ть, однако,  к  счастью,  прокаженный  не  подошел  к  ним  близко,
остановившись  на  расстоянии  нескольких  шагов,   и   спросил   хриплым,
скрипучим, но в то же время каким-то злорадным голосом:
     - Нужно укрытие, а?
     Дамы не ответили.
     - Может, перетрухали? Растерялися? И места, небось, незнакомые?  Счас
бы  вам  благородного  рыцаря,  верно?  Считайте,  вам  повезло,   госпожи
Возвышенные! Вот он, перед вами, - самый что ни на есть благородный.
     Молчание.
     - А, понятно, мы вышли проветриться. Прогуляться  низачем,  а  просто
для своего  удовольствия.  А  я-то,  дурак,  подумал...  Виноват.  Нижайше
извиняюся, госпожи Возвышенные.
     - С чего это ты обзываешь нас Возвышенными, нахал неотесанный?  Какая
я тебе Возвышенная! - взорвалась Карт.
     - И то правда. Ты, верно, горничная, рабыня при  госпоже,  -  заметил
нищий с ухмылкой, обнажая гнилые черные зубы и распухшие  десны.  -  Тогда
кому-то достанется нынче знатный ужин -  сухая  перезрелая  рыбина  и  три
недозрелые овечки. Устраивает?
     Кэрт и  Аврелия  ничего  не  поняли,  а  Элистэ  окаменела,  не  веря
собственным ушам. Цераленн же никак не отреагировала.
     - Ступай  прочь,  -  произнесла  Элистэ,  непроизвольно  прибегнув  к
интонации холодного презрения, с какой могла бы осадить зарвавшегося серфа
где-нибудь  в  Дерривале.  На  сей  раз,  однако,  интонация  не  возымела
действия.
     - К вашим услугам, госпожа  Возвышенная,  -  ответил  бродяга,  вновь
обнажая в улыбке гнилые зубы. - Ухожу, ухожу. Торчите себе  на  ветру  все
четверо, вымораживайте свои Возвышенные телеса, пока на  рассвете  вас  не
загребет первый патруль. А то можете и пойти со мной. Сами решайте.
     - С тобой?! - Элистэ от удивления забыла о своей злости. - Но кто ты?
     - По вашим меркам, никто, пустое место - просто нищий.
     - Но у тебя ведь есть имя?
     - Нет, уж вы представьтеся первой, маркизочка.
     - Чего ты добиваешься, любезнейший?
     - Вам повезло. Я могу свести вас в убежище.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Комната. Четыре стены. Крыша над головой. Идете? Вы что, разучилися
понимать по-вонарски, госпожа Возвышенная?
     В прошлые времена  за  подобную  наглость  он  схлопотал  бы  от  нее
пощечину. Но теперь Элистэ не могла себе такого позволить.
     - Куда ты нас отведешь?
     - Ай, не берите этого в свою завитую головку. Главное, вы сможете там
отсидеться, а порой ничего другого и не нужно.
     - Почему это ты решил оказать нам услугу?
     - А вы пораскиньте мозгами, госпожа Возвышенная, глядишь, и поймете.
     - Ты... ах да, за это нам придется  заплатить?  -  Элистэ  так  и  не
привыкла к тому, что можно расплачиваться наличными. В ее  мире  это  было
просто не принято.
     - Она всегда так  сечет?  -  обратился  бродяга  к  Цераленн,  но  та
предпочла не заметить издевки.
     - Если  я  правильно  вас  поняла,  вы  требуете  с  нас  деньги,  и,
разумеется, немалые, чтобы проводить в некое  место,  которое  не  желаете
называть?
     - Истинная правда, ваша Возвышенность.
     - И не даете со своей стороны никаких гарантий?
     - Никаких.
     - Так, может быть, вы не захотите или  не  сможете  выполнить  данное
обещание?
     - Все может быть. Вы вольны рискнуть. Или не рисковать. Вам решать. -
И он пожал плечами под жалкими лохмотьями.
     Выбора у них практически не оставалось - любое другое решение  сулило
еще более ужасный исход. Нищий был мерзок, условия его -  неприемлемы,  но
до наступления рассвета им любой ценой требовалось найти убежище. И все же
довериться такому подонку... Даже в голове не укладывалось...
