нее  была
тяжелая  кочевая жизнь. Мы ее  уже приручили, но  на это понадобилось немало
времени.
     -- Она разговоривает?
     --  Да,  но  страшно  ругается. На  рокнари,  к  счастью.  Наверное, ее
хозяином когда-то был моряк. Марч ди Джиронал привез ее с севера этой весной
как военный трофей.
     Официальные известия  и слухи об этой странной  кампании  доходили и до
Валенды.  Интересно, может,  и Умегата  привезли  когда-то сюда как  военный
трофей?  А  если   нет,  то  как  же  он   попал  в  Шалион?  Кэсерил   сухо
прокомментировал:
     -- Красивая  птица,  но уж  очень  неравноценный обмен на три города  и
контроль над проездом.
     -- Полагаю, лорд ди Джиронал получил  значительно больше всякого добра,
чем одна эта птица, --  ответил  Умегат.  --  Обоз с  вещами, привезенный  в
Кардегосс, входил в ворота замка больше часа.
     --  Я  тоже имел  дело с этими  медлительными  мулами,  --  пробормотал
Кэсерил, на которое услышанное  впечатления  не произвело. -- Шалион потерял
значительно больше, чем выиграл в этой непродуманной кампании ди Джиронал.
     Брови Исель вскинулись.
     -- Разве мы не победили?
     -- Смотря что считать победой. Мы сражались  с рокнарскими провинциями,
не один десяток лет тесня друг друга взад-вперед от границы. Раньше это была
плодородная щедрая земля,  а теперь  -- пустоши. Фруктовые  сады,  оливковые
рощи и виноградники выжжены и заброшены, фермы  покинуты,  животные  одичали
или повымерли с голоду... к процветанию  государства ведет  мир, а не война.
Война  только передает владение землей от  более слабого более сильному. Еще
хуже, когда купленное кровью продается за деньги, а потом его  крадут снова,
--  и  он задумчиво и печально  добавил:  -- Ваш дедушка,  рей Фонса,  купил
Готоргет  ценой жизни  своих сыновей,  марч ди Джиронал продал его за триста
тысяч  реалов. Страшное  превращение  -- когда кровь  одних людей становится
золотом других. Превращение свинца в золото -- ничто по сравнению с этим.
     --  Может  ли  на севере  когда-нибудь  установиться  мир?  -- спросила
Бетрис, испуганная его непривычной горячностью.
     Кэсерил пожал плечами.
     --  Нет, пока  война приносит прибыль. Рокнарские принцы  ведут  ту  же
игру. Это всемирная коррупция.
     -- Выиграть войну -- значит положить ей конец, -- задумчиво проговорила
Исель.
     -- Увы, теперь это лишь мечта, -- вздохнул  Кэсерил. --  Разве  что рею
удалось бы сделать это так, чтобы его дворяне не заметили, что утратили свои
будущие  доходы. Но  нет. Это просто  невозможно. Шалион не может в одиночку
нанести  поражение всем пяти провинциям Рокнара, а если бы и случилось такое
чудо, то у  нас ведь в любом случае нет обученного флота,  чтобы удержать  в
дальнейшем   побережье.   Если  бы   все  наши   кинтарианские   королевства
объединились и сражались в течение целого поколения, то  один сверхсильный и
могущественный рей  смог бы воссоединить и подчинить себе всю землю целиком.
Но человеческие, духовные и денежные потери были бы огромны.
     Исель медленно произнесла:
     --  Огромнее,  чем  эти  вечные потери на  бесконечной,  кровопролитной
войне, иссушающей  жизнь на севере? Заплатить однажды -- лишь  однажды  -- и
навсегда.
     -- Но нет никого, кто бы взялся за это. Нет человека, обладающего такой
энергией, знанием  и волей. Рей Браджара -- старый пьяница,  таскающийся  за
придворными дамами, Лис Ибры связан внутренними междоусобицами, Шалион... --
Кэсерил  заколебался, поняв, что эмоции  вывели его  на  путь откровенности,
несовместимой с политикой.
     -- Тейдес...  --  начала  Исель, и дыхание у нее перехватило. -- Может,
это станет делом Тейдеса, когда он вырастет.
     Кэсерил подумал, что заняться этим делом не пожелал бы никому. Мальчик,
правда,  обладал  необходимыми  талантами,  но таланты еще  надо развивать и
шлифовать не один год...
     --  Завоевание -- не единственный способ объединить людей, --  заметила
Бетрис. -- Есть еще и брак.
     --  Да,  но  никто не  может  сочетать  браком  три королевства и  пять
провинций, -- фыркнула Исель. -- По крайней мере, за один раз.
