За  это  время  Иас отметил его  всеми возможными  почестями и
привилегиями, сделав  провинкаром двух областей, канцлером Шалиона, маршалом
своей личной гвардии и генералом богатого и могущественного военного  ордена
Сына.  Завистники и недоброжелатели даже распускали слухи, что ди Льютес был
истинным реем Шалиона во всем, кроме титула, а Иас был его рейной... Кэсерил
иногда задумывался, было  ли  это слабостью или мудростью со стороны Иаса --
позволить  ди  Льютесу делать всю грязную работу, оставив себе лишь  имя Иас
Добрый. Хотя нет, поправился Кэсерил, Иас Сильный. Не Иас Мудрый, ни -- боги
свидетели  -- даже Иас Счастливый.  Именно ди Льютес устроил  вторую свадьбу
Иаса,  женив  его на леди  Исте, вероятно,  в  попытке пресечь сплетни среди
благородного  сословия  Кардегосса о неестественной любви между  реем и  его
давним другом. Однако...
     Через  пять  лет  после  заключения   этого  брака  ди  Льютес  потерял
расположение Иаса, его милость, все свои привилегии -- внезапно  и навсегда.
Обвиненный в  измене, он умер  под  пытками в  застенках Зангра --  огромной
резиденции рея  в Кардегоссе. За пределами двора  Шалиона ходили слухи,  что
изменой этой была  любовь ди Льютеса к  молодой рейне  Исте.  В  более узких
кругах поговаривали, что рейна в конце концов убедила своего мужа уничтожить
ненавистного соперника.
     Так или  иначе, но проблема треугольника  разрешилась. Жуткая геометрия
смерти свела количество его  вершин к двум, а когда  по прошествии менее чем
года  скончался  и сам Иас,  вершина осталась  всего одна  --  Иста. Иста же
забрала детей и покинула Зангр -- или была изгнана из него.
     Ди  Льютес. Не упоминайте ди Льютеса. Не вспоминайте, таким образом, об
истории Шалиона на протяжении последних полутора поколений. Так вот.
     Кэсерил  вернулся к  Исте и  немного  опасливо сел в кресло,  покинутое
удалившейся  за  нитками  леди.   Иста   принялась  ощипывать  розу,  но  не
взволнованно, а аккуратно и неторопливо, выкладывая  лепестки круг за кругом
в форме скручивающейся спирали, так что они образовывали новую розу у нее на
подоле.
     -- Прошлой ночью меня навестил покойник, -- сказала  Иста. --  Хотя это
был всего лишь сон. Вам когда-нибудь снится такое, Кэсерил?
     Кэсерил  сморгнул  и,  решив,  что  признаков  какого-либо  припадка не
заметно, да и непохоже, чтобы рейна была не в своем уме, ответил:
     --  Иногда мне  снятся мать и отец. Такие же,  как и при жизни... и мне
бывает жаль просыпаться, потому что это означает потерять их снова.
     Иста кивнула.
     -- Этим-то сны-иллюзии и печальны. Но правдивые  сны просто жестоки. Их
внушают нам боги, Кэсерил.
     Кэсерил нахмурился и склонил голову набок.
     --  Все  мои  сны  растворяются,  как  дым  или  туман,  стоит  столько
проснуться.
     Иста  наклонилась  над оставшейся  без  лепестков розой  --  теперь она
аккуратно отделила покрытые  золотистой пыльцой  тычинки  и  выложила  их  в
центре импровизированного цветка на подоле.
     -- Правдивые сны  ложатся свинцом  на сердце и теснят грудь. Их тяжесть
погружает душу в тоску. Правдивые сны остаются с нами наяву и не дают покоя.
От них не  избавиться  --  это так  же  бесполезно, как  и пытаться  вернуть
слетевшее с  языка обещание.  Не доверяйте  снам,  кастиллар. Как и  людским
обещаниям, -- она подняла лицо. Взгляд ее был полон решимости.
     Кэсерил смущенно откашлялся.
     --  Ну, миледи, это было бы по меньшей мере глупо. Но мне приятно время
от  времени видеть  отца. Я ведь  не могу  встретиться  с ним  никаким  иным
способом.
     Леди Иста улыбнулась загадочной улыбкой.
     -- Вы не боитесь покойников? Своих покойников?
     -- Нет, миледи, не во снах.
     -- Может, ваши покойники не слишком ужасны?
     -- По большей части нет, мэм, -- согласился он.
