ет, а вы и словом не обмолвились! Почему?
     - Во-первых, потому что вам нужно было поправиться, в таком состоянии
вы не могли пуститься в поездку.
     - Но это сначала. А потом?
     - У меня вам  было  удобно  и  сравнительно  безопасно.  Вы  казались
довольной. Я не предполагал, что вы рветесь уехать.
     - О! Впрочем, вы правы. И все же - разве не было другой причины?
     Элистэ и сама не знала, что хочет услышать в ответ, но почему-то  это
представлялось ей крайне важным.
     - Бегство скорее всего удалось бы, однако оно сопряжено  с  известным
риском. Мне не хотелось подвергать вас опасности.
     - Но сейчас захотелось, поскольку вам это на руку, верно? -  съязвила
она, ибо его объяснение непонятным  образом  ее  огорчило.  -  И  если  вы
требуете, чтобы я предоставила дядюшке Кинцу самому решать, хочет он пойти
на риск или нет, вам бы следовало до этого дать мне такую же  возможность.
Или я не права?
     Она не сомневалась, что на сей раз загнала его  в  угол,  но  Дреф  и
бровью не повел.
     - Откуда мне было знать, что вы мечтаете уехать? Вы ни разу  даже  не
заикнулись,  а  я  не  ясновидящий.  Даром  ясновидения,  если  он  вообще
существует, безусловно, наделены только Возвышенные, а я, как известно,  к
ним не принадлежу. - И он весело улыбнулся.
     - Чего не знаю, того не знаю, - возразила она и, отчаявшись, прибегла
к самому последнему доводу,  который  обычно  выводил  Дрефа  из  себя:  -
Возможно, в прошлом веке какой-нибудь сеньор  позволил  себе  неосторожную
связь со всеми вытекающими последствиями.
     К ее досаде, Дреф рассмеялся.
     - Позор, - охотно согласился он.
     - Так какой способ бегства вы придумали? - спросила она, сменив тему,
чтобы скрыть разочарование - ей так и не удалось одержать над ним верх.  -
Как мне провести Буметту?
     -  Нам  понадобится  грузовая  повозка,  возница  и  не  менее   двух
надежнейших сообщников.
     - Уже не нравится. Вы что, собираетесь схоронить меня на дне  повозки
и попытаться  вывезти  через  Северные  ворота?  Я  слышала,  что  Буметта
извлекла не один десяток Возвышенных из-под старых мешков и снопов соломы.
Говорят, она улавливает мысли, словно дальние  звуки,  а  мысли  проникают
сквозь все материальные препоны и предают нас. К тому же не будем забывать
о вознице. Уж его-то страх Буметта непременно учует...
     - Опять вы торопитесь с  выводами.  Неужели,  по-вашему,  я  не  учел
этого? Минутку терпения, я все объясню, а после решайте,  имеет  ли  смысл
рисковать. Вот послушайте.
     Порой он напоминал ей  школьного  наставника.  Такой  его  тон  часто
раздражал Элистэ, но на сей раз показался уместным.
     - В день нашего отбытия, -  начал  Дреф,  -  за  несколько  часов  до
рассвета мы отправимся в дом первого нашего сообщника - я знаю такого,  он
живет недалеко от университета. Там мы оба выпьем снотворной настойки - не
пугайтесь, она совершенно безвредна,  -  и  на  восемь  или  девять  часов
погрузимся в полное забытье.
     Он остановился, словно ждал с ее стороны возражений и  протестов,  но
Элистэ не проронила ни слова.
     - Нас спящими, - продолжал Дреф, - поместят в ящики с двойным дном, а
ящики перепоручат наемному вознице,  который  вывезет  их  через  Северные
ворота и через несколько часов доставит получателю груза - нашему  второму
сообщнику в Средней Совани. Возница сдаст груз, с ним  расплатятся,  и  он
уедет. Сообщник номер два извлечет нас из ящиков, после  чего  мы  обычным
дилижансом отправимся в Фабек и Дерриваль. Преимущества этого замысла...
     - Я понимаю, - перебила его Элистэ. - Мы на  какое-то  время  утратим
сознание, перестанем думать, и Буметта не учует  в  воротах  запах  мысли.
Возница ни о чем не подозревает, а поэтому не боится, так что в его мыслях
не будет ничего криминального. По-моему, план хороший. Но,  выбравшись  из
столицы,  мы  не  сможем  путешествовать  дилижансом  без   подорожной   и
паспортов, иначе нас арестуют на первой же заставе.