     Зеленая птица, видимо, раздраженная тем,  что на нее перестали обращать
внимание, неожиданно разразилась непристойной  бранью на вульгарном рокнари.
Хозяин  точно был моряк,  решил Кэсерил. Умегат сухо улыбнулся, заметив, как
Кэсерил невольно хмыкнул  и вскинул брови, а Бетрис  и Исель зажали ладонями
рты  и,  покраснев,  переглянулись.  Грум  мягким  движением   потянулся  за
колпачком и надел его птице на голову.
     -- Спокойной  ночи, мой зеленый друг, -- сказал он. --  Полагаю, ты еще
не  готов  вежливо  беседовать в приличном обществе.  Может, лорд ди Кэсерил
возьмется  обучить   и   тебя  дворцовому  рокнари  и  положит  конец  этому
безобразию, а?
     Кэсерил подумал, что и сам Умегат отлично справился бы с такой задачей.
Тут, прервав его мысли, позади послышались быстрые шаги, и в дверях птичника
появился улыбающийся рей  Орико, стряхивая с одежды на ходу медвежью шерсть.
Да, управляющий был прав,  решил Кэсерил,  когда сказал, что зверинец служит
рею  утешением. Глаза правителя блестели, лицо  разрумянилось, сонливость, с
которой он боролся перед выходом из Зеленой комнаты, испарилась.
     --  Вы  должны  посмотреть  на моих кошек,  --  сказал  он  дамам.  Все
двинулись  за  ним по каменному  коридору,  в конце  которого  он  горделиво
продемонстрировал  клетки с парой обитающих  в горах Южного  Шалиона изящных
золотистых зверей с кисточками на ушах. Рядом сидел редкий кот той же породы
-- голубоглазый, белого цвета. Кисточки  на его ушах были черными.  В другой
клетке расхаживала пара песчаных лис архипелага --  как назвал их Умегат, --
очень похожих  на  мелких, почти  бесшерстных волков с большими треугольными
ушами и циничным выражением на мордах. Напоследок Орико  подвел их к  своему
любимцу,  леопарду,  выпущенному  из  клетки  и  разгуливавшему  на  длинной
серебряной цепочке. Леопард  ходил  кругами, отираясь  у ног рея  и  издавая
странные фыркающе-хрюкающие  звуки.  У Кэсерила  перехватило дыхание,  когда
Исель по примеру брата вдруг опустилась на корточки и стала гладить кошку, и
лицо  ее  при  этом  оказалось  напротив мощных  челюстей животного. Круглые
янтарные глаза зверя  казались ему  какими угодно,  только  не дружелюбными.
Принцесса принялись  почесывать тонкими пальчиками пятнистую шкуру  на горле
леопарда,  и  тот блаженно  сощурился  и наморщил от  наслаждения кирпичного
цвета  нос. Однако стоило Кэсерилу присесть рядом, как ворчание  кошки стало
угрожающим, а  короткий взгляд золотистых  глаз исключил всякую  возможность
вольностей с его стороны. Потому Кэсерил благоразумно решил держать руки при
себе.  Затем рей остался  обсудить кое-что с Умегатом, а Кэсерил повел своих
дам обратно  в  Зангр.  По  дороге девушки  принялись  выяснять, кому  какой
обитатель зверинца понравился больше всего.
     -- А  вы что скажете, какой зверь показался  вам самым  интересным?  --
спросила Кэсерила Бетрис.
     Он помедлил  мгновение, прежде  чем ответить, и наконец решился сказать
правду:
     -- Умегат.
     Она  открыла  было рот,  чтобы возразить,  но, заметив  резкий  взгляд,
брошенный на  Кэсерила принцессой, снова закрыла его. И всю  дорогу до замка
они задумчиво молчали.
     Дни  становились все  короче, но это  не  печалило  обитателей  Зангра,
поскольку   долгие   вечера   были  прекрасным   поводом  для  разнообразных
празднеств.   Придворные  стремились  перещеголять   друг  друга,  предлагая
развлечения, не скупясь на выдумку и деньги.  Тейдес  и Исель были ослеплены
великолепием этой жизни, хотя Исель, к счастью, не до конца. Прислушиваясь к
замечаниям Кэсерила,  которые тот отпускал вполголоса, она  начала  смотреть
глубже, улавливать скрытые намеки и послания, подмечать мотивы, подсчитывать
расходы и перспективы.
