подводил?
     -- Никогда,  Палли. Именно поэтому я о  тебе  и подумал, --  усмехнулся
Кэсерил и с тихим стоном поднялся на ноги. -- Я должен вернуться в Зангр, --
и он коротко рассказал о ране Тейдеса.
     Лицо Палли приняло озабоченное выражение.
     -- Насколько он плох?
     -- Не знаю... -- осторожность  пересилила желание  быть откровенным. --
Тейдес молод, силен, хорошо ест. Не  вижу причин,  по которым он не смог  бы
одолеть это заражение.
     -- Пятеро  богов, Кэс,  он --  надежда своего Дома. Что делать Шалиону,
если он не выкарабкается? Еще и Орико слег.
     Кэсерил замялся.
     --  Орико... уже какое-то время был  нездоров, но я уверен, ди Джиронал
даже  не предполагал,  что оба  брата слягут  одновременно, в  течение одной
недели.  Можешь сообщить  ди Джеррину, что канцлер  будет  очень  занят  эти
несколько дней. Если лорды-дедикаты хотят подать что-либо на подпись Орико в
обход ди Джиронала -- сейчас для этого самый подходящий момент.
     Он кивал в ответ на призывы Палли соблюдать осторожность, но отказаться
от  эскорта  братьев ди  Гьюра ему не удалось. И когда Кэсерил взбирался  на
холм  к  Зангру,  мысли  его,  вертевшиеся  исключительно  вокруг  того, как
избавить Исель от проклятия ее Дома,  постепенно свелись к одной, куда более
простой -- как бы  не свалиться прямо под ноги этим усердным молодым людям и
не вернуться домой на их крепких плечах.
     По  возвращении   Кэсерил  обнаружил  на  своем  этаже   многообещающее
столпотворение. Врачи  в зеленых одеждах  и их помощники-служители входили и
выходили. Слуги  сновали  туда-сюда с водой, бинтами, одеялами, простынями и
серебряными кувшинами с загадочными напитками. Кэсерил собрался было узнать,
чем он может быть  полезен,  но тут увидел появившегося из кабинета старшего
настоятеля Менденаля с печальным и задумчивым лицом.
     -- Ваше преосвященство? -- Кэсерил тронул  его за пятицветный рукав. --
Как там мальчик?
     --  Ах,  лорд  Кэсерил,  -- Менденаль  встрепенулся  и  остановился. --
Канцлер  и  принцесса снабдили меня пожертвованиями, чтобы  я  помолился  за
принца. Я как раз иду возложить их кошельки на алтарь.
     --  Вы  думаете... молитвы  пойдут  на  пользу?  --  "Вы думаете,  хоть
какие-нибудь молитвы идут на пользу?"
     -- Молитвы всегда идут на пользу. "Увы, это не так", -- хотел возразить
Кэсерил, но придержал язык.
     Менденаль, перейдя на шепот, добавил:
     -- А ваши могут быть особенно полезными. Сейчас. Кэсерил этого, однако,
не заметил.
     --  Ваше  преосвященство, я  ни к одному  человеку в мире  не испытываю
такой ненависти, чтобы посметь навлечь на него результаты моих молитв.
     -- Ох, -- смущенно пробормотал  настоятель. Он выдавил улыбку и вежливо
попрощался.
     Принцесса  Исель вышла в коридор  и огляделась, ища  глазами  Кэсерила.
Увидев, она подозвала его к себе. Он поклонился.
     -- Принцесса?
     Она тоже понизила голос -- казалось, все здесь говорят шепотом.
     -- Речь идет об ампутации. Вы можете... не могли  бы вы помочь  держать
его, если до этого дойдет? Полагаю, вы знаете, что нужно делать?
     -- Конечно, принцесса.
     Кэсерил сглотнул. Кошмарные воспоминания о полевых госпиталях всплыли в
памяти.  Он никогда не мог решить, с кем  тяжелее иметь дело -- с человеком,
который пытается стойко перенести операцию, или с человеком, чей рассудок не
выдерживает  мысли о предстоящем ужасе.  Несравнимо легче, когда  пациент ко
времени начала операции пребывает в блаженной бессознательности.
     -- Скажите врачам, что я в их полном распоряжении. Их и лорда Тейдеса.
