  сорвал  шапку  и
швырнул ею в ближайшее окно. Звон разбитого стекла показался ему  чересчур
громким. Бирс взглянул на кузена с испуганным  восхищением.  Уисс,  дрожа,
смотрел прямо перед собой. Через секунду появился Хорл. Старик ни о чем не
спросил, да в этом и не  было  надобности  -  он  хорошо  изучил  припадки
сыновнего гнева.  В  таких  случаях  лучше  промолчать,  потому  что  одно
неудачное слово способно ввергнуть Уисса в крайнее  неистовство,  а  этого
Хорл по-настоящему боялся.
     Все трое молча вышли из дома. Молчание продолжалось весь краткий путь
от улицы Нерисант  к  Старой  Ратуше,  перед  которой  собралась  необычно
большая толпа необычно  золотушных  граждан.  Они  радостно  завопили  при
появлении  Уисса,  многие   подскочили   поцеловать   ему   руку,   словно
Возвышенному. Зал уже был забит  до  отказа  -  такое  редко  случалось  с
Уиссом, который обычно на всякое сборище являлся  первым,  ибо  обнаружил,
что это самый легкий способ доказать свое усердие. Сегодня он хотел  выйти
с  помпой.  Его  приверженцы  и   ученики   -   некоторые   приблизительно
представляли себе его намерения, другие были тщательно  проинструктированы
-   ожидали   более   или   менее   весомой   демонстрации    возможностей
экспроприационистов. Их надеждам  сегодня  суждено  сбыться  сверх  всяких
ожиданий.
     Родственники расстались у дверей. Хорл и Бирс направились  в  сторону
галереи для почетных гостей, чтобы занять места, позволяющие им обозревать
собравшихся, на которых Хорлу предстояло оказать воздействие. Ему придется
повиноваться - другого выхода нет.  Хорлу,  однако,  все  меньше  хотелось
расточать свой дар в угоду амбициям сына, хотя эти амбиции были  в  высшей
степени  патриотичны  и  человеколюбивы,  -  так,  во  всяком  случае,  он
неустанно твердил себе в надежде, что нагромождение  повторений  одного  и
того же сокрушит все его сомнения. Как бы то ни  было,  если  все  пройдет
хорошо, это будет в последний раз. Может, после  сегодняшнего  выступления
Уисс  наконец-то  будет  удовлетворен,  если  это  вообще  возможно.  Хорл
украдкой огляделся по сторонам. На галерее собралось много народу. Сегодня
люди, преданные Уиссу, стали силой. Без сомнения, сын  созвал  всех  своих
приверженцев, чтобы укрепить аудиторию. Среди обычных частных граждан  тут
и там виднелись вкрапления  коричнево-алой  формы  народогвардейцев.  Хорл
дрогнул, ему очень хотелось уйти отсюда, но отступление было невозможно  -
рядом сидел Бирс, вселяя тревогу своим близким  соседством  и  пристальным
вниманием.
     Наконец появился Уисс в'Ал„р. Среди депутатов пробежал шум,  в  рядах
зрителей раздались аплодисменты. На секунду задержавшись в  проходе,  Уисс
бросил взгляд вверх, в сторону галереи, словно отзываясь  на  приветствие,
но на самом деле для того, чтобы приметить, где  его  отец,  затем  прошел
вперед и занял место среди своих соратников. Председательствующий  призвал
собрание к  порядку,  и  очередное  заседание  Конституционного  Конгресса
началось.
     Началось, как обычно. Были зачитаны протоколы предыдущего  заседания,
затем последовало их обсуждение  и  развернутая  дискуссия  по  частностям
процедуры. Деревенщина Бинэр, депутат от Во  Гранса,  встал  и  долго  нес
какую-то чушь по мелким  вопросам  представительства,  касающимся  главным
образом бродячих торговцев, музыкантов и их малопочтенного сословия.  Пока
Бинэр высказывал  свои  соображения,  парировал  пустяковые  возражения  и
усаживался  на  место,  ничего  существенного  не  произошло.  Последовала
короткая пауза, а затем на трибуну поднялся Уисс в'Ал„р. Задремавшие  было
депутаты оживились. Вдохновенный оратор, Уисс  всегда  приковывал  к  себе
внимание. К тому же ходили слухи, что сегодня он  собирается  выступить  с
чем-то особенным. Но и без слухов он был всеми замечен. Хотя Уисс держался
достаточно сдержанно, щеки его горели, глаза метали искры.