     Высоко в замке распахнулось окно. Из  него выглянула компаньонка рейны,
чтобы  удостовериться,  что с ее  подопечной все в порядке. Убедившись,  что
леди ведет спокойную беседу, женщина снова скрылась в глубине комнаты.
     Кэсерилу  хотелось знать, как проводит  время рейна. Она,  кажется,  не
вышивает;  непохоже,  чтобы  она  много читала или  играла  на  каком-нибудь
инструменте; музыкантов она тоже  не держала. Кэсерил несколько раз заставал
ее за молитвой  --  в течение нескольких недель Иста проводила часы  в  зале
предков или  за переносным  алтарем,  установленным  в  ее комнате.  Иногда,
довольно  редко, компаньонки и ди Феррей  сопровождали ее в городской  храм,
когда там бывало безлюдно.  В то же время рейна могла неделями не обращаться
к богам, словно позабыв об их существовании.
     -- Вы находите утешение в молитве? -- поинтересовался Кэсерил.
     Она посмотрела на него и снова тихо улыбнулась.
     -- Я?  Я не нахожу  утешения ни в чем.  Боги посмеялись надо  мной. Мое
сердце и душа находятся у них в плену, мои дети -- узники судьбы. А судьба в
Шалионе сошла с ума.
     -- Гм... я полагаю, есть более страшные темницы, чем в  этом  спокойном
солнечном замке, миледи. Брови ее поднялись, она выпрямилась.
     -- О да. Вы бывали когда-нибудь в Зангре, в Кардегоссе?
     --  Да, в юности. В последнее время не доводилось. Огромная резиденция.
Половину того времени, что я  пробыл там, я  блуждал по коридорам  в поисках
нужного зала.
     -- Странно... я тоже там терялась. Знаете, там полно привидений.
     -- Я бы не удивился, -- согласно кивнул Кэсерил. -- Это естественно для
больших  крепостей...  ведь  сколько народу погибает при  строительстве и во
время  осад.  И  жители  Шалиона умирали  в  этой крепости,  а еще прежде --
рокнарские  каменотесы, первые короли и те, кто был до них и  кого уже никто
не помнит.
     Зангр был обителью множества поколений правителей, благородных мужчин и
женщин, скончавшихся в нем кто естественной, а кто и таинственной смертью.
     --  Зангр старше самого  Шалиона.  Конечно, в нем...  накопилось  много
всего.
     Иста  начала медленно  выкладывать в ряд шипы  со  своей розы; выходило
нечто похожее на зубья пилы.
     -- Да,  именно  накопилось. Очень верное слово. Зангр накапливает зло и
бедствия, словно отстойник --  так  же  как его водосточные  канавы и желоба
накапливают дождевую воду. Вам следует избегать Зангра, Кэсерил.
     -- У меня нет никакого желания ни служить, ни жить при дворе, милели.
     --  А  мне  когда-то страстно хотелось. Всем  сердцем. Знаете, наиболее
чудовищные  проклятия  богов  падают на  наши  головы,  как ответ на наши же
молитвы. Молитвы  --  опасное занятие. Думаю, их должно запретить, --  и она
стала неспешно очищать стебель от тонкой зеленой кожицы, снимая ее  длинными
узкими полосками и оголяя белую сердцевину.
     На это Кэсерилу нечего было сказать. Замявшись, он лишь улыбнулся.
     Иста провела пальцами по белому прутику.
     -- Лорду ди Льютесу предрекали, что он утонет на вершине горы. И потому
он никогда не боялся плавать, не важно, сколь злы  и  неистовы были волны --
ведь каждый знает, что на вершине гор нет воды, она вся стекает в долины.
     Кэсерил  в  панике  сглотнул  слюну и  беспокойно оглянулся, не идет ли
леди-компаньонка.  Но той видно не  было.  Лорда ди  Льютеса,  как говорили,
пытали водой, под пытками он и умер в темнице Зангра. Глубоко  под каменными
стенами замка,  но в то же время значительно выше уровня Кардегосса. Кэсерил
облизал пересохшие губы и проговорил:
     --  Знаете,  я не  слышал об  этом, когда  он  был  жив. Я  думаю,  это
пророчество выдумали позже, чтобы история казалась страшнее и загадочнее.
     Губы  рейны  изогнулись в  самой странной  улыбке, когда-либо  виденной
Кэсерилом. Она  сняла со стебля последнюю остававшуюся  на  нем  зеленоватую
нить  кожицы, присовокупив ее к остальным, уже разложенным  на подоле частям
розы, и аккуратно прижала всю конструкцию ладонью.
     -- Бедный Кэсерил! Как вам удалось стать таким мудрым?