     - Заодно прикиньте и вот еще что, -  заявил  он  уже  с  нескрываемым
злорадством. - Откажетеся, так я мигом добегу до окружного  участка  -  он
тут рядышком, - стукну ихним вонючим козлам  и  получу  свои  пять  рекко,
когда они вас заметут. Немного, понятно, но все  лучше,  чем  ничего.  Так
либо эдак, а я внакладе не остануся.
     - Дерьмо из-под желтой курицы, - пробормотала Кэрт себе под нос.
     - Так что решайте сами, госпожи Высокородные. Только поскорей,  я  не
собираюся сшиваться тут до утра.
     Безжалостный порыв ветра подтолкнул их к решению.
     - Сколько мы должны заплатить? - спросила Цераленн.
     - Сто рекко.
     - Да он с ума сошел! - вырвалось у Элистэ.
     - Такой порядок. По двадцать рекко с каждой из  Возвышенных  дамочек,
двадцать - за девчонку горничную. Пусть научится держать рот на запоре,  -
по нынешним временам за помощь надо платить. Ну и двадцать процентов Лишаю
за услуги.
     - За что? И кому?
     - А уж тут скостить не получится, и не надейтеся. Лишай, он-то нас  и
поставил приглядывать за этим домом.
     - Приглядывать?
     - А то нет? Посменно, как  только  Ксувье  свое  схлопотал.  Вы  что,
думали,  я  тут  просто  так  торчу?  Здесь  и  до  вас  перебывало  полно
Возвышенных. Ксувье, он при своем деле сидел, а коли так, вот мы и  ждали,
глядишь, новые птички объявятся. И дождалися, точняк в мою смену.
     Элистэ все это не понравилось, она с тревогой покосилась на  бабушку,
но та и бровью не повела, лишь неуверенно возразила:
     - Сперва вы должны услужить нам, как обещаете, а уж потом речь пойдет
о деньгах.
     Ее слова были встречены  лающим  смехом;  лицо  нищего  скривилось  в
ухмылке, отчего  лоскутья  облезающей  кожи  на  носу  и  щеках  пришли  в
движение. Он даже не удосужился ответить.
     -  Ровно  сто  рекко,  полная  плата  за  ваши  услуги.  -   Цераленн
бесстрастно протянула ему пачку банкнот. - Мы следуем за вами.
     Элистэ вдруг показалось, что она  поняла  мысли  бродяги.  Она  могла
поклясться чем угодно, что он подумал: уж не убить ли их всех и  ограбить?
Но не решился. Возможно, потому, что они хоть и  женщины,  но  их  четверо
против него одного. Или,  побоялся,  как  бы  на  их  крики  не  прибежали
жандармы. А может, он был не  так  страшен,  как  казался  на  вид.  Да  и
болезнь,  вероятно,  основательно  подорвала  его  силы.  Догадайся  он  о
содержимом саквояжа Цераленн - и нападения было бы не избежать. Но  он  не
догадался. Поразмыслив с минуту, он взял деньги и сунул под тряпье.
     А что, если, получив деньги, он просто исчезнет?
     - Не бойтеся. Папаша Кенубль выложит мне за вас еще шесть рекко,  так
что к нему-то я вас и доставлю. Он не жмотничает, как  экспры,  -  ответил
бродяга на ее невысказанный вопрос.
     - Кенубль? - переспросила  Элистэ.  Знакомое  имя,  но  где  она  его
слышала? - А за что он выложит шесть рекко?
     Похоже, у него не было желания объяснять.
     - Ладно, двинулися. Следуйте за мной и не болтайте.  Ежели,  конечно,
соизволите, Возвышенные дамы.
     Они без особой охоты пошли за  нищим  и  вскоре  углубились  в  узкие
промозглые закоулки, скорее всего даже не отмеченные  на  карте  Цераленн.
Разумеется, он мог их вести прямиком к ближайшему отделению жандармерии.
     "А вот этого уж он не сделает, - уверенно подумала Элистэ. - Не такой
он дурак, чтобы потерять сотню рекко, не оставив себе ни одного бикена".
     Так куда же он их ведет?