     - Совершенно справедливо, но мы обзаведемся поддельными бумагами. Это
займет не более суток - у меня на примете есть  отменный  мастер  по  этой
части.
     - Что ж... тогда, похоже, план может осуществиться. Однако почему  до
сих пор Возвышенные не бежали из Шеррина таким способом?
     - Вы в этом уверены?
     - Ага! - Об этом она не подумала.
     - Остается последний вопрос - вы  согласны  рискнуть?  Никто  вас  не
принуждает, поймите. Если угодно, оставайтесь здесь, тут вам  ничто  вроде
бы не грозит, а я один отправлюсь в  Фабек  и  постараюсь  как-нибудь  все
уладить. Пожалуй, лучше нам так и сделать. Это будет безопаснее.
     Элистэ задумалась. Сперва ее подмывало отказаться. Долгие  месяцы  ее
самой заветной мечтой было выбраться из  Шеррина.  За  городскими  стенами
открывался  путь  к  спокойной  и  устроенной  жизни,  и  мысль  об   этом
поддерживала ее  в  минуты  самого  черного  отчаяния.  Но  вот  появилась
возможность к бегству, и все оказалось не так, как она себе  представляла.
Более того, бегство из Шеррина теперь виделось началом новых опасностей  и
невзгод. Чего бы проще и естественней - ответить отказом и остаться в этом
теплом и надежном убежище? Дреф уедет ненадолго. Без ее помощи ему  ни  за
что не добраться до дядюшки Кинца, он возвратится к ней,  и  жизнь  пойдет
своим  чередом.  Если,  конечно,  у  Дрефа  все  обойдется.  Шорви  Нирьен
погибнет, Уисс Вал„р укрепит свою власть, но  какое  это  имеет  значение?
Вероятно, никакого. Да, но что будет с  Дрефом?  Что  прочтет  она  в  его
глазах? Их взгляд станет другим, а ведь это зависит  и  от  нее.  Странно,
Дреф такой самоуверенный, и тем не менее это правда: в  ее  власти  зажечь
или притушить блеск в его глазах.
     О, если бы он мог успокоиться, тихо и безмятежно жить в Шеррине!  Так
было бы лучше для него самого, и для дядюшки Кинца, и для нее, Элистэ.  Но
он никогда не успокоится, ни сейчас, ни потом: Дреф верен себе.
     - Хорошо, я согласна. Вылазка обещает быть занимательной,  -  сказала
она как бы помимо собственной воли и была отчасти вознаграждена  взглядом,
который он на нее бросил.


     С  этой  минуты  события  стали  развиваться   с   головокружительной
быстротой. Сразу после разговора Дреф куда-то ушел - уладить то да се, как
туманно объяснил он. В  ожидании  новостей  Элистэ  прождала  его  сколько
смогла - почти до рассвета, тронувшего румянцем небосклон на востоке.  Тут
веки  ее  налились  свинцом,  она  сдалась  и   отправилась   в   кровать.
Пробудившись через некоторое время, Элистэ обнаружила, что Дреф безмятежно
спит в своем кабинете. Ей очень хотелось его растолкать, но она взяла себя
в руки и дала ему отоспаться. Он очнулся около двух.  Как  выяснилось,  ее
долготерпение не оценили  и  не  вознаградили.  Дреф  торопливо  проглотил
краюху хлеба со вчерашним супом, который даже не стал разогревать, и снова
куда-то исчез, ничего не объяснив и не взяв ее с  собой,  несмотря  на  ее
настойчивые требования.
     И опять Элистэ осталась одна, снедаемая  любопытством.  День  тянулся
мучительно долго. Дреф вернулся только к ночи. Элистэ буквально кипела  от
бешенства. Она встретила Дрефа ледяным молчанием, даже не взглянув  в  его
сторону. А он словно и не обратил внимания на ее раздражение.  В  отличном
настроении он уселся за стол, положил себе еды и  налил  вина.  За  ужином
Дреф рассказал ей, чем занимался  днем  -  в  основном  добывал  фальшивые
подорожные и паспорт для  Элистэ.  Человек,  подделывающий  документы  для
нирьенистов, недавно отбыл на свидание с Прекрасной Дамой. Необходимо было
срочно найти другого, не менее надежного, и поиски отняли  у  Дрефа  много
времени. Но, судя по всему, он преуспел и в доказательство кинул на колени
Элистэ бумажный пакет.
