. Но это...  вы же  были  солдатом и
наверняка  видели,  что  происходит  с  раненными  в  живот.  Даже  если  вы
переживете  болевой  шок  от  операции,  вас  через   несколько  дней  убьет
лихорадка, -- голос доктора стал печальным. -- Я пробовал такое трижды, и то
лишь потому, что мои пациенты угрожали убить себя, если я  не попытаюсь. Они
все умерли.  Я не посмею убить еще одного хорошего человека. Не мучайте себя
мыслями о невозможном. Воспользуйтесь той  жизнью, что  вам еще осталась,  и
молитесь.
     "Я молился, и вот к чему это привело..."
     -- Не говорите принцессе!
     -- Милорд, -- твердо ответил врач, -- я обязан.
     --  Но я  тоже обязан... только не сейчас!  Она не может уложить меня в
постель! Я  не должен оставлять  ее одну!  -- в голосе Кэсерила  послышалась
паника.
     Роджера поднял брови.
     -- Ваша верность делает  вам честь, лорд  Кэсерил. Но успокойтесь! Пока
нет никакой необходимости укладывать  вас  в  постель.  Кроме  того, занятие
какими-нибудь несложными  делами поможет  вам отвлечься  от тяжелых мыслей и
подготовить вашу душу.
     Кэсерил  глубоко  вздохнул и  решил не объяснять Роджерасу, сколь легка
его служба Дому Шалиона.
     -- Как вам кажется, долго ли еще я смогу выполнять мою работу?
     -- До тех пор, пока не решите,  что больше  не справляетесь,  -- строго
ответил Роджерас. -- Пока что вам нужно побольше отдыхать. Чаще, чем вы себе
позволяете сейчас.
     Кэсерил торопливо кивнул, выражая свое согласие с рекомендациями врача,
пытаясь выглядеть одновременно и послушным, и энергичным.
     --  Есть  еще  кое-что важное,  --  добавил  врач,  потянувшись, словно
собирался встать, но остался  сидеть.  -- Я  говорю  об этом  потому, что вы
разумный человек и сможете понять.
     -- Да? -- настороженно спросил Кэсерил.
     --  Перед  вашей  смертью  --  которая  произойдет  еще  нескоро,  надо
надеяться  -- могу  я просить у вас письменное разрешение на изъятие опухоли
для моей коллекции?
     -- Вы  коллекционируете подобные  мерзости? --  Кэсерил  скривился.  --
Обычно люди  собирают  картины, старинное оружие  или  статуэтки из слоновой
кости,  -- обида боролась в нем с любопытством и отвращением. -- Хм... а как
вы их храните?
     -- В  банках  со спиртом, -- улыбнулся Роджерас; на щеках  его вспыхнул
слабый  румянец  смущения.  --  Знаю, что  это звучит ужасно... но  меня  не
оставляет надежда, что если я достаточно узнаю о них, то когда-нибудь пойму,
как извлечь опухоль из человека, не убив его при этом.
     -- Если это только не кара богов, с которой мы не можем бороться.
     --  Мы  боремся с  гангреной,  иногда  путем ампутации.  Мы  боремся  с
воспалением  челюстей,  удаляя  больные   зубы.  Мы  боремся  с  лихорадкой,
прикладывая холод и тепло и обеспечивая больному хороший уход. Любое лечение
когда-то применялось впервые, -- Роджерас замолчал. Через некоторое время он
добавил: -- Принцесса  Исель  относится  к вам  с  несомненным  уважением  и
теплотой.
     Кэсерил, не зная, как ответить на это, сказал:
     -- Я служу ей с прошлой весны, она еще жила в Валенде. А когда-то давно
я служил ее бабушке.
     -- Она не склонна к истерикам? Благородные женщины порой... -- Роджерас
пожал плечами, опасаясь, как бы слова его не прозвучали неуважительно.
     --  Нет, -- должен был признать Кэсерил. -- Никто  из ее свиты  этим не
страдает. Совсем наоборот. Но, может, все же не следует говорить дамам столь
прямо?.. Они будут потрясены...
     -- Нет, сказать нужно, --  мягко возразил  врач. И поднялся на ноги. --
Как   же  иначе  принцесса  сможет   принять  верное  решение,   не  обладая
достаточными знаниями?
     Точно в цель. Кэсерил смущенно последовал за дедикатом наверх.
     Бетрис выглянула в коридор, как только услышала их приближающиеся шаги.
     -- С ним все будет в порядке? -- спросила она Роджераса.
     Роджерас поднял руку.
     -- Минутку, миледи.