     Поход, казавшийся бесконечным, на самом  деле  занял  немногим  более
получаса. К огромному облегчению Элистэ, закоулки вскоре остались  позади,
и  они  вышли  на  довольно  приличную   улицу   старых,   однако   вполне
респектабельных магазинчиков  и  жилых  домов.  Кое-кто  из  мастеров  уже
приступил к работе, готовясь открыть  свое  заведение  через  пару  часов,
когда пойдут первые покупатели. Начиналась нормальная  утренняя  жизнь,  и
это должно было бы успокоить Элистэ, но на самом деле внушало ей ужас. Мир
пробуждался ото сна, приближался  рассвет,  а  с  ним  появятся  толпы  на
улицах. Возвышенных путниц сразу заметят, как  ни  скрывайся.  А  за  этим
последуют поношения словом и делом - проклятия и плевки,  камни  и  палки,
срывание одежд и страшный исход. Элистэ вспомнила, что ей рассказывали  об
особенно  пламенных  революционерах,  которые  любят  выжигать  на   телах
Возвышенных кровавое клеймо ромба. Но даже  если  обойдется  и  без  таких
крайностей - квартал как-никак выглядел достаточно  цивилизованным,  -  от
них  просто  потребуют  удостоверения  личности  или  пропуска  на   право
свободного передвижения за подписью окружного комиссара.  Предъявить  они,
естественно,  ничего  не  смогут,  тогда  патруль  кликнет  жандармов  или
народогвардейцев. Многие Возвышенные попадали в такие истории. В их  числе
и Гизин во Шомель.
     Но с ними ничего подобного не случилось. Проводник повернул за угол и
вывел их на знакомую Элистэ улицу Клико, что на краю Набережного рынка.  А
на  этой  улице  прямо  перед  ней   замаячило   известное   заведение   -
булочная-кондитерская мастера  Кенубля  "Приют  лебедушек".  Не  то  чтобы
Кенубль пребывал в числе наимоднейших  столичных  кондитеров,  отнюдь,  но
зато пользовался  известностью  среди  наиболее  преуспевающих  горожан  и
наименее видных невысокопоставленных Возвышенных. Он никогда  бы  не  смог
стать одним из поставщиков Бевиэра, и все же Элистэ в свое время  невольно
обращала  внимание  на  восхитительные  запахи,  струившиеся  из   "Приюта
лебедушек", и на воздушные торты-безе  в  витрине  кондитерской.  Проезжая
мимо, она иной раз поглядывала на  эту  витрину,  но  ей  и  в  голову  не
приходило остановиться  и  заглянуть  в  магазинчик.  Обо  всем  этом  она
вспомнила теперь с большим сожалением.
     "Приют лебедушек" занимал первый этаж  старого  и  весьма  почтенного
дома солидной кладки,  высокого  и  довольно  вместительного.  На  верхних
этажах этого достойного строения, судя по всему,  проживал  сам  хозяин  с
семейством. Окна  первого  этажа  были  ярко  освещены.  Кондитер,  вполне
естественно, уже начал рабочий день  и  приступил  к  выпечке  пончиков  с
фруктовой начинкой  и  булочек  с  кремом,  слоеных  пирожных  и  эклеров,
миндальных лепешек и фирменных,  в  форме  лебедя,  плюшек  из  воздушного
теста. В желтоватом свете витрины  проступали  согбенные  фигуры  голодных
нищих, столпившихся у дверей. На двери же красовался  огромный,  вызывающе
алый ромб; тем же знаком были украшены тент, фронтон и висящая над  дверью
резная вывеска - силуэт лебедя. Зловещий символ поверг Элистэ в ужас,  как
и вид нищих, несомненно, бывших сплошь республиканцами.
     - Стойте, - приказала она и уже  собиралась  схватить  проводника  за
руку, покрытую язвами, но тот и сам оглянулся, не замедляя шага,  так  что
ей не пришлось до него дотрагиваться. - Это же красный ромб экспров!
     - Ну и что?
     - В этот дом нельзя заходить.
     - Не заходите, - невозмутимо отозвался он.
     На сей раз Элистэ сама удивилась, что не влепила ему  пощечину.  Рука
уже начала подниматься, но все-таки  она  снова  сдержалась  и  вопрошающе
оглянулась на бабушку.
     - Не переживай, - посоветовала та спокойным тоном. -  Жребий  брошен,
нам остается идти до конца.
     - Но эта мразь ведет нас прямо в...
     - Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о
том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.
     Спорить  с  Цераленн  было  бесполезно.  Элистэ  могла  идти  дальше,
остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.
     Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а  в
узкий переулок, отделяющий "Приют лебедушек" от соседнего дома,  к  задней
двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут
же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом  и  столь  же  округлым
животиком, среднего  роста  и  средних  лет.  Белый  фартук,  обтягивающий
упитанное брюшко, и руки,  до  локтей  припорошенные  мукой,  красноречиво
свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль  собственной  персоной.
Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим
красным ромбом.
     - Что скажешь, друг мой Лоскут? - обратился Кенубль к их  золотушному
проводнику.
     - Шесть рекко за доставку, - ответил тот.
     - Справедливо. Именно так. Великолепно.
     Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.
     "За что он ему платит? И почему?"
     Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул  и  молча  растворился  в
ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были
прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, -  кондитеру;  тот  же
приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.
     - Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные
дамы, - проговорил он.
     Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами
экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.
     - Я  к  вашим  услугам,  Возвышенные  дамы.  Соблаговолите  войти,  -
пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. -
Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас
заверяю.
     В  его  облике  и  словах   сквозили   неподдельная   искренность   и
озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.
     "А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб  на
колпаке?"
     Если бабушка и испытывала похожие сомнения,  то  виду  не  подала.  С
непоколебимой, судя по  всему,  самоуверенностью  она  кивнула  хозяину  и
прошествовала в дом. Обменявшись испуганными  взглядами,  Аврелия  и  Кэрт
последовали ее примеру. Элистэ била дрожь - и от страха, и от холода;  она
лишь надеялась, что под широким плащом  этот  признак  слабости  останется
незамеченным. Искоса взглянув на Кенубля, она проскользнула  мимо  него  в
дверь и оказалась в обсыпанной мучной пылью  холодильной  камере,  посреди
которой находился стол для  готовки  с  мраморной  столешницей;  на  столе
лежала горка Пластов частично раскатанного сдобного теста. В  камере  было
почти так же холодно, как на улице, и дрожь отпустила Элистэ только тогда,
когда мастер Кенубль провел их в  соседнее  помещение  -  ярко  освещенную
пекарню, где в глубоком камине горел огонь,  а  большие  печи  уже  успели
накалиться. Воздух, пропахший корицей, был неимоверно насыщенным,  горячим
и ласкающим - словно ванна с душистыми солями. Несмотря на свои  опасения,
Элистэ не смогла сдержать восхищенного вздоха. Она тут же откинула капюшон
и стянула перчатки, чтобы онемевшие от холода уши и  одеревеневшие  пальцы
отошли в этой поистине тропической жаре. И если бы не приличия, она заодно
сняла бы и туфли с чулками,  ибо  ноги  у  нее  закоченели  и  она  их  не
чувствовала.
     - Суп, Возвышенные дамы. Вам требуется горячий суп. Или чай?  Горячий
шоколад? - предложил Кенубль.
     - Шоколад! - страстно прошептала Аврелия.
     - Минуточку, я пододвину кресла к огню.
     Столь  суетливая  заботливость,  по  всей   видимости,   вступала   в
противоречие со зловещей красной  эмблемой  -  и  наоборот.  Элистэ  вдруг
почувствовала себя такой усталой, замерзшей и растерянной, что  у  нее  не
осталось сил задумываться над этой головоломкой. Кухонный жар подействовал
на нее,  как  наркотик,  -  разом  приглушил  страхи  и  отнял  силы.  Она
поразмыслит над этим, но потом; лучше всего - после горячего супа  и  чая.
Опустившись в  ближайшее  кресло,  она  протянула  руки  к  огню.  Аврелия
последовала ее примеру, тогда как Кэрт, которой было не положено сидеть  в
присутствии господ, устроилась на каминном коврике.
     Но Цераленн продолжала стоять. Губы у нее посинели от холода, и,  как
говорится, зуб на зуб не попадал, однако подобные мелочи никогда не мешали
ей четко и ясно излагать свои мысли.
     - Мастер Кенубль, мы перед вами в долгу за такое радушие. И все же мы
сможем воспользоваться вашим  гостеприимством,  лишь  убедившись  со  всей
непреложностью, что прекрасно понимаем друг друга. Мне  и  моим  спутницам
требуется убежище на неопределенное время, вероятно, на  несколько  суток.
Поскольку же в нашем положении предпочтительней  держаться  в  тени  и  не
раскрывать  своих  имен,  мы  полагаемся  на  вашу  осторожность,  каковая
обеспечит  нам  безопасное  укрытие.  За  такую  услугу  вы,  естественно,
получите щедрое вознаграждение.