     Тейдес  же,  насколько мог  судить  Кэсерил,  проглатывал все  целиком,
принимая  за чистую  монету. Следы  своеобразного  несварения  проглядывали,
однако,  то тут,  то  там. Тейдес и ди Санда сцеплялись все чаще, так как ди
Санда  безуспешно   пытался  поддерживать  дисциплину,  к  которой  приучали
мальчика  в  тихой  Валенде.  Стычки между  братом и его наставником  начали
беспокоить даже Исель.  Кэсерил узнал об этом однажды утром, когда задумчиво
любовался из  окна  видом  реки  и окрестностей Кардегосса и  на него как бы
случайно наткнулась Бетрис.
     Обменявшись  замечаниями  о  погоде,  которая   вполне  соответствовала
сезону, об охоте, тоже  вполне удачной для этого времени  года, Бетрис резко
сменила тему и заговорила о том, ради чего искала его. Она спросила, понизив
голос:
     --  Что  за ужасная ссора произошла вчера между Тейдесом и ди Санда? Мы
слышали шум на вашем этаже через открытые окна и даже через пол.
     -- Гм...
     Пятеро богов, как  ему ответить на этот  вопрос? Это же девушки. Почему
Исель не прислала к нему Нан ди Врит? Ну  да ладно, лучше грубая правда, чем
неверно  понятая ложь.  И правду эту куда лучше  сказать Бетрис, чем  Исель.
Бетрис --  не ребенок и к тому же не  сестра  Тейдеса.  Она сама решит,  что
можно сказать принцессе, а что нет.
     --  Вчера вечером Дондо ди Джиронал привел для  Тейдеса проститутку. Ди
Санда вышвырнул ее вон. Тейдес был в ярости. Разгневан, смущен, хотя втайне,
возможно, и вздохнул с облегчением. Позже он залил свое горе вином. Вот она,
славная дворцовая жизнь!
     -- Ох, -- пробормотала Бетрис. Услышанное,  конечно, шокировало ее, но,
хвала богам, не слишком. -- Ох.
     Девушка надолго  задумалась, глядя на реку внизу. В  долине уже собрали
почти  весь  урожай.  Потом  Бетрис  закусила  губу и,  чуть  сощурив глаза,
повернулась к Кэсерилу.
     -- Это... это  совершенно не...  что-то очень странное есть в том,  что
сорокалетний мужчина, такой, как лорд Дондо, зависит от  четырнадцатилетнего
мальчика.
     --  Зависит  от мальчика? Еще бы не  странно.  Но  если он  зависит  от
принца, от  своего  будущего  рея,  источника  привилегий,  наград,  военной
поддержки -- это  уже  другое дело. И если Дондо потеряет свое место рядом с
наследником, тут же найдется  трое других, желающих его занять. Это... образ
жизни.
     Она брезгливо скривила губы.
     -- Да уж. Проститутка... фу. А лорд Дондо... это же называется сутенер,
да?
     -- М-м-м... даже  хуже. Но Тейдес... нельзя сказать... гм... что он еще
слишком мал. Мужчина должен однажды научиться...
     -- А брачная  ночь недостаточно хороша  для этого? Мы вот учимся именно
тогда.
     -- Мужчины... обычно  женятся позже, -- Кэсерил решил, что лучше бы ему
воздержаться от обсуждения  этой темы.  Кроме  того, он  вспомнил вдруг, как
поздно научился сам, и смутился.  -- У мужчины, как правило, есть друг, брат
или дядя,  наконец, или отец, которые объясняют ему, как... гм... вести себя
с леди. Но Дондо ди Джиронал -- не друг, не брат и не отец Тейдесу.
     Бетрис нахмурилась.
     -- У Тейдеса никого нет. Ну, разве что... рей Орико, который в каком-то
смысле и брат, и отец.
     Глаза их встретились, и Кэсерил понял, что не стоит говорить вслух: "От
чего, впрочем, пользы не много".
     Помолчав еще немного, она добавила:
     --  И  я не  могу  представить в этой роли ди  Санда.  Кэсерил  едва не
фыркнул.
     -- Бедняга Тейдес. Мне тоже не представить  такого, -- он поколебался и
сказал: -- Это  опасный возраст.  Если бы Тейдес провел при дворе всю жизнь,
он привык  бы к здешней атмосфере и не был бы таким... впечатлительным.  Или
хотя  бы  приехал  сюда,  будучи  постарше,  когда характер  уже  сложится и
окрепнет разум. Двор, конечно, ослепляет  в  любом возрасте,  особенно  если
сразу  попадаешь в центр внимания. Но как бы там ни было, если Тейдес должен
стать  наследником рея  Орико, его  нужно уже  начинать активно  готовить  к
этому. Учить равновесию между удовольствиями и долгом.