     Все  вместе они вошли в гостиную, где Исель, напряженно выпрямившись  в
резном  кресле  и  прижав  ладони  к  коленям, ожидала их  возвращения.  Она
ответила на глубокий поклон Роджераса коротким кивком. Кэсерилу не  хотелось
смотреть ей в лицо, но  услышать, что скажет врач, -- хотелось, и  потому он
опустился  в спешно  пододвинутое  Бетрис  кресло.  Роджерас  в  присутствии
принцессы остался стоять.
     -- Миледи, -- обратился он к  Исель, снова кланяясь  ей, словно принося
извинения за свое бессилие, -- ваш секретарь страдает от опухоли в животе.
     Исель взглянула на него  с испугом. Лицо Бетрис  побледнело и  застыло.
Наконец Исель проглотила комок в горле и проговорила:
     -- Но он... он ведь не умирает? Нет?
     И со страхом посмотрела  на Кэсерила. Роджерас отвечал туманно,  решив,
по-видимому, все же отказаться от прямоты:
     -- Смерть приходит ко всем по-разному.  Сказать точно, сколько осталось
жить лорду Кэсерилу, -- это за пределами моих возможностей.
     Он посмотрел в  сторону и, поймав  умоляющий  взгляд Кэсерила, поспешно
уточнил:
     --  Нет  никаких  причин, препятствующих  ему  оставаться  на посту так
долго,  насколько  у  него хватит сил.  Вы  только не  должны  позволять ему
переутомляться.  С вашего позволения,  я  хотел  бы осматривать  его  каждую
неделю.
     -- Конечно, -- ответила Исель.
     Дав  еще  несколько   рекомендаций  касательно  диеты  и   обязанностей
Кэсерила, дедикат вежливо попрощался и покинул покои принцессы.
     Бетрис, чьи бархатные глаза застилали слезы, с трудом проговорила:
     -- Я  и  не думала,  что все  так ужасно.  Кэсерил, я не хочу, чтобы вы
умирали!
     Кэсерил грубовато ответил:
     -- Я тоже не хочу, так что нас уже двое.
     -- Трое, -- сказала Исель. -- Что мы можем для вас сделать?
     Кэсерил,  чуть было  не  ляпнув "ничего",  восспользовался  моментом  и
отчеканил:
     -- Прежде всего будьте так  добры, не обсуждайте эту тему с  дворцовыми
сплетниками. Мое самое горячее желание -- сохранить эту информацию  в тайне.
Пока это возможно.
     Весть о том, что Кэсерил при смерти, могла натолкнуть  ди  Джиронала на
новые  догадки  по  поводу убийства его брата. Канцлер уже  скоро должен был
вернуться   в  Кардегосс,  наверняка  разочарованный   бесплодными  поисками
подходящего трупа и готовый обдумать все сызнова.
     Исель медленно  кивнула  в знак  согласия,  и  Кэсерилу  было позволено
вернуться  в  кабинет,  где  он   безуспешно  попытался  сосредоточиться  на
бухгалтерии. После  того  как  Бетрис в  третий раз на  цыпочках прошлась по
кабинету,  шепотом  вопрошая, не  хочет ли он чего-нибудь,  -- один  раз  по
приказу принцессы  и  дважды по собственному почину, -- Кэсерил понял, что с
этим пора кончать.  Он перешел в контратаку, объявив, что настало время  для
давно заброшенной  ими  грамматики.  Если  они так  или иначе  не собираются
оставить его в покое, то ему следует по меньшей мере  извлечь  хоть какую-то
пользу из их присутствия.
     Сегодня обе  его ученицы были очень милы, послушны и прилежны. Несмотря
на то что он  давно мечтал о подобном прилежании на  уроках, он вдруг понял,
что хотел бы, чтобы этого больше не случалось.
     Они повторили большинство  грамматических  тем, даже нудные  наклонения
дворцового рокнари.  Он  вел  себя нарочито резко, чтобы  подавить  излишнее
сочувствие и жалость к себе.  Дамы -- благословенен  будь их гибкий ум -- не
пытались ему противоречить. К концу урока  обе девушки  уже вели себя  почти
как прежде, в  спокойные времена, на что он втайне и надеялся, хотя на щеках
Бетрис так и не появились столь обожаемые им ямочки.
     Исель встала  и прошлась по комнате, чтобы  немного размять  ноги.  Она
остановилась  у  окна  и  уставилась  на  холодный  зимний  туман,  укрывший
расщелину под стенами Зангра. Затем рассеянно потерла рукав и пробормотала:
     -- Лавандовый --  не мой цвет. Ходишь будто вся в синяках. В Кардегоссе
слишком много смертей. Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не приезжали сюда.