     От необходимости  придумывать  достойный и  безопасный  ответ,  который
помог  бы перевести  беседу  в  другое  русло, Кэсерила  избавило  появление
компаньонки. В  руках  у нее был целый моток цветных шелковых ниток. Кэсерил
вскочил и поклонился рейне.
     -- Возвращается ваша милая компаньонка...
     Он  поклонился  приблизившейся   леди,  которая  встревоженным  шепотом
спросила:
     -- Она была в здравом рассудке?
     -- Да, совершенно, -- в своем роде...
     -- И ничего о ди Льютесе?
     -- Ничего... существенного.
     Действительно, ничего такого, о чем следовало бы сообщить.
     Дама облегченно  вздохнула  и,  изобразив беззаботную улыбку,  прошла к
своему  креслу.  Села  и  защебетала  о  том, сколько ей  пришлось  перерыть
шкатулок и ящиков в поисках нужных ниток. Итса  смотрела на нее с выражением
тоскливой  покорности. Кэсерилу пришла в голову мысль, что мать Исель и дочь
провинкары не может страдать слабоумием.
     Если Иста разговаривала с окружавшими ее людьми такими же таинственными
фразами, как с ним, то немудрено, что ходили слухи о ее безумии, хотя... ему
сказанное  ею показалось не  бессвязным бредом, а шифром,  к  которому нужно
только  подобрать ключ.  Правда, что-то не совсем  нормальное  в  этом  тоже
было...
     Кэсерил хлопнул  ладонью по книге  и  отправился искать более спокойное
местечко в тени.
     Лето  неспешно продвигалось вперед ленивым шагом;  тело и душа Кэсерила
пребывали  в  блаженной  расслабленности.  Страдал  только  бедняга  Тейдес,
измученный  жарой,   бездельем  и  своим  наставником.  Одним  из   немногих
оставшихся у него развлечений была утренняя охота на кроликов в окрестностях
замка. Таковое  занятие  приветствовали и  одобряли  все местные  садовники.
Характер  мальчика  --  решительный,  пылкий,  неутомимый  --  совершенно не
соответствовал этому времени года.  Кэсерилу казалось, что если кто на земле
и  мог быть воплощением Сына Осени -- бога охоты, войны и прохладной погоды,
-- то это был именно Тейдес.
     Кэсерил  слегка  удивился,  когда  по дороге в обеденный  зал  встретил
принца  с его  секретарем-наставником, раскрасневшихся  и поглощенных жарким
спором.
     -- О, лорд  Кэс! -- обратился к нему Тейдес.  -- Скажите, разве учитель
фехтования старого провинкара не  водил пажей на  скотобойню убивать молодых
быков, чтобы приучить их не бояться в настоящей схватке?  Он  ведь занимался
не только этими... этими танцами на площадке для поединков?
     -- Ну да...
     -- Вот видите! Я же говорил вам! -- крикнул принц своему наставнику.
     -- Но мы практиковались и на площадке, -- немедленно добавил Кэсерил на
тот случай, если учитель принца нуждался в поддержке.
     Секретарь скривился.
     --  Борьба  с  быком  -- это старая  деревенская  традиция, принц.  Это
неподобающий спорт для высокородных.  Вы  же кавалер, в  конце концов, а  не
ученик мясника!
     В замке провинкары в настоящее время не было преподавателя  фехтования,
поскольку  она  считала,  что  ди Санда  вполне способен  заменить такового.
Кэсерил  пару раз наблюдал за  учебными поединками и признавал за секретарем
принца достаточное мастерство во владении мечом  и  высокую точность ударов.
Но его  мастерство  было скорее спортивным,  благородным.  Если он и  владел
грубыми, обманными приемами боя, то подопечному своему их не показывал.
     Кэсерил кисло усмехнулся.
     --  Наш мастер не ставил перед собой цель воспитать из нас джентльменов
-- он готовил нас быть солдатами, и я убедился  в действенности его методов.
Ни одно из полей сражения, где мне довелось побывать, не напоминало площадку
для поединков, это были настоящие бойни. Да, это жестокий и уродливый способ
обучения, но мы усвоили главное...
     Сам Кэсерил довольно быстро научился поражать быка мечом насмерть столь
же ловко и безболезненно, как это делают мясники-профессионалы.
     -- Благодарение богам,  на поле  боя нам не  приходилось  потом поедать
тех, кого мы убили, разве  что лошадей порой. Ди Санда фыркнул и обратился к
Тейдесу:
     --  Мы  можем выехать  с соколами завтра утром, милорд, если сохранится
хорошая погода. И если вы справитесь со своим уроком по картографии.