     Все молча и с любопытством смотрели, как он поднимается  на  трибуну.
Заняв место, Уисс медленно оглядел зал; его  тигриный  взгляд,  в  котором
было что-то сверхъестественное, переходил с  одного  лица  на  другое,  по
некоторым лишь скользил, на некоторых задерживался надолго и со значением,
к неописуемому  беспокойству  выбранных  жертв.  Покончив  с  затянувшимся
осмотром, Уисс начал говорить, и хотя его прославленный разговорный  стиль
уже не опускался в капрологические бездны улицы Водокачки, но,  во  всяком
случае, и не утратил былой грубой напористости.
     - Многие из нас, - начал  Уисс,  -  думают,  что  наша  работа  почти
закончена.  Скоро  будет   готов   первый   черновой   вариант   Вонарской
конституции. Когда он пройдет  все  виды  отделки  и  шлифовки,  останется
только избрать совет Двойной  Сотни  в  соответствии  с  нашим  знаменитым
Параграфом Восемьдесят Семь, и дело завершится. Конгресс  будет  распущен.
Мы вправе поздравить друг друга и отправиться домой -  во  всяком  случае,
так нам хочется думать. Перспектива приятная, но, знаете ли,  в  ней  есть
несомненная фальшь. От наших обязанностей так  легко  нам  не  избавиться.
Работа наша здесь не закончена и не будет закончена, пока в этом  собрании
сохраняется засилье роялистов и реакционеров. Недавно стало известно,  что
в нашем Конституционном Конгрессе угнездились измена и коррупция.  -  Уисс
сделал паузу, чтобы до всех дошел полный смысл этого разоблачения.
     Среди  депутатов  послышался  растерянный  ропот.  Уисс   застиг   их
врасплох. Что бы они ни думали об Уиссе в'Ал„ре, такого они не ожидали.
     -  Все  мы  знаем,  что  сбежавший  за  границу   герцог   Феронтский
раболепствует перед  иностранными  монархами,  открыто  заручаясь  помощью
наших врагов для реставрации  абсолютизма  в  Вонаре.  Феронт  -  фанатик,
сатир, мастер гнусной интриги,  изощренной  жестокости,  человек,  который
даже во время  своих  развлечений  проливает  чужую  кровь,  -  безусловно
заслуживает звания Архиврага Свободы. Стыдно  сознавать,  что  это  -  наш
соотечественник. Но гораздо более стыдно наблюдать его преступное  влияние
даже здесь, в Конгрессе. Среди нас есть люди, которые заодно с  предателем
Феронтом.  Существуют  подтверждения   этого   заговора   -   материальные
доказательства в виде документов. Эти документы попали ко мне в руки, и  в
надлежащее время я сделаю их достоянием общественности.  А  пока  виновные
должны быть наказаны, предатели вышвырнуты вон!  Конституционный  Конгресс
необходимо подвергнуть чистке.
     Уисс  сделал  паузу  и  оглядел   слушателей.   Чтобы   заметить   их
растерянность, не требовалось никакого  чародейства.  Лица  присутствующих
явно оцепенели от ужаса. Пока он  смотрел  на  них,  по  залу  прошелестел
ветерок, депутаты заколыхались, как  призраки,  и  он  ощутил  теперь  уже
знакомую болезненную судорогу, которая свидетельствовала о том,  что  Хорл
Вал„р подключил свои Чары.  Дурнота  почти  сразу  прошла,  и  Уисс  начал
улавливать настроения слушателей. То был  разнообразнейший  набор  чувств:
выдававший полное неведение - к его выгоде; гибкий и податливый  -  к  его
радости. Уиссу понравился вид и запах этих чувств,  их  вес  и  состав,  а
более всего - покорность его  воле.  Он  взглянул  на  галерею,  на  отца,
изнемогшего, обмякшего, и успокоился. Все под контролем.