     Посчитав, что  согласиться было  бы аполитично, Кэсерил просто кивнул и
вышел переодеться к обеду.

        "x x x"

     На улицы  и стены Кардегосса  пали  первые хлопья снега, но после обеда
они уже  растаяли.  Палли сообщал Кэсерилу о прибытии в город один за другим
лордов-дедикатов  и в  обмен  узнавал  от своего друга  последние  дворцовые
новости. Кэсерил  думал, что если  лордам придется выбирать между  храмом  и
Зангром, Шалион в любом случае проиграет.
     Ди  Джиронал, а значит,  и  принц  Тейдес вернулись, словно принесенные
холодным юго-восточным ветром, что явилось неожиданным неприятным сюрпризом.
К  облегчению Кэсерила,  канцлер возвратился с пустыми руками, с неутоленной
жаждой мести. По его лицу невозможно было понять -- отчаялся он найти убийцу
или приехал,  узнав о том, что в  Кардегоссе  собираются некие силы и делают
они это отнюдь не по его вызову.
     Тейдес,  воротившийся  в  свои  покои  в  замке,  выглядел  измученным,
исхудавшим и несчастным. Кэсерила это не удивляло. Проверить каждую смерть в
трех  провинциях,  случившуюся в ночь  гибели Дондо, было достаточно тяжело,
даже если не принимать во внимание отвратительную погоду.
     Пока  Дондо   устраивал  бесконечные  увеселения,  Тейдес   пренебрегал
обществом старшей сестры. Теперь же он  пришел навестить ее после обеда и не
только позволил себя обнять, но  и радостно ответил на сестринские  объятия,
явно  страстно желая  поговорить  с Исель, чего  не  случалось уже  довольно
давно. Кэсерил  незаметно  ускользнул в свой  кабинет  и  уселся  за  книги,
рассеянно  водя по бумаге подсыхающим  пером.  С  тех  пор как Орико подарил
Исель в качестве приданого доход от шести городов  и  не забрал свой подарок
обратно  после гибели жениха, расчеты  и документация Кэсерила стали гораздо
сложнее.
     Он слушал  доносившиеся до  него через  открытую  дверь молодые голоса.
Тейдес  подробно  описывал  сестре  все  подробности  трудного  путешествия:
грязные  дороги,  загнанные  лошади, грубые  усталые  мужчины,  ужасная еда,
пробирающий до костей холод по ночам.  Исель подвела итог голосом, в котором
звучала скорее зависть, чем сочувствие, сказав, что эта поездка была хорошей
подготовкой  для  его будущих  зимних кампании,  когда же речь  зашла о цели
поездки, Тейдес  начал обижаться на сестру  за ее неуважительное отношение к
его погибшему герою; Исель  же явно не хотелось объяснять ему причины  своей
глубокой антипатии.
     Тейдес до  сих  пор  пребывал в потрясении из-за столь  ужасной  смерти
Дондо,  кроме того, он  был одним из  немногих, кто искренне  оплакивал  его
кончину. Ну,  а почему нет? Дондо льстил ему,  дарил  подарки и уделял много
времени.  Он ввел мальчика в  новый мир, мир  взрослых,  во многом опасный и
неподходящий  для  его возраста,  но откуда Тейдесу  было знать, что  пороки
взрослых мужчин вовсе не являются их честью и достоинством?
     Старший ди  Джиронал должен  был в сравнении с  покойным Дондо казаться
холодным и скучным.  Ощущение разлада и напряженности в отношениях между ним
и Тейдесом  углублялось по мере того,  как росло  недовольство  ди Джиронала
безуспешным  расследованием. И что  еще хуже, ди  Джиронал, который отчаянно
нуждался  в Тейдесе, был  даже  не  в  состоянии  скрыть,  как мало  тот ему
нравится,  и  оставил  его  на  своих  подручных  --  секретаря-воспитателя,
охранников  и  слуг,  обращаясь  с  ним  скорее  как  с  обузой,  чем  как с
лейтенантом. И если секретарь и занимался заполнением пробелов в благородном
образовании Тейдеса, из рассказа мальчика это никак не явствовало.
     Через некоторое время Нан ди Врит попросила молодежь готовиться к ужину
и тем  завершила визит Тейдеса. Тот медленно  прошел через кабинет Кэсерила,
хмуро разглядывая свои ботинки. Принц вырос почти таким  же высоким, как его
сводный  брат  Орико;  его  округлое  лицо  намекало,  что  он  может  стать
впоследствии таким же широким в плечах и склонным к полноте, но пока мальчик
был в отличной форме. Кэсерил перевернул страницу,  окунул перо в чернила и,
подняв глаза, мягко улыбнулся.