     -- Дамское развлечение -- соколы и голуби! Что  мне  эти  голуби? -- со
страстью в голосе отозвался Тейдес. -- При  дворе кардегосского рея охотятся
осенью  на диких кабанов в дубовых рощах. Вот это  настоящий  мужской спорт!
Говорят, кабаны очень опасны.
     --  Абсолютно верно, --  подтвердил Кэсерил. -- Крупные  самцы способны
завалить  собаку  и  даже  лошадь.  Или  человека. Они  куда проворнее,  чем
кажется.
     --  Вы охотились в Кардегоссе? --  восхищенно  глядя  на  него, спросил
принц.
     -- Да, я бывал там с милордом ди Гуарида несколько раз.
     --  В  Валенде нет кабанов, -- вздохнул Тейдес. --  Но у нас есть быки!
Хоть что-то. Все лучше, чем голуби... или кролики.
     --  О,  охота  на  кроликов  --  тоже обычная  тренировка  солдата,  --
утешительно произнес  Кэсерил. -- На  тот случай, если придется охотиться на
крыс, чтобы не умереть с голоду. Приемы те же самые.
     Ди Санда  метнул  на него  испепеляющий  взгляд.  Кэсерил  улыбнулся и,
поклонившись,  покинул  их,   предоставив   Тейдесу   терзаться   наедине  с
наставником.
     Во  время обеда Исель завела свою  версию той же  самой  песни,  только
власть,  к  которой  она  обращалась,  была  представлена ее бабушкой,  а не
наставником.
     -- Бабушка, такая жара! Разве мы не можем ходить на речку, как Тейдес?
     В  разгар  лета  дневные  верховые   прогулки  принца  в  сопровождении
воспитателя,  пажей и грумов были заменены  купанием в отгороженном  выше по
реке бассейне, за чертой города. Там купались еще в бытность Кэсерила пажом.
Леди, безусловно, на  такие прогулки не  допускались. Несколько раз Кэсерилу
пришлось  вежливо отклонить приглашение присоединиться к компании, мотивируя
отказ обязанностями  перед своей  воспитанницей.  Истинной причиной, однако,
была необходимость раздеваться и обнажать следы прошлого, начертанные у него
на спине. Он еще слишком хорошо помнил недоразумение с банщиком.
     -- Конечно нет! -- отрезала провинкара. -- Это совершенно неприлично!
     -- Но не с мужчинами же, -- настаивала Исель. --  Мы бы ходили только с
гувернантками, -- она повернулась к Кэсерилу. -- Вы рассказывали, что раньше
женщины из замка тоже ходили на реку.
     -- Прислуга,  Исель, --  строго  уточнила  бабушка, --  более низкие по
рангу. Для тебя это неподобающее занятие.
     Исель  надула губы  и  скрестила  руки  на  груди  --  раздосадованная,
покрасневшая,   но  решительная.   Бетрис,  напротив,  казалась   бледной  и
сдавшейся.  Подали суп. Все сидели и с отвращением смотрели на поднимавшийся
над тарелками пар. Поддерживая традицию -- как и всегда, -- провинкара взяла
ложку и отправила в рот недрогнувшей рукой первую порцию супа.
     Кэсерил вдруг сказал:
     --  Но  ведь леди Исель умеет  плавать,  ваша милость? То есть, я  хочу
сказать, ее этому учили в детстве?
     -- Конечно нет, -- ответила провинкара.
     -- Ох, -- пробормотал Кэсерил, -- пятеро богов.
     Он  оглядел  присутствующих.  Рейна Иста  сегодня  осталась у  себя.  И
потому,  не обнаружив за столом  особо  чувствительных персон, он решил, что
можно продолжить:
     -- Это напомнило мне об одной ужасной трагедии.
     Глаза провинкары  подозрительно  сощурились, но она промолчала.  Только
Бетрис заинтересованно спросила:
     -- Да? Что за трагедия?
     --  Это случилось,  когда  я служил  у  провинкара  Гуариды,  во  время
кампании  против  рокнарского принца Олуса.  Рокнарцы  пересекли границу под
покровом  ночи, во время бури. Мне было приказано эвакуировать леди из замка
ди Гуариды до того, как город будет  окружен. Перед рассветом, проскакав уже
полночи,  мы переправлялись через  реку. Брод был  довольно глубокий. Лошадь
одной из фрейлин  провинкары оступилась, девушка упала  в воду. Течение было
очень  сильным,  оно подхватило ее и  пажа,  который бросился  на  помощь, и
быстро понесло их  прочь. К  тому  моменту, когда я развернул наконец своего
коня,  они уже скрылись из виду...  Мы нашли тела  только на следующее утро.