     Уисс продолжил  свою  речь,  в  деталях  расписав  природу  заговора,
замаравшего  Конституционный  Конгресс.  Он  рассказал   о   предательстве
отдельных его членов, о  продажных  кликах,  заботящихся  только  о  своих
интересах, о растущей угрозе недавно завоеванной свободе.  Он  предположил
вероятность ответного удара роялистов.  Говорил  об  измене,  вероломстве,
позоре. Использовал такие выражения, как  "сосуды  бесчестья",  "порочные,
погрязшие в мерзости рабы Возвышенных", "носители гнусной  заразы  в  теле
государства".   Еще   несколько   минут    он    говорил    в    том    же
экстравагантно-разоблачительном  духе,  и  в   речи   его   сквозила   вся
накопившаяся в нем и искусно управляемая злобная  страсть.  Он  говорил  и
видел, как сворачиваются и густеют  туманные  дымки,  как  они  становятся
тяжелыми и плотными по его команде. Через полчаса туман был, как  никогда,
плотен и весом, однако полного овладения залом, как того  желал  Уисс,  не
произошло. С этим приходилось мириться, ибо он был вынужден признать,  что
депутаты  Конгресса,  по  большей  части  зрелые,  образованные  и  вполне
интеллектуально  развитые  люди,  не  слишком  стремились   к   бездумному
подчинению, во всяком случае, некоторые из  них.  С  экспроприационистами,
разумеется, все было в порядке. Он видел их на низких скамьях, прижатых  к
трибуне. На их лицах лежала  одна  и  та  же  печать  обожания,  и  дымка,
окутывавшая их, закручивалась темными спиралями. Тем же энтузиазмом горели
фанатики Красного Ромба, заполнившие верхние  ярусы  зала.  Их  аура  была
глубокой и  отзывчивой,  как  послушная  лошадь,  откликающаяся  на  слова
команды. Да, Красному Ромбу можно доверять, это его достояние. Само собой,
были и другие, там и сям разбросанные по залу. Он чувствовал их  отклик  и
преданность, знал, что они подчиняются его воле.
     К сожалению, попадались и исключения. Уисс видел в зале упорствующих,
чья аура оставалась холодной и неподатливой.  Самая  высокая  концентрация
сопротивляющихся, которую  он  ожидал  обнаружить  вокруг  Шорви  Нирьена,
оказалась в гуще льстящих ему подхалимов. Дымки, окутывавшие Нирьена и его
команду, были цвета льда, тяжелые и  почти  неподвижные.  Ничто  не  могло
передать непреклонный дух этих людей ярче, чем эти  испарения,  безобразно
нечувствительные к произносимой речи. Ему ни разу не  удалось  завербовать
сторонника из среды нирьенистов, установить свою власть над кем-нибудь  из
них. Следовательно, они и были врагами народа, врагами всего Вонара.
     И, значит, Уисс выполнял  свой  долг,  косвенным  образом  требуя  их
гибели.  При  сложившихся  обстоятельствах  Конституционный  Конгресс   не
располагал  специальными  законами,  которые  могли   бы   послужить   его
самоочищению. По этому поводу Уисс в'Ал„р и потребовал  учредить  Народный
Трибунал, наделенный юридическими полномочиями судить и выносить  приговор
любому врагу государства, независимо от положения и статуса.
     - Ибо здесь не может быть исключений, -  пояснял  аудитории  Уисс.  -
Враги народа должны подлежать суду народа, и  все  должны  быть  при  этом
равны, включая Возвышенных и самого короля. Король тоже должен  находиться
в пределах досягаемости законов.
     Это  нововведение  зал  встретил  удивленным  перешептыванием.  Дымка
дрогнула, грозя и вовсе улетучиться, и Уисс заговорил  еще  настоятельнее,
чтобы не потерять власть над залом:
     - Страна не может далее  оставаться  невооруженной,  незащищенной  от
разбойных нападений волков  и  тигров  в  человеческом  обличье.  Граждане
Вонара имеют  право  на  самозащиту,  а  значит,  и  право  иметь  оружие.