     - Вознаграждение? - Кенубль выпрямился, изо всех сил стараясь  скрыть
обиду, проступившую на  его  круглом,  добродушно-глуповатом  лице.  -  Вы
заблуждаетесь,  Возвышенная  госпожа,  и  даже  очень.  Заявляю,  что   вы
несправедливы ко мне. Кондитер Кенубль не оказывает услуг за деньги, и  не
будем  говорить  ни  о  каком  вознаграждении.  Я   шерринец,   мадам,   и
верноподданный, я предан моему королю и  отечеству,  как  был  предан  мой
батюшка Кенубль, и коли потребуется - я вколочу это в своих детей, так что
на  всю  жизнь  запомнят.  Мадам,  мы,  Кенубли,  -  уважаемое  семейство.
Возвышенные - и те не брезгуют нашей выпечкой. Ну о  каком  вознаграждении
можно тут говорить!
     - Я была неправа, - сдержанно кивнула Цераленн.
     Ее спутницы в жизни не слышали, чтобы с  уст  старой  дамы  срывалось
нечто похожее на извинение. Ее слова вполне удовлетворили мастера Кенубля,
который сменил негодование на прежнюю любезность. Однако Элистэ все еще не
оставляли сомнения. Она с благодарным поклоном приняла от кондитера  чашку
дымящейся  чечевичной  похлебки,  глотнула  и  глубоко  вздохнула,   когда
живительное тепло разлилось по всему телу. Тем  не  менее  она  не  смогла
удержаться и спросила:
     - А красный ромб на ваших дверях и на колпаке?..
     - Маскировка, Возвышенная дева. Хитрость, обман - дело,  возможно,  и
недостойное, но как еще мог Кенубль остаться на воле, чтобы служить королю
и отечеству? Но пусть вас это не пугает, Возвышенная дева. Я презираю этот
гнусный ромб, я его ненавижу, поверьте. Супруга моя, мадам  Кенубль,  тоже
его ненавидит, и двое моих парнишек, младших Кенублей, так же возненавидят
его, а не то им не поздоровится.  Хотите,  я  поделюсь  с  вами  маленькой
тайной, Возвышенная дева? Каждый вечер перед отходом  ко  сну  я  кляну  и
поношу этот красный ромб, а часто даже плюю на него. А супруга моя,  мадам
Кенубль, нарисовала красный ромб на донышке ночного горшка.  Уже  за  одно
это, прознай кто, нас отправили бы прямиком  в  Кокотту,  но  мы  с  женой
считаем, что риск того стоит. Хотите, я на ваших глазах плюну  на  красный
ромб? Прямо сейчас, если не верите?
     - Ну что вы, не нужно, - успокоила его Элистэ, которая и сама  начала
понемногу успокаиваться. Однако же она задала еще один вопрос: - А за  что
вы дали деньги тому бедолаге, что привел нас сюда?
     - Это вы про Лоскута? Ну, о Лоскуте не  волнуйтесь.  Он,  Возвышенная
дева, парень, конечно, странный, но не так страшен, как выглядит.
     "Куда уж страшнее!" - подумала Элистэ.
     - Он, Лоскут то есть, грубоват, как все из Нищего братства - я имею в
виду попрошаек, - но вообще-то не хуже всех прочих, что с  грехом  пополам
добывают себе на пропитание. И они знают - мадам Кенубль им  намекнула,  -
что кондитер Кенубль готов заплатить вознаграждение в шесть рекко всякому,
кто приведет к нему попавших в беду Возвышенных. Таким вот образом я  хоть
как-то служу  нашему  пребывающему  в  изгнании  королю,  оказывая  помощь
жертвам этой их противозаконной революции.
     - Стало быть, все нищие, что сейчас толкутся за вашей дверью,  знают,
что вы укрываете Возвышенных? - У Элистэ  вновь  возникло  желание  бежать
отсюда. - И добрых две дюжины знают о том, что мы в вашем доме?
     - Несколько десятков, не меньше, а то и  сотня,  -  беспечно  заметил
Кенубль. - Как же им не знать, Возвышенная дева?
     - Нам лучше уйти, пока не поздно. -  Элистэ  посмотрела  на  бабушку,
тоже усевшуюся у камина.
     - Тише, внучка, - ответила Цераленн. - Нужно все взвесить.
     - Взвесить? Да кто-нибудь  из  этих  подонков  наверняка  уже  вызвал
народогвардейцев.
     - Никому из них такое и в  голову  не  придет,  Возвышенная  дева,  -
попытался успокоить ее Кенубль. - Это исключено