     -- Разве он готовится? Я  этого не  вижу.  Ди Санда пытается,  отчаянно
пытается, но...
     -- Он не в  счет, -- мрачно  закончил  за нее  Кэсерил. -- В этом-то  и
беда.
     И нахмурив брови, продолжал:
     --  В  замке провинкары  ди Санда пользовался ее поддержкой и  властью,
чтобы добиться от  мальчика послушания. Здесь, в Кардегоссе, ее  роль мог бы
сыграть рей Орико, но он этим не интересуется. Ди Санда предоставлен в своей
борьбе сам себе.
     --  У  этого двора... --  Бетрис свела брови, пытаясь выразить  словами
непривычные мысли, -- у этого двора есть центр?
     Кэсерил тяжело вздохнул.
     --  При  хорошо  поставленном дворе  всегда  есть  человек,  обладающий
реальной  властью. Если  не сам  рей, то,  возможно, его  рейна, некто вроде
провинкары, кто  задает тон и поддерживает традиции. Орико... --  он не  мог
сказать слаб  и не решался сказать  болен, -- не занимается такими вещами, а
рейна  Сара...  --  рейна  Сара  казалась  Кэсерилу  призраком,  бледным   и
полупрозрачным, почти невидимым, -- тоже не  следит за  двором. Это приводит
нас к канцлеру ди Джироналу. Вот кто дергает за  ниточки, приводя в движение
государство, и не желает держать в узде своего брата.
     Глаза Бетрис прищурились.
     -- Так, значит, он подстрекает Дондо.
     Кэсерил предостерегающе прижал палец к губам.
     --  Помните, как Умегат  пошутил насчет замковых воронов?  Взгляните на
дело с другой  стороны.  Вы  когда-нибудь  видели, как стая воронов разоряет
чужое гнездо? Одни отвлекают родителей,  а другие набрасываются на яйца  или
птенцов...  --  его  голос стал  резче. -- Благодарение  богам,  большинство
придворных  Кардегосса не  могут действовать сообща  столь же слаженно,  как
стая воронов.
     Бетрис вздохнула.
     -- Думаю, Тейдес даже не сознает, что они вертятся вокруг него вовсе не
ради него самого.
     -- Я боюсь, ди Санда  со всем своим здравым смыслом не может говорить с
Тейдесом прямо. А  ему,  чтобы разорвать  опутавшую  принца  паутину  лести,
следует быть весьма откровенным.
     -- Но ведь вы же всегда откровенны с Исель,  -- возразила Бетрис. -- Вы
говорите: "Посмотрите на этого человека,  что он сделает  дальше, подумайте,
почему  он  это делает"... Раз двадцать  мы  ничего не  могли понять, только
слушали вас, но на двадцать первый раз тоже начали видеть. Разве ди Санда не
может так же поступать с принцем Тейдесом?
     --  На  чужом  лице  грязь  всегда  заметнее.  Эта толпа придворных, по
счастью, не давит на Исель с той  силой, как на  принца. Благодарение богам.
Все знают, что ее отдадут замуж, может быть, даже за пределы Шалиона. Она, в
отличие от Тейдеса, не станет источником их благополучия в будущем.
     На  этой   печальной  ноте  они   и  закончили  и  некоторое  время  не
возвращались  к этому разговору. Кэсерил был  крайне  доволен, что Бетрис  и
Исель избежали большинства  подводных камней  и скрытых опасностей дворцовой
жизни. Развлечения ослепляют,  соблазняют,  заставляют забыть  благоразумие,
опьяняют и ослабляют  разум, равно как и тело. Для некоторых кавалеров и дам
-- это безобидная веселая игра, хотя и довольно дорогостоящая. Для других --
система  тайных посланий, многозначительных взглядов, полунамеков, серьезных
выпадов и контрвыпадов, правда, не  всегда убивающих на месте,  в отличие от
фехтовальных приемов. Чтобы удержаться на ногах, необходимо отличать игроков
от  пешек.  Дондо ди  Джиронал  был  одним  из  основных  игроков по  своему
положению, хотя... каждый его шаг  был если не направлен старшим братом,  то
по крайней мере разрешен им.
     Нет. Такое нельзя говорить. Об этом можно лишь думать.
     Благодаря превосходным  музыкантам Орико,  Кэсерил  смог  отбросить  на
время тяжелые раздумья о придворной морали и насладиться чудесной музыкой на
очередном балу. Если рейна Сара и имела  свое утешение, сродни зверинцу Рея,
то это  были именно певцы  и  менестрели Зангра.  Она  никогда не танцевала,
редко улыбалась, но не пропускала ни одного музыкального вечера, сидя в зале
рядом  со  спящим  супругом  или в  галерее  напротив музыкантов за  ажурной
ширмой,  окруженная  своими фрейлинами.  Кэсерил  полагал,  что понимает  ее
страсть.