     -- Как ваши дела, милорд?
     Тейдес пожал плечами, но потом развернулся  и подошел к столу Кэсерила.
На   лице  его   не   было  раздражения,   оно  казалось  скорее  усталым  и
взволнованным.  Он  коротко постучал  указательным  пальцем по столешнице  и
уставился  на  стопку  книг и  бумаг.  Кэсерил  переплел пальцы и бросил  на
Тейдеса вопросительный взгляд, словно поощряя его начать разговор.
     Тейдес вдруг сказал:
     -- В Кардегоссе что-то не так. Правда?
     В  Кардегоссе  много чего  было не так,  и Кэсерил  не знал, что именно
имеет в виду Тейдес. Он осторожно спросил:
     -- Что заставляет вас так думать? Тейдес взмахнул рукой и хмыкнул.
     --  Орико  болен  и слаб и не управляет  государством,  как должно.  Он
слишком много спит,  словно старик, но  ведь он  не настолько  стар!  И  все
говорят, он больше не...  -- Тейдес слегка покраснел, и  жесты его стали еще
беспокойнее, --  ну, знаете... не  может действовать, как  мужчина... ну,  с
женщиной. Вам никогда не казалось, что в  его странной  болезни  есть что-то
неестественное?
     После легкого колебания Кэсерил отважился сказать:
     -- Ваши наблюдения абсолютно точны, принц.
     --  Смерть лорда Дондо тоже была неестественной. Я уверен, что все  это
как-то связано.
     "А мальчик-то задумывается; отлично!"
     -- Вам следует поделиться своими рассуждениями с... Нет, только не с ди
Джироналом!
     -- ...с вашим братом Орико. Это самая  высшая  инстанция,  в которую вы
можете обратиться.
     Кэсерил попытался представить Тейдеса, добивающегося от Орико прямого и
честного  ответа,  и  вздохнул. Если Исель не смогла воззвать  к его разуму,
используя столь убедительные доводы,  какие же надежды оставались куда менее
красноречивому Тейдесу? Орико будет избегать ответа всеми способами.
     Должен ли Кэсерил взять  это  в свои  руки? Не только потому, что  речь
идет о государственной  тайне, а у него нет полномочий на  ее разглашение --
он и знать-то  о ней не должен.  А  еще...  о  проклятии  Золотого  Генерала
Тейдесу должен  рассказать сам рей --  а не кто-то  в обход его  или  вместо
него.
     Он молчал слишком долго. Тейдес наклонился, прищурился и прошептал:
     -- Лорд Кэсерил, что вы знаете?
     "Я знаю, что нельзя больше держать вас в неведении. Ни тебя, Тейдес, ни
Исель".
     -- Принц,  мне необходимо поговорить с вами  об этом  позже.  Я не могу
ответить вам сегодня.
     Губы  Тейдеса сжались. Он  нетерпеливо провел  рукой по  своим  волосам
цвета темного янтаря. Его глаза  выражали недоверие, неуверенность  и -- как
подумал Кэсерил -- странное одиночество.
     -- Да,  понимаю, --  вяло  проговорил  он  и повернулся  к  выходу.  Из
коридора донесся его шепот: -- Я обязан сделать это сам...
     Если  он имел  в  виду  --  посоветоваться  с Орико,  это было  хорошо.
Кэсерилу  следовало прийти  к Орико первым и, если этого будет недостаточно,
привести  Умегата. Он положил перья на место, закрыл книги, перевел дыхание,
переждал боль, возникшую от резкого движения, и поднялся на ноги.
     Получить  аудиенцию   у   Орико  оказалось   значительно  сложнее,  чем
ожидалось.  Приняв  его за  посланца Исель с очередным запросом относительно
замужества  с принцем  Ибры,  рей скрылся от Кэсерила и послал отделаться от
непрошеного гостя  своего  камердинера.  Дело осложнялось тем, что  разговор
должен был происходить  в приватной обстановке --  с глазу на глаз -- и так,
чтобы их  не могли прервать. После  ужина Кэсерил прохаживался по коридору у
банкетного зала, опустив  голову и  размышляя,  как  заставить все-таки  рея
пойти на разговор, когда кто-то схватил его за плечо и развернул кругом.
     Он поднял  глаза, и извинения за рассеянность  замерли у него на устах.
Перед  ним  стоял сьер ди Джоал, один из оставшихся не у дел громил Дондо --
как  же  зарабатывали себе  на карманные  расходы  все  эти  пропавшие души?
Подкармливал ли их  брат Дондо? С  ним  были сьер ди  Марок и  еще  какой-то
ухмылявшийся приятель.