     Документы выглядели  безупречно  -  при  всех  положенных  печатях  и
подписях, по всей форме и даже со слегка потрепанными уголками.  Элистэ  с
восхищением изучала их. Отныне она превращалась в Ивиэн Сузоль, жену Муажа
Сузоля, восемнадцати лет,  проживающую  в  Грамманте.  Неизвестный  мастер
предусмотрел все. Нет, это Дреф предусмотрел, как всегда. Устыдившись, что
так раскапризничалась, Элистэ заставила себя улыбнуться.
     - Как я вижу, тучи рассеиваются,  -  непринужденно  заметил  Дреф.  -
Прекрасно. Мне бы  не  хотелось,  чтобы  вы  пускались  в  путь  в  дурном
расположении духа.
     - В путь?
     - Да. Мы отбываем. - Он извлек карманные часы. - Через четыре часа. У
вас  хватит  времени  упаковать  небольшой  саквояж,  если  захотите   его
прихватить.
     - Через четыре часа!
     - Вот именно. Какой смысл оттягивать?
     - Но... так сразу. Я не думала... я не готова.
     - Какие еще приготовления вам нужны?
     - Дреф, есть вещи, которых вы просто не понимаете.
     Но по его довольной улыбке  она  догадалась,  что  он  прекрасно  все
понимает.
     Часы пролетели, как минуты. Не успела она опомниться,  как  Дреф  уже
свел ее вниз и они вышли в тупик  Слепого  Кармана,  где  тут  же  поймали
фиакр. Забираясь в карету, Элистэ бросила  последний  взгляд  на  пансион,
где, как она начинала понимать, прошли счастливейшие  дни  ее  жизни.  Она
подумала, что, может, уже не вернется сюда. При  всей  осторожности  Дрефа
они не были  застрахованы  от  случайностей.  Какая-нибудь  непредвиденная
помеха, неудачное стечение обстоятельств у Северных ворот - и не видать ей
больше тупика Слепого Кармана. Через несколько часов они  с  Дрефом  могут
очнуться в "Гробнице". А чтобы этого избежать, стоит всего лишь  отпустить
фиакр, возвратиться в дом, подняться к себе...
     Дверца кареты захлопнулась. Фиакр тронулся, и пансион остался позади.
На Элистэ нахлынуло чувство беспомощности, свободного падения - как в  тот
раз, когда она представила, будто бросается с Винкулийского моста. Что  ж,
она сделала выбор. Назад пути нет.
     Они проехали Крысиный квартал - Элистэ этого даже не  заметила,  -  и
покатили  по  Университетской  улице,  миновали  Университетскую  площадь.
Свободную Башню  (бывшую  Королевскую)  и  до  омерзения  пропагандистскую
скульптурную группу "Десять мыслителей", воздвигнутую на месте  снесенного
ансамбля "Десять монархов". Затем фиакр свернул на одну из  примыкающих  к
площади многочисленных кривых улочек и остановился у  какого-то  безликого
перекрестка.  Они  вышли.  Дреф  расплатился  и  увлек  свою  спутницу   в
безымянный  переулок,  к  облупившемуся   дому,   над   дверями   которого
красовалась расписанная от руки вывеска "Зук  и  компания.  Посредническая
контора". Он постучал условным стуком - два удара, пауза,  четыре,  пауза,
еще два, - и им сразу  отворил  дверь  мужчина  грубоватого  крестьянского
вида, с седыми усами и красным ромбом на груди. Элистэ подумала,  что  это
сам мастер Зук, глава посреднической конторы, но убедиться в  этом  ей  не
пришлось, потому что Дреф не стал их знакомить.  Они  перемолвились  всего
парой слов, но в разговорах, видимо, не было надобности. Седой молча пожал
Дрефу руку, повернулся и провел их в скудно освещенную комнату, где стояли
два  больших,   доверху   набитых   книгами   деревянных   ящика.   Элистэ
вопросительно посмотрела на Дрефа, но тот уже занялся  делом.  Вытащив  из
одного ящика десятка два книг, он взялся за слегка выступающую  внутреннюю
нижнюю кромку и  поднатужась  поднял  дно,  на  котором  покоилась  добрая
четверть груза.  Под  этим  дном  обнаружилось  второе,  а  между  ними  -
свободное пространство. В стенках из неполированных  сосновых  досок  были
проделаны дырочки для воздуха, хитро замаскированные. Так  вот  в  чем  ей
предстояло путешествовать! Элистэ невольно подумала о гробе.
     - Залезайте, - скомандовал Дреф.