Река была неглубокая, но  леди, не умея плавать, слишком  испугалась. Если б
она имела хоть какие-то навыки, трагедии можно  было бы избежать и падение в
воду  оказалось  бы  всего  лишь  неприятным  эпизодом.  Три жизни  были  бы
спасены...
     -- Три? Вы сказали -- три? -- переспросила Исель. -- Леди, паж...
     -- Она была беременна.
     -- О!
     За столом воцарилась гнетущая тишина.
     Провинкара потерла щеку и пронзила Кэсерила взглядом.
     -- Это правдивая история, Кэсерил?
     -- Да,  увы, --  вздохнул  он. Он  еще  помнил,  каким синим было  лицо
девушки, холодным  и неподвижным  -- тело и как тяжелы были мокрые  насквозь
одежды... На душе же у Кэсерила было еще тяжелее. -- Я должен был  поставить
в известность ее мужа.
     -- Ух, -- выдохнул ди Феррей. Несмотря на свое пристрастие к застольным
беседам, поддержать сейчас разговор он не решился.
     -- Не хотелось бы мне пережить такое еще раз, -- добавил Кэсерил.
     Провинкара издала странный  звук и отвела  взгляд. Через мгновение  она
сказала:
     --  Моя  внучка  не может  плавать  в  речке  нагишом,  извиваясь,  как
какой-нибудь угорь.
     Исель выпрямилась.
     -- О-о, ну конечно же, мы будем в льняных рубашках!
     -- Это правильно. В случае крайней нужды одежду обычно снимать некогда,
-- поддержал принцессу Кэсерил. Бетрис тихо пробормотала:
     -- И  тогда мы будем стучать  зубами от холода  дважды: сначала -- пока
купаемся, потом -- пока сохнем.
     --  Может   ли   какая-нибудь  леди  из  замка  научить  принцессу?  --
поинтересовался Кэсерил.
     -- Никто из них не умеет плавать, -- отрезала провинкара.
     Бетрис согласно кивнула.
     -- Они  способны только перебраться вброд  через лужу,  -- и с надеждой
посмотрела на него. -- А вы можете научить нас плавать, лорд Кэс?
     -- О да! -- хлопнула в ладоши Исель.
     --  Я...  гм...  --  Кэсерил   замялся.  Рубашку,  правда,   при  таких
обстоятельствах ему снимать не придется,  и не надо будет  ничего объяснять.
-- Полагаю,  да...  если ваши  гувернантки  тоже поедут с нами, -- он  кинул
взгляд на провинкару, -- и если ваша бабушка позволит мне.
     После долгого молчания провинкара сердито проворчала:
     -- Надеюсь, вы не продрогнете там до костей.
     Исель и Бетрис благоразумно сдержали вопль радости, но одарили Кэсерила
благодарными взглядами. Он задумался,  не решили ли  они, что он выдумал всю
эту историю с ночными утопленниками ради них.
     Первый урок  был дан в  тот же день. Кэсерил  стоял посередине речки на
случай, если его  подопечные с  перепугу  пойдут ко дну, не  успев  замочить
волос.   Страх   его  поубавился,   когда  через  некоторое   время  девушки
расслабились и  сами перестали бояться воды.  Они, естественно,  были  более
плавучими, чем  Кэсерил, хотя  месяцы за столом провинкары  не прошли даром,
стерев с его бородатого лица следы изможденности и чрезмерной худобы.
     Его  старания были вознаграждены. К концу лета девушки плавали и ныряли
как утки. Кэсерил просто  сидел на камнях у берега по пояс в воде, на всякий
случай внимательно  наблюдая  за ними. Это сидение  в воде  было  необходимо
Кэсерилу  не только для  того, чтобы освежиться. Ему пришлось  признать, что
провинкара была права -- плавание действительно неподобающее занятие. Тонкий
лен, намокнув,  прилипал к молодым стройным телам девушек, словно смеясь над
скромностью, ради которой и был  надет.  Впечатление от увиденного Кэсерил и
пытался всячески скрыть от своих жизнерадостных учениц. Мокрая одежда плотно
облегала не только тела девушек, она выдавала и его принадлежность к другому
полу, подчеркивая его -- гм! -- вполне  восстановившееся и отнюдь не хрупкое
здоровье.  Оставалось  только  молиться, чтобы девушки ничего  не  заметили.
Исель, кажетс