     Он  стоял  в кабинете, прислонясь к стене, и слышал,  как  отреагировал
мальчик на  предложение  ампутации. Похоже, Тейдеса  можно  было отнести  ко
второй категории  пациентов. Он  кричал  и  завывал,  что не позволит  кучке
предателей и идиотов сделать из себя калеку, и швырялся вещами. Успокоил его
только  другой  врач,  высказавший  мнение,  что  у  принца не  гангрена,  а
заражение крови -- нос Кэсерила был вполне согласен с этим -- и что в данном
случае  ампутация принесет больше вреда, чем пользы.  Таким образом, лечение
было  сведено к обычному  кровопусканию, хотя по воплям Тейдеса вполне можно
решить,  что врачи все же  приступили к ампутации.  Несмотря на  то что рану
промыли и обработали, температура не  падала; слуги ведрами таскали холодную
воду, чтобы приготовить ванну в  медном корыте,  установленном  в  гостиной.
Врачи собирались окунуть в нее Тейдеса.
     Всех этих докторов,  помощников и  слуг было вполне  достаточно,  чтобы
справиться с одним пациентом, и Кэсерил решил на некоторое время удалиться в
свой кабинет. Там он развлек  себя, сочиняя едкие письма в городские советы,
запаздывавшие с выплатами в  бюджет принцессы Исель. Писать пришлось  во все
шесть городов.  В свое  оправдание  городские советы присылали  послания,  в
которых все сваливалось на неурожай, разбойников, мор, стихийные бедствия  и
вороватость сборщиков налогов. Интересно, отдав  доходы от  этих  городов  в
приданое   Исель,  рей  просто   хотел  отделаться  от   наиболее   злостных
неплательщиков или во всем Шалионе царили такие беспорядки и разруха?
     Вошли Исель и Бетрис, они выглядели бледными и измученными.
     --  Моему брату совсем худо, -- призналась принцесса. -- Мы  собираемся
установить  алтарь  и   помолиться  до  обеда.  Может,  нам  вообще  следует
отказаться от еды и попоститься?
     -- Мне  кажется,  нужны  не  молитвы  других людей,  а  молитвы  самого
Тейдеса. И не о выздоровлении, а о прощении. Исель покачала головой.
     -- Он вообще отказывается молиться. Он говорит, что не виноват, что вся
вина лежит на Дондо, а он никоим  образом не  хотел причинить  Орико вред. И
те, кто утверждает обратное, -- мерзкие клеветники.
     -- А кто-нибудь так считает?
     -- Никто не высказывал  этого принцу в лицо, но среди слуг расползаются
странные слухи -- нам сказала Нан, -- ответила Бетрис.
     Исель нахмурилась.
     -- Кэсерил... такое возможно?
     Кэсерил поставил локти на стол и потер разламывающийся от боли лоб.
     -- Не со  стороны  Тейдеса. Я верю  тому,  что он говорит, -- это  идея
Дондо. Что же  касается  Дондо, насчет него я  готов  поверить чему  угодно.
Посмотрите  на дело  с его позиций: он  женится  на  сестре  Тейдеса,  затем
помогает Тейдесу взойти  на престол,  пока  мальчик еще  несовершеннолетний.
Глядя на  Мартоу, Дондо  понимает, какой властью обладает человек, сидящий у
рея за пазухой. Не знаю уж, как он  рассчитывал расправиться с Мартоу, но  я
уверен, что  Дондо метил на место канцлера -- возможно, регента --  Шалиона.
Может быть, даже и рея Шалиона, смотря какую дьявольскую  судьбу он уготовил
бы Тейдесу.
     Исель прикусила нижнюю губу.
     -- А я думала, что вы спасли только меня, -- она коротко дотронулась до
плеча Кэсерила и прошла к себе.
     Кэсерил  сопровождал дам, когда  те  перед  обедом  отправились нанести
визит  Орико.  Рею хоть  и  не полегчало, но и  не  стало хуже.  Он сидел на
свежезастеленной кровати и слушал,  как  рейна Сара читает  вслух.  Орико  с
надеждой поведал об улучшении  в правом  глазу --  теперь  он,  кажется, мог
различать им движущиеся предметы. Кэсерил подумал, что  водянка  -- довольно
точный диагноз.  И без того отечное  тело рея распухло еще  сильнее; бледный
след от пальца на его полной щеке был виден еще долгое время. Исель не стала
говорить  ему о  болезни Тейдеса, но, уходя, задержалась в приемной с рейной
Сарой и рассказала ей  все откровенно.  Сара плотно сжала губы и промолчала;
Кэсерил решил, что  по крайней мере один человек точно не  будет молиться за
запутавшегося глупого мальчишку.
     После  ужина  температура у  Тейдеса поднялась  еще выше. Он больше  не
сопротивлялся и не жаловался, впал в апатию.
     За  пару  часов  до  полуночи  мальчик  как  будто  уснул.   Совершенно
измученные  Бетрис и Исель наконец  покинули его спальню и  поднялись к себе
немного отдохнуть.