     Так сразу? Не переговорив, не объяснив, не ободрив?  Чистое  безумие,
ни в какие ворота не лезет. Она бы с ним поспорила, но  он  сразу  Поймет,
что ей страшно. Он и  так,  вероятно,  догадывается,  но  ей  было  стыдно
открыто выказывать слабость. Вздернув подбородок, Элистэ подошла, села  на
край ящика, перебросила ноги и улеглась  на  дно.  Места  вполне  хватает,
сразу отметила она. Можно лечь на бок, немного  поджав  ноги;  не  так  уж
плохо. Но ее брала дрожь при мысли о книгах,  которые  навалят  сверху,  о
темноте и  тяжести,  которую  ей  с  места  не  сдвинуть.  Да  еще  крышку
заколотят, точно у гроба, - у нее даже похолодели ладони.
     Дреф и Зук склонились над девушкой.  Зук  протянул  глиняную  кружку,
которую она приняла  без  особой  радости.  Кружка  до  самых  краев  была
наполнена темным настоем. Элистэ  опасливо  принюхалась,  вдохнула  густой
приторный аромат. Все чувства подсказывали -  "не  пей".  Но  Дреф  и  Зук
ждали. Какой жалкой трусихой предстанет она перед ними, если заартачится в
решающую минуту. Ее начнут уговаривать и уламывать,  в  конце  концов  она
уступит, а в результате только  даром  потратит  время  и  будет  казаться
последней дурочкой. Из гордости, а может,  из  простого  тщеславия  Элистэ
начала пить. Настой  оказался  чудовищно  сладким  и  густым,  с  каким-то
горьковатым, даже тошнотворным привкусом.  Стоит  поперхнуться  или,  того
хуже, не удержать мерзкого пойла - и стыда  не  оберешься.  Она  заставила
себя проглотить настой, не обращая внимания на вкус, и вернула Зуку пустую
кружку.
     - Молодчина.
     Дреф изобразил это слово губами, но не  произнес  вслух,  -  так,  по
крайней мере, ей  показалось,  потому  что  она  ничего  не  услышала.  А,
возможно, настой уже стал оказывать свое действие,  притупляя  восприятие.
Две или три минуты она смотрела, как Дреф и Зук возятся у  второго  ящика,
но уже не понимала, что именно они делают:  она  вдруг  разом  отупела,  а
потом зевнула во весь рот. Поразительно, до чего быстро сработало  варево.
Элистэ ощущала, как сон холодком растекается по жилам, обволакивает тело и
разум, замедляет жизненные процессы. Может, ей дали слишком большую  дозу,
и она сейчас не уснет, а умрет? Полагалось бы испугаться,  но  Элистэ  так
расслабилась, что не осталось сил бороться. Ощущение и  в  самом  деле  не
было  неприятным.  Сомнения  и  тревоги   отступили,   на   нее   снизошла
неестественная, но безмятежная благодать. Скоро она  целиком  отдастся  во
власть сна, который подхватит ее и унесет на своих крыльях. Но минутку она
еще протянет, всего минутку - посмотреть, что там делают Дреф и Зук,  хотя
различать их становилось все труднее и труднее: они были  далеко-далеко  и
словно в тумане.
     - Устраивайтесь поудобней.
     Голос Дрефа выплыл из пелены тумана. Она  заморгала,  тщетно  пытаясь
сосредоточиться, но увидела только бесформенный силуэт. Оказалось, что она
стоит на коленях, опершись подбородком  и  руками  о  край  ящика.  Элистэ
почувствовала, как Дреф взял ее за плечи - от его рук исходило тепло  -  и
осторожно уложил на дно. Самодельная  подушка  -  сложенная  скатерть  или
что-то из одежды - легла ей под голову  на  необтесанные  сосновые  доски.
Мгновенное легкое прикосновение к щеке двух  его  пальцев  -  или  это  ей
только приснилось? Теперь все окончательно поплыло у Элистэ перед глазами,
а потом она провалилась в забытье без всяких сновидений.
     Она не почувствовала, как  опустили  второе  дно  и  поверх  навалили
книги. Стук молотка, когда забивали крышку, тоже не  дошел  до  ее  слуха.
Элистэ не знала, что рано утром ящик, в котором она лежала, вынесли вместе
с другим из посреднической конторы Зука и взгромоздили на большую грузовую
телегу, в которой уже тесно стояли короба, сундуки и бочонки, отбывающие в
разные  провинциальные  города  и  местечки.  И  ни  малейшей   искры   не
промелькнуло в ее отключенном сознании, когда  возница,  забрав  последнюю
партию груза, тронул с места громоздкую телегу и она со  скрипом  поползла
по серым безлюдным улицам к Северным воротам.