Осмелится ли здесь кто-нибудь оспаривать это? Народный  Трибунал  послужит
своего рода карающим  мечом  сильного  и  свободного  народа  -  скорым  и
надежным в защите справедливости,  устрашающим  лишь  врагов  Свободы.  От
имени народа я требую учреждения Трибунала, наделенного  всей  необходимой
властью, чтобы  свободно  и  эффективно  действовать  в  его  защиту.  Это
насущная необходимость, с точки зрения благоденствия народа, и  обсуждению
не подлежит. Ни один истинный патриот Вонара не поставит ее под сомнение.
     Быстрый взгляд в зал  подтвердил  ожидания  Уисса.  Аура  вокруг  его
сторонников разгоралась пламенным энтузиазмом.  Еще  несколько  слов  -  и
началось бы бурное ликование. По контрасту с ней  непроницаемая  атмосфера
оппозиции  оставалась  по-зимнему  свинцово-серой,  с   темными   полосами
сомнения, тревоги, враждебности и еще  одним  скверным  оттенком,  который
Уисс не позволил себе распознать,  хотя  в  душе  почувствовал:  это  было
омерзение. Он отметил, что там достаточно энергии  и  оттуда  можно  ждать
вызова.
     И, разумеется, Шорви Нирьен, до невыносимости сдержанный, уже вставал
с места, чтобы возразить:
     - Как раз эта тема в высшей степени подлежит обсуждению. Видимо, член
Конгресса  Уисс  в'Ал„р  не  рассчитал  всех  возможных  последствий   его
предложения.  Создание  Народного  Трибунала,   наделенного   чрезвычайной
деспотичной  властью  наказывать  за  некие  неопределенные  преступления,
наличие  которых  еще  никем  убедительно  не  доказано,   откроет   эпоху
беспрецедентного, юридически дозволенного террора, неизбежным  результатом
которого...
     Конец фразы  Нирьена  утонул  в  яростном  звоне  колокольчика.  Член
Конгресса Шенев, председатель комитета по регламенту,  посредник  во  всех
дискуссиях, ныне раб, слепо повинующийся Уиссу в'Ал„ру, не забыл о  данном
ему поручении. Шорви Нирьену нельзя было позволить обратиться к  собранию.
Ему надо заткнуть рот во что бы то ни стало.
     - Член Конгресса Нирьен нарушает порядок, - объявил  Шенев.  -  Слово
члену Конгресса в'Ал„ру.
     Сторонники в'Ал„ра радостно зааплодировали.
     -  Мастер  Председатель,  я  убедительно  прошу  разрешения   отвести
предложение члена  Конгресса  в'Ал„ра...  -  Дальше  Нирьену  говорить  не
пришлось. Снова зазвенел колокольчик председателя.
     Уисс в'Ал„р в молчании изменил позу и выражение  лица,  затем  сделал
некий жест. Преданные  ему  экспроприационисты,  безошибочно  улавливавшие
каждое его настроение и чутко откликавшиеся  на  его  молчаливые  команды,
были готовы действовать  без  дополнительных  инструкций.  Поднялся  дикий
топот, вопли, свист, ругань. Шум заполнил весь зал, сотрясал окна и  бился
о стены. Сторонний наблюдатель подумал  бы,  что  Конгресс  объединился  в
поддержку Шорви Нирьена, но Уисс в'Ал„р знал, в чем дело. Яркая, страстная
дымка, висевшая над его сторонниками,  стала  дырчатой,  похожей  на  лицо
больного с темными  неровными  пятнами.  По  всему  залу,  помимо  сгустка
враждебности нирьенистов, плавали кляксы сероватой осторожности,  сомнений
и нерешительности. Эти облачка сопротивления, наверное, покрывали половину
членов Конгресса, но они не создавали  собственной  силы.  Сидящие  далеко
друг от друга, не подозревая о существовании таких же, как  они,  депутаты
были растеряны и напуганы. Эту растерянность Уисс уловил с первого взгляда
и тихо ликовал.  Несмотря  на  бесспорный  ум,  Шорви  Нирьен  не  овладел
искусством  практической   политики,   доказательством   чего   была   его
неспособность организовать воедино своих разрозненных  сторонников.  Может
быть, именно теперь Нирьен осознал свою ошибку, но у  него  уже  не  будет
возможности воспользоваться этим уроком.
     Шорви Нирьен колебался, словно обдумывая, не попробовать ли выступить
еще раз. Но в этом шуме уже никто не услышал бы его, и он сел на место.  В
Конституционном Конгрессе сразу сделалось тихо.