     Ближе к  полуночи  Кэсерил,  будучи не в  силах уснуть  в ожидании  уже
ставших привычными криков и приступов боли, вернулся в покои принца. Главный
врач собирался дать мальчику жаропонижающий  сироп, только что  сваренный  и
доставленный запыхавшимся помощником. Но им не удалось разбудить мальчика.
     Кэсерил поспешил наверх и доложил об этом сонной Нан ди Врит.
     -- Ну, Исель ничем не  сможет помочь,  -- поразмыслив,  сказала  та. --
Бедная девочка только что уснула. Может, позволим ей поспать?
     Кэсерил поколебался, затем сказал:
     -- Нет.
     Обе уставшие, встревоженные девушки снова оделись и быстро проследовали
в заполненную людьми гостиную Тейдеса. Прибыл канцлер ди Джиронал, вызванный
из своего дворца.
     Ди Джиронал хмуро взглянул на Кэсерила и поклонился Исель.
     -- Принцесса, комната больного -- не место для  вас, -- кислый взгляд в
сторону Кэсерила как будто говорил "и вас также".
     Исель прищурилась, но ответила спокойно и с достоинством:
     -- Ни у кого нет на это большего права и большей обязанности.
     И после короткой паузы добавила:
     -- Кроме того, я должна быть свидетельницей вместо нашей матери.
     Ди Джиронал  вздохнул, что,  безусловно,  было лучше любых  слов. "Свои
пожелания он  мог  благополучно приберечь  для  иного места  и времени",  --
подумал Кэсерил. Ему еще представится масса возможностей.
     Ледяной  компресс  не  снижал  жара,  и даже  уколы иголками не  будили
Тейдеса. Встревоженные врачи покрылись холодным потом,  когда  тело мальчика
вдруг судорожно дернулось.  Дышал  он еще  более  прерывисто и  хрипло,  чем
Умегат. В коридоре квинтет пел псалмы -- по одному голосу от каждого ордена.
Голоса  сливались  и  разносились  эхом  --  пронзительно красивый  фон  для
страшного события.
     Затем  голоса смолкли. И когда стало тихо, Кэсерил понял, что в спальне
больше  не  слышно  громкого,  тяжелого  дыхания.  Никто  не шевелился  и не
произносил ни слова. Один из врачей с усталым, мокрым от слез лицом вышел  в
кабинет и  позвал ди  Джиронала и Исель  выступить  в качестве свидетелей. В
комнате Тейдеса послышались и снова затихли голоса.
     Оба  побледневших  свидетеля вышли из спальни. Ди Джиронал был потрясен
--  по-видимому,   как  понял  Кэсерил,  канцлер  был  уверен,  что  мальчик
выкарабкается. Лицо Исель, белое как  мел, ничего  не выражало.  Вокруг  нее
злобно клубилась густая черная тень.
     Все в  кабинете  повернулись к  принцессе, подобно  стрелкам компаса. У
Шалиона появилась новая наследница.

        "20"

     Красные от усталости  и горя глаза Исель были сухи.  У острие,  которая
подошла поддержать ее, по лицу катились слезы. И трудно было сказать, кто на
самом деле на кого опирался.
     Канцлер ди Джиронал прочистил горло.
     -- Я  отнесу эту печальную весть  Орико, --  и  запоздало  добавил:  --
Позвольте мне послужить вам в этом, принцесса.
     -- Да...  -- Исель слепо  огляделась.  --  Пусть  все эти  добрые  люди
займутся своими делами.
     Брови ди Джиронала  сошлись на переносице, словно в его мозгу зароились
сотни мыслей  одновременно и он  никак  не  мог выбрать,  на  какой  из  них
остановиться. Он посмотрел на Бетрис, потом на Кэсерила.
     --  Ваш  бюджет  и  ваша  свита...  их  нужно   увеличить,  чтобы   они
соответствовали вашему новому положению. Я займусь этим.
     --  Я  не  могу  думать об  этом  сейчас. Скоро  наступит  утро. Милорд
канцлер, оставьте меня с моим горем до вечера.
     -- Конечно, принцесса, -- ди Джиронал поклонился и повернулся к выходу.
     -- Да, -- добавила Исель, -- прошу вас не посылать гонца к моей матери,
пока я сама не напишу ей письмо.
     Ди Джиронал  обернулся в  дверях  и, остановившись,  еще  раз  согласно
кивнул.
     -- Конечно.
     Когда  Бетрис  повела  Исель  к  двери,  принцесса  на ходу  прошептала
Кэсерилу:
     -- Поднимитесь ко мне через полчаса. Я должна подумать.