     Буметта, Надвратный Страж, находилась на  своем  обычном  посту,  где
была всегда и пребудет впредь. Давным-давно, в незапамятные  времена,  как
смутно Ей вспоминалось, глаза Ее были обращены  на  север.  Перед  Нею  до
самого горизонта расстилался сельский простор; позади лежал город. С  этой
высокой точки открывался прекрасный обзор, здесь Она и несла денно и нощно
свою вахту, в любую минуту готовая поднять тревогу. Трижды  в  Ее  прошлом
существовании Она это делала,  и  пронзительный  вой  Ее  сирены  поднимал
людей, защитников Врат, на отражение  наступающих  чужеземных  орд.  Затем
долгий беспамятный сон смежил Ее  железные  веки,  и  Врата  остались  без
присмотра. Когда же  Она  снова  очнулась,  то  увидела,  что  позиция  Ее
изменилась. Теперь  Она  была  обращена  к  городу,  однако  призвание  Ее
осталось все тем же - предупреждать о противозаконных попытках пройти  под
Вратами.
     И сколько  же  было  этих  попыток!  Сколько  тайных  врагов  тщились
проникнуть,  просочиться  или  иным  способом  осквернить  Врата!  Сколько
заговоров, сколько хитрых уловок! Разумеется, Буметта их всех  обнаружила.
Никому из живущих на свете врагов нечего  было  и  надеяться  обмануть  Ее
бдительность, ибо преступников выдавали их глаза, голоса, запах, замирание
сердца, прерывистое дыхание, ледяной ужас в  жилах.  Но  прежде  всего  их
выдавали проблески  и  всплески  мыслей,  что  прорывались  сквозь  жалкие
бесполезные ограждения из обмана и  притворства  и  приводили  в  действие
сирену Буметты. Да, Она их всех вывела на чистую воду, и тем не менее они,
судя по всему, никак не могли понять бесполезность своих усилий, что  было
удивительно.
     Гнусные посягательства на непорочность  Врат  продолжались.  Заговоры
поражали разнообразием, враги кишели  повсюду,  сам  воздух  был  пропитан
злодейством. Вратам каждый миг грозила опасность, их сотни раз  успели  бы
осквернить, когда б не самоотверженность и проницательность Буметты. Врата
и люди, к ним приставленные, всем Ей обязаны. Всем. Но видит ли Она от них
должную благодарность и почитание? Буметта сильно подозревала, что нет.
     А заговоры множились, следуя один за другим с  такой  быстротой,  что
даже Буметта с ее сверхъестественной восприимчивостью  порой  уставала,  а
иной раз даже терялась, как,  например,  в  эту  самую  минуту.  К  Вратам
подъехала телега. И повозка и возница были  знакомы  как  Буметте,  так  и
людям - хранителям Врат. Этот возница со своей телегой много раз  проезжал
под Вратами, и Буметта, как  правило,  не  чуяла  ничего  подозрительного.
Однако время от времени у Нее возникало непонятное чувство; возникло оно и
теперь. Телега как телега, возница как возница, да и груз,  скорее  всего,
тоже  самый  обычный.  И  тем  не  менее  что-то  Ее  тревожило,   внушало
подозрения. Она ощущала какой-то непонятный  подвох.  Буметта  и  сама  не
сумела бы объяснить почему, но  чуяла  двойную  игру.  Она  не  улавливала
ничьих потаенных мыслей, в противном случае не стала бы медлить; и все  же
что-то было не так. Буметта наставила на телегу лопасти  ушей,  стеклянные
Ее глаза загорелись, но Она молчала - и слушала:
     - Подорожную, собрат. - Голос начальника караула прозвучал спокойно и
беззаботно, ибо все караульные знали  этого  возницу  как  твердокаменного
экспроприациониста и истинного патриота:  по  его  доносу  виконт  во  Нир
Шийярд угодил в Кокотту со всем семейством. Возница, по всем  меркам,  был
человек надежный.
     - Вот. Все закорючки как надо.  -  Он  предъявил  бумаги,  в  которые
начальник не стал вникать.
     - Что за груз, собрат?
     - Как всегда, всякая всячина.
     - А что в этом вот сундучке? - ткнул пальцем начальник.
     - Фарфоровый сервиз для купчихи в'Орц Левре.
     - А в двух этих гробах? - начальник постучал по ящикам.
     - Книги для народной школы в Дицерне.
     - Все ясно. Проезжай, собрат. Да здравствует Защитник Республики!
     - Во веки веков!
     Телега прогромыхала под Северными воротами и выехала из Шеррина.
     Буметта мигнула стеклянными глазами и молча повела л