     - Разве найдется честный гражданин, -  продолжал  Уисс  в'Ал„р  почти
задушевно, - который  откажется  подчиниться  воле  народа?  Кто  побоится
предстать перед народным судом, кроме негодяя,  скрывающего  тайную  вину?
Кто пойдет наперекор воле народа,  кроме  его  врагов?  Вот  вопросы,  над
которыми стоит поразмыслить. Разные мнения депутатов по  поводу  Народного
Трибунала говорят о них самих больше, чем они сами могут сказать о себе. В
свете  доказательств,  которыми  я  располагаю  и   которые   подтверждают
существование заговора, ужас и ненависть виновных звучат  как  подписанное
признание - ибо в новом Вонаре невиновным бояться нечего!
     Бешеное  одобрение  экспроприационистов  и  членов  Красного   Ромба.
Требовательные выкрики из группы союзников с другой стратегией:
     - Кто эти заговорщики? Кто виновен? Назовите их!
     - Господа, не спрашивайте меня об этом, - предостерег Уисс. -  Мы  не
юридическая  организация  и  не  можем  трактовать  вопросы,  связанные  с
изменой. Пока я советую сохранять терпение... - Он  изменил  голос,  лицо,
жесты, чтобы подогреть  дымки  над  своими  последователями,  разжигая  их
нетерпение. Теперь они уже не отстанут.
     Снова  послышались  выкрики:  "Назовите  их!",  и  при  виде   такого
количества разеваемых ртов Уисс почувствовал себя мастером-чревовещателем,
чей голос раздается из бесчисленных ротиков марионеток.
     Чрезвычайная бледность Шорви Нирьена свидетельствовала о том, что  он
запоздало разглядел приготовленную ему ловушку.  Но  его  лицо,  когда  он
снова встал, было спокойным, и чистый ровный голос все же перекрыл  шум  в
зале:
     - Если член Конгресса Уисс в'Ал„р,  как  он  утверждает,  располагает
доказательствами заговора, то эти доказательства должны  быть  предъявлены
немедленно для рассмотрения всем собранием. Если документы, подтверждающие
чью-либо вину, существуют, пусть Уисс в'Ал„р сейчас же покажет их нам.
     - Я охотно представлю их на суд нашего Народного Трибунала, - ответил
Уисс, и его сторонники выразили свое  одобрение  с  огромным  энтузиазмом,
создававшим впечатление единодушия.
     Когда крики поутихли, Нирьен сделал попытку ответить:
     - Намеренное  смешение  депутатом  Уиссом  в'Ал„ром  двух  совершенно
разных и отдельных вопросов свидетельствует об уклончивости... - начал он,
но дальше не продвинулся.
     - Лжец! - завопил Уисс в'Ал„р, и его сжатый кулак яростно  ударил  по
трибуне. Решив почти на уровне подсознания, что настал момент для  вспышки
праведного гнева, он словно отпустил поводья, дав волю чувствам. Его  лицо
густо  побагровело,  выпученные  глаза  заблестели,  голос   поднялся   до
оглушительного, ничем не сдерживаемого вопля: - Лжец! Мы не  хотим  больше
слов из твоих уст, от которых несет мертвечиной! Ты,  шанкр!  Ты,  гнусный
лжец!
     Некоторое время депутаты сидели оглушенные и  ничего  не  понимающие.
Затем дымка над экспроприационистами вспыхнула ярко-алым, и союзники Уисса
разразились    сумасшедшими,    почти     исступленными,     историческими
аплодисментами. Вздымая узкую грудь, Уисс упивался ими. Но затягивать было
нельзя -  он  рисковал  утратить  собственный  раж.  Взмах  рукой,  и  его
марионетки притихли.
     -  Я  не  потерплю  выпадов  против  моей  личности,  тем  более   от
преступного подонка, рядящегося в тогу респектабельности! - завопил  Уисс.
- Я не позволю лжецам и предателям клеветать на меня!  Я  патриот,  но  не
мученик, и если стану мучеником, то только ради моей отчизны!
     Вой одобрения со стороны Красных Ромбов. Нирьен пытался ответить,  но
его не было слышно.
     - Шорви