     Он склонил голову.
     Толпа придворных в  кабинете и гостиной постепенно рассосалась, остался
только секретарь Тейдеса, неуверенно  и беспомощно  переминавшийся с ноги на
ногу. Стройный печальный хор  голосов в коридоре допевал последний псалом --
теперь  уже  провожая  душу  из  этого  мира,  затем голоса  смолкли,  певцы
удалились.

        "x x x"

     У Кэсерила так болели  голова и живот, что он не мог понять, какая боль
сильнее. Он  проскользнул в  свою спальню в конце  коридора,  запер дверь  и
подвергся бешеной  ночной атаке Дондо,  который, как сообщило ему  сведенное
судорогами тело, не мог больше ждать.
     Знакомые спазмы, как обычно, согнули  его пополам, но, что удивительно,
Дондо был странно молчалив.  Неужели  он тоже обескуражен  смертью  Тейдеса?
Если Дондо собирался уничтожить мальчика вслед  за Орико, то все вышло,  как
он хотел, -- правда, слишком поздно, чтобы смерть принца послужила той цели,
которую ди Джиронал преследовал при жизни.
     Его молчание  Кэсерила отнюдь не успокаивало.  Обострившееся восприятие
говорило ему,  что  он не избавлен от зловещею присутствия  Дондо и дух того
по-прежнему заперт  внутри.  Голодный.  Обозленный. Может, Дондо  задумался?
Склонность к размышлениям никогда не  была его сильной чертой. До  сих  пор.
Возможно,  потрясение от собственной смерти уже прошло -- и осталось... что?
Ожидание. В засаде.  Как будто он подстерегает дичь. Что  ж, при жизни Дондо
был опытным охотником.
     Кэсерилу пришла  в голову мысль, что  если  у демона  была единственная
задача -- поскорее заполнить оба свои ведра душами  и вернуться к господину,
то  Дондо наверняка не разделял это стремление. Живот его злейшего врага был
для него  ненавистной тюрьмой, но ни очистительный ад Бастарда, ни леденящее
душу беспамятство отверженных богами призраков не являлись для него желанной
альтернативой. Какой  именно  вариант существовал еще, Кэсерилу  представить
было довольно сложно, но  он был  совершенно уверен, что если Дондо пытается
найти физическую  форму и вновь воплотиться в этом  мире,  то его, Кэсерила,
тело  более всего подходит для этой цели. Так  или иначе. Он положил руки на
живот, в сотый раз пытаясь определить, насколько быстро растет опухоль.
     Судороги прошли, миновала мучительная четверть часа в ожидании кошмара.
Кэсерил вспомнил о просьбе Исель. Писать письмо  Исте, сообщая о трагической
смерти ее сына, -- занятие  не из  легких; неудивительно, что принцесса ждет
от него помощи. Не чувствуя себя готовым к этой миссии, Кэсерил тем не менее
считал  своей  обязанностью выполнить  все,  чего бы ни потребовала  от него
Исель в своем горе. Он выпрямился, встал и отправился наверх.
     Исель уже сидела в его кабинете за столом, перед ней были разложены его
лучшие перья, бумага, чернила и  воск для печатей. По всему  кабинету горели
множество  свечей, разгоняя ночные тени.  Бетрис пересчитывала и выкладывала
странной  маленькой  кучкой на квадратный  лоскут  шелка  украшения: кольца,
броши и нить светлых, блестящих  жемчужин, подаренную Дондо, которую Кэсерил
не успел еще отнести в храм.
     Исель  сидела  нахмурившись,  глядя  на  чистый белый  лист,  и  нервно
теребила на пальце кольцо с печаткой. Она подняла глаза и тихо произнесла:
     -- Вы уже здесь? Хорошо. Закройте дверь.
     Он запер дверь.
     -- К вашим услугам, принцесса.
     -- Молюсь, чтобы это было так, Кэсерил. Молюсь, -- ее глаза внимательно
рассматривали его. Бетрис взволнованно проговорила:
     -- Он так болен, Исель. Ты уверена?
     -- Я не уверена ни в чем, но времени совсем не осталось. И выбора тоже,
--  она  тяжело  вздохнула.  --  Кэсерил, я  хочу,  чтобы  завтра  утром  вы
отправились  в Ибру,  как мой  посланник,  чтобы  договориться о  свадьбе  с
принцем Бергоном.
     Кэсерил заморгал глазами.
     -- Канцлер ди Джиронал ни за что не позволит мне уехать.