     Сам он стоял,  опершись о  стену зала, отбивая такт ногой и внимательно
следя, как  его подопечные кружатся  в  танце по отполированному деревянному
полу. Музыканты и танцоры сделали небольшой перерыв после быстрого танца,  и
Кэсерил   присоединился  к  раздавшимся  из-за  ширмы  аплодисментам  рейны.
Внезапно над его ухом раздался голос, который он никак не ожидал услышать:
     -- Ну, кастиллар, ты неплохо выглядишь!
     -- Палли! -- Кэсерил с  трудом сдержался, чтобы  не броситься  к другу.
Вместо этого он отвесил  почтительный поклон. Палли, одетый в синие  брюки и
тунику, в белом  плаще  военного  ордена Дочери на плечах,  в отполированных
сапогах  и  со сверкающим на поясе мечом,  рассмеялся и столь  же  церемонно
поклонился, затем крепко стиснул руку друга.
     -- Что привело тебя в Кардегосс? -- радостно спросил Кэсерил.
     --  Рука богини, что  же еще? Ну, и  дела тоже -- год-то заканчивается.
Вообще-то я  приехал помочь лорду дедикату провинции Джеррин по его просьбе.
Потом  расскажу,  но...  --  взгляд  Палли  обежал  полный  народа  зал, где
готовились  к   новому  танцу,  --  только  не  здесь.  Похоже,  ты  пережил
путешествие ко двору. И вроде немного успокоился, я прав?
     Губы Кэсерила скривились.
     -- Еще  бы. Потом расскажу, но -- только не здесь, -- повторил он слова
Палли. Оглянувшись, он обнаружил, что ни лорда Дондо, ни его старшего  брата
не видно, но  донести братьям об этой  встрече и разговоре могли с полдюжины
их  прихлебателей.   Всюду  глаза  и  уши.   --  Давай-ка  поищем   местечко
попрохладнее.
     Они  вышли   в  соседнюю  комнату,  и  Кэсерил  подвел  Палли  к  окну,
выходившему на  залитый лунным светом внутренний двор. У дальней стены двора
сидела парочка,  которая, как посчитал Кэсерил, была  слишком  занята своими
делами и не могла расслышать то, о чем они говорят.
     --  Ну, так что заставило  старого  ди Джеррина прибыть в Кардегосс? --
поинтересовался Кэсерил.  Провинкар Джеррина был  самым высокородным  лордом
Шалиона  из  тех,   кто  состоял  на  службе  у  священного  ордена  Дочери.
Большинство молодых людей с военными  наклонностями  посвящали себя служению
более  могущественному  ордену  Сына,  с его  славными  традициями  борьбы с
рокнарцами. Даже Кэсерил в юности хотел посвятить себя Сыну, но передумал...
после  некоторых  событий.  Более  скромный  и  малочисленный  орден  Дочери
занимался  в  основном  поддержанием  внутреннего  порядка:  охраной храмов,
патрулированием дорог,  чтобы  обезопасить  паломников; борьбой  с  разбоем,
конокрадством, а также содействием в поимке преступников.
     -- Весеннее очищение,  -- на мгновение на лице Палли появилось такое же
выражение, как у песчаных лис Умегата.  --  Дурно  пахнущая  кучка  в стенах
храма будет наконец убрана  оттуда. Ди Джеррин некоторое  время  подозревал,
что  вследствие длительной болезни и бессилия старого генерала казна  ордена
здесь, в Кардегоссе, утекала у казначея сквозь пальцы. И, что примечательно,
текла она в его личный кошелек.
     Кэсерил хмыкнул.
     -- Несчастный.
     Палли вскинул бровь.
     -- Ты не удивлен?
     Кэсерил пожал плечами.
     --  В  принципе   нет.  Подобное  происходит  сплошь   и  рядом,  когда
недостаточно нравственный человек попадает под развращающее влияние  власти.
Я  не слышал  ничего конкретного о казначее  ордена Дочери, но  в Кардегоссе
такое не редкость.
     Палли кивнул.
     --  Ди Джеррин больше года собирал свидетельства  и доказательства.  Мы
арестовали  казначея  и  все  его  бумаги  два  часа  назад  и  под  охраной
препроводили в  камеру. Ди Джеррин завтра утром представит дело на заседании
совета  ордена.  Казначей  будет   освобожден  с  его  поста  и  лишен  всех
привилегий.  А  затем,  н