     --  Невежа!  -- проревел ди  Джоал, немного переигрывая. --  Да как  вы
осмелились отпихнуть меня от двери?!
     --  Прошу  прощения,  сьер  ди  Джоал,  --  проговорил  Кэсерил.  --  Я
задумался.
     С легким полупоклоном Кэсерил попытался обойти эту  троицу. Но ди Джоал
шагнул  в сторону,  преграждая Кэсерилу  путь к отступлению,  и откинул полу
плаща, продемонстрировав рукоять меча.
     -- Я сказал, что вы отпихнули меня. Вы что, считаете, что я лгу?
     "Ах, так это ловушка. Понятно".  Кэсерил остановился, его губы сжались.
Он устало спросил:
     -- Чего вы хотите, ди Джоал?
     -- Приведите свидетелей! -- ди Джоал махнул рукой своему  приятелю и ди
Мароку. -- Он толкнул меня. Его приятель послушно повторил:
     -- Да-да, я видел!
     Ди Марок смотрел как-то неуверенно.
     -- Вы расплатитесь со мной за это, лорд Кэсерил! -- прошипел ди Джоал.
     -- Да, я вижу, --  сухо  ответил Кэсерил. Было ли это  пьяной глупостью
или заранее продуманной  попыткой убить  его?  Дуэль до  первой  крови,  под
крики: "Меч соскользнул, клянусь честью! Он сам напоролся на острие!" и  при
огромном     количестве    купленных    свидетелей,     чтобы    подтвердить
непреднамеренность убийства, --  проверенная практика и  выход для гордых  и
пылких молодых придворных.
     --  Я  утверждаю,  что получу три капли вашей  крови,  чтобы смыть  это
оскорбление! Обычный вызов.
     --  А  я говорю,  что вам  следует подержать голову в ведре с  холодной
водой, пока  она  не  остынет, мальчик. Я не  дерусь  на дуэлях. Понятно? --
Кэсерил откинул плащ  и показал, что не прицепил меч, собираясь на ужин.  --
Так что позвольте мне пройти.
     --  Уррак, одолжите  трусу  ваш  меч!  У  меня  есть два свидетеля.  Мы
разберемся прямо сейчас! --  и ди Джоал подбородком указал  на дальнюю часть
коридора, ведущего на главный двор.
     Уррак  отстегнул  свой  меч и, оскалившись, бросил  его  Кэсерилу.  Тот
поднял бровь,  но не руку, и  меч  в  ножнах со звоном  упал к его ногам. Он
подтолкнул его обратно к владельцу.
     -- Я не дерусь на дуэлях.
     -- Я что, должен назвать вас  трусом в лицо? --  спросил  ди Джоал. Его
губы  приоткрылись,  дыхание стало прерывистым в  предвкушении  драки. Краем
глаза  Кэсерил  увидел пару  приближавшихся  к ним  придворных, привлеченных
громкими   голосами   и  торопившихся  успеть,  чтобы  не  пропустить  самое
интересное.
     --  Называйте меня, как  вам больше нравится... в зависимости  от того,
сколь  полным  дураком вы хотите  прослыть.  Ваш лепет  ничего  для  меня не
значит, --  Кэсерил вздохнул, пытаясь  изобразить равнодушие и усталость, но
кровь пульсировала в его жилах все быстрее. От страха? Нет. От ярости...
     -- Вы носите титул лорда. Неужели у вас нет чести лорда?
     Кэсерил приподнял уголок рта, но отнюдь не в улыбке.
     -- Неверное  понимание  чести  -- это болезнь, от которой успешно лечат
надсмотрщики на галерах.
     -- Что же, тем лучше  для вашей чести. Вы же не  откажете в трех каплях
крови для меня?
     -- Конечно, --  голос Кэсерила  стал странно спокойным,  сердце, только
что бешено колотившееся в груди, вдруг замедлило свой  бег. Губы растянулись
в странной ухмылке. -- Конечно, -- выдохнул он снова.
     Кэсерил поднял  левую  руку ладонью вверх, а  правой  резким  движением
выхватил из ножен на поясе нож. Еще недавно он резал им хлеб. Рука ди Джоала
стиснула рукоятку меча и потянула его наверх.
     -- Только не здесь! -- взволнованно закричал ди Марок. -- Вы же знаете,
что  надо  выйти во двор, ди Джоал! Во  имя Брата, у  него  нет меча...  так
нельзя!
     Ди Джоал  заколебался;  Кэсерил, вместо  того чтобы  двинуться к  нему,
засучил левый рукав и медленно провел лезвием ножа по своему запястью. Он не
почувствовал боли. Показалась кровь,  блес