     -- Конечно, вы поедете тайно, -- Исель  нетерпеливо взмахнула рукой. --
Сначала поскачете в Валенду -- это почти по дороге, -- как мой личный гонец,
чтобы  передать нашей матери известие  о кончине моего  брата. Ди Джиронал с
радостью  согласится на ваш отъезд, он даже выдаст вам курьерский жезл,  что
позволит  вам пользоваться курьерскими  лошадьми.  Вы же  знаете, что  уже к
полудню он  собирается пополнить  мою  свиту и наверняка наводнит  мои покои
шпионами.
     -- Это было ясно с самого начала.
     --  После того  как  вы доберетесь до Валенды  и выполните  свое первое
задание, вы не вернетесь  в Кардегосс, а отправитесь в Загосур или туда, где
сейчас находится принц Бергон. Я же здесь, в  свою очередь, буду настаивать,
чтобы Тейдеса похоронили в Валенде, в его любимом доме.
     --  Тейдес не мог дождаться  случая, чтобы выбраться оттуда, -- заметил
Кэсерил, начиная чувствовать головокружение.
     -- Да, но ди Джиронал этого не знает, не  так  ли? Канцлер  не позволит
мне уехать из Кардегосса и  вырваться из-под  его  опеки  по любому  другому
поводу, но  он не сможет вслух подвергнуть сомнению святость семейных уз.  Я
буду просить Сару поддержать мой проект -- это первое, что я сделаю утром.
     -- Вы сейчас  в двойном  трауре  -- и по своему  брату, и по его. Он не
может предложить вам другого кандидата в мужья в течение нескольких месяцев.
     Она покачала головой.
     -- Час  назад я стала надеждой Шалиона.  Ди Джиронал не может выпустить
меня из рук, если он собирается управлять государством и в будущем. Значение
имеет не мой траур по Тейдесу, а тот миг, когда начнется мой траур по Орико.
Именно тогда -- но не раньше -- я попаду в его  власть  и буду ему полностью
подчинена.  Если только прежде не  выйду  замуж. Уехав из  Кардегосса, я  не
собираюсь  возвращаться.  По  нынешней погоде  кортеж с телом  Тейдеса будет
добираться до Валенды не одну неделю. А если погода будет благоприятствовать
поездке,  я  найду  другие  способы  задержаться.  К  тому времени,  как  вы
вернетесь с принцем Бергоном, я буду в безопасности в Валенде.
     -- Подождите, подождите... что я сделаю? Вернусь с принцем Бергоном?
     -- Ну конечно же! Вы должны привезти  его ко мне. Сами посудите -- если
я  покину  Шалион,  чтобы  выйти  замуж  в  Ибре,  ди Джиронал  объявит меня
мятежницей  и вынудит  вернуться  во главе иностранной  армии.  Но  если я с
самого  начала  захвачу  мою землю,  мне  никогда  не  придется  отбивать ее
обратно. Вы сами научили меня этому!
     "Я?.."
     Она наклонилась вперед, четко выговаривая каждое слово:
     --  Да,  у  меня  будет  принц Бергон, но  я  не  отдам  Шалион,  чтобы
заполучить его, ни пяди  земли!  Ни ди Джироналу, ни Лису! Это  мои условия.
Бергон и я предоставим друг другу только почетные короны. Полномочия Бергона
в  Шалионе  будут,  как  у  принца-консорта,  а  у меня  в  Ибре  --  как  у
принцессы-консорты, совершенно  одинаковые.  Наш будущий  сын  -- будь на то
воля Отца и Матери -- когда-нибудь унаследует и объединит обе короны. Но моя
власть в Шалионе должна  быть  моей,  а не  властью супруги правителя.  Я не
собираюсь  превращаться  в Сару,  обычную покинутую  жену,  не имеющую права
слова на собственных советах.
     -- Лис захочет большего.
     Она вздернула подбородок.
     -- Поэтому моим посланником можете быть только вы, и никто другой. Если
вы   не  сможете  договориться   с  Бергоном,   не  ущемляя  моего  будущего
суверенитета, возвращайтесь домой. Тогда, когда  Орико умрет, я сама подниму
знамена против ди Джиронала, -- она сурово сжала губы, черная тень клубилась
над  ее головой. -- Проклятие  там, не проклятие... но я не собираюсь ждать,
пока  ди  Джиронал  взнуздает  меня,  как  кобылицу,  и  поскачет,  куда ему
вздумается.
     Да,  у  Исель  были  выдержка,  воля  и разум,  чтобы  противостоять ди
Джироналу, какими Орико не обладал и какими никогда  не обзавелся бы Тейдес.
В ее глазах Кэсерил увидел ощетинившиеся копьями армии, возглавляемые Исель;
они  были черны, словно облака  дыма  над горя